Читать книгу: «Вермеер Дельфтский», страница 7

Так же как звук, каждая краска имеет свой глубокий смысл и значение. Вермеер знал это. Тех, кого он хотел представить на картине, он сажал у полуоткрытого окна. Солнце, пробиваясь сквозь стекло, дробилось и ползло и вкрадчиво ластилось ко всему прекрасному: к нежным глазам и полуоткрытым влажным губам мечтательных девушек, к мягкому шелку синих материй, к хрусталю, ко всему, что так хорошо горит и живет для солнца и от него. У девушек Вермеер особенно нежно любил шею, глаза и губы. Им, вместе с лучом солнца, посылал он свою мечту. И вправду: как серебрится жемчуг на розовой шею «Девушки» в Берлинском музее! Почти слышно, как дышит она, почти видно как теплится кровь тела сквозь кожу и серебристость жемчужного ожерелья. Еще трепетно любил художник губы. Помните на картине в Гааге, как лениво и свободно открыты уста fillette, похожей на мальчика? Или дама «Веселого общества» Брауншвейгского музея, или женский портрет из собрания Аренберг…

Так же, как женщин, Вермеер любил музыку. Не только все краски его звучат музыкальными аккордами, но и на многих картинах мечтательные женщины играют на спинете или лютне. На «Уроке музыки» Виндзорской галереи, в комнате, залитой солнцем, сидит кто то за спинетом, спиной к зрителю и только в зеркало видно милое женское лицо. И чудится будто поет старый спинет, и поет молодая женщина, и нежно вторит ей зачарованная солнечной сказкой горница: мебель и картины и зеркала, все поет. На картине Амстердамского музея женщина сидит с лютней, в Лондонской национальной галерее она опять у спинета… Так много раз, в разных положениях, одинокая мечтательница предается своим грезам. Вермеер не имел никакой фантазии, или, правильнее, не хотел выдумывать. Его тихая, детская душа не улетала в далекие страны, в нездешний мир. Художник был беден и писал жизнь только своего дома, и все его живописное творчество является каким то «voyage autour de ma chambre». Действительно, все люди Вермеера всегда сидят в той же скромной комнате с шашечным полом, всегда ровно и спокойно льется свет в то же окно с узорной пестрядью стекол. И стоит тот же стул с блестящими гвоздиками с головками, а на стене висит картина или географическая карта. Даже люди, находящиеся в комнате – все те же; чаще всего это некрасивая, но прелестная девушка с тонкой, нежной шеей подростка, с живыми, блестящими, газельными глазами. И всегда она не то улыбается, не то в задумчивости о чем то мечтает, мечтает как грезит все в этой тихой комнате, почти пустой, но заселенной живой теплотой кажущихся «мертвыми» предметов. Может быть, смотрит слишком «земной», слишком обыденной эта обстановка среднего голландского дома, этот вечно-повторяющийся «живой инвентарь» картин? Но в простоте, в скромной музыкальной ритмичности красок кроется и новый вечный свет; Вермеер поэт краски для краски, живописи для живописи.