Читать книгу: «На перепутье миров», страница 2

Глава 3
Писатель

Вот теперь я точно умер. Все мы умерли. Ад. Ад. Адова жара. Сверху, снизу от потрескавшейся почвы. Отовсюду. Сгустившаяся кровь стучит в виски изнутри бедной моей головы… как больно, больно! Не могу думать ни о чём, кроме этой пульсирующей боли.

– Эй, писака! – осторожный шёпот слева, – попей, легче станет!

Смутно знакомый мужчина протягивает пластиковую бутылочку. Вода. Тёплая, с затхлым запахом. Жадно выпиваю всё. Кровавая пелена перед глазами немного рассеивается. Уже легче.

Каким-то неведомым чувством понимаю, что нельзя разговаривать. Нельзя вставать без разрешения. Ничего нельзя.

Где мы? Почему эти люди мне будто знакомы? И кто я такой, в конце концов?

Уже много позже я узнал, что синий туман нейтрализует органические объекты, вызывая временный паралич. У разумных возникает неполная амнезия.

Потом резко, в одно мгновение, вспомнилось: подземный зал автостанции, забитый ранеными; стреляющий вверх, в нависшую громадину, Мад; Зор, пытающийся поместить в самодельный лубок мою сломанную ногу…

Мой ноут с неоконченной повестью. Чёрт, как же мне теперь быть – никто, никто не понимает, как жизненно важно додумать, дописать…

Это неважно. Теперь – неважно. Всё там, позади. На Земле. А мы – здесь. В аду.

Поле вокруг безгранично. Вокруг вспыхивают, сияют и переливаются неизвестные мне растения. Они посажены густо, плотно. Стеклянистые венчики режут пальцы, поэтому приходится быть осторожным.

Команда Мада и здесь держится вместе. Вокруг вожака.

Все оказались живы. Все до единого. Даже кошка Кван. Девчонка сделала специальную переноску, наподобие той, в которой носят младенцев, и оттуда выглядывала недовольная усатая морда. Пропали дети – на станции их было четверо. Один – совсем малыш. Но здесь только взрослые.

Наши раны таинственным образом исчезли. Наверняка это неведомые хозяева привели в порядок своё имущество.

Сколько мы уже здесь? Зор говорит – две недели. Я потерял счёт времени, так однообразно и невыносимо для меня здешнее бытие.

Просыпаемся вместе. Засыпаем одновременно, по ментальной команде невидимого надсмотрщика. Наверное, это робот – уж больно всё автоматизировано, продумано, отлажено. Спим тут же, на поле. Прямо под раскалённым сиреневым небом. «Ночью» свет слегка приглушают.

Еда – раз в день. Летающий модуль, похожий на квадрокоптер, выгружает контейнеры и воду в бутылках точно по числу рабов. Мад попытался было взять лишнюю порцию – и тут же упал, корчась и обхватив голову.

К работе приступаем сразу после еды. До каждого – каждого! цветка надо дотронуться. Просто прикоснуться к серединке. Попытка пропустить цветок – наказание. Попытка заговорить с соседом – наказание. Остаётся только думать. Кто нас сюда притащил? Зачем мы делаем эту бессмысленную работу?

И самое важное. Как отсюда выбраться? И – где мой ноутбук?

Мад.

Не думал, что попаду в такой переплёт. На войне проще: вот ты, вот враг. А здесь против кого воевать? Задницей чувствую, надо быстрей отсюда выбираться.

План у меня готов давно. Но одной только нашей командой не справиться. Надо больше людей.

Обмануть надзирающую систему довольно просто. Она, как я понял, реагирует на звуки – и громкие, и почти неслышные. Визуальное наблюдение не ведётся – я, например, обязательно пару камер поставил бы. Видно, у инопланетян другие соображения.

Фломастер нашёлся только у меня. И, знаете, в тот момент, когда я подошёл к Зору и протянул ему ладонь, на которой написал своё послание, я снова почувствовал себя живым. Почувствовал себя сержантом Мадом Ферроузом, а не рабом пришельцев. Начиналась война, и мне на ней было самое место.

Подготовка продолжалась три цикла. Долго и муторно: во время перерыва на еду написать сообщение, показать Зору, дождаться ответного – быстро, быстро и без звука, и время стремительно заканчивается. То же после работы, пока нас не выключили. Такая медлительность, с одной стороны, раздражала. С другой – помогала продумать безошибочный план.

Опыты проводили на себе – я и Зор. По очереди. Если с одним что случится, другой доведёт задуманное до конца.

Выяснили, что если орать в небо и требовать контакта, тебе прилетает двойная доза успокоительного. Весь следующий день только тупо тыкаешь цветочки.

Побег одиночки заканчивается так же. Массовый побег трёх добровольцев – синим туманом. Ну как побег – бежать особо некуда, пытались добраться хотя бы до конца поля.

Что ж, пора осуществлять план Б. Терять нам нечего.

Сегодня мы идём ва-банк. Каждый получил клочок ткани с инструкциями. Фломастер почти высох. Если всё получится – он нам больше не понадобится.

Когда продуктовый модуль подлетел, мы были готовы. В момент сброса он обычно опускается ниже – и я, сидя на плечах Флинта, набрасываю лассо, сплетённое из невероятной рванины, на выступ корпуса. Быстро тянем маломощную машинку вниз, она верещит, пытается вырваться, но хлипкая веревка выдерживает. Все действуют слаженно, по инструкции. Чувствую, как внутри поднимается волна ликования – сержант Мад опять в своей стихии! Чёткая организация и безусловное подчинение – вот чему меня учили в армии. И это спасёт нас сейчас. Возможно.

Модуль противно визжит, когда парнишка из команды Зора, механик, пытается открутить одну из частей корпуса. Нам не нужна насадка или сам коптер – мелкий аппарат размером с легковой автомобиль. Все мы не поместимся, нечего и думать об этом. Нам бы что покрупнее – модуль ремонтника, например. Если здесь такие есть. А если повезёт, то и кто поважнее пожалует, тогда и поговорим.

Вы не представляете, как на людей действует искра надежды. Все действуют быстро, чётко, слаженно. Без единого слова. Теперь люди смачивают тряпки – водой или мочой – и завязывают лица. На случай синего тумана.

Но то, что произошло – такого мы не планировали, нет. Этого мы не учли, честно говорю. Прямо в зените над нами появляется знакомый выпуклый глаз – лучи, исходящие из него, опускаются вниз, захватывают меня и Зора – и мы, беспомощные, как младенцы, поднимаемся выше, выше – и наступает темнота.

***

Наверное, помните то место, где очутился Гарри Поттер после смерти? Вроде бы вокзал, весь в тумане. Вот в таком тумане мы и очнулись. Только без вокзала. Ничего не видно вокруг. Мы будто в центре молочного шара. Но чьё-то присутствие ощущается так явственно, что у меня волоски на загривке дыбом встали.

Зор зашевелился рядом и сел, недоуменно оглядываясь.

– Что за… ты что-нибудь понимаешь?

– А тут и понимать нечего, – бесплотный, неживой голос звучит, кажется, вокруг нас и одновременно прямо в голове, – вы же хотели задать свои вопросы – спрашивайте!

Переглядываемся. Есть! Есть контакт! Хотя бы такой, непрямой!

Зор опережает меня:

– Зачем мы здесь? Кто вы? Почему напали на Землю? Что вам нужно от нас?

– Да, – поддерживаю я, – и что за тупое занятие для нас придумали? Нашли себе рабов!

Впервые чувствую, что мы с Зором похожи – ему тоже неведом страх, и головы не теряет. Стоит, выпрямившись во весь свой небольшой рост, и чеканит:

– Мы заявляем, что не согласны больше находиться здесь! Мы требуем вернуть нас на Землю и оставить в покое нашу планету!

– Да, – поддерживаю я, вставая рядом с ним, плечом к плечу, – мы требуем!…

Тяжёлый вздох, казалось, всколыхнувший туман, заставил нас замолчать. Уж больно он похож на человеческий.

– Вы всё не так понимаете, – голос звучит устало и обречённо, – мы не порабощаем вас. Мы пытаемся спасти планету, которую вы называете Землёй. Планету – и вас, её жителей. Точнее, тех, что остались в живых.

Глава 4
Флинт

– …А потом бах! – прилетела эта хреновина. И выгружают обоих голубчиков прямо туда, откуда взяли, прикинь!

Оба бледные какие-то, встрёпанные. Но целые. И вроде как скорешились – один говорит, другой добавляет. Прямо сладкая парочка «Твикс».

Бежим, значит, прямо по полю к ним, орём. Потом я спохватился – а чего это никто нас больше не торкает? Раньше, хоть слово скажешь, хоть шепнёшь – сразу по мозгам торк! А тут разговариваем – и норм.

– Есть контакт! – это дрыщ, Зорг, – мы говорили с ними.

– С кем? Кто они? Чего хотят? – народ забурлил, вопросы один за другим. Только азиатка эта, Кван, стоит столбом. Кошку свою наглаживает. Будто знает что.

Короче, офонарели мы знатно. Да и было от чего.

Возвращаться нам некуда. Вот так. Не то, что нашей планетки голубой больше нет – на месте старушка. Но тот бада-бумс, который случился, разрушил всё. Пока мы здесь цветочки тыкали, процесс стал необратимым – Зорга слова. Откуда он такие слова только достаёт. Наверное, из своей напыщенной задницы.

Как наши учёные проморгали метеорит размером с Тунгусский – сказать теперь сложно. Теперь я думаю, научные задницы и правительство просто скрыли от нас это. «Когда ничего нельзя сделать, сиди на жопе ровно и жди», – как мой папаша говорил в таких случаях.

Как я понял, глыба эта упала очень неудачно. Чего-то там сорвала, а другое пробила до самого ядра. И атмосфера, воздух наш драгоценный, весь потихоньку в космос выходит, а на её место поступает газ из этой самой дыры. Как-то так. И сейчас воздух почти закончился. Ну и жизнь, понятное дело.

Пришельцы эти инопланетные просто мимо пролетали. Ага, как же. Увидели весь этот пиздец – конец цивилизации то есть. Стали оставшихся спасать. Вот уж спасибо, спасли, бл… С утра до ночи цветочки ковырять – лучше б я на Земле остался.

Короче, кого успели – вытащили. Другие корабли свои на помощь позвали. И сейчас всё оставшееся человечество болтается на нескольких скорлупках в космосе, прикинь.

Дети перехода не выдержали. Тут у меня горло перехватило, конечно. Там, на автостанции, забавный такой пацанчик бегал, конфетой меня угостил. Не выдержал, значит.

Нет, самих инопланетян не видели, говорит Зор. «Опосредованно разговаривали», как он выразился. Ух, блевать тянет от его словечек.

Короче, нашего дома больше нет. То есть жить там нельзя.

Тут я заорал:

– Да что вы их слушаете, пришельцев этих! Небось сами всю планету разбомбили, а нас на мясо! А теперь сами заселятся на наше место! Вот пидоры гнойные!

Но Мад быстро меня заткнул. Спасибо, что не кулаком. С него станется. Если б он тоже орал, я б не поверил ему ни на грош. А он тихо так, устало говорит:

– Заткнись, щенок. Думаешь, один такой умный? Я своими глазами видел, что дома творится. А тебе лучше не видеть – да и никому.

Оказывается, этот хрен космический, который на нашем кораблике главный, устроил им краткую экскурсию на Землю. Краткую – потому что дышать там уже нечем. А скафандры сляпали из чего придётся, плохо они защищали от радиации – да, ещё и эта хрень, прикинь.

Короче, атмосферу не починить. То, что осталось, отравлено. Нас еле успели вытащить. Нас – и ещё несколько тысяч человек.

– А почему же всё- таки это случилось, вам не сказали? – это Тельник. Вот тупой. Я и то понял. Вы б его не узнали – тощий стал, оборванный. Как все мы, впрочем. Только нога, что я прострелил, зажила. Мы все тут очнулись без единой царапинки.

– Говорят, техногенная катастрофа, спровоцированная падением метеорита, – пожал плечами Зорг. Надменная задница.

– Осколок метеорита попал в одну из атомных электростанций, а там пошла цепная реакция по всей планете. Плюс дыра в земной мантии.

Он помолчал и добавил:

– Прогноз плохой. Очень. Даже если планета не разлетится на несколько кусков, жить на ней будет невозможно.

Мы замолчали. Говорят – " тихий ангел пролетел». Вот так перед мысленным взором каждого вставал его дом, близкие. Огромные города и цветущие поля. Синее небо и бирюзовые океаны. Мы оплакивали наш погибший дом. И над нами летал тихий ангел.

– Ладно. Что ж. Значит, маманя моя тоже… того! – Тельник вытер глаза. Да что там – многие плакали, а девчонки ревели в голос.

– А я как раз к ней собирался. Автобуса ждал.

Я чувствую, что сейчас тоже разревусь, как мокрощёлка, поэтому нарочно грубо спрашиваю:

– А дальше-то что? Что с нами будет?

Теперь отвечает Мад. Обводит всех тяжёлым взглядом.

– Вся штука в том, что они не знают сами, что с нами делать. Мы им не нужны, совсем. До этого никогда с людьми дела не имели. Говорят, просто летели мимо по своим делам. Так-то это исследовательский корабль. Из несколько в этом секторе. Они не приспособлены для нашего содержания. И ничего они про нас не знают. Более того, и знать не хотят. Из соображений гуманности подобрали, как замерзающего щенка зимой – а он нафиг никому не нужен, щенок-то этот.

Короче, эти исследователи хреновы поместили нас в подходящие герметичные помещения. Накачали воздуха из атмосферы. Синтезировали на коленке воду и еду. А я-то думаю, почему вкус такой гадкий! Чем так спасать, дали бы сдохнуть!

– А почему мы этими их дурацкими цветочками занимаемся? – спрашиваю, – это что, часть психотерапии?

Ответ меня просто убивает.

– А это, – Зорг обводит широким жестом поле с чёртовыми светящимися цветочками, – это, вообще-то, сборщики информации. Они нас так изучают, наши хозяева.

Блин. Так я и знал, что всё это – неспроста.

Писатель

И тут я понял, насколько же отличаются от нас наши спасители. Не зная о людях почти ничего, они приспособили для сбора информации эти вот странные растения. Их вырастили за считанные часы, пока мы были в беспамятстве.

Каждый цветок – своеобразный датчик, передающий сведения в главный бортовой компьютер. Всё просто. Каждый датчик фиксирует только один импульс – не знаю, как объяснить, я не технарь и не биолог. Все эти данные обрабатываются, машина учится. На момент катастрофы существа с далёкой планеты не имели представления, что мы за раса. Как дышим, чем питаемся. Как разговариваем.

В экспедиции на агонизирующую Землю погибли несколько членов экипажа. Но первоначальные данные были собраны. Благодаря им мы не умерли в первые же сутки на корабле.

Почему не разрешали разговаривать? Звуковые колебания создают помехи при записи и передаче данных, информация искажается. Теперь основных данных достаточно, и режим тишины соблюдать не обязательно.

– То есть можно орать и матюкаться? – это дурачок Флинт. Он не безнадёжен, конечно. Я видел слёзы на его глазах – да что там, мы все оплакивали наш потерянный дом. Думаю, его ершистость – след трудного детства. Чего не скажешь про Зора.

Ещё там, на Земле, я однажды читал статью о нём. Да, целый подвал в крупном журнале. Его называли Суперменом и героем наших дней. Он сторонился славы, но каждый хоть раз слышал аббревиатуру команды, где он работал.

Только сейчас я с ужасом и слезами вспомнил – на Земле у Зора осталась семья. Жена и дочь. Не знаю, что дало ему силы держаться. Я бы уже сломался.

***

Результатом переговоров Зора и Мада с хозяевами корабля стало соглашение. Нам разрешалось разговаривать, беспрепятственно ходить по отведённому пространству. Уединяться. Вот в этом месте я вздохнул с облегчением: справлять нужду в компании соплеменников – такое себе удовольствие.

По просьбе пришельцев мы должны быть готовы к сотрудничеству. Каждый из нас. Информации о человечестве было всё ещё недостаточно.

Теперь, когда бортовой компьютер научился синтезировать речь, стало возможно общение. И пришельцы этим пользовались. Их интересовало буквально всё: от обычаев разных народов до моего писательства. Они искренне пытались постигнуть психологические тонкости и нюансы отношений между людьми. Не потому, что хотели помочь нам. Думаю, ими двигало чистое, бескорыстное любопытство исследователей.

Мне не передать словами атмосферу тех дней. Уходя в поле датчиков, теперь уже просто прогуляться, я встречал то одного, то другого сокомандника. Каждый переживал своё горе, насколько хватало сил. И почти все предпочитали делать это в одиночестве.

Мне некого было оплакивать. Семьи не было. Так уж вышло. Слишком я эгоистичен для того, чтобы отдавать кому-то часть своей жизни. Не боюсь в этом признаться – больше всего я скучал по работе. Я так погрузился в мою новую повесть, в ее детали, действия героев и перипетии, что все дальнейшие события воспринимал как развитие сюжета. Возможно, это помогло мне не сойти с ума.

Через несколько дней я получил царский подарок. Лучший в моей жизни.

У меня нет слов. Я держу в руках всё, что осталось мне от прежней жизни. Открываю крышку – надкусанное яблочко на синем фоне медленно наливается светом.

Потом расскажу, как ноут вернулся ко мне. Всё – потом. Это просто – и одновременно фантастично. Как вся наша здешняя жизнь, впрочем.

Заряд. Ещё больше половины заряда! Кликаю по иконке. Сердце делает кульбит, а потом колотится, как ненормальное. Вот она, моя недописанная повесть…

Глава 5
Зор

После нашего возвращения от хозяев дела не пошли на лад. Да и не могли пойти. Ужасные известия сломали многих. Я сам держусь с трудом. Никогда больше моя малышка не побежит мне навстречу с радостным криком, а я не подхвачу её на руки, ощущая лёгкость детского тельца и особый, родной запах ребёнка.

Я не позволяю себе погрузиться туда, где ужас и отчаяние раздавят меня окончательно. Как ни странно, больше других мне помогает Мад. Верзила с армейской выправкой поддерживает дисциплину с фанатизмом, достойным лучшего применения. Это помогает людям не сойти с ума.

У нас есть чёткий распорядок и работа, еда и возможность общения. Не так уж мало. Если не задумываться о перспективе.

Они были уклончивы тогда, наши гостеприимные хозяева. На прямой вопрос Мада: «Что будет с нами дальше?» – бесплотный голос в тумане ничего определённого не изрек. « Мы думаем… просчитываем варианты…» – такие неопределенные ответы не успокоят никого, правда? И меня не успокоили. И Мада.

Здесь, в этом поле, нас сорок восемь. Сколько ещё таких залов – и сколько кораблей с такими залами?

Мне кажется, мы здесь не задержимся. Почему? Потому что мы, наше появление не входит в планы хозяев. Мы им не нужны.

Думаю, хорошего ничего ждать не приходится. Или моё внутреннее чутьё меня обманывает.

Флинт беспокоит меня больше других. Никогда не понимал таких молодчиков с прищуром, с ухмылочкой по любому поводу.

Я не ожидаю от него откровенности, да она мне и не нужна. А вот неприятности от него могут быть значительные.

О чём я думаю? Мы потеряли свой дом. Небольшая горстка людей – всё, что осталось от человечества. На фоне этого меркнут все неприятности, которые мог спровоцировать парень. Так я думал. Я ошибался.

Смотрю, как он подходит ко мне – медленно, словно крадучись. Повадка шпаны «с района». Садится рядом, на краю поля. Грызёт спичку. Вздыхает.

– Слышь, брат… как думаешь, долго нам тут телепаться?

Неопределённо пожимаю плечами. Сам бы не отказался узнать. Парень вздыхает.

– Ты не думай, я буду помогать, если что… Я ведь не пальцем деланный какой-то. Правда, я не жалею, что папашка мой перекинулся вместе со всеми, гори он в аду! Только и слышно было от него всю жизнь: «Не отсвечивай!», «Заткнись!», «Чтоб ты сдох, придурок!» Так-то он был славный старик, давал глотнуть из бутылки. Учил меня продукты в супермаркете тырить – иногда с ним было весело.

Он замолкает – видно, пытается справиться с волнением. Не мне судить о его чувствах к отцу. Но, видно, моё лицо сказало за меня, потому что Флинт неожиданно горячо продолжает:

– Хотя, конечно, сволочь был первостатейная. Сестрёнку на мороз гонял за подаянием. Одежду тёплую отберёт и гонит – а она маленькая ещё, плачет. Я догоню её за воротами, шаль мамкину суну, термос маленький с кипятком – ничего, жива оставалась. Отец только лупил её, если мало подавали. Так я, если видел, что не в духе папаня, прятал малую в сарае у соседей. Так она в том сарае и сгорела – пожар случился, никто не успел… да и не знал никто, что она там пряталась. Только я. Меня и дома-то не было тогда. Прихожу – одни головешки на месте сарая дымят… Я как онемел, даже сказать ничего не мог – пропал голос, неделю молчал.

А отец лютовать стал – решил, что сестричка сбежала. Каждый день меня лупить приспособился – то кулаками, а то и ремнём. Однажды по глазу попал, – Флинт прикасается к повязке на лице, потом резко встаёт, – не надо было мне это вспоминать, я дурной делаюсь, как сестру вспомню… эх, выпить бы сейчас!

Я, профессиональный спасатель с психологическим образованием, впервые в жизни не нахожу слов. Да и что тут скажешь. Но Флинт понимает моё молчание иначе.

– Что, брезговать теперь мной будешь? Ишь, как рожу-то повело! Правильно батя говорил: не говори с чистоплюями, они нас не поймут!

– Флинт. Успокойся. Здесь не место и не время…, – пытаюсь успокоить парня, но эффект получается обратный.

С каждым словом Флинт всё больше впадает в состояние истерии, накручивает себя:

– Ещё узнать надо, чем вы там в гостях занимались? Уж наверняка сговорились с нашими «добрыми» хозяевами нас на опыты пустить! – глаза парня побелели от бешенства, ещё немного – и он вообще перестанет соображать. У него классическая истерика – и есть от чего!

И вдруг в этот момент меня охватывает такая апатия. Такая усталость. Такое горе. Не могу больше. Жить не хочу. Не хочу, не могу. Кто бы меня выслушал. Не могу…

Флинт бежит в поле – прямо по датчикам, они хрустят и лопаются у него под ногами. Теперь он специально топчет растения – крутится на месте, орёт что-то нечленораздельное. К нему бегут Мад и парень в тельняшке. Пытаются обхватить, повалить – Флинт с энергией берсерка отмахивается, и топчет, ломает сложные приборы, вокруг него хрустят и лопаются стекловидные венчики. Людей на поле прибавляется – подбегают новые, разнимают, успокаивают, но только усиливают суматоху.

Всё заканчивается внезапно. На «небосводе» возникает старый знакомый – выпуклый глаз. И без предупреждения, без разговоров на нас изливается густой синий туман.

***

Мокро. Вода повсюду, пытаюсь вздохнуть – вода заливается в нос, в рот, тугие струи колотят в спину. Где мы? Я один здесь или остальные поблизости? Звук дождя, темнота – и ничего больше. Внезапно мрак пронзает синяя вспышка, а за ней раздаётся такой знакомый, земной звук грома!

Ливень усиливается. И я медленно, преодолевая головокружение, пытаюсь встать.