Читать книгу: «Всегосударственная лотерея», страница 3

В первую неделю после расселения технический отдел, на работу в который получили направление самые подкованные из самых приятных граждан, успешно наладили трансляцию теле- и радиопрограмм о трагической неизбежности и неизбежной пользе серии ядерных ударов для поддержания мира и благосостояния жителей планеты Земля.

Глава 2. Тюрьма.

Прошло уже три недели со дня расселения двух тысяч счастливых обладателей выигрышных билетов в «Ковчеге Y», который с каждым днём всё больше начинал походить на библейского прародителя.

Каждое утро, просматривая отчёты, президент испытывал гордость от того, как славно идут дела. Всё, за что я берусь, думал он, превращается если не в золото, то в исполненное комфортном, благосостоянием и чувством собственного достоинства пространство для жизни.

В «Ковчеге X» в это время царило умиротворение не меньшее. Люди ели, жили, в любое время дня и ночи могли прислушаться к местному радио или посмотреть телепередачу о том, как важна их роль в деле сохранения человеческого материала для будущего государства.

Это продолжалось до тех пор, пока в один из дней бессрочного срока бункерный заключённый номер шестьсот семнадцать, очевидно спятивший от отсутствия родственной души, которую ему так и не удалось обрести на противоядерном борту, не отказался в грубой форме возвращаться из бункерной душевой обратно в камеру.

Не долго думая, комиссия по тюремной этике, назначила судебное заседание, в котором избранный той же комиссией судья, учитывая отягчающее обстоятельство в виде отказа повиноваться законным требованию сотрудников тюрьмы в беспрецедентно грубой форме, принял решение поместить в качестве наказания заключённого номер шестьсот семнадцать, в одиночную камеру бункерной тюрьмы, известной как «Ковчег X».

Бункерные граждане встретили эту новость со всё нарастающим сомнением. Одно дело, когда ты по собственной доброй воле соглашаешься быть помещённым в комфортабельную тюрьму с трёхразовым питанием и горячей водой по чётным числам, и совсем другое – когда тебя отправляют томиться в застенках на принудительных началах.

Сдержанное недовольство начало расползаться по камерам «Ковчега X», пока окончательно не опутало всё пространство тюрьмы.

– Это что же получается, я с первого дня надеялся, что окажусь среди поселенцев бункерной тюрьмы. Два часа убеждал распределительную комиссию, что лучшего места для меня не найти. А теперь даже меня могут посадить принудительно?

– Мало того, что сидишь. Так ещё подъём ни свет ни заря, обед по звонку, кормят чёрт знает чем, вода горячая, и та через день. И на тебе в придачу, чтоб жизнь совсем уж мёдом не казалась, «судья вас приговаривает»! Беспредел, товарищи. Считаю, что это беспредел.

– Знаете, я сначала радовалась. А потом думаю: а чему я радуюсь? Я же сама себе тут не принадлежу. Я вот с Василием хотела судьбу связать. А мне говорят: никаких отношения с надзирателями, это разлагает дисциплину. Так я и сама разлагаться уже вот-вот начну. И главное, Василий-то тоже.

Недовольство, которое так и не перешло в острую фазу, удалось погасить вовремя. Специально для заключённого номер шестьсот семнадцать решено было объявить амнистию, так что уже через неделю, сразу после завтрака, в ту же камеру, в которой шестьсот семнадцатый должен был отбывать наказание, он вернулся в статусе свободного человека.

Глава 3. Восстание.

Даже если бы новости с фронта интересовали поселенцев «Ковчега», состоявших из просто свободных граждан и свободных граждан-заключённых, их за пределы президентского кабинета всё равно бы никто не доставил.

Один президент теперь знал, что дела на фронте шли с каждым днём всё хуже. Разрешение конфликта, о котором он условился сам с собой ещё в тот час, когда проснулся от неясного грохота в спальном зале, оставалось вопросом считаных дней. Максимум недель.

Время тянулось медленно. Наконец, в назначенный час президент отдал свой последний приказ вовне. Почётная миссия по его исполнению пала на острые плечи самоотверженной супруги президента. Специально для этого он вызвал её из заграничной поездки, которая длилась уже несколько лет.

«Дорогая жена, верные люди нужны мне на борту. Таких осталось мало. Всех их я заберу с собой. А ты, последний мой приближённый, останешься за пределами бункера, чтобы осуществить то, что никому другому доверить я не могу».

Жена президента, которая многое в жизни повидала, сначала не поверила, что поняла смысл речи супруга правильно. Помолчав, она мысленно назвала его мудаком и утвердительно кивнула, добавив: «Конечно. Как скажешь. Ещё бы. Всегда мечтала. Не зря вернулась. Всё-таки ты великий человек, Владимир». На том и решили.

Теперь, спустя четыре месяца после начала бункерной жизни двух тысяч выживших в вынужденной, но оправданной ядерной войне, президент, вечером 2 августа поскользнулся на влажном полу мраморного купального зала. Падая на пол, он раскроил себе череп о позолоченный бортик ванны. Травма оказалась летальной. По крайней мере, так утверждал тощий Советник, выступая с докладом перед комиссией по естественной убыли населения и несчастным случаям.

«Эт-т-от д-д-день н-н-н-навсегда ос-с-с-танется в-в-в н-н-н-ашей п-п-п-памяти».

Известный вопрос «кто, если не президент?», тревоживший бункерных поселенцев не меньше вопросов гигиены и питания, на некоторое время остался открытым.

Воспользовавшись заминкой в кругах потенциальных топ-менеджером, тайная комиссия по оппозиционной деятельности приняла решение начать выпуск бункерной газеты «Вестник свободного Ковчега». На первую полосу первого номера решено было поместить текст под заголовком: «Помер и этот». Подзаголовок публикации гласил: «Правду говорят, 2 августа останется в нашей памяти навсегда».

Издание быстро распространили по камерам «Ковчега X». Популярность идей оппозиционного комитета росла стремительно, постепенно обретая черты разбушевавшейся стихии.

Так что ещё через четыре месяца из бункерной душевой, памятуя о подвиге заключённого номер шестьсот семнадцать, отказались возвращаться в свои камеры все единогласно.

Силы между невозвращенцами и надзирателями были очевидно не равны. Уже через четыре часа после начала восстания вторые были помещены в одиночные камеры. Свободные комнаты тюремных апартаментов числом тысяча триста решено было распределить между новыми надзирателями из рядом бывших заключённых и свободными гражданами, которые с радостью согласились проживать рядом с ними.