Читать книгу: «Попался!», страница 4

– Стоп! – Рита положила свою ладонь на его руку, заставляя замолчать, и ей вдруг стало очень приятно от его тепла. – Не нужно себя недооценивать.

– Хорошо, не буду, – тихо сказал Валентин, не убирая руки. – Но я готов для вас так готовить, без денег. Я ещё голубцы могу.

– Слышь, Вася, голубцы, – Рита посмотрела на пса. – Опять капуста. Тебе повезло.

Вася подошёл и положил свою тяжёлую голову Валентину на колени. Брыли расползлись по штанине. Валентин заёрзал.

– И всё-таки, вы его боитесь.

– Нет, что вы! – запротестовал Валентин. – Зачем мне его бояться? Мне кажется, мы с ним уже подружились.

– Чего же вы тогда дёргаетесь?

– Просто, – покраснев, сказал Валентин, – у меня намокли штаны. У него очень сильно текут слюни.

Глава 8. Любви нет

Вера рыдала, а Рита и Марина сидели рядом с ней. Лицо Веры опухло от слёз. Говорить она почти не могла, только икала и всхлипывала. Нос её был заложен и, пытаясь высморкаться, она извела целый рулон бумажных полотенец.

– Саша, – выдавила она из себя наконец. – Саша…

– Я так и знала, что опять всё из-за мужиков, – сказала Марина. – Что он сделал?!

Вера затрясла головой:

– Ничего он не сделал! Он мне нравится. Очень… Кажется, я влюбилась!

– Ну, блин, приехали – расстроилась Марина. – Ты же знаешь, что это просто гормоны. Тело хочет секса, дофамина, окситоцина и прочей такой фигни. В мозг поступают отчаянные сигналы. Мозг формирует привязанность, чтобы ты далеко не отходила от человека, от которого можешь это получить. Потом тело насытится, и эта так называемая "любовь" пройдёт. Вот и всё.

Рита слушала, кивала, а сама вдруг вспомнила, как держала Валентина за руку, и как он смотрел на неё: такой искренний, такой нескладный. И как он бросился её защищать, хотя совершенно не знал, что делать. И что он даже не испугался испортить лицо и руки.

– Да, – сказала Вера, всхлипывая. – Ты права, конечно. Скоро всё пройдёт. Но почему же это так трудно пережить? Я с ума схожу! Я к нему хочу побежать, и будь что будет.

– Так, может быть, стоит побежать? – осторожно спросила Рита.

Вера закусила губу и затрясла головой:

– Нет, нет, нет. Абсолютно нет. Я же не могу с ним просто переспать, я не из тех девушек, которые могут просто переспать. Мне нужны отношения. А у меня, ты же знаешь, на отношения нет времени! У меня даже на отношения с вами времени едва хватает! Я даже не каждую пятницу могу к вам вырваться! А ты говоришь!

Вера снова зарыдала. Рита с сочувствием смотрела на неё, а потом сказала:

– А если это не пройдёт? Бывают же пары, которые любят друг друга всю жизнь.

Марина посмотрела на неё, как на человека, который вдруг ляпнул, что Солнце вращается вокруг Земли, и сказала:

– Не бывает таких пар. Нет, конечно, женаты многие годами. Но для того есть вполне логичные причины. Во-первых, людям может быть вместе просто удобно. Это такой деловой союз для решения бытовых и финансовых проблем. Собственно, весь этот коктейль, который в Вере сейчас бушует, и был создан природой для того, чтобы пара оставалась вместе какое-то время, чтобы женщина получала поддержку, пока вынашивает и кормит. Но это рудимент. Мы не в каменном веке, мы и сами можем со всем справляться. Во-вторых, бывают пары созависимые. Это чистый невроз. Один из партнёров наделяет другого сверхценностью, а второй с радостью этим пользуется и невроз подпитывает. В-третьих, есть психические расстройства. Синдром Адели и прочая красота. То есть, в сухом остатке, мы либо имеем дело с людьми, которым нужна помощь врача, либо с рациональными и эффективными людьми, которым приятно притворяться, что их жизнь – не просто бизнес-схема, а нечто большее.

Рита не в первые раз слышала это от Марины и всегда была с ней согласна, однако сегодня ей стало грустно. Она почему-то вспомнила интервью с Ремизовым, и как ей понравился трогательный рассказ про завиток.

– Слушай, а как там Ремизов? – спросила она Марину. – Попался?

– Попался, – ответила Марина. – Сегодня в семь выложу.

– С кем? – Вера даже перестала плакать и подняла на Марину полные любопытства глаза.

– Не знаю, девочки, – ответила Марина. – Видела только мельком. Маленькая такая брюнетка с причёской, как у Мии Уоллес. Стройная. Грудь, попа – всё как надо. Татуха на плече. А лица я не рассмотрела: она под одеяло спряталась.

– Под одеяло? – слёзы у Веры высохли окончательно. – Где же ты их застукала?

– В гостинице.

– Прямо в номере?!

– Ну да.

– Как ты туда попала?!

– Вломилась через балкон. Успела сделать несколько фоток.

– Охренеть! Ну ты даёшь, Марина! Охренеть!

Вера восхищалась совершенно искренне. Рита же недовольно поморщилась.

– Ну а что вы хотели? – сказала Марина. – Все мужчины одинаковые. Все изменяют и врут.

– Может быть, не все? – задумчиво спросила Рита.

– Ритусь, я тебя не узнаю, – Марина удивлённо вскинула бровь. – Ты не заболела?

– Нет, ну правда, – упрямо сказала Рита. – Люди не укладываются в понятие "все". Ты же не можешь сказать: "все люди любят торты". А мужчины – люди. И они могут быть разными.

– Рит, я не могу сказать "все любят торты", но я могу сказать "все пьют воду" или "все умирают от выстрела в сердце". Мужчины – это мужчины, этим всё сказано.

– Марина, – Вера вскочила с дивана и заходила по комнате. Глаза её загорелись, – ты права. Мужчины врут. Значит, Саша врёт. Следовательно, мне нужно узнать, что с ним не так. И меня отпустит.

– Да всё с ним не так, – удовлетворённо сказала Марина. – Вот ты говоришь, у него магазины "Медтехника". А в нашей стране честный бизнес – это оксюморон. Особенно в такой сфере как медтехника. Там же сплошная коррупция.

– Да! – воскликнула Вера, и тут же застонала: – Не-ет… На бизнес мне плевать. Мне только на баб его не плевать. Марина! А ты можешь… Ты можешь с ним, как с Ремизовым?

– Ты имеешь в виду – последить?

– Ну да! Расскажешь мне, что он делает, с кем встречается. Сможешь?

– Смогу, почему нет? – ответила Марина. – Ради тебя – что угодно.

Рита промолчала. Ей совсем не нравилась эта идея. Ей не хотелось думать об изменах, слежке и вранье. Она всё ещё помнила вкус борща, смех, болтовню, глаза Валентина и довольную Васину морду. Ей хотелось оставаться в сказке, а её оттуда безжалостно выдёргивали.

Результаты Марина предъявила на следующей неделе. На фотографиях, которые она предъявила Вере, Саша усаживал в машину жену и троих маленьких детей.

– Мне стало легче, – сказала Вера. – Намного, намного, намного легче.

И разрыдалась.

Глава 9. Штраф за измену

Увидев Марину, мама всплеснула руками:

– Марина, какая ты хорошенькая, боже мой! И причёсочка, и костюмчик!

Марина очень любила маму, но терпеть не могла её тяги ко всему гладенькому, чистенькому, правильному и загнанному в рамки. Марина взглянула на себя в ростовое зеркало, висящее в коридоре маминой квартиры, и вздохнула: её волосы были гладко причёсаны, одета она была в серый мешковатый офисный костюм, подаренный мамой в день, когда она устроилась на работу в редакцию журнала. Мама тогда жутко разволновалась, она очень хотела, чтобы дочка на новом месте выглядела прилично.

– Я к шести еду на интервью в Госдуму, – сказала Марина, снимая туфли. – Вот, решила заскочить по дороге.

– В Госдуму?! – мама застыла на месте. То, что дочь её стала журналистом, казалось для мамы невероятным чудом. Когда Марина начала брать интервью у звёзд, это было для мамы шоком. Но журналист, который ездит по работе в Думу, был, кажется, вообще за гранью её понимания.

– Да, – кивнула Марина. Мама стояла и смотрела на неё. Марина почувствовала себя неловко и, чтобы разбить молчание, добавила: – Буду записывать интервью со Стукаловой.

– Со Стукаловой? Обожаю её! – мама ожила и всплеснула руками.

– Да? – с искренним удивлением спросила Марина. – За что?

– Очень умная женщина, – мама пошла на кухню ставить чайник, Марина последовала за ней. – Очень правильные вещи говорит.

– Например, какие? – Марина не могла прийти в себя от изумления.

– Штрафы обещает ввести за измены.

– Что? – Марина едва не задохнулась и осеклась. Продолжать разговор про измены она категорически не хотела, зная, как они обычно действуют на маму.

– И вообще, мне кажется, вы с ней очень похожи, – мама с гордостью посмотрела на Марину.

– Мы со Стукаловой? Мам, ты не перестаёшь меня удивлять!

– Да, а что? Я каждое твоё интервью смотрю. Я же вижу, как ты бережно ко всем относишься, как ты подчёркиваешь, до чего важна семья, как важна верность, преданность, любовь. И Стукалова говорит о том же. Другими словами, но о том же. Штрафы – что? Кому-то вообще копейки, кто-то, может, решит, что его не поймают. Но кто-то и подумает лишний раз. А это уже немало.

Марина открыла рот, чтобы возразить, но вместо этого подошла к маме, обняла и уткнулась носом в родную макушку, вдыхая тонкий аромат чистоты. Этот аромат царил в маминой квартире повсюду, он был трогательным и хрупким, едва уловимым, но настойчивым, был маминой защитой и одновременно – свидетельством её беззащитности.

– Давай пить чай, – сказала Марина. Она достала из шкафчика тонкие фарфоровые чашки, из холодильника – вазочку с вареньем, включила чайник. Несмотря на то что Марине совершенно не подходил мамин образ жизни, она находила успокоение в этой тишине и спокойствии, в маминой фигуре, стройной до болезненности, в её собранных в пучок волосах, никогда не знавших краски, в ясном светлом лице без косметики, в блёклых красках её неудобной одежды.

Загремел в замке ключ, и плотная, крупная фигура возникла на пороге квартиры. Бабушка вплыла в дом торжественно, как карнавальная кукла. На ней было фиолетовое пончо, украшенное ярко-красной вязаной брошью в тон помаде. Такая же красная шляпка венчала выкрашенные в фиолетовый вьющиеся коротко постриженные волосы.

– Ба! – радостно вскрикнула Марина, бросаясь ей навстречу.

– Машенька! – обращаясь к дочери, гулким, хорошо поставленным преподавательским голосом воскликнула бабушка. – Зачем ты пригласила в дом похоронного агента? Я, кажется, к ним пока не собираюсь!

– Ну, бабушка! – смеясь, протянула Марина.

– Маринка, это что, ты? – бабушка нацепила на нос очки, до того висевшие у неё на шее на цепочке. Что с тобой случилось?

– Марина поедет брать интервью у депутата Госдумы, – торжественно сказала мама.

– Брать интервью у Госдуры не значит опускаться до её уровня, – заявила бабушка и, стягивая резинку с Марининых волос, безапелляционно заявила: – Тебя просто необходимо немного охулиганить!

Она растрепала внучке волосы, расстегнула пару пуговиц на её рубашке, потом махнула рукой:

– Нет, тут уже ничего не исправишь. Пропала ты, Маринка. Нет тебе спасения.

Марина захохотала. Мама её тем временем налила ещё чашку чая, и все уселись за стол.

– Ты где была такая красивая? – спросила бабушку Марина. – Опять вампирила у студентов?

– Безусловно, – ответила бабушка. Она сняла пончо и шляпку и теперь расправляла плечи и взбивала примявшиеся волосы. – Иначе где ещё такой заслуженной красотке как я брать энергию? Обедала с аспирантом. Красавец, умница, двадцать семь лет. Так бы и съела!

– Мама, – с укоризной сказала ей дочь.

– А что – мама? Женщина должна быть в тонусе, пока может двигаться. Иначе зачем тогда это всё? Нужен драйв, нужна игра! Женщине нужны поклонники!

– Поклонники своего возраста, – упрямо продолжила мама.

– Машенька, ты не расслышала: я сказала "поклонники", а не "покойники". Потому что поклонники моего возраста в большинстве своём уже там, а те, кто ещё тут, в основном забирают, давать они не способны.

– "Давать", – хрюкнула Марина.

– Марина Станиславовна, давай-ка без пошлостей! – бабушка тут же стала строгой, и Марина притихла, как стихали при звуках бабушкиного грозного тона сотни её студентов.

– Я же хожу на свидания не в этом смысле, – продолжила бабушка, смягчаясь. – Я хожу убедиться в том, что мне всё ещё есть чем удивлять молодых интересных людей. И если не красотой, то хотя бы умом.

– Мне бы твой оптимизм, мам, – фыркнула в чашку Маринина мама.

– Мне бы твою талию, Маш, – парировала бабушка.

– Девочки, не ссорьтесь, – примирительно сказала Марина. Она знала, что они будут ворчать и фыркать друг на друга, но на самом деле при всей своей разности подходов к жизни, друг друга обожают.

– Как у тебя с работой? – спросила бабушка, меняя тему. – Перебросили с актёров на депутатов?

– Нет, – Марина махнула рукой. – Это так. Дополнительная нагрузка. Актёры в силе.

– Ой, мне так понравилось интервью с Ремизовым! – воскликнула мама.

– К сожалению, оно совершенно обесценилось, – скривила губы бабушка.

– Почему? – мама обеспокоилась.

– А ты не видела, Маш? Везде перепощивают фото с телегам-канала. Как его там? – бабушка вытащила телефон и быстро нашла нужную новость: – Вот. "Телеграм-канал "Попался!" распространил фото известного актёра Владимира Ремизова с любовницей". – Бабушка развернула экран так, чтобы Маринина мама могла видеть сделанные Мариной фото. – Вот тебе и все разговоры про любовь.

Мама ничего не сказала, но заметно сникла. Бабушка всполошилась, подсела поближе:

– Маш, Маш, ну прости. Я не хотела. Не подумала.

– Да нет, мам, ничего, – ответила Маринина мама. – Это жизнь. В жизни такое бывает.

– А давайте поговорим о лошадях! – задорно, как клоун в цирке, выкрикнула Марина. – Кто считает, что мне стоит научиться ездить верхом?

И она первая высоко подняла руку.

– Вы замужем? – спросила Марину Стукалова, пока съёмочная группа готовилась к записи первой её колонки для журнала.

– Пока нет.

– Но молодой человек есть?

– Есть, – ответила Марина.

– Это важно, – сказала Стукалова и замолчала, рассеянно поглядывая вниз, на руки, которые закрепляли на ней петличку. Марина ждала продолжения, какой-нибудь пафосной официальной речи, но не дождалась. Оказалось, что официальный пафос Стукалова приберегла для интервью. Она повторяла общие места, сыпала лозунгами и говорила так скучно и так занудно, что Марине захотелось спрыгнуть со стула и начать бегать кругами.

– А правда, – спросила Марина, перебивая Стукалову, – что вы предложили штрафовать мужчин за измены?

Стукалова осеклась, замерла на полуслове, расхохоталась и вдруг стала похожа на человека:

– Откуда вы взяли такую чушь?!

Марина расслабилась: оказалось, у этого интервью ещё были шансы.

У Ремизова был выходной, и он возился с младшими сыновьями, Сеней и Ванечкой. Пятилетний Ванечка придумал игру, в которой один из игроков должен был показывать какое-нибудь животное, а двое других – угадывать его. Выигрывал тот, кто справлялся быстрее. Сейчас Ванечка показывал зайчика самым классическим способом: прыгал по комнате, прижав к груди согнутые руки.

– Заяц! – крикнул семилетний Сеня, и Ремизов тоже крикнул: "Заяц!" – с небольшим опозданием.

– Папа проиграл, – Ванечка засмеялся. – Значит, папа показывает животное!

Ремизов поднялся с ковра, на котором сидел, подумал, вытянул вперед руки и сложил их кольцом перед животом. После он присел, оттолкнулся что было сил и скакнул вперёд.

– Ты тоже зайчик! – радостно закричал Ванечка.

Ремизов покачал головой и потряс сложенными в кольцо руками.

– Ты – толстый зайчик? – нарочито серьёзно спросил Сеня, и Ванечка радостно захихикал.

Ремизов снова покачал головой. Подумав немного, он одну руку оставил согнутой, а второй рукой показал, как будто достает кого-то за уши из сумки на животе, а потом кладёт обратно.

– Ты съел кого-то в своём животе?! – радостно предположил Ванечка.

– Ты – волк! – тут же выкрикнул Сеня.

– Толстый волк! – опять захохотал Ванечка.

Ремизов неистово затряс головой и широко прыгнул ещё раз, продолжая держать перед собой воображаемую сумку.

– Толстый прыгучий волк! – хохоча крикнул Сеня.

– Сами вы волк! – понарошку обиделся Ремизов. – Я – кенгуру.

– Эх, папа, – со взрослой серьёзностью сказал ему Сеня. – Никого ты не умеешь изображать. Учиться тебе и учиться.

– Ах так! – с притворной яростью зарычал Ремизов. – Значит, не умею? Ну, я вам сейчас покажу! Я покажу вам злого и страшного серого волка, который поймал и съел двух упрямых барашков!

Ремизов вытянул перед собой руки, растопырил пальцы, хищно оскалился и, схватив верещащих от удовольствия мальчишек под мышки, сделал круг по комнате, потом бросил их на диван и начал тормошить, делая вид, что ест.

– Похоже теперь? Похоже? – смеясь, рычал он.

– Нет! Нет! – визжали мальчишки.

Им было хорошо.

Им было хорошо до тех пор, пока Ремизов не поднял глаза и не увидел стоящую в дверях жену. На Оксане не было лица. Она вдруг стала серой, маленькой, сутулой и как будто сразу постарела.

– Оксана, ты чего? Что случилось? – замерев, спросил Ремизов.

Мальчишки тоже замерли и притихли.

Оксана ничего не ответила. Она посмотрела на Ремизова долгим взглядом, покачала головой и просто ушла.

Глава 10. Тучи сгущаются

Над Мариной сгущались тучи. После того как она выложила пост в своей анонимной телеге, её начали искать сразу два человека. И если один начал искать именно "после" – то есть, это было случайное совпадение по времени – то вторая искала "вследствие".

Женщина, которая была с Ремизовым в номере, сидела у себя дома в окружении самого дорогого и яростного китча, который только можно было себе представить. Здесь было всё: позолоченная лепнина на потолке и стенах, тяжёлый бархат гардин, увитый золотыми шнурами с золотыми же массивными кистями, блестящий мрамор, отражающийся в безразмерных зеркалах, гигантские хрустальные люстры и псевдостаринная, на гнутых ножках, неудобная мебель.

В детстве женщина с причёской Мии Уоллес любила разглядывать фотографии дворцов и сейчас была уверена, что воссоздала у себя дома атмосферу Версаля. Когда ей пытались намекнуть, что всё-таки есть небольшая разница, Мия Уоллес искренне не понимала, в чём же она заключается.

Мия Уоллес была одета в чёрное кружевное бельё, поверх которого был накинут лёгкий шёлковый халат, норовивший соскользнуть, и сейчас он как раз соскользнул, открывая набитую на плечо татуировку с оскаленной мордой волка. Эта же татуировка была прекрасно видна на фото в телеграм-канале "Попался!" Это было плохо, это заставляло Мию нервничать.

То, что лицо Ремизова на фото было прекрасно видно, её не волновало, он был актёром, любимцем публики, Мия Уоллес не сомневалась, что он отмоется. Но вот она… Нет, она бы тоже отмылась, как отмывалась уже не раз, но мерзкие, липкие, унизительные смешки, издевательства, бесконечное перемывание в сети – ей даже подумать об этом было тошно. К тому же, паразита-фотографа нужно было наказать. Он не имел право вторгаться в её личную жизнь, которую она так тщательно оберегала.

Мия Уоллес думала о Марине Карасёвой, а Марина не думала о Мии Уоллес. Разборки с женщинами её не интересовали, она не собиралась узнавать, кто именно был с Ремизовым. В этом заключалась её трагическая ошибка.

Вторым человеком, начавшим поиски Марины, был Максим.

Чудная девушка, подсевшая к нему в кафе, не покидала его мысли, и, думая о ней, он в слове "чудная" переставлял ударение с "У" на "А" и обратно, и оба варианта казались ему подходящими.

Звали её, кажется, Мариной – по крайней мере, так к ней обратился актёр, имя которого Максим опять бесповоротно забыл. Искать её казалось делом безнадёжным, но он всё время думал о ней. О том, как завораживающе пахла её кофта, которую он достал из рюкзака, как ему не хотелось отдавать эту кофту, ещё, кажется, хранящую тепло её тела, из рук. Как ему понравилось догонять её, когда она убегала. Он не мог отделаться от того странного смешанного чувства стыда и гордости, когда она обвиняла его, а официантки хлопали.

Перебирая одно за другим события той встречи, он вспомнил, что с актёром чудная Марина была не просто знакома – она брала у него интервью. Максим попытался вспомнить его фамилию, и не смог. Он начал вспоминать название фильма, не вспомнил. Поискал фильм по описанию, с трудом нашёл и среди актёров, наконец, увидел Ремизова.

Когда Максим загуглил Ремизова, на него обрушилась целая лавина сайтов с одними и теми же фотографиями и похожими заголовками: "Примерный семьянин уличён в измене!", "Ремизов попался на измене!" и так далее, и так далее. С огромным трудом Максим нашёл в этом море несколько ссылок на более ранние материалы. Последним из них и первым, который он посмотрел, был рассказ про завиток. Напротив счастливых тогда ещё Ремизовых сидела Марина. Увидев её, Максим вздрогнул. Он перешёл по расположенной под видео ссылке на сайт журнала и прочитал, что интервью брала Марина Карасёва. "Марина Карасёва", – Максим попробовал имя на вкус. Оно было похоже на свою хозяйку: немного острое, немного смешное и очень энергичное.

Глядя на размещённый в низу страницы телефон для связи с редакцией журнала, Максим подумал: "Я позвоню, и мне откажут. Скажут, что не разглашают личных данных сотрудников. И тогда я успокоюсь". Он позвонил, ему ответили слово в слово так, как он предполагал, – и Марины Карасёвой в его голове стало ещё больше.

Он открыл на "Ютубе" страницу с интервью и долго смотрел на неё, размышляя, читает ли она комментарии к видео. И что он может написать на случай, если читает. "Это Максим из кафе, позвони мне по такому-то номеру"? – сто процентов, что не позвонит. "Помнишь, мы встретились в кафе около недели назад? Я знаю твой маленький секрет. Позвони мне", – это выглядело как послание от маньяка.

Звякнул телефон. Максим взглянул на экран и увидел сообщение от Алисы. Внутри всё похолодело и стало неприятно тянуть под ложечкой. "Никогда больше не пиши мне, придурок", – было в сообщении. Максиму было стыдно в этом признаться, но он почувствовал облегчение.

В конце концов он устал думать, отчаялся и наобум написал: "Марина, привет! Это Максим! Помните, вы подсели ко мне в кафе, и потом туда пришёл Ремизов? Напишите мне, мне есть что сказать об этом дне. Максим". И прибавил почтовый адрес.

Он отправил, потом сообразил, что два раза написал своё имя. Нажал "редактировать", случайно удалил всё сообщение целиком. Промаялся около часа, пытаясь его восстановить, в результате написал всё слово в слово и отправил, абсолютно уверенный, что в исходном сообщении всё было не так. Два "Максима" в тексте остались, но второй раз он этого не заметил.

Марина всегда читала комментарии к своим интервью: она любила выискивать в них желчные реплики тех, кто так же, как и она, не верил в глянцевые сказки. Комментарий Максима она увидела почти сразу после его появления, и чем больше вчитывалась, тем больше волновалась. Марина вспомнила всю сцену, появление Ремизова, и то, как беззастенчиво этот Максим начал вытаскивать вещи из её рюкзака. Фраза «есть, что сказать» заставила Марину нервничать. Она заметалась по квартире, не зная, что подумать. "Сказать об этом дне", – кто так пишет? Что за дно? Марина нервно захихикала. И почему-то вспомнила, как коснулась его руки. "Есть что сказать" – это шантаж, или нет? А если нет, то что? А если да, то чего он от неё хочет? Он специально упомянул Ремизова? Марина накручивала себя, накручивала, накручивала, пока не убедила в том, что у неё нет другого выхода: она должна была ему ответить. Она открыла почту, скопировала адрес и написала: "Здравствуйте, Максим. Если мне правильно кажется, нечего особо обсуждать. Марина".

"Вам неправильно кажется, – ответил он по почте. – Давайте встретимся".

Марине стало не по себе от этого предложения, у неё даже дробно застучала челюсть и, чтобы справиться с нервной дрожью, она обхватила себя руками, отмечая однако, что дрожь эта не была неприятной. "Когда и где?" – спросила Марина. Договорились на ближайшие выходные, днём, возле памятника Пушкину.

Переписывались они довольно долго, дольше, чем вышло бы в мессенджере, но Марина упрямо оставалась в почте, её почему-то пугала перспектива дать Максиму свой номер телефона.

Когда она набирала последнее сообщение Максиму, в ванной что-то упало. Марина вздрогнула: она совсем забыла, что Олег здесь. Он с утра был у неё, поскольку, как выяснилось, был программистом и часть работы мог выполнять из дома. Слово за слово – Марина сама не поняла, как это получилось, – они договорились иногда организовать что-то вроде коворкинга на квартире Марины, чтобы он писал программы, Марина готовилась бы к интервью, и время от времени они бы болтали и занимались сексом.

Звякнуло уведомление – Максим прислал очередное письмо. Одновременно открылась дверь ванной, и из неё вышел довольный, расслабленный, освежившийся Олег. Поняв, что он вот-вот появится у неё за спиной, Марина испуганно захлопнула крышку ноутбука и обернулась. Олег что-то сказал, но она не расслышала, потому что сердце её колотилось, как кузнечный молот.

– А? – растерянно спросила Марина, глядя Олегу прямо в лицо и отмечая почему-то, какая неприятно тонкая у него переносица.

– Ты пойдёшь в душ? – повторил Олег.

– А, да, – ответила Марина. Она вскочила и сделала пару шагов по направлению к ванной, потом вернулась и схватила под мышку ноутбук.

– Ты с ноутбуком пойдёшь? Будешь там работать? – с интересом спросил Олег.

– А? Нет, – поспешно ответила Марина. Она поставила ноутбук на стол и снова направилась к ванной, но снова вернулась, схватила телефон и убежала, прежде чем Олег успел сказать что-то ещё.

Включив душ на полную мощность, как будто Олег мог услышать, как она читает письмо, Марина открыла на телефоне почту. Ванную заволокло густым паром – Марина включил только горячую воду. На экране осел мелкий конденсат, который Марина попыталась смахнуть, но из-за этого закрыла приложение. Открыла его снова, и после этой недолгой, но выматывающей борьбы прочитала одно-единственное слово: "Договорились".

До встречи у памятника Пушкину оставалось три дня, и Марина выкинула её из головы – по крайней мере, ей так казалось. Но на следующий день Олег написал ей в обед:

"Что делаешь?"

"Работаю", – ответила Марина.

"А вечером?"

"Вечером не работаю".

"Сходим куда-нибудь поужинать?"

"Давай".

"Выбирай место".

"Притяжение", – Марина написала название и озадаченно уставилась на экран, пытаясь вспомнить, что это за кафе.

"Где это?" – спросил Олег.

"Сейчас пришлю геолокацию", – ответила Марина и начала искать кафе на карте. Оно было почти на окраине, на другой стороне Москвы, и Марина понять не могла, почему оно вдруг пришло ей в голову, когда осознала, что это то самое кафе, где она познакомилась с Максимом.

"Ого! – отреагировал Олег. – А почему там? Далеко же. Это ж мне во сколько нужно будет выезжать?"

Марина стала лихорадочно придумывать оправдание, и вдруг с ужасом поняла, что её машина всё ещё стоит возле гостиницы вот уже целую неделю. Со всеми этими переживаниями она про неё совершенно забыла.

"Я там забираю машину из ремонта", – соврала Марина.

"Тогда встречаемся там", – ответил Олег.

Вечером народу в кафе оказалось много, Олег едва нашёл свободный крохотный столик в углу и отчаянно махал застывшей на пороге Марине, боясь привстать, чтобы не потерять место. Марина села напротив него, улыбнулась и спешно огляделась по сторонам. Сердце её стукнуло: Максим, или кто-то очень похожий на него, сидел на том же месте у окна. Со своего места Марина видела лишь плечо и аккуратно стриженый затылок. Напротив предполагаемого Максима сидела блондинка с ярко накрашенными губами. Оттенок её помады Марина описала бы как "морковь-вырвиглаз". Идеальные локоны блондинки были зафиксированы насмерть, идеальная грудь мерно вздымалась под идеально выглаженным платьем, и вся она была силиконово-целлулоидной пародией на Голливуд. Блондинка и предполагаемый Максим пили вино и ели сыр с большой сырной тарелки. Максим что-то говорил, блондинка томно улыбалась, показывая белые зубы и, соглашаясь, дотрагивалась кончиками пальцев до его руки, лежащей на столе.

У Марины свело челюсть, и она звонко клацнула зубами.

– Ты чего? – Олег поднял от меню удивлённые глаза.

– Да так, – ответила Марина. – Проголодалась – аж челюсть сводит.

– Заказывай скорее! – улыбнулся Олег. – Я к тебе меню двигаю, двигаю, а ты сидишь, как статуя.

– Устала очень.

– Бедная моя, – он смешно свёл брови домиком. – Отдыхай. Сейчас поешь, выпьешь вина, и будет хорошо.

Предполагаемый Максим за столиком достал из портфеля планшет с большим экраном, открыл на нём какое-то изображение и стал показывать блондинке через стол. Блондинка покачала головой и пересела к нему. Склонившись над планшетом, она едва ли не положила голову ему на плечо. Марина не видела этого, но мысленно дорисовала картинку: локон, из которого не выбивается ни один волосок, касается его щеки, белые зубы скалятся в улыбке прямо возле его губ.

– Мне надо в туалет, – сказала Марина, вскочила с места и быстро направилась через зал к барной стойке. Олег даже не успел сказать ей, что туалет находится в другой стороне, у выхода.

Марина упёрлась в барную стойку и немного постояла возле неё, вспоминая, зачем она сюда пошла. Не вспомнив, она развернулась и посмотрела на Олега. Стараясь не привлекать внимания, он кивал куда-то себе за спину. Марина посмотрела туда и увидела возле выхода дверь туалета. Фальшиво засмеявшись, она ударила себя по лбу. Олег улыбнулся в ответ, и она снова отметила, какая красивая у него улыбка.

Выдохнув, Марина повернула голову в сторону предполагаемого Максима и увидела незнакомого мужчину, который смеялся, глядя на экран планшета щека к щеке с блондинкой, и что-то оживлённо ей объяснял.

Марина сделала шаг к своему столику, и тут не-Максим поднял глаза и увидел её, а потом поднял руку и приветственно взмахнул. Марина улыбнулась – если, конечно, судорогу, которой свело её губы, можно было назвать улыбкой. Она пригляделась: сквозь незнакомые черты проступали, как в киношном спецэффекте, черты Максима, виденного ей всего раз в жизни. Только теперь она осознала, что помнит его лицо очень и очень смутно.

– Привет! – сказала она неожиданно высоко и громко, так что её голос пилой прорезал густой гул переполненного кафе. Поздоровавшись, она зачем-то пошла прямо к столику и остановилась, нависнув над блондинкой.

Максим отложил в сторону планшет и привстал, приветствуя Марину.

– Здравствуй, – сказал он. – Это Марина. А это, – он указал на блондинку, – Стефания.

– Очень приятно, – мурлыкнула блондинка. Глаза у неё стали холодными и злыми. Марина ей не понравилась.

Над столиком повисло напряжённое молчание. Марина стояла, как вкопанная, Стефания буравила её взглядом, а Максим не знал, что сказать.

– Марина, я думал, мы встречаемся в субботу, – проговорил он наконец.

– Да, в субботу, ага. Я просто… – она сбилась, оглянулась по сторонам, ища поддержки, и нашла её в Олеге, напряжённо глядящем на неё. – Мы просто ужинаем тут. С… с моим другом.