Читать книгу: «Хозяин маяка», страница 2

Глава 1. Признание

2011 год

Мама долго не хотела идти на похороны, но после долгого скандала, отголоски которого доносились до свернувшейся комочком в своей постели Аделаиды, согласилась. Ради отца.

Никогда еще старый дом прабабушки не вмещал в себя столько народу. Почти все жители городка хотели напоследок взглянуть на таинственную Розу, что годами избегала их общества.

Аделаида сновала между бродящими в полупьяном состоянии людьми в черных одеяниях и пыталась поймать, запечатлеть в своем теле и памяти последнее, что осталось от бабушки. Тогда-то она и нашла ее – одну потемневшую от старости страницу из дневника.

Это произошло случайно. Аделаида спряталась на лестнице, ведущей на чердак дома. Слушая мерный гул снующих внизу людей, она колупала обои на стене, оживляя в голове последние дни, проведенные с прабабушкой.

Сколько Ада себя помнила, Роза всегда питала страсть к морю. Она рассказывала легенды о русалках и пиратах, смакуя каждое слово из них, как вкуснейшие виноградины. Эту любовь прабабушка передала и внучке.

Аделаида улыбнулась и погладила карман своего траурного платья. Она аккуратно достала из кармана хрустальную статуэтку с русалкой на камне. Аделаиде чудом удалось пронести ее с собой незаметно от мамы. Та была слишком занята недовольством на отца.

Девочка нежно погладила русалку, откликнувшуюся успокаивающей прохладой. Хрустальная, окрашенная в нежно-голубые и зеленые цвета, статуэтка стала для Аделаиды настоящей реликвией. Ведь девочка получила ее в тот день, когда видела прабабушку в последний раз.

На полупрозрачную головку русалки капнула слеза. Аделаида спрятала статуэтку и утерла слезы рукавом. Прабабушка не любила, когда она плакала. И тем более не одобрила бы слез по ней самой.

Насупившись, девочка продолжила колупать стену. От досады дернула сильнее за одну из обоин. Та отстала от стены так легко, будто только и ждала этого все эти годы.

Тогда-то Аделаида и нашла ее – тайну, спрятавшуюся за обоями старого дома. Страницу из дневника. Признание в убийстве от той, кого Аделаида боготворила.

2 августа, 1954 год

В какой-то миг боль поглотила все мое сознание. Она вырывалась из груди с каждым вдохом. И усиливалась. Словно в моей груди застрял нож, причиняющий боль при каждом вдохе.

Сначала я перестала гулять по утрам. Потом – радоваться светлому небу и солнцу. Затем солнце, улыбки и разговоры стали причинять боль. Сначала болела душа, потом – тело.

Если бы я не стала что-то делать, то так и сгнила бы заживо в глубинах этого дома. Его стены сжимали мою душу, давили и тискали. Но я уже была не в силах отказаться от этого извращенного удовольствия. Чем больнее мне было находиться в этом доме, тем больше я боялась потерять его.

Кто я без этого дома? Без его оглушительной тишины? Без чувства вины, которое внушает мне вид маяка, с осуждением глядящего на меня через все окна? Кто я без напоминания о том, что я сделала? Кто, как ни этот дом, расскажет мне, что я на самом деле из себя представляю?

Я пыталась убежать. Много раз придумывала планы. Как накоплю денег, как соберу вещи и просто уйду из этого дома, не оглядываясь. Один раз у меня почти получилось – я доехала до вокзала и даже взяла билет на поезд. Но сидя на перроне, я вспомнила тебя, Якоб.

Твою улыбку, сказку про хрустальную русалку, врученную мне на день рождения. Вспомнила, как мы купались на закате в бесконечно темном и тягучем море. Как ты гладил большим пальцем мою ладонь, говоря с лукавой улыбкой: «У тебя две линии брака, ветреная ты девчонка».

Кто бы знал, как в этот момент мне хотелось рассказать тебе все. О том, что я не хотела. Не хотела быть ветреной, но не смогла поступить иначе.

Я вспомнила все те жалкие крохи счастья, что пережила вместе с тобой, милый Якоб, в этом изысканном, но пустом доме, заросшем старым плющом. И поняла, что если уеду сейчас, то убью тебя снова. Ведь только пока я жива, пока помню твою улыбку, помню, как солнечный луч золотил не успевшие загрубеть волоски на твоей персиковой щеке, твои темные и всепонимающие глаза, запах соли и тепла, исходящий от твоей кожи…

Пока я помню это, пока сердце взрывается болью от каждого воспоминания о тебе, пока чувство вины терзает меня, обгладывая мою душу заживо, пока я чувствую все это – ты можешь пожить еще немного.

Это мое искупление, милый Якоб. Я вернулась в Плющевый дом с твердым решением остаться здесь до конца своих дней. Ты проживешь столько же, сколько и я. И окончательно умрешь вместе со мной.

Я заберу тебя, всю боль и счастье, оставленные тобой, с собой в могилу. И, надеюсь, после этого мы встретимся. И я смогу исполнить свое обещание: я смогу навечно быть с тобой рядом.

Твоя Роза

Дочитав старое признание прабабушки, чье тело лежало на первом этаже под саваном, Аделаида почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Тогда она медленно поднялась со ступеньки, прижимая к животу листок.

– Ада! – раздался снизу злой шипящий окрик мамы. И следом нервные шаги.

Девочка быстро сложила найденный листок и спрятала в карман. Мама, и без того почему-то обиженная на Розу, точно не должна увидеть ее признание. Аделаида поправила платье и сбежала вниз.

Она с лету врезалась в маму, уже поднимающуюся на чердак. Аделаида ойкнула, подняв глаза. Лицо мамы пылало от ярости. Она схватила Аду за запястье и потащила за собой.

– Куда? – пискнула девочка.

– Мы уходим, – сухо бросила мама. – Достаточно уже почестей воздали этой…

Мама резко оборвала фразу, словно боялась сболтнуть лишнего. Аделаида, быстро перебирая ногами, задумалась. Теперь, когда она знала, что в жизни прабабушки была какая-то страшная тайна, оговорка мамы казалась не такой простой. Как и ее неприязнь… Знает ли мама что-то о прошлом Розы?

Они так быстро пролетели мимо поредевшей толпы провожающих, что Ада успела только мельком заметить расстроенное и недоумевающее лицо отца. Яростно толкнув дверь с витражом, мать сбежала по ступенькам. Ада, едва поспевая за ней, чудом не грохнулась прямо на раскисшую после дождя землю.

– Вер, ну что такое опять? – пробормотал отец, вышедший вслед за ними.

– Ничего! – сквозь зубы прошипела мать.

Взглянув на дочь, она приблизилась к мужу и что-то быстро зашептала. Ада перестала дышать, лишь бы услышать слова мамы. Но сумела выхватить лишь одну фразу:

– Я же говорила, что это ничем хорошим не закончится! Все всё знают, один ты будто ослеп.

– Вер, ничего страшного не случилось, – твердо произнес отец, обхватив плечи мамы. – Я пойду заберу куртки, а ты пока успокойся. Ладно?

Злость мамы начала сходить на убыль. Теперь она казалась больше испуганной и бесконечно усталой. Словно до этого держалась только на ярости. Но тут она взглянула на Аду.

Глаза мамы округлились от ужаса. Обойдя отца, она быстро подошла к Аде и указала на ее карман пальцем:

– Что это? – ледяным голосом спросила мама.

Похолодев сердцем, Ада опустила взгляд. Из кармана платья торчала головка хрустальной русалки. Девочка попыталась затолкать статуэтку глубже, но мама оказалась проворнее. Она выхватила русалку из кармана и приблизила ее к лицу, чтобы разглядеть получше.

– Что это? Последний раз спрашиваю, – голос мамы посуровел.

– Р…реликвия, – произнесла Ада, чувствуя подступающие к горлу слезы.

– Где ты ее нашла? – вкрадчиво произнесла мама.

– Вер, да оставь… – попытался вмешаться вернувшийся из дома отец.

– Нет! – вскрикнула мама и затрясла русалкой перед лицом Ады. – Где ты ее взяла?

Ада подняла глаза, наполненные слезами. Ей не пришлось отвечать – мама сама все поняла. Ее глаза потемнели от злости и ужаса. Она быстро двинулась в сторону обрыва, внизу которого беспокойно колыхалось кобальтово-синее море.

– Нет-нет-нет! – взмолилась Ада, догадавшись, что мама хочет сделать.

Девочка бросилась за мамой, шагающей чеканно и решительно. Ада вцепилась в ее руку, пытаясь достать свою драгоценность. Но пальцы мамы словно превратились в сталь.

– Мам, ну пожалуйста! Прости меня. Только не надо… – задыхаясь, произнесла Ада.

– Чтобы духу этой старой ведьмы не было в нашем доме! – крикнула мама в ответ.

Она подняла руку с зажатой в ладони русалкой, завела за голову и изо всех сил швырнула русалку в обрыв. Подбежав к краю, Аделаида в ужасе смотрела, как ее реликвия, свет их семьи, блеснув в последний раз печальными зелеными глазами, скрылась в бушующей внизу синеве.

Внутри Ады что-то рухнуло. Слезы остановились. Опустошенная, она смотрела вниз. Единственное, что осталось – это только обреченное понимание, что теперь уже ничего не будет хорошо.