Читать книгу: «Искорка», страница 3

IV

Заложив руки в карманы, Межин шел по главной улице Норска, Московской, покуда не дошел до кондитерской, считавшейся лучшею в городе. Он купил в ней два фунта конфет и опять пошел по улице, поглядывая на окна, на вывески и отыскивая глазами какой-нибудь магазин, торгующий игрушками. Вдоль улицы, обставленной высокими домами, дул, как сквозняк в коридоре, довольно резкий ветер. Межину делалось все холоднее и холоднее; он слегка поеживался, морщился, даже подумал мельком: не зайти ли ему немного обогреться в другой хорошо знакомый трактир, мимо которого он сейчас будет проходить. Однако, он, не останавливаясь, прошел мимо трактира и шел дальше, покуда не дошел почти до конца улицы, до Гостиного двора. Здесь, в окне первого же, углового, магазина он, наконец, увидел выставленные игрушки и с минуту стоял перед окном, рассматривая их. Потом он вошел в магазин.

Почти против двери стояла за конторкой очень молоденькая, худенькая, видимо простуженная девушка с повязанной щекой и писала «счет».

– Что вам угодно? – обратилась она к Межину так просто, почти приветливо, что он тотчас же снял свою надвинутую на глаза шляпу и поклонился.

– Я и сам еще не знаю. Выберу что-нибудь, с вашего позволения, – сказал он и пошел вдоль прилавка, рассматривая игрушки.

Из другой комнаты выдвинулся, торопливо дожевывая что-то, пожилой уже господин, красный, лысый, с толстою нижнею губою и с довольно объемистым животом, – по-видимому, сам хозяин.

– Что угодно? – спросил и он, но не только не любезно, а даже с видимой досадой, что побеспокоил себя ради такого, более чем неважного посетителя.

– Сейчас, сейчас… не торопитесь, – проговорил Межин, мельком взглянув на него через плечо своим обычным недобрым и как бы предостерегающим взглядом.

Он дошел до конца прилавка, потом медленно двинулся обратно, продолжая высматривать между игрушками что-нибудь более подходящее… Красный толстяк хмуро следил за ним глазами. Он начинал подумывать, что этот озябший, посиневший, плохо одетый и, к тому же, грубый человек зашел в магазин только погреться, а может быть, и еще с худшими намерениями. Наконец, Межин увидел среди других игрушек довольно большой пистолет с блестяще отполированным стальным дулом, с таким же курком, с красиво отделанной рукояткой. Межину тотчас же подумалось, что если бы, в его детстве, ему подарили такую вещь, то он по крайней мере на несколько недель почувствовал бы себя счастливейшим ребенком в мире.

– Что это стоит? – спросил он, внимательно осмотрев пистолет, спиральную пружину, приделанную к курку, и пробковые пули, которыми это оружие заряжалось.

Толстяк, все с тем же хмурым видом, взял у него игрушку и посмотрел на картонный ярлык, привязанный к рукоятке.

– Это… вы сами должны видеть по отделке, дорогая вещь. Это стоит пять рублей, – сказал он и, насмешливо скривив губы, взглянул на Межина.

Если бы он не сказал так выразительно, что это «дорогая вещь», и не скривил губ, Межин, может быть, хоть немного задумался бы над тем, что отдать пять рублей – значило отдать почти половину тех денег, какие были у него. Но теперь он не стал задумываться.

– Заверните, – коротко сказал он и только уже после этого подумал, что, все равно, эти деньги, по всей вероятности, сегодня же ушли бы из его кармана: были бы проедены, пропиты или проиграны в карты.

Выбрав еще хороший гуттаперчевый мяч, он заплатил деньги, кивнул головой хозяину, почтительно поклонился конторщице, писавшей новый «счет», и вышел из магазина.

V

Ветер, гулявший по улице, разыгрывался все больше и больше: подхватывал целые охапки снега с крыш, швырял им в лица прохожих и проезжих, тотчас же после этого словно прятался куда-то за угол, затем неожиданно выскакивал опять из своей засады, набрасывался на людей, на лошадей, пробовал сорвать у него шапку, у кого всю шубу с плеч и снова скрывался на некоторое время в какой-нибудь переулок. Межин надвинул шляпу почти на самые глаза, поднял воротник пальто и нахмурился. Как же, однако, он пойдет?.. А идти ему предстояло версты за четыре, – за город, на ту сторону Волги, в слободу Дубовку. Там жена его служила кассиршей в заводской лавке.

Однако, Межину даже не пришло в голову отложить это путешествие до завтра или до Нового года, или, вообще, до более благоприятной погоды. Он только зашел домой и взял старый, затасканный плед, в котором давно уже нельзя было показываться днем, да еще захватил, на всякий случай, свою палку со свинцовым набалдашником. Палку Межин весьма удобно поместил в дырявый карман своего пальто, так что руки у него оставались свободными; в плед он закутался до самых глаз и почувствовал себя после этого способным идти куда угодно.

«Дуй, дуй теперь, сколько хочешь!» – насмешливо подумал он, когда вышел на улицу и ветер опять попробовал накинуться на него.

Было порядочно холодно только ногам, но Межин рассчитывал, что в ходьбе он скоро согреется.

Он прошел город, спустился по крутому «Дубовскому взвозу» на Волгу и пошел по широкой дороге, густо обставленной с обеих сторон вехами. Ветер и здесь, внизу, дул больше порывами. Он неожиданно налетал с целыми тучами снежной пыли, наполнял ею воздух, и делалось не видно ровно ничего кругом. Затем он проносился дальше, снежная пыль понемногу рассеивалась, и опять показывались вехи по сторонам, темные силуэты редких прохожих и проезжих, яркие огоньки в далеких еще домах Дубовки, – опять сбоку Межина появлялась его бледная тень и подвигалась рядом с ним по дороге.

В полуверсте от города, Межина догнал какой-то веселый малый, – должно быть, ямщик, ехавший из Норска порожнем, на паре лошадей.

– Эй, ты, барин в бабьем платке! – весело окликнул он Межина. – Садись, что ли, подвезу до Дубовки. Может, поднесешь там стаканчик, хоть маленький…

Но Межин, у которого и ноги еще не совсем согрелись, и руки начали зябнуть, рассудил, что в санях продует его еще сильнее. А главное, он был так занят своими мыслями, что не хотел отрываться от них для неизбежной беседы с этим встречным парнем.

– Спасибо. Я привык ездить только в каретах, – откликнулся он.

– Ну?!. А ведь я так и подумал, как только поглядел на тебя… В самый раз угадал, значит!.. В ка-ре-тах!.. – воскликнул веселый малый, захохотал, свистнул, гаркнул на лошадей и почти сейчас же скрылся в налетевших опять облаках снежной пыли.