Читать книгу: «Отражение в стекле», страница 18
– Его не будет. Просто поверь в это, как я верил в тебя, когда ты делал невозможное.
– Но ведь ты не верил в меня.
– Ты так уверен? Моя вера была неизбежна, прямо как перемены.
Связь стала слабеть, Артём медленно приходил в себя.
***
– Вот поэтому псицил и запретили, доктор! – ругался Раскопин, стоя чуть поодаль. – Немного переборщить с дозой, и вот результат!
– Рассказывайте об этом производителю, я уже на этом собаку съел! – доктор раскрыл бутылёк нашатыря. – И на том, как выводить людей из наркотического опьянения, кстати, тоже!
– Хватит болтать, работайте! Мне ещё нужно задать ему несколько вопросов.
– Вы сделали свою работу, майор, так не мешайте теперь делать мою! Вы, право, неисправимы!
– Привыкайте.
– А уже! Это просто возмутительно! Расспрашивать пострадавшего с открытым ножевым ранением в то время как я работаю над раной, Вы действительно не знаете меры?!
– Ай, к чёрту вас!
– Вот и правда! – доктор вплотную поднёс склянку к носу студента на вдохе, отчего тот закашлялся.
– Во! Говорю же, всё с ним в порядке! Хоть завтра на войну первым вагоном.
– Ага, и вас туда же, – чтобы никто не слышал дальнейшего ворчания, следователь отошёл подальше.
– Я узнаю этот запах из тысячи… это нашатырь?
– Верно, молодой человек, рад Вашему обонянию. Как самочувствие? Жалобы есть?
– Да. На жизнь. Самочувствие? Как будто меня растоптали.
– Это нормально. Через двадцать-сорок минут Вам будет легче. Болит что-нибудь?
– Руки, ужасно болят руки.
– Затекли, тут я особо ничем не помогу. Сделайте разминку, пройдитесь, отдохните. У Вас сегодня большой день.
– Подождите, а можете сказать, сколько времени?
– Вот народ-то! Его нашли после нескольких дней, а он что? Спрашивает время! Четыре часа вечера, шестнадцать ноль-ноль, если проще!
– Спасибо, орать не обязательно.
Врач побагровел от злости и ушёл в неопределённом направлении. Раскопин, видимо, распознал в этом сигнал к действию.
– Живой? – он встал рядом, не приседая на землю.
– Как видите, господин следователь.
– Это-то и странно. Его сообщница сказала, что он обычно убивает сразу, не выдерживая паузу в почти четыре дня. Тебе крупно повезло.
– Она?
– В шесть утра в участок ввалилась девушка, имени предпочла не называть, фамилия также неизвестна. Написала чистосердечное признание о состоянии в сообщничестве с Валентином Федотовым, его уже откачивают реаниматологи. Когда группа захвата прибыла на место, обнаружили его с ножом в области живота, мужчину, истекающего кровью, и тебя без сознания. А я думал найти тут только твой труп, распорядиться о доставке тела в морг и позвонить близким, как мне когда-то позвонил мой младший брат и сказал, что мою племянницу убил какой-то сумасшедший, а полиция его упустила.
– Мне жаль.
– Мне не нужны твои слова соболезнования, а только ответ на вопрос. Какие планы были у тебя на Веру? Ты действительно любил её или просто думал, что это будет игрой на пару дней?
Артём поднял глаза на Алексея. Какое-то смешанное чувство начал вызывать этот человек, живущий по своему, лишь ему известному уставу.
– Почему у Вас другая фамилия?
– Мать предложила дать мне девичью фамилию, а Владу отцовскую. Хотела продолжить оба рода сразу, но промахнулась: у меня работа другая, с девушками связанная только косвенно, зато Влад преуспел и взял себе в жёны будущую мать Веры. Ты не ответил на мой вопрос.
– Разве я давал повод в этом усомниться?
– Мне-то откуда знать? Я приехал сюда только, когда узнал о её смерти: всегда мечтал жить в столице, вот и понесла нелёгкая. Дам тебе напутствие: в столице люди другие, и ты поменяешься. Если всё устраивает тут, то не советую срываться с места.
– Это объясняет, почему я не видел Вас до встречи в больнице.
– Ты всегда так увиливаешь от изначально поставленного вопроса?
– Мне казалось, я дал понять, что мои намерения были весьма серьёзные.
– Не мне. А впрочем, сейчас это уже пустое. Рад, что не пришлось сообщать твоим родственникам такую новость. Поверь, парень, такое и врагу не пожелаешь. В этой недостройке был оборудован холодильник под трупы. Не представляю, что он за садист.
– Он сумасшедший, но его можно понять. Окажись я в его ситуации, мог бы стать таким же.
– Не поверю. В любом случае, от тюрьмы он не отделается. Пойду сообщу твоей девушке, что всё в порядке.
– Марго?! Постойте! Я хотел бы сам всё рассказать.
Майор ничего не ответил и пошёл куда-то, но чуть погодя остановился.
– Тебя, кстати, тот мужчина, которого мы нашли, просил найти. Советую походить вокруг, он тебе, возможно, жизнь спас. И напоследок… постарайся больше не вляпаться. Не в каждом городе тебя будет держать возле себя удача, – это ограниченный ресурс, не трать его попусту.
– И так стараюсь.
– Значит, плохо стараешься, – Раскопин впервые за всё время ухмыльнулся и окончательно отошёл, к нему сразу подбежал другой полицейский, торопливо отчитывающийся перед начальником.
Артём попробовал встать, уперев руки в колени, но мгновенно понял свою ошибку: затёкшие за несколько дней руки отзывались болью даже на малейшее движение. Солнце слепило привыкшие к тусклому свету глаза, тело обмякло и гудело, мысли путались. Всё говорило, что вставать, может, и не стоит. Он посидел несколько минут, наблюдая за снующими туда-сюда сотрудниками полиции и скорой помощи, повторил попытку и уже смог устоять на ногах, пусть его и шатало.
Вход в бункер был присыпан землёй, из-за чего на его месте образовался небольшой пригорок, поросший травой. Холмик был на удивление пуст и выделялся из всей суеты; может шума меньше не станет, но по крайней мере станет поменьше людей.
Юноша с некоторым усилием взошёл на высоту и оглядел местность. То была самая обычная глухая часть леса, где свет блокируют листья, нет троп, но хватает гнилой листвы. Около входа лежало пять тел в чёрных мешках, рядом на белом полотне разложили вещи из бункера: знакомый шприц, нож, всяческий хлам и чёрную куртку.
Вдруг внимание Артёма привлекла струйка дыма, идущая из-за его спины. Серов обернулся и замер в некотором смятении.
На нём были серые от пыли и грязи штаны, а на чёрной куртке ярко выделялся окровавленный бинт на левой руке, уходящий через плечо. Лицо сияло синяками, но выглядело свежим, особенно если учесть возраст человека. Он, к слову, тоже осматривал Артёма своими тусклыми глазами. Его глазами.
– Здравствуй, Артём, – его голос звучал спокойно, почти убаюкивающе. – Вот и встретились, жаль только в не самых приятных обстоятельствах.
Артём не мог выговорить ни слова, он то ли задыхался, то ли терял сознание.
– Пожмёшь руку старику? Знаю, ты был рад её сломать, но если ты это не сделаешь, я буду только счастлив.
«Вот она, та самая встреча, какую ты ждал больше десяти лет, Артём. Встреча с переменами»
Парень даже не заметил, как сделал шаг вперёд и пожал протянутую руку с грубой, сухой кожей.
– Наверное, у тебя много вопросов. Буду рад постараться ответить на те, на какие смогу.
– Что ты тут делаешь?
– Приехал извиниться перед вами. Уже давно, да только адрес мне сказать забыли.
– Извиниться? Да ты хоть представляешь, за что просишь прощенья… папа?
– Возможно, я не всё помню, но я могу всё объяснить. Пройдёмся?
– Куда?
– Поближе к цивилизации. Меня тянет чихать от цветущих деревьев.
Артём молча согласился и побрёл рядом с Александром.
– Так, с чего бы начать… забавно выходит: сколько раз представлял эту встречу, и всегда знал, что говорить, а сейчас даже не знаю.
– Просто не тяни кота за хвост. Мне ещё домой ехать.
– Да-да, сейчас. В общем… думаю, не открою секрет, что я какое-то время сидел на наркотиках. Это была не моя вина. Просто я повёлся на предложение приятеля подзаработать, если бы я знал, что работа заключается в доставке наркотиков, я бы не пошёл с ним никуда. Сам торговец тоже был с приветом: он накачивал всех отказавшихся до беспамятства ровно столько раз, сколько требовалось для ухода даже его имени из головы вместе с огромным куском жизни. С кем я общался, где был, да даже имя вон того парня, что угостил тебя пивом в баре, к примеру: для меня выпало столько времени, что когда я понял, что помню ничтожно мало, мне стало стыдно. Ни друзей, ни работы, ни семьи, я стал просто уличной дрянью без смысла жизни, за это время я где только не спал: лавки, остановки, заброшенные дома, обезьянники, а в конце концов больничная койка. Один очень хороший человек решил вернуть меня в строй: арендовал мне квартиру, подыскал работу, занялся моей зависимостью. Он говорил, что делает это ради моей семьи, мол, однажды я должен буду попросить прощенья… и вот я здесь, – он выдохнул большой клуб дыма и чуть покраснел. – Как… твой шрам?
– Стараюсь не думать этом.
– Я читал твои книги. У тебя хорошо получается, ты необычайно умён. На кого ты учишься?
– Психолог… но вряд ли я доучусь до конца. Жизнь завещала мне другие приоритеты.
– Они тебе больше нравятся?
– Да. Я ненавидел свою жизнь до какого-то времени. Знаешь, иногда хватает и одной недели, чтобы всё изменилось.
– Всё иногда меняется и в один миг. Вот я образцовый муж и отец, а вот… всего одна секунда, и никто. Так, идиот с улиц.
– Она любила тебя. Я очень долго видел слёзы. Мама скучала по тебе больше пяти лет.
– О господи… – Александр зажмурил глаза, пытаясь сдержать слёзы. – Прости меня, Артём. За всё, что я сделал, за то, кем не стал для тебя и за то, что не дал тебе. Прости за всю ту боль, что причинил, за всё страдание, что оставил на твою молодую голову, прости за сломанное детство…
– … Тебе не нужно просить у меня прощенья. Знаешь, в каком-то смысле я даже благодарен тебе. Это сделало меня тем, чем я являюсь сейчас. У меня был отличный пример, кем я быть не хочу, у меня была цель, ради неё я готовился, пока не встретил Веру. А потом… мне кажется, я просто не мог больше злиться. Прошлое на то и прошлое, чтобы его можно было забыть, устремить взгляд в будущее. Что было – то прошло. Но ты должен извиниться перед матерью, уж что она точно не заслуживала – это подобной трагедии в первом браке. Она любила не так, как я: я пропитался ненавистью, потому что был молод и быстр на решения. Она любила тебя так, как вообще способно любить чьё-то сердце. Ты сломал ей жизнь и оставил на пепелище, которое она восстанавливала, потому что сильная духом. Ты закалил нас обоих и провел через множество ужасов, но я уверен, что мама простит тебя. Ты завоюешь её прощенье во что бы то ни стало, иначе ничего твоя жизнь не стоила.
Александр уже давно не сдерживался и нервно всхлипывал.
– Иди сюда, – Артём натянул улыбку и обнял отца, который дрожащими руками цеплялся за его куртку.
– Спасибо, спасибо тебе… сын.
– Рад стараться… но мне правда пора идти. Моя девушка волнуется за меня.
– У тебя есть девушка? И какая она?
– Не волнуйся, я не позволил бы себе влюбиться в идиотку. Она замечательная.
– Какой же я был идиот…
– Всё в порядке, пап. Иди домой, а лучше поезжай. Я постараюсь найти тебя завтра, и мы вместе поедем извиняться. Я за то, что редко навещаю, а ты… ну, ты и сам знаешь.
– Да… хорошо. Спасибо тебе, Артём. Я горжусь тобой и рад, что ты смог стать тем, кого не стыдно видеть в виде моей замены.
– Человека невозможно заменить, запомни это. К сожалению, мне пора.
– Береги себя.
– И ты тоже, – Артём смотрел вслед уходящей фигуре с улыбкой, пока сам не развернулся и не выдвинулся к полицейским автомобилям на обочине, рядом с одним из них уже стоял Раскопин.
–Товарищ майор, а не могли бы Вы меня подбросить до дома? В кармане даже мелочи не найдётся.
– Вообще-то я… – Алексей умолк и нахмурил брови. – Хотя ладно, садись. Сержант, поезжайте в участок и подготовьте рапорт. Считайте, это будет вашим повышением.
Рад стараться, товарищ майор! – стройный сержант с улыбкой на лице сел в другой автомобиль и поехал в отделение.
– Адрес я знаю. Прибудем через 20 минут, если не будет пробок.
– Отлично, а то я устал, словно всё это время работал, а не сидел в подвале. И спасибо за то, что согласились подвести.
– Только не думай, что это что-то изменит. Это в первый и последний раз.
– Конечно, господин следователь, я большего и не прошу.
Дома пролетали в пыльном окне обычной полицейской легковушки, неторопливо довозящей Артёма до дома. Раскопин сосредоточенно смотрел перед собой, стараясь как можно меньше моргать, часто задерживал дыхание и в целом было по нему видно, что эта передышка для него значит лишь факт тяжёлой работы после.
***
– Приехали, – майор припарковался возле остановки. – По поводу дела о пропаже и убийствах… В общем, думаю его можно официально закрыть. Основной обвиняемый у нас есть, доносчица под стражей, я даже не уверен, что потребуется твоё присутствие в суде, как потерпевшего.
– Если потребуется, я могу прийти. Удачи Вам.
– Хм. Я на удачу не полагаюсь. До свидания, Серов, – следователь пожал руку юноше, захлопнул за ним дверь и прибавил газа.
Впервые в жизни Артём был рад, что в его дворе не было ничего нового и всё крутилось по старым законам. Неизменный шум с детской площадки, неизменные лавочки, забитые полусонными родителями, пьянчугами и обычными любителями прогуляться перед ужином. Редко въезжали машины, постепенно заполняя места для парковки, с дороги доносился шум четырехколёсного потока. Юноша посмотрел на этаж с его окном, где не горел свет, улыбнулся и сел на пустую скамейку, просто ради удовлетворения чувства ностальгии. Его никто не замечал, но он и не требовал, чтобы все мигом узнали, что его, Артема Серова, писателя и студента, почти убили этим утром.
Усталость клонила в сон, глаза порой угрожающе слипались от частого моргания, тело всё ещё гудело от странного напряжения, будто бы он и правда занимался тяжёлой работой, а не сидел на мясном пайке в заброшенном бункере. В какой-то момент звуки и вовсе погасли, но Артем вовремя отдернул голову, чтобы прийти в себя.
– Ну, получается, вот и всё. Конец? – Сущность сидел рядом, перебирая в руках пару игральных костей.
– Значит, я действительно уснул на этой лавке?
– Я бы сказал, задремал. Просто меня мало что теперь держит в твоей голове. Я пришёл попрощаться.
– В каком смысле?
– Для меня всё кончено, что удивительно. Нет, Александр жив, но тот Александр, из-за которого я появился, образно мёртв. Тем диалогом ты разрушил повод для моего существования, и вот уже я чувствую перемены. Разве не о том я тебе говорил не так давно?
– То есть, ты просто так возьмёшь и уйдёшь?
– Даже не знаю, уйду или нет. Я не знаю, что со мной будет после того, как изначальная цель выполнена, даже если и не так, как предполагалось изначально. Может, это будет смертью, а может чем-то новым, чем-то… особенным. Мне остаётся только надеяться на лучшее.
– Да уж, не для всех этот конец хорош, не так ли?
– Удивительно, но я не боюсь своего ухода. Теперь, когда я понял огонь, я не боюсь ни твоей смерти, ни моей. Тот костёр, Артём, – это был ты сам. Твоя жизнь – один сплошной поток огня, иногда он затухает и превращается в угли, порой ты почти становишься пеплом, но в итоге всё равно кто-нибудь сделает так, чтобы ты возгорелся вновь. Я ошибся, назвав людей хрупкими, – человек слаб лишь будучи один. Это и погубило Валентина – Вика ушла и забрала с собой его уверенность в своих действиях. Он делал всё ради неё, а потом этот стимул пропал. Вот и ты живёшь ради других, не притворяйся, что это не так. Все живут ради кого-то, кого угодно, но не ради себя. Это даже мило – эта человеческая спонтанная искренность… ты ведь тоже живёшь лишь тогда, когда кого-то любишь. Постарайся не потерять Марго, я знаю, ты можешь. Пусть в отношениях между мужчиной и женщиной всё предельно просто, но мужчины достаточно глупы, чтобы всё испортить.
– Думаю, ты прав, Сущность. А что насчёт тебя? Ради кого жил ты?
– Не думай, что это распространяется на всех живых существ, даже не поддающихся объяснению, – с усмешкой сказал Сущность. – Хотя я всё равно жил ради тебя: не забывай, кто делал тебе фееричные сны.
– От которых я просыпался в холодном полу по ночам. Очень любезно с твоей стороны.
– Давай хоть сейчас не кидать друг другу предъявления? Я хочу уйти тихо и без ссор с единственным человеком, с которым мне выпала возможность поговорить лично… думаю, что я уже задерживаюсь. Опять же, постарайся не потерять Марго: готов поспорить, вы будете отлично жить в браке.
Сущность скинул на землю кости. Когда они остановились, обе показывали максимальную цифру.
– Дуплет, – сказал Артём.
– В некоторых играх дуплет означает дополнительный ход. Кто знает, может, я ещё сыграю. До свидания, Артём.
Весь мир вокруг замер, вместе с расплывшимся творцом, начал тускнеть и сжиматься в одну точку.
– Прощай, Сущность.
***
Сны снова перестали запоминаться, что опечалило Артёма, когда его растормошила сухая старушка из соседнего подъезда. Он сказал, что с ним всё в порядке и пошел домой.
Вызвав лифт, он почти ткнул на свой этаж, но в последнюю секунду нажал на третий. Лифт в несколько секунд домчал его до нужной высоты, сердце выпрыгивало из груди после каждого вдоха и выдоха. Артём нажал на дверной звонок и замер в ожидании. С минуту никто не открывал и он уже было решил, что Марго куда-то ушла, как вдруг замок с бешеной скоростью прокрутился, дверь мгновенно открылась, и Артем даже не успел заметить лица кинувшейся обнимать его фигуры. Лишь черные волосы и радостные всхлипы давали понять, что он не ошибся ни с местом, ни с выбором, ни со временем.
Начало переменам было положено.
Эпилог
– А ты точно уверена, что хочешь туда ехать? – я продолжал изгаляться над галстуком. Никогда не любил их завязывать, уж слишком тяжело мне запомнить этот чёртов узел.
– Артём, это даже не обсуждается! Заметив в списках приглашенных писателей тебя и ещё несколько популярных современников, я твёрдо решила, что не дам тебе отлынивать, а заодно сама схожу и познакомлюсь воочию. Может, у тебя, наконец, появятся коллеги по цеху!
– Мы же обсуждали моё пристрастие писать в одиночестве, – это не вызывает конфликтов, – после очередного неудачного узла, хотелось добавить какое-нибудь ругательство, однако меня удерживало желание поскорее избавиться от этой удавки на шее.
– Так, я уже готова… Артём, ты до сих пор копаешься с галстуком?! – к моему большому сожалению, Марго никогда не отходила от традиции проверить, как идут мои сборы на какое-то мероприятие. Зато сама она никогда не впускала меня в нашу спальню, пока наводила красоту перед зеркалом, какая тонкая ирония в этом всё-таки проскакивает: сколько живём вместе, а фигушки тебе, Артём, твой титул писателя и её непосредственного парня даёт тебе право смотреть на неё когда угодно, но не пока она не накрашена!
– А я говорил, меня бесят галстуки! И вообще, на кой чёрт он мне сдался?
– На тот, что я не позволю тебе прийти в пиджаке, зато без галстука – это не так смотрится.
– Меня устраивает и то, как я смотрюсь без галстука.
– Ты вообще в костюме смотришься как старомодный аристократ! Тебе такой стиль не идёт. Но это деловая встреча, тебя увидят сотни человек!
– У тебя отлично получается отвадить меня туда ехать, дорогая.
– Всегда пожалуйста, дай уже свой галстук! – сколько её помню, она ни разу не могла держаться смирно больше двух минут. Такое ощущение, будто из неё не может выветрится эта детская активность.
– Что тебе ответили в галерее?
– Сказали, что позвонят завтра. Я всё ещё думаю, что это плохая идея.
– По крайней мере, мы квиты. Я тоже не хочу ехать на съезд писателей, а уж тем более отвечать на вопросы журналистов.
– Эти журналисты тебя готовы уже разорвать! Ты знаешь, что одна особо наглая личность весь день караулила меня около входа в университет, и только когда вышел охранник, он отвязался.
– Он испугался дяди Вани? Этот вопрос таинственнее, чем вопрос о том, в чём они копаются, чтобы найти хоть какую-то информацию о моей личной жизни.
– Они копаются в твоих книгах.
– Тогда я им сочувствую.
– Артём!
– Что? Если это раннее творчество, то я им серьезно не завидую. Да даже сейчас я пишу посредственно, по сравнению со Стружкиным.
– Стружкин пишет статьи. Это его работа – стрелять колкими словечками так, чтобы каждый читатель чувствовал его настрой.
– Когда он уже уйдет на пенсию… – я подрегулировал галстук так, чтобы он меня не душил, поправил карман и отвернулся от зеркала в прихожей. – Как я выгляжу?
– Как будто мы снова отмечаем первый год совместной жизни.
– Так ты ещё помнишь? Тот парень был забавный, между нами.
– Он был забавный, но если я увижу его в следующий раз, у него будет на пару зубов меньше.
– С такими темпами я буду сверкать в статьях газет. Уже вижу в первой колонке «Девушка популярного писателя избивает его читателей»,– по моему лицу медленно поползла издевательская усмешка.
– Когда я уже перестану удивляться тому факту, что ты не повзрослел ни на йоту?
– Тогда же, когда я перестану удивляться тому, как писательство отлично сохраняет во мне умение ребячиться.
Марго не злилась. Она, кажется, разучилась злиться в какой-то момент. Зато её умиляла вся эта ситуация с выставкой и моей нерасторопностью. Пожалуй, самое сложное – смириться с тем, что ты для неё – очень большой ребенок. Очень большой и чрезвычайно странный ребенок с личным приглашением на самое масштабное литературное мероприятие в стране, куда кого попало не приглашают.
Вообще, я давно заметил за собой эту ноту самолюбия в голове. Это всегда пугает меня: становиться самовлюблённым не входит в мои планы, я могу завоевать доверие редакции одной лишь наглостью, которую не скроет никакая другая черта характера. И Марго это знала; знала и всё же осталась со мной, когда эта наглость стала проявляться почти во всех вопросах, касающихся совместного времяпрепровождения. Если мне что-то не нравилось, я говорил и всё приходило к компромиссу, светлым мыслям и какой-то уж слишком идеальной жизни. Правда эту идеальную жизнь омрачала тень столицы, где и люди другие, и пробки длиннее, и люди в конторах сидят злые, требовательные и жадные. Пожалуй, ещё более жадные, чем Игнат… Сергеевич? Чертова память подводит уже в который раз.
– Не забывай, что тебе ещё этой ночью ехать, – в голосе Марго отражалось волнение по этому поводу. Ей казалось не так важно, как часто я езжу домой, в то время как я видел в этом почти жизненно важную потребность.
– Ты точно не заскучаешь тут? Я могу отменить поездку в случае чего.
– Артём, у меня конец сессии и бесконечный спор с директором галереи. Мне будет некогда отдыхать.
– Обещай, что позвонишь в случае проблем с учёбой.
– Шутишь? Когда в последний раз у меня были проблемы с учёбой?
– Около месяца назад, если память не подводит. Ты отказывалась идти на пары потому, что на улице жарко.
– Дело не в учёбе, а в жаре!
– Думаешь, я так же не говорил, пока учился на психолога? Тоже на втором курсе, к слову.
– Знаешь, мне иногда кажется, что лучше бы ты в итоге доучился на него. Мы бы могли остаться там, а не переезжать.
– Я тоже скучаю по старым денькам, но мы же оба понимаем, что порой приходится идти на жертвы ради чего-то.
– Да… это и грустно.
Марго повернула голову на нашу библиотеку, куда ставилась любая интересная книга. Мои книги я специально не оставлял дома, а отдавал друзьям, которые их не покупали, так как принимали участие в оценке черновиков и уже тогда знали, что сюжет получится захватывающий. И хотя я никогда не верил в то, что это действительно так, они мне не врали – почти все книги расходились, подобно горячим пирожкам.
– Я вспомнила тот день, когда ты пришел после пропажи… я думала, что никогда тебя не увижу.
Неудивительно, что она помнит этот день: даже я помню всё до последней детали, спустя два года, переезд в столицу, беготню туда-сюда и прочие хлопоты. Кажется, это имеет огромное пятно на моей жизни – эти три дня были слишком не такими, чтобы так просто забыть об этом.
– Почему-то было странно тебя видеть спустя три дня и почти неизменившегося. Одежда, лицо, глаза: всё было таким же, я решила, что сплю и вижу твой призрак. А потом открыла, – обычно, она останавливала рассказ на предыдущей фразе, но сегодня, кажется, какой-то особенный день, не иначе. – Ты был такой бледный, потерянный и уставший…
– Не надо. Просто не стоит тормошить прошлое, когда впереди важное мероприятие. Ты ведь заказала такси?
– Конечно! Я это сделала ещё пятнадцать минут назад.
– Хорошо.
Иногда в процессе ожидания это молчание всё-таки проскальзывало. До сих пор не могу понять, связано ли это с мыслями друг у друга в голове, или я действительно ужасный собеседник. Впрочем, возможны оба варианта, жаль только, спросить не могу.
Я всегда считал, что трёхкомнатные квартиры – пустая трата денег и времени на уборку. Мне хватало и одной, размером с каморку, комнатки в старом доме, со сварливыми соседями, ужасной звукоизоляцией и гудящим холодильником, по которому сейчас впору соскучиться: он-то никогда не давал слушать тишину, но здесь от этой тишины порой просто нет выхода. Всё такое новое, удобное, что даже спустя год и несколько месяцев жизни в столице сложно привыкнуть к минутам наедине с собой.
Особенно если учесть, что наедине с собой в моём случае – это явление скорее мистическое. Жить с девушкой, как оказалось – это как жить с мамой, только твоего возраста и с другой фамилией… а, и ещё она не будет тебя отчитывать, а сразу вмажет лёгкий подзатыльник за отпущенный каламбур. Но чтобы сказать, что мне такая жизнь не нравится… ну уж нет, лучше увольте. Теперь уж сложно мечтать о чём-то большем, когда это всё стало обычным явлением, как и многие вещи в этой квартире. И лишь я остаюсь неизменен… какая будет ирония, если именно это сыграет когда-нибудь против меня. Нужно двигаться в ногу со временем, а я до сих пор предпочитаю свой старомодный пиджак неопределённо-серого цвета. Хотя стремление за модой никогда нельзя было назвать моей чертой жизни, нужно поддерживать имидж в порядке, ведь я уже давно не начинающий писатель, а настоящий флагман в области романов на свободную тему.
Но у этого переезда действительно есть свои плюсы. Марго смогла завершить школу и тут же выдвинуться в университет изобразительных искусств, куда попала на бесплатное обучение за показанную картину. Что уж точно у неё отлично получается – это поражать своим умением рисовать пейзажи, кто знает, когда-нибудь она сможет нарисовать к моим книгам иллюстрации и у нас начнется целый семейный бизнес. Вот и ещё один плюс, который одновременно и минус – мегаполис учит думать о деньгах и грамотно ими распоряжаться. Будто, чтобы тут нормально жить, ты обязан быть хотя бы чуточку скупым.
– Артём? – Марго опять не утерпела и нескольких минут без общения. За это только её и можно любить – эта неустанность не перестанет мне нравится никогда.
– Да?
– Когда я уже стану Маргаритой Серовой?
Этому дню точно не суждено быть обычным днём в моей жизни! А что я могу ответить на это, если почти все ответы введут её в обиженное состояние? Может, я и не проверял, но много ума не требуется, чтобы это понять.
Я опешил. С одной стороны, я доволен и тем, как вертится наше веретено по сей день, но с другой… да, рано или поздно этот день настанет. Возможно, чем раньше, тем лучше.
– Если честно, я как-то не думал об этом, – странно, что мне было за это стыдно, ведь я ничего такого не сделал… кроме того, что не задумался о женитьбе спустя два года совместной жизни. Боже, да ведь за такой срок некоторые детей заводят!
– Но ты ведь не собираешься вечно сидеть на одном этапе, – Марго удивляла своим спокойствием. – Если всё будет так же хорошо, как и сейчас, то этот этап неизбежен.
– Ты права, права и ещё раз права, как и всегда. Просто. Мне кажется, что сначала ты должна закончить учёбу. Это дало бы точку опоры, разве нет?
– Мне учиться ещё около двух лет! Артём, ты серьёзно собираешься так долго томить? – от прошлого спокойствия не осталось ни следа. Девушки, что тут скажешь.
– Ну не сердись, тебе розовые щёки, конечно, к лицу, но не в паре с угрожающими бровями. Ты ведь знаешь, что я всегда меняю свои решения на те, которые могут свершиться пораньше. Давай после съезда над этим подумаем? Как раз будет отличное время для этого. – На самом деле, это плохой знак. Если даже она уже задумалась о замужестве и браке со мной, то и мне бы пора, а я вместо этого… а я всё работаю, получается. Или я просто так сильно боюсь идеи свадьбы? Все эти гости, угощения, праздник с фуршетом. Даже не знаю, чего я боюсь больше: что на празднике будет руководить музыкой Загульный, или что Юлий решит устроить мне сюрприз без повода и подарит что-нибудь эдакое, в своём стиле дорогое и роскошное, но абсолютно ненужное мне из-за принципа «купи то, на что заработал»
– Просто пойми, лисья ты морда, – она сказала это с такой интонацией, что я не понял, было ли это укором, или она просто сравнила меня с лисом и придумала мне ласкательное прозвище, – что для нас время тоже на месте не стоит. Мы могли бы переехать обратно, чтобы тебе было попроще.
– Я и здесь чувствую себя в своей тарелке! Просто… не знаю, свадьба… вау, что же, это серьезный шаг, тебе не кажется?
– Именно поэтому я сейчас и спросила тебя по этому поводу. Я уже боюсь, что ты станешь слишком серьёзен для хоть какой-то жизни. Ты стареешь Артём.
Это точно была пощёчина! Мне двадцать четыре, а не сорок два!
– Старею?!
– Как парень, в смысле! Я… блин, я начала понимать, что этот диалог становится глупым. Проехали, – Марго опустила глаза в пол, что дёргало по чувствительным струнам с двойной силой. В такие моменты я всегда чувствую себя скотиной.
– Ну чего ты расстраиваешься, – я подсел рядом и приобнял за плечи, на что она реагировала в обычном формате и сразу ложила голову на меня. – Разве нам не хорошо живётся без бракосочетания? Это всё настолько идеально и в меру романтично, что я даже не знаю, чего я хочу дальше. Эта обстановка – моё вдохновение.
– У тебя слова путаются.
– Есть такое, даже причину знаю. Я не хотел обидеть тебя своей нерасторопностью.
– Ты не обидел меня, Артём. Просто я так и не разгадала твоих намерений, и меня это пугает.
– Я намерен жить долго и счастливо, как бы наивно и заезженно это не звучало, особенно для писателя. И поверь, я уже слабо представляю себе, чтобы в этом "долго и счастливо" было место для какой-то другой девушки, а не для тебя.
– Как же меня подводит умение дуться, когда ты начинаешь говорить по делу, – она улыбалась, хоть я этого и не видел. Минуты растягивались в вечность всякий раз, когда мы сидели так: обнявшись и молча. Это безупречный момент, чтобы подумать, перекрутить у себя в голове прошедший диалог и в очередной раз убедиться в своей удаче. Я уже давно признал, что просто счастливчик, иначе я был бы мертв уже давно. Я познакомился с Марго по воле случая, я заработал признание сверстников и читателей благодаря фортуне, выжил в этом всём кипящем котле лишь потому, что меня вечно сопровождает тень удачи. И как я ей за это всё благодарен.
