Читать книгу: «Государь (сборник)», страница 8

Глава I
Каковы были основания всех гражданских сообществ и как был основан Рим

Если рассмотреть, каково было начало Рима и какое устройство он получил от первых законодателей, то не покажется удивительной великая доблесть, хранимая его гражданами на протяжении многих веков и позволившая этой республике завладеть огромными территориями. Сначала я хочу обсудить ее зарождение и скажу, что все города бывают основаны либо местными жителями, либо чужеземцами. В первом случае обитатели, рассеянные мелкими группами, не чувствуют себя в достаточной безопасности, поскольку каждая из них, в силу своей малочисленности и отдаленности от других, не может противостоять нападениям захватчиков и не успевает соединиться с другими при нашествии врага; да и соединившись, они должны покинуть многие из своих жилищ, которые становятся легкой добычей противника. Во избежание подобной опасности, по собственной воле или по уговору уважаемых среди них людей, жители поселяются в избранном ими месте, удобном для защиты и обитания.

К таким городам, наряду со многими другими, относятся Афины и Венеция. Первые были основаны по настоянию Тезея вследствие названных причин прежде разрозненными жителями; вторая явилась пристанищем для многочисленных беглецов, скапливавшихся на островках в заливе Адриатического моря во время войн, не прекращавшихся в Италии после падения Римской империи. Эти племена, не имея особого предводителя, стали жить по законам, которые казались им наиболее подходящими. Тому способствовало спокойное существование, обеспечиваемое местностью, потому что доступ к ней был только по морю, а у народов, опустошавших Италию, не было кораблей, так что сам ход вещей должен был привести этот город к его сегодняшнему величию.

Во втором случае, когда город закладывают чужеземцы, речь идет или о людях свободных, или зависимых, как, например, в колониях, основываемых какой-либо республикой или государем от избытка подданных либо для надежной и необременительной защиты новых владений. Римский народ построил множество таких городов по всей своей территории; их закладывали также отдельные государи, но не для себя, а ради умножения своей славы, как Александр основал Александрию. Однако такие города, вследствие своей зависимости, редко разрастаются до больших размеров и становятся столицами в своих странах. Подобным образом была основана Флоренция, и не важно, была ли она построена солдатами Суллы или обитателями Фьезоланских холмов, которые спустились на равнину близ Арно, уповая на длительный мир, воцарившийся повсюду при Октавиане: она подчинялась римской власти и поначалу могла расширять свои владения только за счет щедрот императора.

О вольных основателях городов можно говорить тогда, когда какой-либо народ во главе со своим правителем или сам по себе вынужден покинуть родные места из-за морового поветрия, голода или войны и искать нового пристанища. Эти переселенцы занимают города в завоеванных ими землях, как поступил Моисей, или обживают новые, как было с Энеем. В последнем случае можно судить о доблести основателя и о судьбе его наследия, которая может быть тем примечательнее, чем более высокими способностями обладает заложивший основание. Его же доблесть распознается двумя способами: по выбору места поселения и по установлению законов. А поскольку люди действуют по необходимости или по свободному выбору и доблести проявляется больше там, где выбор ограничен, возникает вопрос, не лучше ли избирать для устройства городов бесплодные местности, чтобы люди, промышляющие себе на жизнь и не отвлекаемые праздностью, были сплоченнее, потому что скудость земли давала бы меньше поводов для распри, как можно наблюдать в Рагузе и во многих подобных городах. Такое решение было бы самым мудрым и полезным, если бы люди довольствовались тем, что имеют, и не зарились на чужое. Но так как только могущество обеспечивает людям безопасность, следует избегать таких суровых мест и селиться на плодородных землях, где изобилие позволяет расширять свои владения, защищать их от захватчиков и подавлять всякое сопротивление. Что до праздности, то следует установить законы, принуждающие к тому, чего не требует местность, уподобляясь умным людям, которые жили в прекрасных и плодородных землях, располагающих к безделью и неучастию в доблестных занятиях. Чтобы устранить эти недостатки, вызванные праздностью от избытка природных благ, они установили обязательные упражнения для будущих солдат, так что те превосходили солдат, выросших в странах с суровым климатом и бесплодной почвой. Таково было Египетское царство, в котором эта установленная законом необходимость, несмотря на самый благоприятный климат, позволила воспитать замечательных героев, и если бы их имена не были забыты за давностью лет, они наверняка заслужили бы больше похвал, чем Александр Великий и многие другие, память о которых еще свежа. Если вспомнить тамошнего султана и орден мамелюков, составлявших ополчение, пока оно не было разгромлено турецким султаном Селимом, то можно увидеть, сколько внимания они уделяли военным упражнениям, как опасались праздности, на которую обрекали бы их благоприятные условия, если бы последним не противостояли самые строгие законы.

Итак, я считаю разумным остановиться на плодоносящей местности, если ее плодородие будет умерено должными законами. Когда Александр Великий, стремясь увековечить свое имя, хотел заложить новый город, к нему явился архитектор Динократ и предложил построить его на горе Афон, которая не только хорошо защищена, но и могла быть приспособлена ко всем человеческим потребностям, так что город был бы единственным в своем роде и достойным величия Александра. Но когда Александр спросил архитектора, чем будут жить его обитатели, тот ответил, что не подумал об этом; посмеявшись, Александр отставил этот проект и основал Александрию, заселению которой благоприятствовали урожайность почвы и близость моря и Нила. Говоря о Риме, нужно отнести его к городам, основанным чужестранцами, если считать его родоначальником Энея; если же Ромула, то к городам, основанным местными жителями; в любом случае ясно, что его основали свободные и не подчиненные никому люди; ясно также, что законы, принятые Ромулом, Нумой и другими, выставляли такие требования к гражданам, что плодородные местности, близость моря, многочисленные победы и обширность территорий не смогли испортить римлян, своей доблестью превосходивших жителей всех прочих городов и республик.

Их деяния, прославленные Титом Ливием и относящиеся к общественным или частным делам как внутри, так и вне города, я рассмотрю начиная с внутренних событий, касающихся общественной жизни и заслуживающих, на мой взгляд, наибольшего внимания; а затем рассмотрю их последствия, чем и закончится первая книга, или первая часть настоящих рассуждений.

Глава II
Какого рода бывают республики и к какому относилась республика Римская

Я не стану рассуждать о городах, которые изначально находились в зависимости от других, а буду говорить о тех, что с самого начала избежали чужого ярма и имели собственное республиканское или монархическое управление, но сколь разным было их происхождение, столь непохожи и их законы и устройство. Некоторые из них, при самом основании или немного спустя, получили сразу все свои законы от одного человека, как, например, спартанцы от Ликурга, другие вырабатывали свои законы постепенно, по мере развития событий, как было в Риме. Счастливой можно назвать республику, которую жребий наделяет столь благоразумным гражданином, что он дает ей продуманные и надежные законы, не нуждающиеся в исправлении.

Известно, что в Спарте они соблюдались более восьмисот лет без искажений и без особых потрясений; напротив, тот город, которому не посчастливилось найти разумного учредителя, вынужден сам заботиться о своем устройстве.

Самая несчастливая республика та, которая лишена упорядоченности, особенно если ее устройство во всех своих частях не нацелено на прямой путь, ведущий к истинной и совершенной цели. В этом случае никакие потрясения не заставят ее прийти в порядок; те же республики, которые, не имея совершенного устройства, располагают хорошими задатками, подлежащими развитию, могут постепенно совершенствоваться при благоприятном стечении обстоятельств. Но справедливо и то, что они будут при этом подвергаться опасности, потому что множество людей никогда не согласится принять новый закон и установить в городе новые порядки, если не убедится в крайней необходимости этого, а необходимость возникает только при наступлении опасности, поэтому такая республика может рухнуть, не дождавшись усовершенствования. Об этом свидетельствует пример Флорентийской республики, которая была переустроена благодаря событиям в Ареццо во втором году, а в двенадцатом, после событий в Прато, распалась.

Итак, приступая к рассмотрению внутреннего устройства Рима и происшествий, приведших к его усовершенствованию, скажу, что авторы, писавшие о республиках, насчитывают в них три вида правления, которые они называют принципатом, правлением оптиматов и народным правлением, так что основатель государства должен выбирать один из этих трех, по его мнению, наиболее подходящий. Другие писатели, причем, по мнению многих, более мудрые, полагали, что существует шесть видов правительств, из которых три дурные, а три – сами по себе хорошие, но столь легко поддающиеся разложению, что и они становятся губительными. К хорошим относятся три вышеназванных, дурные же вытекают из первых, и каждый из них похож на себе подобный, так что они легко сменяют друг друга: принципат может быстро стать тиранией, правление оптиматов – сосредоточить власть в руках меньшинства, народное правление без труда переходит в произвол. Таким образом, если основатель республики вводит в своем городе один из этих трех режимов, то ненадолго, ибо никак нельзя помешать ему скатиться в свою противоположность из-за сходства в данном случае добродетели и порока.

Это чередование форм правления возникло стихийно: в начале мира, когда обитателей было мало, они жили, рассеявшись по свету наподобие зверей; когда же население увеличилось, люди стали соединяться вместе и в целях наилучшей защиты начали отличать в своей среде тех, кто был сильнее и храбрее, назначая их предводителями и подчиняясь им. Из этого родилось представление о разнице между делами хорошими и пристойными, с одной стороны, и вредными и преступными – с другой. Когда кто-либо наносил ущерб своему благодетелю, между людьми возникали ненависть и сострадание, они порицали неблагодарных и почитали тех, кто проявлял признательность. Думая о том, что подобная обида может быть нанесена и им, люди пришли к установлению законов во избежание подобного зла и к назначению наказания для нарушителей, откуда и явилось понятие справедливости. Все это привело к тому, что при избрании государя обращались уже не к самому сильному, а к тому, кто был благоразумней и справедливей.

Но когда титул государя стал передаваться по наследству, а не по выбору, наследники повели себя иначе, чем отцы, и, забыв о доблестных деяниях, вообразили, что роль государя состоит только в том, чтобы превосходить прочих в роскоши, сластолюбии и во всех других видах распущенности; так что государи стали внушать ненависть и, соответственно, испытывать страх, который толкал их к нанесению обид, откуда и рождалась тирания. Вскоре все это повело к переворотам, тайным сборищам и заговорам против государей, в которых участвовали отнюдь не самые слабые и робкие, а те, кто, превосходя других своим благородством, величием души и знатностью, не могли выносить позорных поступков государя. Большинство подчинялось влиянию этих могущественных людей, поднимало оружие против государя и, сбросив его, входило в подчинение к своим освободителям. Последние, возненавидев единоличный образ правления, составляли собственное правительство и поначалу, памятуя о временах тирании, руководствовались установленными законами и ставили общую пользу выше своего блага, тщательно следя за исполнением всех публичных и частных надобностей. Но когда власть переходила к их детям, которые не ведали переменчивости судьбы, никогда не испытывали зла и не хотели довольствоваться гражданским равенством, то они начинали потакать своей алчности, тщеславию, вершить насилие над женщинами, и таким образом правление оптиматов вырождалось в олигархию, враждебную всякой гражданственности. Через малое время их ожидала судьба тирана, потому что разочарованная их правлением толпа была готова пойти за любым возмутителем спокойствия; быстро находился кто-нибудь, кто свергал этих правителей с помощью большинства. Но так как память о единоличном государе и о творимых им несправедливостях была еще свежа, то, отменив правление меньшинства и не желая вернуться к правлению одного, люди обратились к народовластию, в котором ни государь, ни олигархия не могли играть никакой роли. Всякий режим пользуется поначалу некоторым уважением, поэтому и народное правление держалось какое-то время, но недолго, не дольше жизни установившего его поколения, поскольку совершался переход к произволу, не щадящему ни властей, ни частных лиц; всякий делает что хочет, и повседневно творится множество безобразий, поэтому по необходимости или по подсказке какого-нибудь доброжелателя, чтобы обуздать произвол, люди снова обращаются к единоличному правлению; отсюда начинается новый виток, который постепенно, по вышеуказанным причинам, снова ведет к произволу.

Таков круг, в котором вращаются все государства, меняя своих правителей и образы правления; но последние повторяются редко, потому что навряд ли какая-то республика сможет пережить несколько раз такие преобразования и сохранить при этом свою целостность. Скорее всего в ходе этих испытаний, из-за отсутствия умения и сил, она станет частью соседнего государства, обладающего лучшим устройством; если же этого не случится, такая республика будет обречена на вечную перемену указанных режимов.

Я замечу, что все эти образы правления пагубны, три полезных – вследствие недолговечности и три дурных – в силу их недостатков. Сознавая эту трудность, благоразумные законодатели, не отдавая предпочтения каждому из этих режимов в отдельности, выбрали один самый прочный и постоянный, соединяющий в себе достоинства всех трех, которые в нем дополняют друг друга, при этом в одном городе сосуществуют принципат, правление оптиматов и народовластие.

Среди тех, кто снискал себе славу подобными постановлениями, называют Ликурга, который в законах, принятых для Спарты, отвел долю и царю, и оптиматам, и народу, благодаря чему государство просуществовало более восьмисот лет, наслаждаясь покоем и восхваляя его имя. Противоположное случилось с Солоном, который установил законы в Афинах; введенное им народоправство было столь недолговечным, что еще при жизни законодателя его сменила тирания Писистрата; и хотя потомки последнего через сорок лет были изгнаны, так что в Афины снова вернулась свобода и восстановилось народное правление по образцу Солона, оно продержалось всего лишь сто лет, несмотря на многочисленные исправления законов, обуздывавшие дерзость грандов и распущенность толпы, не принятые Солоном в расчет. Тем не менее, поскольку в афинском устройстве недоставало преимуществ принципата и правления оптиматов, Афины продержались гораздо меньше по сравнению со Спартой.

Но перейдем к Риму; хотя там не было Ликурга, который заложил бы основы свободы на длительное время, его роль выполнил случай, представившийся в ходе дальнейших событий, вследствие распрей между плебсом и Сенатом. И если судьба Рима вначале складывалась не слишком удачно, все же на долю его выпала не самая плачевная участь, потому что недостатки первоначального устройства не помешали ему выйти на прямую дорогу, ведущую к совершенству. Дело в том, что Ромул и прочие цари издали много хороших законов, применимых и к свободному устройству, но так как их целью было создание царства, а не республики, то после освобождения Рима в нем недоставало многих вещей, необходимых для защиты вольности, потому что названные цари об этом не заботились. Хотя цари по вышеописанным причинам утратили власть, их преемники устранили из города скорее звание царя, а не образ правления, назначив вместо него двух консулов; республикой управляли консулы и Сенат, то есть налицо были два вида власти из трех вышеназванных, а именно принципат и оптиматы. Оставалось только уделить место народной власти, и когда заносчивость римской знати превысила всякую меру, о чем будет сказано ниже, народ восстал против нее, и знать, чтобы не утратить все, была вынуждена уступить народу его долю. В то же время Сенат и консулы оставались в такой силе, что сохраняли свое значение в республиканских органах власти. Так после введения должности народных трибунов римское государство упрочилось, соединяя в себе все три рода правления. Судьба была к нему столь благосклонна, что, хотя цари и оптиматы уступили свою власть народу точно таким образом и по тем самым причинам, которые были описаны выше, тем не менее при переходе к оптиматам бразды правления не утратили полностью царских достоинств, как и достоинств аристократического строя при воцарении народа; устройство было смешанным и подходящим для совершенной республики, а к этому усовершенствованию привела рознь между плебсом и Сенатом, что будет показано подробнее в двух следующих главах.

Глава III
Какие события заставили ввести в Риме должность народных трибунов, придавшую совершенство устройству республики

Как утверждают все размышлявшие о гражданском общежитии и как учит на своих примерах история, основателю республики, сочиняющему для нее законы, необходимо исходить из присущих людям дурных наклонностей, которые проявятся при любых благоприятных обстоятельствах; если такие преступные склонности долго ничем себя не выказывают, это говорит лишь об отсутствии видимых причин для их проявления; но время, прозванное отцом истины, все равно удостоверит обратное.

Казалось, что после изгнания из Рима Тарквиниев между Сенатом и плебсом воцарилось единодушие; нобили оставили свою спесь и, проникнувшись к народу сочувствием, готовы были ужиться с последним простолюдином. Причины этой обманчивой кротости оставались скрытыми до тех пор, пока были живы Тарквинии, опасаясь которых знать не хотела раздражать плебс, чтобы он не перешел на сторону изгнанников, и обходилась с ним милосердно; но как только Тарквиниев не стало и страх прошел, нобили начали изливать на плебс давно накопившийся яд и обижать его как только можно. Вот свидетельство того, что я говорил выше, то есть что люди делают добро только по необходимости; но там, где существует полная свобода выбора и можно поступать как хочешь, там сразу начинаются смуты и беспорядки. Говорят ведь, что голод и бедность побуждают людей к выдумке и изворотливости, а законы склоняют их к добру. И если что хорошо и без закона, само по себе, тогда закон не нужен, но когда добрый обычай отсутствует, тут необходим закон. Так, по смерти Тарквиниев, которые наводили на знать страх и сдерживали ее, следовало подумать о каком-то новом учреждении, которое бы действовало точно так же и заменило их. И вот, после многих смут, волнений и опасных беспорядков, в которых участвовали плебс и знать, для успокоения народа был учрежден трибунат, располагавший достаточной властью и уважением, чтобы стать посредником между плебсом и Сенатом и противостоять заносчивости нобилей.

Глава IV
О том, что противостояние плебса и Сената сделало Римскую республику свободной и могущественной

Я не премину высказаться здесь о беспорядках, продолжавшихся в Риме от смерти Тарквиниев до создания трибуната, и оспорить распространенное мнение, что если бы благосклонность судьбы и воинская доблесть не возместили внутренне присущих Римской республике недостатков, то бесконечные потрясения и смуты поставили бы ее ниже всех прочих государств. Не стану отрицать, что своими владениями Рим обязан фортуне и хорошему войску, но те, кто сводит дело к этим двух причинам, не замечают, что хорошее войско немыслимо без добрых порядков, а уж за этим следует обычно и удача. Рассмотрим этот вопрос подробнее. Те, кто осуждает беспорядки между нобилями и плебсом, по-моему, порицают самую причину римской вольности, обращая внимание больше на внешнюю сторону этих беспорядков, а не на их благотворные последствия; они не видят, что в любой республике существуют два противоборствующих стана: народ и знать, и что все законы, охраняющие свободу, рождаются из этого противостояния, как можно отчетливо видеть на примере Рима: ведь на протяжении трехсот лет от Тарквиниев до Гракхов, несмотря на беспорядки, в Риме почти никого не ссылали и еще реже проливалась кровь. Нельзя называть подобные волнения вредными и считать расколотым государство, из которого за столько времени было выслано не более восьми – десяти человек, казнено – того меньше, и лишь единицы подверглись штрафам. Нет также никаких оснований хулить устройство республики, явившей столько образцов доблести; ведь добрые примеры проистекают из хорошего воспитания, правильное воспитание – из хороших законов, а последние – из тех самых беспорядков, что подвергаются столь необдуманному осуждению. Ведь если рассмотреть, к чему они приводили, то мы не можем сказать, чтобы кто-либо подвергался изгнанию или насилию, ущемляющим общее благо; напротив, принимались законы и установления на пользу гражданской свободе. Если же возразят, что все это достигалось вовсе не мирными и законопослушными действиями и что читающему о них представляется довольно устрашающее зрелище: народ громогласно проклинает Сенат, Сенат отвечает ему тем же, толпа рыщет по улицам, лавки закрываются, все плебеи уходят из Рима, – я скажу, что народу должно быть позволено каким-то образом утолить свои амбиции во всяком городе, тем более в таком, где от него многое зависит; и в Риме бывало так, что, когда народ хотел провести какой-либо закон, он поступал, как описано выше, либо срывал набор рекрутов на войну, и тогда, чтобы утихомирить его, приходилось идти ему навстречу. Но требования свободных народов редко покушаются на вольность; их вызывают к жизни угнетение или угроза установления гнета. И если опасения беспочвенны, то какой-нибудь уважаемый человек всегда может их развеять, своей речью открыв народу его заблуждение; как говорит Туллий, хотя народы невежественны, они не глухи к истине и легко уступают, когда истину внушает им лицо, достойное доверия. Итак, не стоит столь бездумно порицать римские порядки, принимая во внимание, что все великие деяния этой республики были вызваны к жизни соответствующими причинами. И если беспорядки привели к возникновению трибуната, то они заслуживают всяческого одобрения, потому что при этом народ не только получил свою долю власти, но и был заложен оплот римской свободы, как будет показано в следующей главе.