Читать книгу: «А леший его знает!», страница 3
– Да не кипятись, ты, дуреха! – хмуро бросил Тритоха своей ненаглядной «рыбоньке». – Мы только кое-что покажем Зыбуну.
Ундина обижено подернула плечом, но сама все же заглянула через плечо мужа, когда тот раскрыл створки огромной ракушки. Любопытство оно, знаете ли, не порок, а искреннее неравнодушие.
Зыбун и все остальные уставились на жемчужину, на поверхности которой уже в тысячный раз прокручивалась одна и та же картина чрезвычайного происшествия из далекого прошлого.
Ундина беззвучно охала и ахала, поглядывая на полуголых красавцев – сатиров и кентавров. Водяной не спускал глаз с танцующих наяд. Бульгун все больше следил за тем какое впечатление разворачивающаяся сцена произведет на болотного – не разобьет ли сердце бессердечному (в прямом, но далеко не переносном смысле) нелюдю. Зыбун же смотрел не моргая только на одну наяду – на свою Омелию. Даже когда на поляну выскочило потустороннее чудище и стало гонять по ней наяд и остальных полуночников, на лице болотника не дрогнул ни один мускул. После того как в глазу циклопа потемнело, Зыбун ещё некоторое время пялился на переливающуюся жемчужину, думая о чем-то своем.
– Красивая какая, да? – наконец взволнованно прошептал Зыбун.
– А тебя во всем увиденном больше ничего не смущает? – удивленно поинтересовался Тритоха.
– Нет! А что меня должно смущать в её красоте?!
– И то верно! Чего такого в непотребных полуголых танцах на глазах десятков полуголых нелюдей, – развел руками водяной. – Конечно! Обычная история.
– А-а, ты об этом! Лично я не вижу в том ничего плохого, – сообразил Зыбун куда клонит водяной. – Это у наших южных собратьев так весенний праздник плодородия отмечается каждый год. Такие там порядки были издревле заведены их богами и никуда от этого не деться. Обычные ритуальные танцы, Тритоха, почти такие же как у наших русалочек в купальную ночь. Ну, может быть у них чуток раскованней выглядит. Но точно никакого непотребства на этих празднествах не бывает.
– Это тебе, случайно, не Омелия рассказала? – с сомнением хмыкнул водяной, но получив подзатыльник от Ундины, заткнулся и обиженно засопел.
– Нет. Я же говорил, что она мне совершенно ничего не рассказывала, – не распознав сарказма в вопросе Тритохи, ответил Зыбун. – Я об этих традициях и ритуалах читал где-то. Так! А где же я читал об этом? Секундочку! Где-же, где-же? А! Вспомнил! Обо всем этом рассказывалось в Книге Мертвых, которая была с Омелией, когда мы с моим бывшим дружком нашли её обессиленную у границы нашего княжества.
– С каким ещё дружком? – поинтересовался Бульгун, точно зная, что болотный ни с кем с роду не дружил.
– Знамо с каким, с Поставцом.
Удивлению всех присутствующих не было предела.
Первым отреагировал на новость Тритоха закономерным вопросом:
– Ты сказал «с Поставцом», это не оговорка?
– А что тебя смущает? – не понял в чем вообще вопрос болотный.
– Ну, не знаю, – заметил Тритоха. – Дружба болотника с домовым, это все равно что, дружба лешего допустим с…
– Водяным! – закончила за мужа предложение Ундина, которая не особо одобряла что Тритоха водится с Бульгуном. Эта их дружба приносила свои нехорошие плоды – супруг все чаще стал перечить, а сегодня даже попытался указать ей её место в семейной иерархии.
– Так! – вмешался Бульгун. – Давайте не будем отвлекаться. А ты Зыбун, давай-ка поподробнее с того места как вы с Поставцом дружбу водили и однажды Омелию встретили.
Зыбун поморщился – не хотел он ворошить прошлое – но ответил:
– Что сказать? Раньше мы с Поставцом были друзья, как говорится, не разлей вода. Много времени вместе проводили. Лазили везде где вздумается, бродили где захочется. Вот в один день мы и наткнулись у дальнего ручья на выбившуюся из сил наяду. Этой наядой, как вы понимаете, оказалась моя Омелия. У неё в дорожной котомке была древняя книга. Не папирус, ни табличка, на свиток, а самая настоящая книга. Таких в наших краях ещё в ту пору не делали. Да, по-моему, и нигде ещё не делали. Как мы её не расспрашивали, пытаясь узнать откуда она и что с ней случилось, Омелия ничего не ответила, но попросила приютить на пару дней в укромном месте. Поставец не мог к себе в избу забрать наяду, а у меня на болоте ей было бы вполне комфортно, да и мест тут укромных хватало. Чтобы Поставцу не было обидно, а может быть и преследуя иные цели, Омелия отдала ему на хранение свою книгу, которая как вы понимаете и была той самой Книгой Мертвых. Пару дней прошло. Потом минуло пару недель, затем пробежали пара месяцев, а там и пара лет пролетели незаметно. Омелия оклемалась, освоилась на болоте и никуда уходить не собиралась. Да и мне, честно признаться, не хотелось её отпускать. Все это время к нам часто наведывался Поставец. Он приносил Книгу Мертвых, которую я им читал. Из нас троих только я знал мертвый язык, на котором естественно и была написана книга. Вот в этой книге я и вычитал об мифах, легендах, обычаях, традициях и ритуалах южных полуночников. В том числе и о весеннем празднике плодородия. Знаете, скажу я вам, Книга Мертвых была написана весьма живым языком. В смысле, конечно же мертвым, но живым слогом, захватывающим. И когда мы с Омелией решили связать себя узами брака, мне стало её не хватать…
– Кого? Омелии? – захваченный рассказом спросил Тритоха.
– Нет! Причем тут Омелия! Книги! Мне стало не хватать Книги Мертвых!
– А почему?
– Поставец почему-то совсем перестал к нам приходить и приносить Книгу. Наверное, многочисленные дела ему мешали. Одна кикимора сказала, что между нами с Поставцом пробежала одна симпатичная черная кошка.
– Да, это плохая примета! – согласилась Ундина, единственная из присутствующих, понявшая истинную причину разлада двух друзей.
– А потом я узнал, что мой бывший кореш стал в граде княжьем теремным, а значит ему и вовсе не до нас с Омелией. Со столетиями мы и вовсе стали друг другу как чужие. Я ведь и впрямь едва вспомнил о том, что когда-то мы с нашим теремным были закадычными друзьями.
Зыбун замолчал, мысленно вспоминая дела давно минувших дней, когда они были молоды и беззаботны. Его история тоже тронула сокровенные струны остальных полуночников. Даже кикиморы перестав хихикать, сидели по кочкам в тоскливой тишине.
К этому времени подоспел Стопарь в своей цветастой рубахе. Кикиморы, чувствуя скорую заварушку, на всякий случай отправили за ним самую молодую из своей шайки. А что вы хотите, в среде болотных полуночниц, «дедовщину», в данном случае «кикиморовщину», ещё никто не отменял.
Атаман злыдней был уже в общих чертах проинформирован о происшедшем, поэтому молча поздоровался с водяным и лешим, и переглянувшись с Бульгуном, кивнул на болотного – дескать, как он, не свихнулся от горя? Леший только отрицательно покачал головой – дескать, вроде в здравом уме, как минимум в своем обычном странном состоянии.
– Так вот! – вновь заговорил болотник, не обратив внимания на объявившегося злыдня. – Мне бы эту Книгу Мертвых дочитать. Скорее всего там мы сможем найти разгадку и узнаем кто напал в том далеком прошлом на её соплеменников, и кто, зачем и куда похитил сегодня Омелию.
– Но мы и так знаем, что Омелию похитили черти и, скорее всего, утащили её на юга, – напомнил присутствующим очевидные вещи водяной. – Не так ли?
– Эти черти, мелкие сошки, исполнители, – парировал Зыбун. – Нам нужно найти заказчиков. Короче, стащите мне эту книгу у Поставца! В ней много чего можно почерпнуть.
– А может нам просто попросить её у теремного? – внес леший вполне разумное предложение, которое ему подсказывал внутренний голос. – Объяснить, что к чему. Неужели он откажет?
– Не факт, что пойдет навстречу, – высказался болотный. – Последние столетия Поставец каким-то чересчур вредным стал. Может отказать, а узнав о том, что нам позарез нужна Книга Мертвых, либо усилит за ней присмотр, либо вообще её перепрячет.
– Зыбун дело говорит. Не стоит рисковать и идти с просьбой к теремному. Лучше рискнуть и стибрить у него, что там вам надо, – влез в разговор Стопарь. Ещё до конца не зная, о чем речь, атаман злыдней был готов поддержать любой кипишь, если можно было хоть как-то досадить Поставцу.
– Я тоже с ними согласен, Бульгун, – вставил свои «пять копеек» водяной, хотя его мнения уж точно никого не интересовало.
– Но это же не наш метод, братцы! – все ещё противился мнению большинства леший.
– Наш не наш, это можно будет потом обсудить, – нетерпеливо заерзал злыдень. – Надо действовать!
– А я считаю, что с теремным надо договариваться, – подала голос Ундина и то больше для того чтобы стать поперек своему строптивому муженьку.
– Хватит умничать, женщина! – тоже больше из вредности напустился на жену водяной. – Я за то, чтобы выкрасть книгу у Поставца!
– И я двумя руками «за»! – поддержал его Стопарь, но поднял только одну руку.
– А я вообще-то сам инициатор этой операции! – кривясь от боли поднял вверх наименее пострадавшее щупальце болотник.
Выслушав все стороны, в том числе и внутренний голос, леший принял решение.
– Хорошо! Но, заметьте, не я это предложил! Итак, допустим, мы, скажем так, решимся взять на время Книгу Мертвых у теремного. А как мы узнаем где он её прячет?
– Это не проблема. Я знаю, – сказал Зыбун. – У теремного, как вон и у Тритохи, есть свой тайный «тихий омут»…
– Зашибись! Даже болотный о моем потайном омуте знает, – проворчал себе под нос водяной. – Куда катится этот мир…
Болотный, не обращая внимания на ворчанье водяного, продолжал:
– … В общем книгу он прячет на самом дне колодца, на осиновом щите в речной гальке. Этот колодец вырыт на заднем дворе княжьего терема. Поставец считает, наивный, что туда никто не сунется. Вам остается только проникнуть на княжье подворье, добраться до колодца, вытащить из него книгу и сразу сюда. Всего-то делов.
– Да! Это же просто, как раз плюнуть… в тот колодец, – усмехнулся Стопарь.
– Я вот тебе плюну в колодец! Так плюну! – начал отчитывать злыдня Тритоха, но леший не дал ему развить тему.
– Ладно! – поднялся Бульгун. – Если все так просто, то может быть и в самом деле проще книгу взять без спросу. Но, имейте в виду, после прочтения мы её обязательно вернем на место.
– Какой разговор! – уверил его Стопарь, многозначительно переглянувшись с болотником. – Обязательно вернем!
– Тогда всем оставаться на своих местах, а мы со Стопарем туда-обратно смотаемся. Как раз утро в самом разгаре. Самое время для похода в гости. Домовые уже после третьих петухов как сонные мухи…
– Я с вами! – изъявил желание отправиться на преступление и Тритоха.
Ундина среагировала мгновенно:
– Ещё этого не хватало! Дурак старый!
– Уймись, Ундина, я сказал пойду, значит – пойду, – водяной раздулся как рыбий пузырь.
Все-таки чувствовал за собой Тритоха небольшую вину в произошедшем и хоть чем-то хотел помочь.
– Хошь, чтобы от озера отлучили?! – не унималась его супруга.
– Не важно! – отмахнулся вдохновленный Тритоха. – Ундина, золотце моё, посмотри, как скучно мы живем! Во мне пропал дух авантюризма! Я перестал делать большие хорошие глупости! Семейный быт, затянул нас с головой в серое болото рутины.
Опасаясь семейной сцены Бульгун поспешил отговорить водяного.
– Сильно сказал, друже! Я ценю твое желание помочь, но мы и сами со Стопарем справимся. – поблагодарил водяного леший, которому к тому же не хотелось рисковать и более-менее добрым именем друга. – Ты лучше останься и присмотри за Зыбуном!
– Ага! Справитесь вы, как же! А кто в колодец нырять из вас станет? Ты или Стопарь? А если там глубина как у меня в омуте?
– Хм! Об этом я и не подумал!
– То-то же! – попрекнул друга Тритоха. – Так что не отговаривайте, вместе пойдем. А ты Ундина, раз домой не пошла, остаешься тут с Зыбуном. Приглядишь за пострадавшим до нашего возвращения. Ясно?
– Угу, – безропотно подчинилась на глазах изменившемуся мужу водяница.
Что сказать? Такой изменившийся супруг, проявивший характер, неожиданно понравился Ундине даже больше, чем тот, прежний: тихий, покорный подкаблучник. В этом Тритохе было что-то вызывающее интерес, некий внутренний стержень, который ранее в нем практически не проявлялся.
– Ладно! Мы скоро! – деловито буркнул водяной, довольный тем, как себя повела супруга.
– Идите уже, горе-разбойнички! – бросила его супруга.
Трое авантюристов скрылись в лесу в направлении стольного града.
Ундина проводила их тревожным взглядом, затем оглядела безмолвную топь, укрытую серой дымкой болотных испарений. Она остановила взор на живописном островке с корявыми сухими сосенками, которые торчали словно костлявые руки мертвецов, пытавшихся выбраться из трясины. Ни с чем не сравнимый пейзаж. Бывать в этих местах ей все как-то не приходилось, но она слышала о потрясающих красотах трясины, в том числе и от мужа.
– М-да! Красота! – вздохнула очарованная пейзажем Ундина. – А зори здесь, и впрямь, жуткие…
Глава 3. Краткий экскурс в мир потусторонних сущностей
Пока наши герои направляются в светлый стольный град на темное дело, давайте-ка мы с вами присядем на придорожный камень и немного разберемся кто же такие потусторонники и с чем их употребляют. Не переживайте, обещаю, мы эту троицу быстро нагоним и ничего интересного не пропустим.
Итак, кто же такие эти потусторонники? Если в двух словах – это всяческие сущности, проникающие в наш прекрасный, безумный и в целом гармоничный мир из ужасного, безумного и в целом хаотичного потустороннего мира. Все просто и логично, не правда ли? Это все равно что сказать: полуночники – это трудяги полуночной поры. Только вот если полуночники эту самую гармонию нашего мира поддерживают что есть сил, то потусторонники стараются нарушить заповеданный самим стариком Родом миропорядок. Как говорится, до основания хотят его разрушить и свой новый, полный хаоса, мирок установить. Вредные, лукавые, коварные, злобные, беспринципные – это все о них, о потусторонниках. Простые смертные, обычные люди, именно из-за происков этих деятелей невидимого фронта, называют и полуночников, и потусторонников, той самой пресловутой «нечистью» или «нечистой силой». Но мы-то уже доподлинно знаем, что нелюди не «нечисть», а наши добрые соседи, а вот потусторонние сущности самая что ни есть «нечистая сила», я скажу больше – нечистая на руку сила. И к этой «нечисти» относятся всякие бяки, такие как: привидения и призраки, безобрашки и барабашки, пукачи и гугачи, утырки и гопняки, подкаблучники и амурчики, захребетные исподтишечники и придорожные щекотухи, кладбищенские завывухи и белые постирухи, красные дьяволята и рыжие шайтанята, а также ребята посерьезнее – бесы, дэвы, демоны, иблисы, джины, черти и многие другие духи темных делишек и помыслов.
Самыми безобидными из этой чернобратии по праву считаются привидения. Эти шалопаи могли только привидеться в самый неподходящий момент, испугать до полусмерти своим жутким видом или остудить кровь в жилах нервически-гомерическим хохотом, а потом, довольно скалясь, с чувством выполненного долга растаять во мраке ночи (предрассветных сумерках, зловещем тумане, кроваво-коричневом закате).
И это самые безобидные, скажите вы?
О, да! – отвечу я нисколько не кривя своею чистою душой. Поскольку если кривить душой, тогда жди в гости их более вреднючих сообщников. Тех же призраков, например. Потому как их близкие кореша призраки уже не такие безобидные. Эти товарищи, которые нам вовсе не товарищи, тоже объявляются без предупреждения и приглашения, где не попадя, только призраки уже не просто завывают волками, скрежещут зубами и гремят цепями, а начинают презрительно унижать и рассказывать вслух о тебе такое, что ты даже батюшке во время исповеди старался не говорить в самые депрессивные моменты жизни. Конечно, если у человека совесть чиста и в душевном шкафчике не пылятся обглоданные скелеты прошлого, то ему опасаться призраков нет нужды. Таких призраки не трогают. Но много ли среди людей таких святош, которые могут похвастаться чистотой помыслов и праведностью дел? Вот то-то же. Потому призраки и лезут в душу, плюют в неё, тем самым подготавливая почву для других своих соратников и коллег по цеху – демонам, бесам и чертям. От этой братвы только и жди основных проказ, бед и катастроф душевных. Они так закрутят, так заморочат, так обведут вокруг пальца, что сам не заметишь, как уже продал им бессмертную душу за неразменный пятак, скатерть самобранку или рог изобилия. Только вот вскоре их «дары» обязательно придут в негодность: самобранка только и будет делать что браниться последними словами, неразменный пятак в первом же кабаке шинкарь зубом согнет и выставит его хозяина за дверь хорошим пинком, а рог изобилия, станет приносить его обладателю лишь горести и страдания, причем в таком несметном количестве, что никому из смертных и не снилось. Тут, конечно, черти, слово держат – изобилие напастей из рога так и прет безостановочно.
Остальные потусторонники тоже зря время не теряют. Безобрашки и барабашки, ищут где в семьях разлад, измены, ругань и печалька. Там они и начинают безобразничать и барабанить. А ещё драться с домовыми за территорию, гонять котов, гадить на ликоны, бить посуду и мебель.
Джины прячутся в лампы, кувшины, другую утварь и подстерегают простаков, чтобы потом безвозмездно исполнить им пару желаний и тем самым подсадить на халявные блага. А потом предлагают заключить договор, для продолжения исполнения желаний. Даже дураку понятно, что обманут его с договором, потому как никто не читает то, что в нем написано мелким шрифтом (как, впрочем, и в наше время, с теми же кредитами-ипотеками бесовскими). Но дурак на то и дурак, что хоть и чует нутром, что тут что-то не так, а все равно подписывается, тем самым подписывая себе приговор.
Про пукачей и гугачей даже говорить не хочу. Не хочу, а надо бы сказать. Те ещё мерзкие твари. Затешется в толпу парочка таких. Один, простите, громко воздух испортит. Второй загугочет, заржет как сивый мерин. Глядишь и не в чем не повинные люди скалятся, хихикают, подозревая друг-дружку в естественном, но тем не менее неблаговидном деянии. Так что, глядите в оба и не идите на поводу у гугачей и пукачей, чтобы не попасть впросак.
Утырки и гопняки, сущности глупые, но свирепые, отмороженные. Они все больше по пустырям и темным подворотням кучкуются, где обычно поджидают своих жертв. От этой нечисти лучше всего помогают либо заговор на зубы, либо заговоренные кастеты. Но кастеты более действенны.
С подкаблучниками и амурчиками тоже надо держать ухо востро. Первые окаяшки в любой момент либо каблучок у красной девицы подломят, что она на виду у всего честного народа ножку подвернет, оступится и в лужу сядет, либо гарного парубка так окрутят, что он потом долго из-под девичьего каблучка не выпростается. Вторые же так и норовят подсунуть вам «любовь с первого взгляда и… до гроба». И поверьте, до гроба не так уж далеко будет. Так что, если к вам обратиться некий кудрявый карапуз с белыми крылышками, бирюзовым луком и розовыми стрелами, и предложит вам оказать услугу в получении руки и сердца вашей зазнобы, категорически отказывайтесь. А ещё лучше, если есть под рукой, гоните эту тварь куда подальше поганою метлой (весьма действенное средство, из чсила нелетальных, супротив амурчиков и иной нечисти). В противном случае пульнет амурчик стрелою в нечто пышное, бесформенное и прожорливое, и будете потом всю оставшуюся жизнь работать себе на хлеб и воду, потому как все остальное у вас будет отобрано, пережевано и проглочено. Да вы и сами, наверное, слышали, как один такой амурчик одному царевичу помог стрелу пульнуть аккурат в болото. Потом бедолага всю жизнь с жабой маялся, и жизнь эта несчастная, на его же счастье оказалась недолгой.
С изподтишечниками захребетными все итак понятно. Они науськивать людей друг на дружку любят. И если им это удается, то пойдет брата на брата, сват на свата, тесть на свекра, кум на свояка. Это если на свадьбе. А ежели в период смуты али недовольства народного где, то тогда там одними фингалами и ушибами не отделаются люди. Тот же брат на брата руку с топором подымет, сват наступит на грабли свата, тесть на косу свекра найдет, кум на вилы свояка наткнется. Вот они какие тихони изподтишечники.
Красные дьяволята и рыжие шайтанята специализируются на пакостях священнослужителям. Они неподалеку от культовых сооружений ошиваются и пытаются подобраться к попам, имамам, дьяконам и монахам. Простые люди им неинтересны, а вот свести с верного пути священника это у них за «крутяк» почитается.
Кладбищенские завывухи своим воем замогильным в ночи душу одиноким спутникам выстужают. Уж больно любят гурманши, прохладненькие душонки аки мороженое облизнуть.
Придорожные щекотухи, прояви прохожий минутную слабость, защекочат бедолагу до икоты, доведут до безумия, а потом его смехом идиотским отужинают.
Белые постирухи, самые мрачные из бабья потустороннего, но и самые ненастырные. Стирают они себе в ночи саваны с мертвецов ворованные. Бормочут заунывные проклятья. Никого не трогают. Однако, ежели кто им под горячую руку попадется (а руки у них хоть и костлявые, но горяченные до жути), они этой рукой так заедут что потом на том месте у человека ожог на всю жизнь останется. Ну а коли саваном огреют, могут и вовсе на тридцать лет и три года на печь обездвиженным уложить. И ещё не факт, что опосля встанет человек вообще. Так-то вот.
К слову сказать, потусторонники в отличие от полуночников, привязанных к родимым полям, лесам, озерам, весям и домам, как истинные чужаки являются сущностями безродными, блуждающими, побродяжными как перекати-поле, эдакими шалтайскими шайтан-балтаями. В основном болтаются окаянные по белу свету как неприкаянные. Правда обрывочные слухи долетали до княжества, якобы где-то в южной стороне чертовы твари обосновались всерьез и надолго. Но это ведь всего лишь слухи.
А так, смысл вечных скитаний потусторонников сводился к одной цели. Уж больно любили пожрать окаянные. Хлебом их не корми, дай только кусок послаще, да пожирнее от человеческого душевного равновесия оттяпать. Ведь питались чертовы духи не хлебом единым, то есть совсем не хлебом, а тонкими материями человеческими: астральными и ментальными телами, отрицательными эмоциями и негативными чувствами. Теми самыми, которые они старались и вызвать: страхами и фобиями, чувствами вины и неполноценности, черной завистью и багровой ревностью, зеленой тоской и фиолетовым безразличием, злобным хохотом над чьей-то бедой или досадой, хвастовством и гневом, злобой и подхалимством, похотью и прихотью, занудством и паскудством, трусостью и гнусностью, депрессией и агрессией, и много-много ещё какими человеческими слабостями. Безусловно самым желанным куском пирога являлась для окаяшек сама душа человеческая. За неё родимую любой потусторонник готов был родную мать продать, имеется в виду родная мать того человека, на чью душу чертяка позарился.
Правда, чтобы вы не думали, что все так плохо, обязательно надо иметь в виду, что стращались бесы и демоны людей добрых, честных и открытых, тех, кто не держал камня за пазухой, ножа в сапоге, заточки в рукаве, мата на языке и греха на душе. Как от ладана бежали черти и дэвы от людей отважных, щедрых и отзывчивых, смеявшихся страхам (читай – бесам) в лицо, отважно плевавших в рожи фобиям (читай – демонам) и попиравших ногой зависть (читай – джинов).
А особенно крючило лукавых от радостного настроения, добродушного веселья и светлых улыбок, в общем, всего того, отчего пышет положительным зарядом бодрости духа.
Ещё одно благо, надо заметить, что окаяшек этих в нашем многоликом и многогранном мире было относительно немного, в процентном соотношении, разумеется. В княжестве же удельном их и вовсе редко встретить можно было. Не только потому, что климат тут суровый был для них, как говорится резко континентальный: зимы снежные, метельные с морозами, лета жаркие и душные, вёсны-осени сырые да ветреные. И не только потому, что полуночников здесь была уйма и следили нелюди, считавшие потусторонников своими заглавными недругами, за просторами родимого княжества не хуже некоторых былинных богатырей. А в основном потому, что народ человеческий в основной массе своей тут был хорошим и душевным: добрыми были молодцы, а девицы – умницы и скромницы; старики уважаемыми, а молодежь – уважающая; богатые были щедрыми, а бедные – дружными. Нет, конечно же в любой семье не без уродов. Были и такие недобрые экземпляры в княжестве среди людей, на которых без слез и смотреть больно. Вот только на общем светлом фоне их грязно-серые фигурки терялись и быстро стирались из памяти людской, не позволяя поселиться в светлых душах душевной гнили и плесени. Возможно это и было главной защитой человеческих душ в княжестве.
Кстати, может потому и люди были такими, что стариком Родом при их роде был приставлен и тайный народец?
Ладно, друзья, не время сейчас об этом размышлять. Мы же договаривались в этом лирическом отступлении поговорить только о чертях и иже с ними. Так, что давайте догонять наших отважных и в целом добрых молодцев-героев.
Да, и улыбайтесь господа, улыбайтесь!
