Читать книгу: «Кто такая Даша?», страница 4

Артем распалился, заговорил на повышенных тонах, позабыв об осторожности, и я поняла, что, если весь мир восстанет против Храмцова, Артем жизнь положит, чтобы его защитить. Он для него теперь царь и бог.

– Чем болеет твоя мама? – ушла я от ответа.

– У нее рак груди. Вторая стадия. Ей удалили одну молочную железу, и сейчас она проходит химиотерапию.

– Где вы лечитесь?

– В Москве.

– Кто сейчас с твоей мамой?

– Моя сестра. И еще мы нанимали сиделку. Это тоже Роман Викторович позаботился.

– Тебе повезло, что ты встретил его на своем пути.

– А тебе?

– И мне, наверное, тоже.

И в самом деле, чем Храмцов мне не угодил? Что было бы с Жераром и со мной, если бы Роман Викторович не предложил мне эту связь? Пусть за деньги, но это ведь я решила скрыть от него правду! Помог бы он мне, как Артему, если бы узнал, на что действительно мне нужны деньги? В тот момент я подумала, что помог бы. И разве не легла бы я с ним также в постель – из благодарности? Тогда в чем он виноват?

Ох, что это было за испытание! Между комнатами расстояние всего два метра, но пока я кралась от своего номера до соседнего, мне показалось, я преодолела километр. Причем бегом. Мое сердце стучало так сильно, что я боялась, его услышат в других номерах. Руки тряслись и ноги были точно вата.

Идея с тем, что мы с Артемом любовники мне не понравилась, и я хотела избежать подобных слухов. И поэтому заготовила речь, куда иду и зачем, но переживала, что с перепугу, если вдруг кто-то нарисуется передо мной, забуду все свои заготовки, и тогда нашу прогулку со Шведовым истолкуют так, как и задумано шефом.

И кроме того я злилась на Храмцова. Неужели нельзя было потерпеть одну ночь и воздержаться от встречи? Зачем мне все эти сложности? Он хочет меня проверить? Справлюсь ли я с трудной задачей? Или тешит свое самолюбие, наблюдая, как я покорно следую его указаниям? Ну, Роман Викторович, сегодня вы у меня получите удовольствие по полной. Я вас исцарапаю так, что места на вас живого не останется. И пусть потом все коллеги сличают, под чьими ногтями осталась ваша загорелая кожа.

Когда я дошла до двери, я еще раз огляделась по сторонам, убедилась, что никто не выглядывает в щель в дверном проеме, и резко нажала на ручку. Быстро просочившись в номер, я закрыла дверь и повернула защелку. Только после этого выдохнула.

– Я уж думал, ты не придешь.

Я обернулась к шефу, и вся моя злость мгновенно улетучилась. Мое тело, точно верный пес, отозвалось на один лишь его взгляд. Не тот, каким он смотрел на меня в офисе – холодный и безразличный, а этот – пылкий и вожделенный. И я растаяла как мороженое под палящими лучами солнца.

И откуда в нем такая власть надо мной? Я могла осуждать его, могла злиться, но как только мы оказывались наедине, я хотела только одного – чтобы он снова доводил меня своими ласками до безумия.

Роман Викторович поднялся мне навстречу. На нем лишь спортивные штаны, свободно свисающие на его бедрах. Мне же пришлось одеться основательно. Даже кофту накинула.

– Я думала, умру, пока дойду.

– Нет, умирать ты будешь от другого.

И он стал в порыве страсти раздевать меня. И чтобы это произошло быстрее, я взялась ему помогать. Вслед за моей одеждой на стул полетели его спортивные штаны, и подхватив на руки, он отнес меня на кровать.

– Только сильно не шуми. Здесь тонкие стены. Слышишь?

Я прислушалась, и до моего слуха долетели звуки чьего-то громкого храпа.

– Кто там?

– Сан Саныч.

Это сотрудник юридического отдела. Здоровый дядечка лет пятидесяти с пивным животом и мощным басом. И храп как оказалось у него тоже не фальцетом.

– Хорошо, я постараюсь, – сказала я и игриво проследовала пальцем от его подбородка к паху.

Ту ночь мы впервые провели вместе. Полностью.

Когда все закончилось, я должна была встать и уйти, но все члены моего тела после того сумасшествия, что между нами творилось, отказались мне повиноваться и попросили пару минут, чтобы прийти в себя. Но не подняли меня на ноги в отведенное им время, и я уснула.

Но я даже не успела этого понять и насладиться приятными минутами пробуждения в объятьях Храмцова. Я проснулась от того, что он тормошил меня за плечи и велел быстро вставать и уматывать к себе. Он был зол. Выйти из номера незамеченной, когда рассвело, гораздо сложнее. И я это тоже понимала.

Как два нашкодивших подростка, мы жались к дверям и прислушивались к звукам извне. В какой-то момент мы решили, что там тишина и никого нет, стали открывать дверь, но вдруг послышались голоса, и мы ее быстро закрыли. И снова ждали наступления тишины.

– Иди. Кажется, все ушли.

Я открыла дверь и ступила за ее порог, быстро закрыла и сделала два шага.

И вдруг заметила на лестнице, находящейся напротив моего номера, Нину Николаевну. Нашего главного бухгалтера. Она хоть и относится к руководящему составу, но предпочла занять дом с рядовыми сотрудниками. Тем более что ее муж тоже работает в компании и к руководству не относится.

Как-то она зашла в приемную, занесла документы шефу на подпись, хотя вполне могла поручить это кому-нибудь из своих подчиненных девочек, и стала рассказывать последние сплетни (мне кажется, этим навыком она владеет даже лучше, чем бухгалтерией) о Белобородовой и Кудрявцевой. Я абстрагировалась от ее болтовни, и делала свою работу, периодически угукая, как филин, и создавая впечатление внимательного слушателя, но на самом деле даже не вникая, что она говорит.

И вдруг я услышала слово «женой» и мысленно подтянула к нему последние слова в предложении, произнесенные до него:

– …но это не удивительно с такой-то женой.

Я подняла на нее любопытный взгляд и полностью обратилась в слух.

– Какой – такой? – спросила я.

Нина Николаевна открыла рот, чтобы мне ответить, но в приемную вошел Олег Валентинович, и она тут же его закрыла. Быстро откланялась и ушла.

А я потом все думала, что она имела в виду под своими словами? Что не так с женой Романа Викторовича?

Но получить ответ мне не удалось. Она больше не заговаривала о его жене, и, разумеется, сама спросить ее о ней, я не решалась.

И вот мы столкнулись с Ниной Николаевной в коридоре, когда я шла из номера Артема. Она стояла на лестнице и как будто переводила дыхание. Она довольно крупная женщина и движения наверх давались ей нелегко.

– Доброе утро, – немного нервно сказала я.

– Доброе утро.

– Вы не видели Артема? – взялась я за свои заготовки. – Я заходила к нему в номер, а его там нет. Звонил Роман Викторович, ищет его, а у того телефон недоступен.

– Так Артем внизу, все уже там. Я вот очки забыла, поднимаюсь за ними.

– Хорошо, напишу Роману Викторовичу, что Артем нашелся. Спасибо. Телефон только возьму.

И я быстро открыла свою комнату и нырнула в нее. Закрыла дверь и прижалась к ней. Сердце отбивало чечетку, и перед глазами пошли круги. Что же теперь будет? Надеюсь, она мне поверила. Иначе шеф меня убьет.

Артем был прав, когда сказал, что Белобородова и Кудрявцева и виду не подадут, что проиграли. Обе крутились возле Романа Викторовича весь остаток дня, и всячески демонстрировали окружающим, что именно ей повезло в прошедшую ночь. То Вероника сдувала ресничку со щеки шефа, поднося губы к его лицу так близко, что казалось вот-вот коснется его, то Марина как бы случайно споткнулась около него, и он инстинктивно подхватил ее, чтобы она не упала, после чего в знак благодарности поцеловала его в щеку и одарила таким страстным взглядом, что мне стало не по себе. Главным образом от того, как он отреагировал на ее действия. Он что-то шепнул ей на ухо и шлепнул по заду.

– Ну и кто же? – Услышала я около себя шепот коллег. – Неужели Маринка?

– Да черт их знает. Обе утверждают, что провели ночь с ним.

– А может он с двумя? – предположил кто-то другой, и дикий хохот заставил мои внутренности содрогнуться от омерзения.

Так и подмывало подойти и плюнуть в лицо тому, кто это произнес. Или сказать им правду и насладиться видом их удивленных лиц. Вот была бы потеха! Но, конечно, я не собиралась делать ни того, ни другого. Как бы я потом смогла работать в компании?

По итогу «выигрыш» присудили Кудрявцевой, и Белобородова разозлилась на нее не на шутку. Даже измазала ей помадой лобовое стекло машины, выведя печатными буквами: «Шлюха». Марина Юрьевна лишь злорадно посмеялась в ответ.

Но что скрывалось за этим злорадством? Она-то точно знала, что проиграла. И когда после выезда на базу зашла в приемную и долго-долго смотрела на меня, под ее взглядом у меня прошел мороз по коже. Она все знает, – подумалось мне.

– Вы к Роману Викторовичу? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие в голосе. – Его нет, он на объекте.

– Нет, к тебе.

Я не знаю, откуда у меня взялись силы разговаривать с ней как ни в чем не бывало, но внутри меня сковал такой страх, будто я оказалась перед судом инквизиции и меня ждет сожжение.

– Какие-то документы на подпись? – бросая взгляд на ее руки, в которых она держала бумаги, уточнила я.

– Нет. Кто она? Ты постоянно здесь и должна все видеть. И слышать.

– Вы о чем?

– С кем у Храмцова роман?

– Разве не с вами?

И я отвела взгляд. Уставилась в электронную почту и стала создавать видимость работы.

– Не отворачивайся, когда я с тобой разговариваю! – хватая меня за плечо, злобно процедила Кудрявцева. – Кто она?! Она работает у нас?

– Я не знаю. Если кто-то и есть, мне об этом ничего неизвестно.

– Дура! Толку от тебя никакого.

И она резко развернулась и ушла. И только после ее ухода я поняла, как сильно дрожат мои пальцы. Да уж, если бы Кудрявцева узнала правду, работать в компании я бы точно не смогла. В этом Артем прав.

А вслед за ней пришла Нина Николаевна. Она принесла отчеты на подпись Роману Викторовичу, и как будто бы собралась уходить, но в пороге остановилась, закрыла дверь внутри приемной и прошла на стул. Я решила, что она собралась посплетничать, возможно, обсудить прошедший выезд на базу, и мысленно приготовилась абстрагироваться от ее монолога. Шеф собирался в командировку, и мне нужно было подготовить ему документы.

– Сколько тебе лет, Лера? – неожиданно спросила Нина Николаевна.

– Скоро будет двадцать один.

– Совсем еще юная. А у меня в твоем возрасте уже дочь была. Раньше-то быстро замуж выходили и рожали. Вот и я в восемнадцать выскочила замуж. Сейчас-то моей дочери уже тридцать два года. Всего-то на два года старше Романа Викторовича. А ты замуж не собираешься?

– Нет.

– Что так?

– Не за кого…

– А Артем как же? Говорят, у вас шуры-муры.

Я вспомнила, как мы столкнулись на лестнице на базе, и смутилась. Неужели она пришла все разведать?

– Нет, мы просто… общаемся.

– Хороший парень. Присмотрись к нему.

Я думала, что вот сейчас она уйдет, и я наконец смогу спокойно заняться работой, но Нина Николаевна никуда не спешила.

– Разборчивая нынче молодежь пошла. И умная. А вот моей дочери мозгов в свое время не хватило. Вышла замуж за алкаша, и мается с ним столько лет! Еще, дура, троих детей от него родила. Говорит, люблю его, и никто мне больше не нужен. А он с работы на работу мыкается, нигде подолгу не задерживается. Кому ж алкаши-то нужны. Даже Роман Викторович его к себе на стройку брал. Да чуть, дурак, человека не угробил. Зять в смысле мой.

– И что – ничего нельзя с этим сделать? С зависимостью его.

– Да можно. Вот закодировали. Вроде не пьет. Да и не работает. Не берут его нигде. У него трудовая, как «Война и мир» Толстого, да еще по статье увольняли. Как бы не сорвался опять.

Ох, как мне была знакома эта ситуация. Только Жерар не алкоголик, а наркоман. И с работой у него вечно проблемы были. Он кроме девяти классов никакого образования не имел, и работать мог разве, что грузчиком или каким-нибудь курьером, но с хромой ногой не везде мог трудоустроиться. И из-за этого часто злился и был в депрессии. А она при таких пристрастиях худший попутчик.

– Не надо сдаваться, – сказала я. – Если сейчас он не пьет, все у него получится, надо в него верить. Семья – это лучший мотиватор, и вы должны его поддерживать.

– Хорошо говоришь. Как будто знаешь что-то об этом. Кто –то пил у тебя в семье?

– Нет.

– А отец?

– Нет, он не пил. Его давно нет.

– Ну видно и правда девка толковая, раз тут работаешь, – и, бросив взгляд на дверь, как будто желая убедиться, что она действительно закрыта, добавила: – Может ты поговоришь с Храмцовым, чтобы он взял моего зятя на работу? На стройку. Он клянется, что больше пить не будет.

– А почему вы сами не поговорите с Романом Викторовичем?

– В прошлый раз он мне такой выговор за него сделал, что я просто не решаюсь. Из-за него ведь на стройке чуть человек не погиб. Но, слава богу, выжил. Проверки всякие пошли из разных органов, а Роман Викторович это страшно не любит.

– Почему вы думаете, он послушает меня?

Она наклонилась к моему столу и тише сказала:

– Нашла же ты к нему как-то подход, раз он тебя привечает, а этих куриц бросил.

Ой, мамочка, спаси и сохрани. Как оказалось, тихий вкрадчивый тон в голосе тоже может пробрать до костей. И это не то же самое, что несколько минут назад с Кудрявцевой.

Зазвонил телефон, и я вздрогнула. Взяла трубку трясущейся рукой и, сделав глубокий вздох, ровно произнесла: «Слушаю». Это звонили из коммерческого отдела и спрашивали, не подписал ли шеф документы, которые они приносили. Я проглядела бумаги, которые Роман Викторович вернул со своей визой, и, обнаружив требуемый документ, ответила, что за ним можно прийти и забрать.

После этого Нина Николаевна сразу заторопилась. Схватила меня за руку, и умоляющим тоном заговорила:

– Лерочка, на тебя вся надежда, не дай случиться беде. Он ведь опять начнет пить, если работу не найдет. Поговори с Романом Викторовичем. Пусть он даст ему второй шанс.

– Я, конечно, могу поговорить с ним, но не уверена, что он прислушается к моим словам.

– А ты попробуй. Я ведь не только тебя видела выходящей из номера Шведова. Через пять минут оттуда же вышел шеф. Я никому этого не говорила. Но ты меня знаешь, поговорить я жуть как люблю.

Что это? Шантаж? Вот уж не думала, что Нина Николаевна на это способна. Она конечно сплетница, но добродушная женщина, и таких выпадов я от нее не ожидала.

– Хорошо, я поговорю с Романом Викторовичем.

В этот момент дверь открылась, и в приемную вошел тот самый сотрудник из коммерческого отдела, который мне звонил. Пока я отдавала ему документы, Нина Николаевна вышла, но осадок после ее визита еще долго оставался на душе.

С некоторых пор я стала рисовать. Купила специальную бумагу, карандаши и делала зарисовки. Это был вид из окна. Я не ходила в художественную школу, и училась этому искусству только с братом. И поэтому нет ничего удивительного, что эскизы мне не удавались. Но я все равно бралась за карандаш, смотрела видео в интернете и пробовала.

Бабушка не позволила мне оставить школу после девятого класса, настояла на том, чтобы я окончила все одиннадцать. Она понимала, что надежды на Жерара нет, и возлагала ее на меня. Она хотела, чтобы я получила высшее образование и выбилась в люди.

Но Жерар снова был в клинике, а бабушка слегла с сердцем. И я не справилась с эмоциями и не добрала всего один балл, чтобы поступить на бюджет. В архитектурный. На дизайн.

Но я не сказала ей, что не поступила. Обманула, и каждое утро уходила, будто бы в университет, а сама мыла полы в соседних домах и подрабатывала официанткой в маленьком кафе. А деньги откладывала.

А потом бабушки не стало, и на отложенные деньги я отучилась на секретаря.

И рисовать было некогда. А так хотелось.

И вот время нашлось. В те дни, когда Романа Викторовича не было, и я не делала ремонт на квартире, я могла весь вечер просидеть за рисунками, пока совсем не стемнеет, и только потом отложить карандаш и полюбоваться результатами своих трудов. Становилось лучше, но перспектива страдала.

В тот вечер я ждала Храмцова, и пока его не было, тоже взялась за карандаш, но вместо того, чтобы рисовать город, который был передо мной как на ладони, я вдруг стала выводить прямоугольник и вписывать в него черты лица: брови, глаза, нос, подбородок и уши. И в самую последнюю очередь губы.

Те самые губы, которые почти три месяца манили прикоснуться к ним, но всякий раз оставались недосягаемыми. Я прорисовывала их особенно тщательно. Мне была знакома на них каждая складочка, каждый изгиб, но только не вкус. И это сводило с ума.

Я услышала, как пришел Роман Викторович, и быстро убрала свой рисунок в тумбу. Я не показывала ему своих творений, и все мои таланты по-прежнему оставались им нераскрытыми.

Он прошел в комнату и как обычно оценил взглядом мой внешний вид. Оставшись удовлетворенным осмотром, шеф прошел к своему кофе. Я вернулась за барную стойку и села спиной к окну.

– Роман Викторович, нам нужно поговорить.

Его бровь взмыла вверх. Вероятно, его удивил мой серьезный тон. Он взял свой кофе и сел напротив меня.

– Говори.

– Ко мне сегодня приходила Нина Николаевна и просила за своего зятя. Ему нужна работа, и она уверяла, что он завязал пить. Вы можете дать ему второй шанс? Помогите ему, пожалуйста.

– У меня не благотворительная организация, – жестко сказал Храмцов, – а серьезная строительная компания. Ее зять едва человека не убил. А отвечал бы я. Потому что позволил ему в пьяном виде явиться на опасный объект.

– Я понимаю, он совершил ошибку. Но кто не ошибается? Если ему не помочь, он снова начнет пить.

– Лера, ты молода и наивна, если думаешь, что человек может исправиться. Не бывает бывших алкоголиков, наркоманов и зэков. Рано или поздно они срываются и возвращаются к своим вредным привычкам и преступлениям.

И вот тут я поняла, что правильно сделала, что не рассказала ему о брате. С таким убеждением он бы мне не помог.

– А я верю, что все можно исправить, – твердо сказала я. – Надо только сильно захотеть, и чтобы родные поддержали. Это тяжело, но только вместе можно победить пагубные пристрастия. А если оставить человека одного, то даже самый сильный характер сломается.

Роман Викторович пристально посмотрел на меня, отпил свой кофе и сказал схожие с Ниной Николаевной слова:

– Тебе как будто бы приходилось с этим сталкиваться, – а в глазах вопрос: «Кто был этот человек?»

– С этим – нет, – опуская глаза, сказала я, – не приходилось. Но я знаю, как тяжело справляться с трудностями в одиночку.

Я чувствовала, как он прожигал меня взглядом и как будто бы хотел что-то спросить, но то ли не решался, то ли помнил о нашем уговоре не задавать вопросов, и не хотел его нарушить, и я не понимала, чего хочу больше – чтобы он спросил или промолчал.

В воцарившейся тишине, нарушаемой лишь потягиванием кофе из чашки, было столько безразличия ко мне и моей судьбе, что оно рвало меня на части. Я хотела быть кому-то нужной и интересной, хотела быть кем-то любимой, и чтобы этот кто-то взял на себя мои заботы.

Но, наверное, так бывает только в сказках, и я действительно слишком молода и наивна, если думаю, что я та самая Золушка, которой достанется прекрасный принц.

– В бизнесе приходится руководствоваться опытом и холодным рассудком, а не верой в чудеса, – наконец сказал Храмцов, и словно чем-то озадачившись, вдруг нахмурил брови: – А почему она пришла к тебе? Пусть Нина Николаевна придет ко мне, и я ей повторю все то, что сказал тебе.

По каким-то причинам, наверное, потому что я слишком добра, я хотела скрыть от него, что Нина Николаевна шантажировала меня. Я наивно полагала, что мои слова на него подействуют, и он возьмет ее зятя снова на работу, даст ему второй шанс, и не узнает, до чего может опуститься человек, желающий счастья своей дочери. Но тот, кто повязан с бизнесом, мыслит разумом. Не сердцем.

И мне не оставалось ничего другого, как сказать ему правду:

– Нина Николаевна видела нас обоих выходящими из номера Артема.

Возникла секундная пауза, после которой Храмцов, раздраженно вздув ноздри, протянул:

– Ах, вот оно что! А я то думаю, какого черта она пришла к тебе.

Он подскочил со стула и как зверь в клетке заметался по комнате.

– Вот сучка! Я ее столько лет держу на месте главного бухгалтера, хотя есть кандидатуры и получше, даю ей возможность доработать до пенсии, а она значит, шантажировать меня вздумала! Сука!

– Роман Викторович, она бы никогда не стала, если бы ситуация не заставила.

– Нет, Лера, это не ситуация ее заставляет так себя вести. Она просто хочет взять меня за яйца, и управлять мною! Завтра работа потребуется ее дочери. Послезавтра – брату, свату и так далее. А потом и денег попросит.

– Роман Викторович…

– Нет, Лера! Этого не будет! Я не позволю никому крутить мною! Когда придет к тебе, отправь ее ко мне. Я с ней сам поговорю.

– Роман Викторович, пожалуйста, не надо так. Я не хочу, чтобы все это происходило из-за меня. Давайте лучше я уйду, нечем будет манипулировать, и проблема сразу отпадет.

Уйду? Господи, что я такое говорю? А как же Жерар и его нога? Как я возьму кредит без работы? И где еще я найду такое «хлебное» место?

– Что значит, ты уйдешь? А кто будет работать?

– Я думаю, вам не составит труда найти мне замену.

– Нет. Ты останешься.

И тепло, и спокойствие растеклось по моему телу. Я все-таки ему нужна.

Он перестал метаться, усмирил свой пыл и вернулся на место.

– Вот дьявол! – уже без эмоций сказал шеф. – Хотел же сигануть с окна, да боялся ноги переломаю. Но уж лучше бы я переломал, чем кто-то по вине этого придурка, ее зятя. Но хорошо, черт с ним, возьму я его на работу. Найду ему что-нибудь попроще. Где минимальные риски покалечиться и покалечить других. Но я ему сам голову сверну, если снова начнет пить.

Храмцов осушил свою чашку, и посмотрел на часы на телефоне.

– Пора заканчивать с болтовней, я сюда не за этим пришел. Иди ко мне. Завтра я на два дня уезжаю, мне надо подзарядиться как следует.

И он потянул меня за руку к себе. Я покорно сползла со своего табурета, и приблизилась к нему. Подняла глаза, и передо мной совсем другой мужчина. Полный антипод тому, кто еще минуту назад метал гром и молнии.

И колени ослабли, и дыхание перехватило.

Роман Викторович медленно развязал пояс на пеньюаре, и стянул его с моих плеч. Я осталась в одном белье, и упивалась его вожделенным взглядом. И верила, что во мне все совершенно.

– Пошли вместе в душ, – сказал он мне в шею.

– Я уже принимала его.

– Мы будем не мыться.

И воображение нарисовало все то, что должно произойти. Ох, неужели все так и будет?

И я покорно последовала за ним.