Читать книгу: «Эротический сон механической кукушки. Экзистенциальная сказка», страница 3

***

Невозможно что-либо объективно оценивать и воспринимать, когда ты не уверен даже в собственном существовании. И это был как раз мой случай.

Понятно, что вообще ничего невозможно воспринимать объективно и что в сущности ничто не может придать уверенности в непрерывном существовании кого угодно. Но в данном случае речь шла уже о другом.

Дело в том, что с момента, как я взялся за дверную ручку, до того момента, как я оказался на лестнице, объективно прошло гораздо больше времени, чем это показалось мне.

Волей-неволей мысль, которую я отгонял от себя все эти два дня, все настойчивей проявляется у меня в голове.

А может, все же проблема только во мне? Во мне одном? Может, я просто-напросто свихнулся, сошел с ума?

Но все это теперь прозвучало слишком странно и глупо как-то. Хотя, опять же, смотря с чем сравнивать. И даже если это так, мне кажется, я до самого последнего момента не смогу себе в этом признаться. Не смогу просто осознать, понять это.

Так что, если это правда? И я все это время или гораздо дольше брожу то ли в лабиринтах своего сознания, то ли по коридорам какой-нибудь психушки, воображая себе бог знает что.

Я попытался представить себе все это со стороны. Происходящее теперь представлялось мне в виде эдакого постановочного спектакля.

Все тщательно продумано, отрепетировано и потому выглядит совсем уже абсурдно.

Вокруг стояла мертвая тишина. Но еще совсем недавно меня окружала масса звуков? Я повернулся к дверям, откуда я как будто только что вышел. Оттуда не раздавалось ни звука!

Рванув на себя дверь, я ринулся обратно в зал.

Тишина и никого. Та же картина, что и вчера. Те же станки стоят на своих местах, один за другим, теряясь в полумраке зала. Явно стало темнее, теперь я уже был в этом уверен.

Я бросился по залу туда, где я только что, казалось, говорил с человеком. С живым человеком. Может, единственным человеком здесь.

Мой бег отдавался гулким эхом. Уже по нему было понятно, что здесь, кроме меня, никого больше нет.

А может, и не было? Где доказательства? Моя собственная память уже не в счет.

Вот он, этот стол и этот стул.

Никого. Ни человека, ни его вещей. Нет даже ощущения, что недавно здесь кто-то был. Разве что с тех пор прошел не один час.

Может быть, где-нибудь там, в конце зала, в той комнате, где я ночевал?

Я побежал дальше. Побежал, будто боясь опоздать. Сердце стучало, как безумное.

Опоздать? Но куда? Куда я так спешил? Кого хотел настигнуть? Человека или привидение?

Вот он, конец зала. Вот она, та дверь. Дверь, как и тогда, была открыта. Там внутри, естественно, никого. Та же комната, ничего не изменилось. Смятое покрывало на диване. Камин, стопка дров. Все, как я оставил здесь утром.

Я присел отдохнуть немного и перевести дух. Все-таки зал не маленький. Страшно захотелось вдруг пить.

Я автоматически подошел к холодильнику и заглянул внутрь. Больше искать было просто негде. Все на виду.

В холодильнике оказалась бутылка, заполненная чем-то белым. Обыкновенная запечатанная фольгой бутылка с надписью «кефир». На вид там и правда был кефир.

Но сколько он здесь пролежал? Да и холодильник вроде как не работает. На дату смотреть было бессмысленно.

Я вскрыл бутылку и осторожно понюхал. Вроде кефир как кефир. Осторожно попробовал на язык. Да, кефир, и вполне себе вкусный и даже свежий.

Несколькими жадными глотками я осушил всю бутылку. Немного полегчало. Совсем чуть-чуть.

После всей этой беготни и бесплодных поисков я как-то снова здорово сник. И пребывая в состоянии отрешенном и подавленном, я снова вышел на лестницу.

***

Так уж получается, что все заходит в тупик. Все запутывается еще больше, а ведь я уже поверил в благополучный исход. Теперь я понял, что, увидев того человека, я сразу успокоился, решив про себя, что выход из лабиринта так или иначе найден. А сейчас снова пустота и эта лестница. Куда она ведет?

Я заглянул вниз между пролетов, но ничего не увидел. Нижняя площадка тонула во мраке. Я разглядел там только бесформенную груду ломаной мебели. То ли столы со стульями, то ли шкафы, то ли просто какие-то доски. Как это обычно бывает там, где никто не ходит. Обязательно что-нибудь да навалено.

Так что, вполне возможно, там был очередной тупик. Еще один тупик.

Наверх по лестнице было однозначно светлее и более обнадеживающе, что ли. Насколько высоко поднимается лестница, отсюда было не видно. Пролеты перекрывали друг друга в проеме. Постояв еще с минуту в нерешительности, я двинулся наверх.

А что, собственно, оставалось делать? Тут уж думай не думай, назад мне хода не было. По крайней мере, возвращаться в тот длинный коридор я не хотел, от одной этой мысли мне становилось не по себе. Вниз еще успею, если что. Не очень-то хочется забираться мне в ту темноту внизу. Все-таки наверх лучше всего. Это так естественно. Сверху и видно лучше.

Лестница была такой же видавшей виды, как и все здесь. Те же давно не крашенные облупившиеся стены невнятного желтого цвета. Те же тусклые желтые лампочки на площадках, не способные до конца развеять этот полумрак, поглощающий здесь все и вся. Старое здание. Интересно, сколько ему может быть лет?

Хотя вся эта застарелость и заброшенность вряд ли измерялась годами. Это как внутреннее содержание чего-то. Предмета, живого существа или даже человека. И, может, в первую очередь именно человека. Снаружи все блестит и сверкает, а внутри ничего. Запустение и пустота.

И что хуже всего, здесь до сих пор не было ни одного окна. Это больше всего угнетало и путало с самого начала. Будто ты погребен под землей.

От всех этих мыслей мне опять сделалось нехорошо. Навалилась апатия, стало трудно дышать. Все тело сковала слабость, аж коленки подгибались.

Все-таки что-то со мной явно не в порядке. Очень похоже на помутнение рассудка, как это ни печально было бы признавать. Слишком нехорошие симптомы.

Правда, какими именно дополнительными симптомами сопровождается это помутнение, я представлял себе плохо. Другое дело, что раскоординация во времени и пространстве, бесконтрольные воспоминания и галлюцинации говорили о некоторой, пусть и временной, неполноценности.

Я сразу вспомнил про человека в типографии и непроизвольно пожал плечами.

А теперь еще и полуобморочное состояние. А может, был и обморок. Тогда, когда я вышел на лестницу в первый раз, а потом сразу все вокруг изменилось.

Преодолев еще пару пролетов, на очередной лестничной площадке я увидел дверь.

В отличие от той, что была внизу, эта выходила на другую сторону дома и была похожа на обыкновенную дверь в квартиру. Высокая такая двустворчатая дверь. Какие попадаются обычно в старых домах. И она, естественно, оказалась закрыта.

Все возвращается на круги своя. А то расслабился, раскатал губу. Люди ему привиделись, собеседники. А ведь ничего по сути не меняется. Никогда. Если чувствуешь, что задница и вокруг тебя задница, значит, ты в заднице, и ничего, кроме задницы, тебе не светит.

Еще пара пролетов. Темная площадка, видно, перегорела лампочка. Еще одна дверь. Почти такая же.

Уже проходя мимо, машинально дергаю ручку и вдруг обнаруживаю, что она не заперта.

Интересно!

Главное теперь, без резких движений. Нам, душевнобольным, главное что? Главное – это покой! Покой и только покой. Спокойствие во всем.

Совершенно спокойно открываю дверь и захожу в небольшой темный коридор с высоким потолком, из которого в свою очередь выходит еще несколько дверей. Свет не горит нигде. Вернее, свет идет откуда-то сверху, из небольших таких окошек над дверьми. Окошки то ли замазаны чем-то, то ли просто грязные. Свет сквозь них еле проходит. И скорее всего это уличный свет. Над некоторыми дверьми эти окошки темнее, над другими светлее.

Чем-то похоже на поликлинику. Что, в общем-то, было бы не так уж плохо в моей ситуации. Но для поликлиники коридорчик слишком уж захудалый. И где таблички с наименованием кабинета и фамилией врача, скамейки для пациентов? Вместо скамеек какое-то барахло, наваленное вдоль стен, а на стенах обои и вешалки с полками.

Это совсем не поликлиника и не больница. Вот и засохшая осыпавшаяся елка притулилась в углу.

И пока ни звука. Ватная тишина. Что дает мне повод думать, что и здесь никого нет. Еще один тупик?

Первая же дверь в коридоре, как и ожидалось, оказалась запертой.

Как будто чья-то жизнь. Череда открытых и закрытых дверей. В основном, конечно, закрытых.

А потом…

***

Я хорошо помню наш первый настоящий концерт. Облезлое и внутри, и снаружи здание дома культуры. Бесконечные лестницы и двери.

Концерт был в самом разгаре, и мы давно ждали своей очереди.

Не в силах разговаривать друг с другом, мы стояли поодаль в обширных закулисных пространствах на служебной лестнице и почти непрерывно курили. Рядом стояли такие же, как и мы, молодые и внешне очень крутые и отчаянные музыканты всех мастей. Был какой-то там фестиваль, и подобных нам групп набралось с десяток, а то и больше.

Я помню, что у меня здорово тряслись руки, и эту проклятую дрожь было никак не унять. Никакими силами. Даже прикурить было нелегко. И я с трудом представлял себе, как возьму инструмент в руки и буду еще что-то такое с ним делать.

А в зале собралась приличная толпа весьма искушенных и шумных людей, которая истово и нервно реагировала на все то, что происходило на сцене. И пару коллективов уже здорово освистали и вынудили покинуть зал.

Тут уж либо на щите, либо…

За тусклым окошком маячила теплая и светлая майская ночь. Беззвучно колыхалась на ветру пышная зелень тополей и лип. Но как-то все это было мимо меня совершенно.

В тот момент я верил только в то, что именно теперь решительно ни на что в жизни был не способен. А надо было как-то брать себя в руки. Совершенно непонятно как. Ведь следующий выход был наш.

А позади уже три или четыре отыгравших коллектива, час или около того трясущихся рук, полпачки выкуренных сигарет и подозрительные позывы в желудке.

И когда я уже был готов плюнуть на открытый всем ветрам загаженный туалет и засесть там на всю оставшуюся жизнь, стало уже слишком поздно.

Потом случился мутный провал, и мы сразу оказались на сцене. Где-то там в темноте под ногами находилось множество людей, которые смотрели на нас, активно жестикулировали и что-то от нас ждали.

А здесь на сцене все заливал ослепительный свет прожекторов и софитов, по бокам и сзади стояла куча непонятной аппаратуры, под ногами лежала паутина перепутанных шнуров, и еще присутствовали трясущиеся до сих пор руки и полный паралич мозга.

Потом снова провал…

И вот все уже подключено и настроено. И теперь всего лишь надо как-то начать играть. И проходит очень много времени, в течение которого не происходит решительно ничего. И кажется, никто и ничто не способно столько ждать, и вот-вот в нас из темноты полетят пустые бутылки и посыплются проклятья. И главное – непонятно, в чем причина задержки.

Но наконец мы каким-то чудом начали играть. И неожиданно все худо-бедно получилось. Я слышу остальных и слышу себя. И я даже способен извлекать нужные звуки. Словно откуда-то изнутри выросли чужие руки внутри моих собственных и, не подконтрольные мне, начали играть то, что нужно.

И как играть! Лучшего я и не мог от себя ожидать. И вслед рукам внутри у меня проявилась вдруг музыка, затмившая собой все остальные эмоции. Страх, неуверенность, слабость в желудке, тошноту и тремор в конечностях.

И вот я уже на седьмом небе от того, что стою здесь и от того, что я здесь делаю. И люди внизу как будто ритмично двигаются вслед нашей музыке.

Но и они все теперь бесконечно далеко, где-то в самом низу и совершенно никак меня не волнуют. Еще немного, и я непременно достигну нирваны.

И вдруг я слышу страшный грохот позади себя, не похожий ни на что и пугающе фатальный.

Оборачиваясь вижу, что барабанная установка развалилась на части. Один из барабанов точно пробит насквозь. Растерянное и бледное лицо нашего барабанщика. И дальше столь же бледные и растерянные лица моих друзей.

Тут же из темноты послышался гневный свист и пьяные вопли. И тут же внутри меня все померкло.

Или просто кто-то выключил свет?

***

Я чувствовал этот замкнутый круг как никогда. Помощи ждать было не откуда. Бежать некуда, да и не от кого. Все впустую.

Любая, даже самая прекрасная музыка рано или поздно заканчивается. Как эта засохшая елка.

Двери были заперты, заперты одна за другой. Я шел и дергал за ручки, не соображая уже зачем. Все же разум мой помутился. А если и не помутился, то недолго осталось.

Что вообще есть сумасшествие, и с чего оно начинается? Вдруг или постепенно стираются грани между светом и тьмой? Достаточно ли одного сдвига в сознании, чтобы навсегда потерять эти связи?

Наверное, бывает по-разному. Даже наверняка. Но как это теперь происходит у меня? Я уже сошел с ума, или болезнь пока еще зарождается, и есть шанс остановить этот процесс?

Я просто пытаюсь анализировать. В качестве некой терапии, что ли. Если я не пойму, что со мной происходит или не происходит, я стану бессилен сделать хоть что-нибудь, чтобы отсюда выбраться.

Правильно сказал тот человек внизу – чтобы откуда-то выбраться, надо знать, куда тебе нужно!

Но пока мой недуг явно сильнее меня, слишком много факторов, и все не на моей стороне.

Я был столь озабочен своим состоянием, что даже не сразу понял, что очередная дверь открылась. Пятая по счету дверь оказалась незапертой.

Обнадеживающая цифра. Ни о чем более не думая, я вошел внутрь.

Первым, что бросилось в глаза, было окно. Обычное окно, разве только непривычно высокое. И хоть я был в расстроенных чувствах, наличие окна меня поразило так, будто это какая-то диковина, никем не виданная раньше. И только потом я оглядел уже само помещение.

Оно было небольшим, но в нем была еще одна дверь, которая располагалась справа от входа. У окна стоял стол, до самого подоконника заваленный книгами. Книги громоздились и на столе и на подоконнике штабелями, загораживая собой почти весь оконный проем.

Слева от окна, в углу, занимая чуть ли не треть комнаты, стоял огромный, необъятный шкаф. Он возвышался метра на два с половиной, не меньше. Верх его терялся в вышине.

Справа от окна стояла кровать, скажем так, не совсем убранная. Здесь кто-то совсем недавно лежал. Скорее даже ночевал здесь. На стене висела огромная картина, непонятно что изображавшая. Над изголовьем кровати горела лампа.

Ютясь с краю стола, на свободных от книг местах, стояли тарелки, стаканы и пара бутылок. Под столом скрывались то ли две, то ли три табуретки. Ну еще гора разнообразного хлама слева в углу. Еще стопки книг вдоль стены.

Пожалуй, что все. Больше вроде ничего из мебели и крупных вещей видно не было.

За окном было почти совсем темно. И было непонятно, то ли это темнота на улице, то ли там вообще не улица. А может, это вовсе и не окно, а только кажется мне таковым?

Пробраться к нему не было никакой возможности. Вернее, конечно, пробраться было можно, но это стоило бы неимоверных усилий. Пришлось бы сначала убрать все это нагромождение книг.

На такой подвиг так сразу я был не готов. И, как мне было ни интересно, что скрывается за этим окном, я решил сначала заглянуть во вторую дверь.

Меж тем апатия и страх незаметно испарились. Им на смену вернулась смутная надежда.

– Только спокойно. Без паники и суеты. Главное – не давать воли чувствам, – уговаривал я себя, – хватит с меня этих лабиринтов. Я просто хочу вернуться домой и быть тем, кто я есть. И тогда все сразу встанет на свои места.

Город

Мир таков, что вокруг непрерывно что-то происходит. То одно, то другое. Многое тонет в суете, многое воспринимается чересчур поверхностно. Но, что очень важно, непременно происходит и очень много чего хорошего. Буднично-незаметного или такого, о чем так просто и не скажешь. Зашкаливающие эмоции на грани моментального счастья. И, как правило, это компенсирует практически все.

Но можно ли всякий раз впустить и принять сразу? Без ожиданий чего-то большего и без сомнений?

Ведь всякий раз это непременно должно быть как в первый раз. Иначе, боюсь, не зацепит. Засада в кустах, ядерный взрыв, космос какой-нибудь! Словно попадаешь в хитро расставленную кем-то ловушку. В западню.

Но кто сказал, что эта ловушка расставлена именно для тебя? И даже если это так, кто знает, направлена ли она в сущности против тебя? А что, если это то самое чудо, которого мы все так долго ждем? Что, если это лучшее, что может произойти с тобой за всю твою жизнь?

Это есть большой вопрос. Смотря по тому, кто есть где. Кролики и удавы…

А ведь попасть в такую вот ловушку удается не каждому. Я ни разу не слышал, чтобы кому-то удавалось. А ведь какой богатый материал для изучения. Какая смена осточертевших декораций. Долгожданное бегство от приевшегося и каждодневного. Это же как попасть в зазеркалье. Почему нет?

Но я оказался совсем не готов ни к чему подобному. Я, который так хотел чего-то другого или куда-то там еще.

А что, собственно, я хотел бы увидеть с той стороны моего почерневшего и потускневшего зеркала?

***

Во второй комнате тоже было окно, слева от входа, но его почти целиком закрывала тяжелая непроницаемая штора. Потому здесь было почти совсем темно. И, как назло, выключатель на стене я сходу не нашел. Если бы не свет из первой комнаты, я бы вообще ничего не смог разглядеть.

Напротив окна, справа от входа, вроде стоял огромный диван. По бокам от него тоже громоздилась какая-то мебель, но непонятно какая. То ли шкафчики, то ли тумбочки, то ли просто полки. Прямо напротив входа вырисовывалось старинное большое трюмо с огромным зеркалом. В зеркале зиял ярко освещенный дверной проем, в котором затаился мой взъерошенный силуэт. Только его и можно было хоть как-то более-менее разглядеть.

Еще было огромное кресло под стать притаившемуся во тьме дивану. Или даже два. Одно у трюмо, а второе у окна в ближайшем ко мне углу. В противоположном углу у окна же высился еще один шкаф, похоже, книжный. Ну, еще вроде стул под ворохом чего-то. Торшер. Люстра. И все. Вроде больше ничего.

Достаточно скромно и аккуратно, но все же поинтереснее, чем в предыдущей комнате.

Первым делом я сразу направился к окну. Наконец-то я узнаю, что это за место там снаружи!

Отодвинув тяжелую штору, я увидел обычный городской двор, квадратный колодец. Только узкий проход, темнеющий теперь таинственной щелью, отделял этот двор от соседнего. Ну или просто выходил на улицу.

Старые облупившиеся дома. Ржавые и мятые водосточные тубы. Одна стена жмется к другой. Слепые окна внизу, а перед глазами только крыши. Крыши без конца. Видимо, я где-то на последнем или предпоследнем этаже.

На улице была ночь, поздний вечер или раннее утро. Что кому больше нравится. Желтый неяркий свет шел откуда-то снизу. Наверное, от фонаря во дворе. Небо лишь слегка фосфоресцировало фиолетовым светом с редкими белесыми пятнами облаков, отражая ночное городское освещение. Поэтому рассмотреть получилось лишь общие очертания. Дома, крыши, трубы и все.

В том, что я увидел, не было ничего необычного, хотя сам этот двор был абсолютно мне незнаком. Это я мог сказать даже ночью. Я никогда не был здесь раньше. Может, это вообще какой-нибудь другой город? Хотя что-то мне подсказывало, что это не совсем так.

Я отошел от окна, и некоторое время глаза снова привыкали к полумраку.

Вроде все на своих местах? Хотя нет. Не совсем так. Там на диване что-то есть. Или кто-то?

И тут я увидел человека. Он сидел на диване, с самого краю, и как будто пристально смотрел на меня.

– Здравствуйте, – вылетело у меня автоматически, с рефлекторным полупоклоном.

– Здравствуй, здравствуй! – сказал мне знакомый на первый взгляд голос со знакомой интонацией даже. – Совсем не ожидал встретить именно тебя здесь. Кого угодно, но только не тебя. Даже не представлял себе подобное. Призрака, привидение, кого угодно ждал этой ночью, но не тебя. Какой, однако, сюрприз!

Мне показалось, что человек улыбнулся. Но что за улыбка появилась на его лице?

Я вдруг уловил в воздухе явственный запах крепкого алкоголя, одновременно разглядел в руках незнакомца то ли бокал, то ли стакан.

– А мы разве знакомы? Простите за вторжение, я забрел сюда случайно в поисках выхода… Вы здесь живете? Я, собственно…

Я снова почувствовал некоторую раскоординацию и пустоту в голове. Правильные вопросы не появлялись.

– Включи торшер. Он там, рядом с трюмо, – посоветовал незнакомец, – у меня сегодня тут небольшой эзотерический сеанс. Встречи с духами и все такое. Что-то вдруг захотелось потустороннего. Сентиментальное настроение. Потому и сижу в темноте. Прошу прощения.

При этом он продолжал сидеть и смотреть на меня. Мне показалось только, что он перестал улыбаться.

– Много света не надо. Торшера вполне достаточно, – продолжал он, оставаясь при этом неподвижным, – не люблю много искусственного света. Да и вообще, пока так будет лучше. Ты, я вижу, здорово не в себе.

Я послушно подошел к трюмо и, нащупав выключатель торшера, зажег свет. Свет был мягкий и приятный. Он шел в основном вниз из-под большого красноватого абажура, но вполне приемлемо освещал комнату, не мешая при этом глазам.

Потом я снова повернулся к собеседнику. Подтянул к себе стоявший неподалеку стул с барахлом и сел напротив, пытаясь хоть немного разглядеть его лицо.

Лицо как лицо. Наверное, моего возраста. Небритое разве, как и у меня. Ничего определенного по поводу лица я пока сказать не мог.

Мой собеседник снова улыбался. Бокал в руке был почти пуст. Но словно вспомнив про него, он одним глотком допил содержимое и поставил бокал на пол.

Что-то определенно знакомое в общих чертах. Даже не знаю, что именно. Глаза, нос, прическа? Хотя прически как раз не было никакой. Мимика? Тембр голоса?

Пока я не узнавал этого человека. Никто из близких мне людей не походил на него даже приблизительно.

Случайно бросив взгляд в зеркало, я и там наткнулся на взгляд незнакомца. Потом посмотрел на свое отражение и снова на того человека.

Что за мистика!? Этого просто не может быть! Если только и вправду пожаловали духи?!

Ведь это был Я! Я собственной персоной!