Читать книгу: «Вновь: покойтесь с миром», страница 2

4

– Пожалуй, ценность моего интереса существенно ниже причины моего присутствия для тебя сейчас, что, как скоро ты поймешь, на самом деле неотделимо друг от друга. Но начать я хочу даже не с запоздалого приветствия, вполне возможно ставшего бы для тебя своеобразным оскорблением. Я внезапно рад ошибиться в давнем желании более никогда тебя не видеть. Ты здесь, что сейчас, в нашем непростом контексте, я воспринимаю преимущественно положительно.

Ничего не ответив, Люба приблизилась почти в упор, глаза ее долго вглядывались в лицо Клендата, изучая его с особой дотошностью, скорее, проверяя свой разум на контакт с реальностью, нежели достоверность объекта кропотливого исследования. Но чем дольше она, превращаясь в напряженный сгусток жгутов, познавала его, тем больше в ней что-то менялось.

– Это ты дал Беккеру мои письма. Раз ты читал их, значит, понимаешь, что с узлами покончено. Я выстрадала шанс на обычную жизнь.

– Ты наконец-то повзрослела.

– Оставь эту снисходительность при себе! – Люба вступала на тропу войны, в то время как Клендат выглядит безмятежным, легким и доступным. – Я все думала эти два дня, почему на пути сюда меня усыпили против воли, а пару часов назад просто отпустили, даже выдав новые документы с настоящим именем. Теперь все ясно – раз ты не убил меня, значит, тебе что-то нужно.

– Понимаю, верить в мою заботу не допускается за неимением желаемых лишь тобой и понятных лишь тебе жестов гипотетической искренности. Не всему суждено меняться. Но когда я говорю, что рад твоему возвращению…

– Ты прав – не верю.

Несколько минут они не отрывали друг от друга глаз, будто бы общаясь мысленно, продолжая лишь укрепляться в своих позициях.

– Тебе известно лучше всех в этом мире – вера не принадлежит никому, лишь материал для построения временного ради свершения постоянного.

– Мне все ясно: отпустил меня для знакомства с пустотой, которой ты заменил важные для меня и матери координаты. Вместо нашего дома – площадь с чужими памятниками и исправленной историей города, чей центр зданий Триединства замещен пустующей площадью. Прошло чуть больше сотни лет твоей безграничной власти благодаря нашему с матерью отсутствию, и знаешь что? Я рада этим решениям.

После этих слов Люба поймала себя на очень важной мысли, способствующей ослаблению защитного механизма, отчего она даже взглянула на все еще напряженного, держащегося нейтрально Бэккера. Клендат уже хотел что-то сказать, как она опередила его: – Прошлому место в наших сердцах и памяти – большего мне и не нужно. Уверена, ты знаешь обо всем, что было на Целестине, может, даже и на Коме, отчего мне и не ясно твое ныне здесь нахождение.

Клендат с доброй улыбкой приблизился для усиления следующих слов:

– Я правда рад твоему возвращению.

– А я твоему – нет.

– Значит, ты надеялась…

– Тебя не должно это удивлять.

– Возможно, я тоже изменился.

– И это меня не волнует. Бэккер, – Люба обернулась к тому и сделала шаг, обращаясь больше с предупреждением, нежели с заботой, – что бы он тебе ни говорил, что бы ни просил, ты не обязан ничего делать. Мы с тобой имеем полное право оставить Кому и Целестин позади, потому что мы сделали все и сверх того. Ты читал мои письма, у тебя наверняка есть вопросы, но сейчас время не для них, а для примера – если я смогла оставить это позади, то и ты сможешь.

Клендат наблюдал все с неизменным интересом, словно ничто не коснется его лично, следовательно, и ценности нет.

– Я пришел за помощью к вам.

– Ложь! Нет в этом мире ничего тебе неподвластного, и меня тревожит факт твоего ныне присутствия на Опусе. Ведь я отлично знаю твою тягу к оптимизации, отчего, в свою очередь, я не удивлена наличию некоего Совета на берегу неких Основателей. Ожидаю расхождения между историей реальной и переписанной для новых поколений.

– Ты ей вообще ничего не рассказывал? – спросил Клендат у Бэккера вполне естественно, словно они все друзья, но тот ничего не ответил, лишь собирал информацию. – Люба, он тебе подтвердит, что еще двадцать четыре года назад случилось то, что было прозвано «Бунт Машин», пресечь который во спасение цивилизации стало достаточно посильным лишь мне. После чего, разумеется, бразды правления были переданы простому в названии, но незаменимому в балансе новой структуры применения Совету Основателей.

Люба взглянула на Бэккера и, получив от того краткий кивок в подтверждение задокументированной истории, уже хотела продолжить допрос, как Клендат не дал и малейшей возможности перехватить инициативу:

– Ты была права – я знаю, что произошло на Целестине. Палатка передавала видео и аудио, составляла проекцию с ваших скафандров.

Люба и Бэккер переглянулись с тем самым молчаливым общим удивлением сокрытого факта.

– Вижу, вы оба понимаете, о чем я, точнее о ком.

– Я уже говорил – это больше не моя история. – Бэккер чуть ли не физически ощутил, как его затягивает, словно в воронку, эта ненавистная тема разговора. – Разбирайтесь с Варваром сами, и если мир сгорит, то значит, такова жизнь.

– Да брось, Бэккер, сейчас самое время получить все ответы, потому что больше никаких тайн.

Он игнорировал воспоминание, но странный блеск в глазах Любы вынудил поддаться любопытству.

– Там была женщина. И была она очень похожа на тебя.

Люба смотрела на Бэккера слишком долго, чтобы тот понял нежелание продолжать этот разговор.

– Пожалуй, я начну с другого ракурса. – Клендат усиливал напор, выговаривая каждое слово быстро и четко. Уследить за ним было непросто, казалось, он выковывает новую реальность пугающе убедительным тоном, чему поддался Бэккер, не в последнюю очередь из-за проявления в Любе заметного пресмыкания перед ним. – Мне нужна ваша помощь по самой простой, но оттого и важной, причине – ваше, не имеющее аналогов, адаптивное выживание в самых непредсказуемых, требующих фантазии и гибкой стратегии условиях. Вы, лучшие из людей, доказали это делом не единожды на доступном для изучения полотне истории. Так уж вышло, что власть у меня все же не безгранична, – человеческий фактор обладает потрясающе неизмеримым влиянием, способным рождать, сам того не ведая, удивительные сценарии в самых непредсказуемых для аналитики сюжетах. Я бы мог заставить вас работать на меня и сложить свои жизни в фундамент грядущего свершения величественного перелома мироздания настолько, насколько вам не вообразить. Но для грядущего свершения необходимо объединиться, иначе, потакая выкованным в пламени судьбы и времени инстинктам выживания, ваш дар адаптации сменит русло с цели глобальной на персону локальную. Сам факт вашего отстранения от так называемых друзей является нужным мне симптомом правильной переоценки ценностей в геометрической прогрессии перспектив развития нашего сотрудничества. Вы – недостаточно хорошие люди для плоскости однородных решений, но великие лидеры для выявления оптимальных жертв сейчас в возможный перелом сил завтра. И я позаботился о том, чтобы вы не только не переживали за своих людей, но и показали свою сторону намерений.

Энергичная и властная речь, которая еще и казалась неким исследованием новой конструкции их отношений, оборвалась в момент появления между Любой и Бэккером голографического объемного изображения. Камеры наблюдения передавали картинку с неизвестного им места, где отчетливо были видны Оскар, Настя и Рода, сидевшие за общим столом в небольшой столовой.

– Ваши друзья сейчас под моей защитой в безопасном от любых внешних влияний месте под названием Колыбель. Изменить роль гостя на заключенного займет меньше времени, чем ваша мысль о переигровке моих правил в свою выгоду. Я не вижу смысла манипуляций, дабы свершить простое сложными инструментами. Я выкладываю вам сейчас достаточно сведений для принятия решения последовать за мной и узнать, почему вы так мне важны и для чего я так долго распинаюсь. Наученный опытом, предпочитаю собирать сведения, прежде чем принимать решения. И вы получите эти комплексные сведения про наш общий провокатор перемен, который, будьте уверены, являясь спрятанным, станет оскорблением для вас, привыкших к центру внимания. Вы не могли не догадаться об ускользающем времени, отчего я и вынужден ограничить срок осмысления в угоду скорому решению. Взамен ваших услуг я предлагаю не только стать Основателями, но и самую высокую, персональную, созданную лишь под вас плату. Избавить тебя, Люба, наконец-то от фрагментов новоназванного Осколка будет столь же важно, сколь дать возможность встретиться с матерью на личной основе, закладывая в фундамент твоего будущего не меньше, чем конкретный, доказанный научным способом ответ на вопрос всей жизни Бэккера: судьба ли правит – или же свобода воли?

5

Оскар сидел за общим круглым столом, деля его с Настей и Родой. Все трое направлены в центр, чтобы видеть каждого перед собой. Оскару было одновременно и тепло, и холодно, чему способствовало очень вялое физическое состояние, которое не поспевало за восстановлением бодрствующего сознания. Несмотря на плотную теплую куртку, штаны и ботинки, ему пришлось немного вжаться в стул с подлокотниками из-за дискомфортного, похожего на болезненное, состояния. Как мог, он контролировал руки, пока жадно поедал целый обеденный набор из контейнера, порой еще и почесывая свежую щетину и короткую, почти под ноль, стрижку головы, случившуюся сразу же после его пробуждения.

Настя неряшливо бросила маленький планшет на стол, после чего поджала ноги к себе, поставив их на поверхность стула, и несколько отрешенно, думая о чем-то своем, сказала:

– Все с тобой в порядке. Просто ты первый раз был в анабиозе, ничего особенного. Кушай, пей, отдыхай, через часок будешь бодрее нашего.

Нахмурившийся Оскар кратко переглянулся с Родой, которая облокотилась на стол, поглядывая на него с заботой, что-то пытаясь решить у себя в голове насчет происходящего. У нее были короткие черные волосы, ныне зачесанные вбок, что открывает целиком лицо, на котором заметны несколько тоненьких диагональных шрамов от лба до подбородка. Ее красота преимущественно проистекала из дерзкого, немного наглого характера, так что ее естественная красота каким-то странным образом лишь подчеркнулась этими тоненькими линиями телесного цвета.

– Ешь давай. Настя у нас тут сама у себя на уме, – с легким акцентом на претензию произнесла Рода, взглянув на подругу, чьи светлые волосы зачесаны назад и спрятаны под капюшоном, а некогда нежное и чуть ли не детское лицо обросло жизненным опытом, лишь часть которого знали Оскар и Рода.

– Сначала проснулась она, потом я, ты третий. Всего-то час назад я сидела на твоем месте, так что советую не спешить.

Стол был небольшим, человек на пять максимум, причем места вокруг него было также в дефиците. Оглядевшись, Оскар подметил в этом тесном холодном помещении преимущественно серых, белых и черных тонов лишь шкафчики по углам и шесть кроватей, по три на сторону многоуровневого каркаса, также было две створки дверей – впереди него и позади.

– Это так принято в космосе? Нам теперь следующих по одному будить?

Оскар доел последнее из контейнера, жадно выпил воду, аккуратно сложил пластиковые приборы в специальные крепления сбоку, после чего, следуя кивку Роды, увидел слева от себя приемник грязной посуды, куда положил свою и вернулся за стол уже более собранным. Военное воспитание отцом укоренило в нем определенные манеры, которым давно проще следовать, нежели их обдумывать.

– Мы единственные.

Рода сказала это сразу же, как он сел. В ней не было ни грамма смятения на этот счет, как и у Насти, что лишь подстегнуло его на нужду быть более осведомленным в происходящем, чего не могла не заметить Рода.

– Капитан этого звездолета сообщил нам, что еще в полете к Опусу было решено разделить команду на тех, кто из столицы, и тех, кто с Комы.

– Но ведь ты же…

– Мы с отцом двенадцать лет на Коме. Им этого достаточно, чтобы считать меня, как было сказано, иммигрантом.

– Бэккер…

– Неа.

– Изабелла…

– Нет.

– Люба?

– И даже Лорна – нет. Здесь только мы трое. И нет, насчет беженцев с Комы нам неизвестно.

– Какой-то бред. – Оскар сам не заметил подкравшейся злости из-за очередной неясности происходящего, что преследовало их неприлично долго.

– Лично я очень этому рада.

Даже Настя взглянула на Роду с желанием узнать подробности такого громкого заявления.

– Что? Окей, поясню, друзья мои, раз умудрились запамятовать. С чего бы начать? А, точно, возьмем Бэккера, который умудрился за два дня разрушить Монолит, после чего почти похоронить нас на Целестине, причем еще и проиграв тому великому злу с тупым именем Варвар, что, к слову, обесценило гибель вашего, между прочим, дома, и обосрать жертву сотен тысяч человек. А самое главное, мы с тобой, Оскар, чуть ли не погибли еще и от рук Лорна, который спасал этого урода от нашего с тобой желания праведной мести, чего, опять же, уж извините за детализацию, но потерпите, потому что я, честно, не хочу ни видеть его, ни знать, что с ним, иначе жажда возместить ущерб опять взыграет, да еще и с большей силой! Мы с вами тремя с самого начала на своем, несоизмеримом с чьим-либо опыте вкусили, вопреки своей же воле, последствия его провокаторской натуры, которая, что-то мне подсказывает, вряд ли возымеет… не знаю, реконструкцию возможностей и потенциала!

Оскар даже улыбнулся с особым удовольствием от наблюдения в Роде крайне артистичного порыва, сопровождающего все ее яркие всплески дерзкого характера, не чурающегося ни на крик, ни на вызов. Она выговорилась достаточно ярко и детально, чтобы и Настя включилась в их разговор с головой, ощущая знакомый оттенок ее лучшей подруги, возвращающий приятные старые дни юной жизни на Монолите.

– Я вам еще так напомню, что из-за него погиб мой папа. Я грохну его сразу же, как увижу. Но я не хочу этого. Не хочу… – Внутренняя борьба Роды читалась для Оскара и Насти слишком отчетливо, ибо они видели те ужасные крайности, пережив которые человек редко может вернуться к прежней обычной жизни. – Нам с вами повезло остаться в живых. Тебя, Настя не было тогда, вы с Любой потом пришли, но я и Оскар… мы почти убили Лорна, чтобы добраться до Бэккера. Я… раз мне повезло быть далеко от него, то воспользуюсь этим редким шансом свернуть в сторону от… Ну вы и так поняли.

Настя взяла подругу за руку с искренней заботой, поддерживая ее превозмогание над безумным в своей жестокости монстром, ставшим на Коме спасительным инструментом, пробуждающимся слишком активно при малейшем намеке личной угрозы.

– А вот меня беспокоит, что мы не знаем, где он. Какое говно он опять готовит для нас или всех вокруг? Предпочитаю знать расположение врага – так хотя бы его можно приструнить быстро.

– И что ты предлагаешь?! – Раздраженно спросила Рода.

– Пока ничего. Я лишь хочу донести, что нельзя расслабиться.

– Да никто и не расслабляется! Мы проснулись пару часов назад, сами только пожрали, причем еще в полете, как нам капитан сказал.

– Рода хочет сказать, – Настя внезапно удивила всех фундаментальным спокойствием, – что не стоит спешить с какими-либо решениями.

– Мы вместе, и это здорово. Не знаю, как вы, но после того, как я убедилась в существовании этого Варвара… что-то… Короче, жить стало проще.

– Это при его-то угрозе…

– Да! Нет… То есть я знаю, короче, угроза будет всегда, и когда она будет, там будем справляться по обстоятельствам, потому что мы простые люди, уж на фоне этого Варвара – это доказуемый факт, вот и хочется…

– Просто пожить, – закончил Оскар, прекрасно зная, что ощущает и о чем думает Рода, которой эти выводы даются с трудом.

– Да, спасибо, догадался, наконец, – с улыбкой бодро подчеркнула Рода. – Не только красавчиком остался, но и ум не растерял.

Это был приятный момент, каким им было в радость насладиться, пусть и лишь на краткое время. Но даже такое стало крайне ценным, ведь они были слишком близкими друзьями, почти семьей.

– Что скажете про капитана этого звездо… – Оскар запнулся из-за внезапного осознания кое-чего достаточно неожиданного и важного, поэтому сначала он еще раз огляделся, прежде чем озвучить: – Здесь гравитация.

– Я же говорила, что заметит. – Настя отчиталась Роде и сделала ей щелбан по лбу, когда та была вынуждена подставить ей под расплату за проигрыш в пари. Настя не стала усердствовать и просто щелкнула, чем Рода все же выразила недовольство, проворчав ругательство, но скорее из-за самой неудачи, нежели щелбана.

– Круто, я рад, что развлек вас.

– Ой, неужели тебя вдруг огорчает быть не в центре женского внимания, ага.

– Рода, вы вот нашли себе развлечение, а я до сих пор в смятении, которое…

– Да, Оскар, здесь гравитация.

– Мы с Андреем изучали сводки о разрабатываемой Опусом технологии для этого. – Настя внезапно звучала этаким руководителем, получающим удовольствие от объяснения. – Допускаю, что они давно это изобрели и пользуются. Наш Монолит, как, думаю, и вся Кома, были отстающими в технологиях с самого начала. Вы даже не представляете, какой список запретов был у Техгруппы на разработки.

– Круто, прям… вау. А почему Эфир был…

– Вместе с Бэккером на Целестин должна была лететь команда. – Настя сама не знала ответа, лишь рассуждала, проявляя к их разговору все большую вовлеченность. – Думаю, Опус не хотел раскрывать эту технологию Монолиту. Или же просто обновить не успели. Эфир давно был на орбите.

– Ну не знаю, вроде он достаточно навороченный был. Как минимум для…

– Рода, у меня нет ответа, честно. К слову, это ты с Опуса, мы с Оскаром здесь чужие.

– Мда, только мы еще не на Опусе.

С минуту они молчали, чуть ли не синхронно вспомнив, как нечто похожее у них было прямо перед высадкой на Целестин, когда они покинули свой дом, следуя за безумным планом Бэккера. Тогда они также сидели втроем у иллюминатора в открытый космос, ловили момент спокойствия, чтобы закрепить дружбу, кроме которой у них толком ничего не осталось, ведь в ужасе трагедии на Коме они потеряли всех.

– В прошлый раз, когда мы так сидели, – Оскар придался неестественной ему ностальгии, заразив ею и Настю с Родой, чего они от него не ожидали, – не было гравитации, а иллюминатор был не в потолке, а сбоку… Странное чувство.

– Это сейчас ты хочешь вновь напомнить про Бэккера и угрозу, которая была и будет, судя по всему, всегда? Если так, Оскарка, то я тебя ударю сейчас.

– Нет, Рода. Наоборот, я понял, что ты имела в виду. Нам повезло тогда, похоже, везет и сейчас. Ия рад разделить это везение с вами.

Еще несколько минут они молчали, слишком хорошо ощущая укоренившийся страх перед грядущим, которое уже с трудом представляется спокойным и обычным. Это ощущала даже Настя, но по-другому – у нее, в отличие от Оскара и Роды, была вера.

– Что-нибудь известно про Монолит? – Оскару все же не сиделось без дела. – Сколько эвакуировали в итоге? Как обстоит борьба с Особями? – Рода и Настя молчали в незнании. – Хорошо, тогда идем. Пора познакомиться с капитаном уже.

В этот момент, когда Оскар только встал, двери за его спиной открылись и к ним вошел мужчина. Высокий, почти под два метра, очень крепкий, но небольшой, его лицо было с легкой щетиной и жесткими черными волосами короткой длины. Общий вид был немного угрожающим еще и из-за напряженного лица с сильным подбородком, лбом и очень заметными голубыми глазами, чей взгляд будто бы всегда многозначителен. Но стоит ему заговорить, особенно в обращении к кому-то конкретному, так вместо высеченной статуи появляется очень живой и добрый человек, сразу же вызывающий доверие.

– Вижу, вы, Оскар, оклемались, – говорил он четко и учтиво. – Дамы, не могу и за вас не порадоваться. И сразу к делу, хочу предоставить вам сведения о вашем доме. Только что получил расшифровку, специально дают ее без редактуры. Желания тратить на это время не вижу ценным, да и допуска на это нет. Прошу ознакомиться с докладом.

Он положил на стол новый планшет, большего размера, где был уже открыт текст.

Доклад Кармака – прибытие

Здесь тихо. Космос этим и славится – так что вроде бы удивляться не должен, но ощущение тишины оказало эффект воздействия больше ожидаемого. А если прибавить этой уютной тишине возможность взирать во тьму бесконечной Вселенной без лишних условностей, то создается чуть ли не физическое ощущение, что я могу прикоснуться. Прикоснуться к чему-то… то ли близкому, то ли далекому, но живому, настоящему, великому. В момент и вовсе боюсь уткнуться рукой в некую преграду, этакую стену, разграничивающую известное и неизвестное. Может быть, в этом природа моего тяготения к Вселенной – страх ощутить границы, низвергающие мою жизнь до пыли. Отсутствие доказательства границ Вселенной является подтверждением истинной свободы. Но у этого есть обратная сторона. Бесконечность поиска чего-то, что утолит голод любопытства, может обернуться потерей самой природы этого голода, без которого велик шанс усомниться в ценности своего существования. Когда-то мне было достаточно создать семью. Потом я повторил опыт. Сейчас, здесь, мне наконец-то есть ради чего рискнуть по-настоящему. До того как была объявлена экспедиция в карантинную зону, мне казалось, что я попал в кошмар, где наличие невидимых стен столь же ужасно, сколь их отсутствие. Как будто бы я между молотом и наковальней, причем момент удара несет аналогичное его отсутствию влияние. Могу ли я, что называется, насладиться жизнью, находясь в неведении? Нет. Это сложно передать словами. Сомнения постигли меня неожиданно, подкрались незаметно, выждали момент и вцепились в мысль малую и великую. Если проще, то здесь, в пустоте солнечной системы ИМБ, я кое-как могу ощутить намеки на забытую легкость. Если бы не эта огромная планета с кучей проблем, возможно, я просто выпрыгнул бы из корабля и отдался пустоте. Возможно, в этом и есть испытание? Для этого я здесь? Чтобы преодолеть гнетущее состояние беспомощности перед известной простотой мироздания. Чувствую, что потерял всю связь с миром, и в то же время, наоборот, кажется, что связей стало так много, что невозможно уже вынести. У меня нет сил даже злиться. Бесконечная усталость, заглушить которую пусть и на время, но помогает работа. Теперь я понял свою роль, назначенную свыше.

Ну что же, пора работать.

Все системы функционируют, никаких отклонений не зафиксировано, сам же полет прошел успешно, в рамках ожидаемых показателей. Карантин на планете соблюден, нарушений с внешней или внутренней стороны не замечено, система безопасности выдает стабильную отчетность. Отдельно отмечу, что при первом осмотре признаков удаленного или физического взлома также не обнаружено. Дальнейший контроль спутниковой системы будет активируем в произвольном времени в угоду оптимизации.

Также делегирование полномочий выдало лучший результат, чем я ожидал: картографический алгоритм уже начал сборку картинки, пока зонды для высадки на планету перестраиваются под влиянием континентальных особенностей. Несмотря на изначальные технологические требования при сборке зондов, некоторые модификации придется делать на орбите уже по результатам первых анализов состояния планеты. Знаю, что это не обязательно, но хочется заняться в некотором смысле медитативным исследованием как областей с заведомо известной опасностью, так и естественных в своей биологической форме. Раз меня отправили сюда, то буду делать по-своему, в рамках разумного.

Относительность времени проявляется и здесь. Пока генерация объемной карты сталкивается с неизвестными помехами в Зеленом секторе планеты, потакая вычислению природы этого странного источника, я лишь с опозданием замечаю смену очередного цикла вращения. Ожидая увидеть числа дней, познал лишь цифру. Некогда ведь еще еле поспевал фиксировать незаменимое мгновение взросления моих сыновей, дабы иметь возможность воспроизвести уникальное в их жизни познание. То было время первооткрывательства для нас всех: им представился весь мир, мне же – форма познания этого самого мира, ранее ставшего несколько и вовсе скучным, что, пожалуй, нормально до момента родительства. Теперь лишь проигрывание прошлого позволяет хоть чуть-чуть возродить состояние познания. Возродить ненадолго, как блеклое доказательство чего-то невосполнимого для меня. Дети выросли, стали подобными мне, и путь их пролегает к некоей аналогии перераспределения своих предназначений, власть над которым является таким же выбором, как и выбор передачи навыка живому наследию. И вот здесь я понял дальность просветления, исказившего время под нужду эволюции. За годы жизни я пришел к выводу, что путей всегда два: к чему-то величественному, недосягаемому мысли и взору, способному охватить все и вся… и к чему-то малому настолько, насколько незаметному большинству. Оба пути являются почти материальным доказательством времени, ибо, пытаясь осмыслить былое, упираешься в невидимые границы… точно такие же, как границы Вселенной, которые и являются тем великим, протянуть руку к чему так и хочется, чтобы просто прикоснуться и наконец-то понять, что сам я – часть великого или малого…

Мои дети стали единственной связью с цивилизацией, чье будущее и находится в руках моего прекрасного наследия. Чем больше я думаю о них, тем меньше мне хочется, чтобы они были похожи на меня: ведь тогда границы мироздания рано или поздно станут им до муки тесны. Наверное, я все же рад не иметь возможности быть похожим на них, ибо подвел бы только этим эгоизмом всех, боясь воли того, кто в отличие от меня достиг бы аудиенции с великим. Мои мучения стали частью моего существа.

Буду держать в курсе. Сбор данных продолжается, скоро будет готовая карта местности и того, что еще только предстоит фрагментировать. Мое состояние ожидаемое, и я благодарен за это. Пусть время и создает границы – судьба учит искать лазейки.