Читать книгу: «Игрок», страница 2

Очередная ночь. Очередной диалог. Они в очередной раз пьют пиво перед монитором. Бессонные ночи и голодание были слишком быстро раздавлены алкоголем, он расслабился.

Он:

а во сколько обычно спать ложишься?)

Она:

да когда как))

но я жесткая сова

Он:

прикольно тебе))) я тоже сова неисправимая, но у меня режим

правда, последнее время катастрофически не высыпаюсь)))))

Она:

ну… у меня тоже из-за этого режим убит… фриланс расслабляет((

Он:

да у меня не из-за фриланса, я уснуть не могу))

Она:

да я тоже долго иногда не могу((

но меня задолбало просыпаться в час)))

Он:

так я еще и не ем нифига, тоже не могу))) скоро от истощения свалюсь нафиг

Она:

почему не ешь?

Он:

не лезет))))

Она:

ууу..))

плохо

штаны на подтяжках еще не носишь?

Он:

так бывает, когда влюбляешься)))) хорошо, что со мной такой крайне редко происходит

Она:

влюблен??)

Он:

)))

Она:

что?)))

Он:

да так

Она:

смайлы куда-то делись о_О

Он:

))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))))

Она:

а это уже ненормальные смайлы)

Он:

ну, тебе не угодишь)))

Она:

ну а чего тогда в крайности бросаешься?)

Он сделал это! Его так долго распирало от этого чувства, будь что будет. В принципе, думал он, а зачем продолжать игру, если и так все видно. Все же, как на ладони, она точно уже давно и сама обо всем догадалась, а он лишь подтвердил ее догадки, облегчая задачи и снимая ненужные мысли.

Утро. Он с нетерпением ждет, когда же рядом с ее именем появится заветное «онлайн». Вот, ура, она в Сети!

Он:

Доброе утро)))

Молчание. Очень долгое молчание. Он видел, она прочитала его сообщение. Нестерпимо долгое, удушающее молчание. Разрывающее на куски. Что она думает в этот момент и почему так долго думает? Почему она ничего не пишет? Ведь она ДОЛЖНА была догадаться, что все ночные посиделки перед монитором не просто так. А вдруг она испугалась? Он не знал, что делать. Он проклинал себя за это признание и не знал, как исправить ситуацию. Как бы ему хотелось забрать отосланные строчки назад, он бы все за это отдал. Такого сожаления о сказанном он не испытывал никогда. Ущербность каким-то образом удвоилась. Она молчала. Это убивало, лучше бы она отправила его на три буквы. С момента его приветствия прошло почти два часа. В ее статусе зазвучал Вивальди. Он ухватился за эту музыку, как за соломинку.

Он:

Смотрю у тебя времена года играют. Осень.

Она:

Да, хорошая музыка. Привет.

Он:

Ага, это лучшее из цикла.

Зачем он соврал ей? Зачем??? Ведь «Зима» ему нравилась гораздо больше, а на втором месте было «Лето». Но он очень хотел переменить тему, только бы она забыла про ночное признание. Ему удалось, она ответила. Нет, до приезда в Питер никаких признаний, он торопит события. А там будь что будет.

Он чувствовал себя полным кретином, идиотом, каких еще свет не видывал. Это чувство было мерзким, неуютным и мешающим. Как будто ты едешь в маршрутке, а кто-то сзади упирается коленками в твое сиденье.

Они продолжили общаться. Странно… но каждый раз, когда он говорил о том, что дорого ему, о том, чем он занимается, что любит и о чем мечтает, все отметалось. Собаки – плохо, она кошатник, на севере холодно, а работа его – говно. Конечно, все это прямо она не говорила, но после ее фраз ущербность только возрастала. Он чувствовал в глубине души, что его жизнь ее совершенно не интересует. Это естественно, на ее фоне он был жалким неудачником, так и не сумевшим создать что-то стоящее. Она художник, а кто он? Ну, и ладно, он все равно уже давно жил исключительно ее жизнью. Он чувствовал какую-то пропасть между ним и его Королевой, пытался сократить эту пропасть, убеждая себя, что вообще-то ему нравится все, что нравится ей, и принципы у них похожи, и вообще сами они как две капли воды.

Тем не менее, он готовился к Питеру, уже ни на что не надеясь. Прекрасно понимал, что если ему откажут, то внешне ничего не изменится. Абсолютно ничего. Он также будет ходить на работу, возвращаться, гулять с собакой, искать на свою задницу приключений, время от времени с кем-то трахаться, при этом не подпуская близко, время от времени напиваться вдрызг, мучиться от бессонницы, когда всякие мысли упорно не хотят покидать черепушку, утром забивать на работу, врать, приезжать к обеду, и при этом чувствовать себя безответственной сволочью, точно так же, как после хорошей попойки.

Попойки. Большинство из них было с коллегами. Журналисты – они такие смешные. Нынче модно хаять его братию, называя их сволочами, свиньями и т.д. Ну, в тренде это. Но ни от кого он не слышал столько грязи в адрес профессии, сколько от самих журналистов. Уж эти-то на эпитеты совсем не скупятся. Им кажется, что, громыхая трехэтажным матом, стукая пивной кружкой о стол, они как бы отстраняются от профессии. Но на самом деле это не так. Лично он видел среди таких людей всего лишь два типа: к первому относились алкоголики-неудачники, такие же фанатики, как и он когда-то, которым работа заменила все, но теперь их это уже не устраивает, а что-то изменить они не в силах, это были уже своего рода динозавры в профессии. Ко второму принадлежали новички. Еще недавно они рьяно, до дрожи, с порванной рубахой на груди самоутверждались за счет этой профессии. Они хотели совершить на бумаге революцию, посадить парочку-другую коррупционеров и, в конце концов, быть убитыми за правое дело. Но этому не суждено было сбыться, сегодняшнее время хреновое для революций, а профессия и тем паче. Тогда они так же рьяно в кулуарах, за той же кружкой пива разоблачали всю систему современной журналистики, своих коллег, своих начальников. Потом и динозавры, и новички находили общий язык, рассуждая о бренности бытия.

Его профессия – его крест. Он уже давно научился врать одноразовым знакомым о месте работы. Проще было назваться менеджером, чем слушать очередные высказывания:

– О, круто, я тоже в детстве хотел, да вот не сложилось.

– О, боже, ты – чудовище, надеюсь, у тебя с собой нет скрытой камеры?

– А Якубовича видел?

– Вы, наверное, со звездами на «ты»?

– А я вот стихи пишу, это хобби. Можно у вас опубликовать?

– У вас там хорошая зарплата?

– У меня дочь поступать будет в этом году, хочет на журфак, что посоветуете?

– А у меня труба протекает, можете об этом написать?

– А в клуб можете провести? А в театр? А на концерт? И даже в музей не можете? Бесполезная профессия…

– А напишите про меня!

– Ой, только не пишите про меня!

Однажды, всего один раз за столько лет, ему посочувствовали. Сказали: «Быть журналистом тяжело. Я представляю, сколько негатива льется и что человек вынужден от этого закрываться. Но через много лет это приводит к тому, что начинаешь закрываться вообще от всего». Сколько же правды в этих словах…

До поездки в Питер оставались считанные дни. Его нетерпение брызгало во все стороны. Осталось четыре дня, всего четыре дня. При встрече с ней все случится. Все, о чем он мечтает почти месяц. Они будут самой счастливой парой на планете, прямо как в дешевых книжках, пропитанных розовыми соплями. Ведь она все понимает, да и понимать уже нечего, он ей признался. Да, после этого было убивающее молчание, но его не послали! С ним продолжили общаться. Каждую ночь он продолжал выворачивать свою душу. Он рассказал ей, о чем больше всего сожалеет в жизни, он рассказал о дружбе, о своем прошлом браке, о плюсах и минусах одиночества. Для всего этого блога уже не хватало. Он рассказывал ей то, что не рассказывал никому. Она тихо слушала, иногда вставляя смайлы или коротко что-то комментируя. Да, он был пьян. Он понимал: перед ним идеал. Тот самый идеал, которому предшествовали два года одиночества. Он был готов расстаться со своим одиночеством. В общем-то, выбора не было. Либо она, либо его одиночество. Третьего не дано. Он выбрал ее. Иногда он звонил ей, стараясь не быть навязчивым, максимум один звонок в два дня, чаще смс, но тоже в пределах разумного. Он безумно боялся стать навязчивым. Излишки приходилось выливать в блог. Почти 500 просмотров за неделю. Ого! Кто эти люди, читающие его? Он не понимал, зачем они читают. Еще меньше понимал, почему они делают это молча. Хоть бы совет какой дали. Он лайкал все ее посты. Ему казалось, что они гениальны. Она описывала каждое свое движение. А разве не для того нужны соцсети, чтобы тщательно фиксировать каждый свой вдох и выдох? Раз это было невероятно важно для нее, он был готов играть по этим правилам. Он поселился в соцсети. Он даже перенес туда свой плей-лист, отныне слушая музыку только оттуда. Это вынуждало быть онлайн круглосуточно, ведь без музыки было невозможно. Он приходил на работу, заходил в Сеть, надевал наушники и пытался выполнить хотя бы необходимый минимум. Он почистил свою страницу от бездушных открыток, отправленных другими, от предложенных приложений, каких-то тестов. Страница опустела. Надо было ее чем-то заполнять. Он только учился это делать. Учился у нее. Получалось коряво, ведь он совсем не хотел постить чужие цитаты, а разместить что-то глубоко личное не мог, все-таки друзей у него было почти под сотню, а писать он хотел только ей. Но он каким-то образом чувствовал, что это необходимо сделать. Она бы это оценила. Он искренне восхищался ее талантом, ее картинами. Он должен был ей соответствовать! Единственное, что он хоть как-то умел – это играть в слова. Это было его работой, его хлебом, ну почему бы не сделать это ключиком к ее сердцу. Тем более что количество посещений в его блоге явно подтверждало – кого-то он уже сумел тронуть.

Вспомнил свою прошлую жизнь. А ведь он только сейчас подошел к тому периоду, когда понимаешь, что любовь – штука очень важная… Раньше он считал это ненужными сантиментами. Были важны другие вещи. Нет, конечно, он играл в любовь, признавался, завоевывал, делал комплименты и прочее. Но все это ради секса. А если с человеком хорошо и комфортно на данную единицу времени, то он оставался ровно на столько, пока длился этот комфорт. Сейчас он чувствовал себя по отношению к тем девушкам тварью. Безответственной эгоистичной тварью.

Понедельник. В пятницу он едет к ней. Очередная алконочь перед мониторами в разных городах. Время от понедельника до пятницы кажется бесконечно длинным. Они мило болтают о стеснительности, семечках, море, Одессе, кошках, какой-то музыке. Он понял, что она не любит прямых вопросов, и если спрашивал о чем-то личном, то она просто прекращала общение или, что еще хуже, уходила в офлайн. С ней было трудно, он был слишком прямой, он пытался читать ее мысли и держать себя в руках. Ей было страшно открыться, может, ее кто-то в свое время жестоко обидел? Ничего, он сумеет подобрать этот самый пресловутый ключик. Эта замороженность подстегивала его открываться перед ней все больше и больше. Он был уверен: только так сможет растопить лед, который, похоже, был многовековым. Он не выдержал, опять выпив лишнего, дал ссылку на блог. Тут же об этом пожалел. Он же зарекался от всяких признаний раньше времени, от всяких признаний до личной встречи! Черт.

Он:

ой, млин… ну, извини, я там, что думал, то писал....

не-е-е-е, наверное, лучше не читать

хотя… ну, бли-и-и-ин(((( я весы. Ты же сама говорила, что я, как и ты, будучи весами, стукнутый.

э-э-э-э, ты где????

пошел курить, уж если и читаешь, то лучше не при мне

Он:

забей, ладно))) это было искренне

но я не и из тех, кто лезет напролом

на нет и суда нет

эх, напился, млин, зря тебе ссылку дал… меньше знаешь – лучше спишь

Она:

ох)

у меня сигареты, кончились, блин

Он:

забей, ладно))) просто хотелось, чтобы все по-честному)))

а без сигарет это попандос, гораздо больший, чем без пива

Она:

слушай, да, кажется, я и в смс-ках поняла, только думала, мне мерещится

Он:

не мерещилось)))

Она:

давно в меня не влюблялись))

Он:

ну, извини, я не специально, меня мое одиночество вполне устраивало

Она:

да я знаю, что не специально) понять не могу, в какой момент произошло и почему) и мы ведь не в первый раз видимся))

Он:

Честно, не знаю… знаю, что в эти праздники, и знаю, что не первый раз видимся… Раньше тоже что-то екало, но не так, скорее было просто интересно пообщаться с хорошим человеком, я не знаю, что произошло в этот раз… кабы я мог управлять своими чувствами, я бы так и остался на вечно в себе

я же тоже интроверт, да еще и весы

но мне легче, что ты теперь знаешь… знаю, тупо переложил груз, но легче… видимо, эгоизм…

но ты не бойся, я реально не из тех, кто добивается своего во что бы то ни стало

Она:

Да, я понимаю

в общем, ты, конечно, извини, но я пока все еще офигевшая…

Он:

ну, еще бы))) я б тоже офигел)))

совсем сигарет нет? Чую, тебе перекур нужен)

Она:

ага) совсем))) что-то не догадалась затариться

Он:

ну, беги, что ж теперь)))

Она:

меня не отпускает ощущение, что мне все снится)

Он:

тогда ложись спать)))

Она:

можно?)))

Он:

да без проблем))

Просто он слишком много выпил в очередную ночь перед монитором. У алкоголя бывает совершенно разный вкус. Возьмем, к примеру, пиво. Вроде бы почти все оно одинаково на вкус. Но когда сидишь с друзьями в душевной компании, оно на вкус какое-то непринужденное. В принципе, можно в этот момент даже простую воду пить, ничего не изменится – так же будет весело, легко и приятно. Когда оказываешься один в чужом городе, то же пиво имеет совсем другой вкус. Это такая сладковатая горечь. Тебе совсем не плохо, и в то же время совсем не хорошо. Какое-то спокойствие растекается внутри с каждым новым глотком. Когда сидишь дома один и тупишь перед монитором, алкоголь приобретает совсем другой вкус. Вкус потерянного времени, безысходности, желания что-то поменять и отсутствия сил для этого. А еще есть одно очень забавное состояние – «в говно». Добиться этого состояния можно двумя путями. Первый – это сознательно надраться до такой степени, время от времени это необходимо. А второй из серии «ну получилось так». Как ни странно, но добиться состояния «в говно» довольно непросто. Даже если очень хочется, непросто. Видимо, дело тут не в количестве выпитого алкоголя, а в чем-то, что сидит внутри. Есть там какой-то зверек, и только от него зависит, уйдешь ты «в говно» или все же останешься на ногах.

Вторник. Час дня.

Он:

Привет))

Она:

)))))))))

О да, сработало!!! Ее смайлы обнадеживали, а то, что она сидит офигевшая, так это нормально. Весь этот ночной диалог был просто пропитан ответом «Да»! Крылья за спиной выросли еще больше.

Вечер, он решил не писать. Звонок с пожеланием спокойной ночи. Да, план сработал, у него получилось. Радар сработал четко, он понимал, что с ее неординарностью вести себя можно только так, и никак иначе. Только искренне, только мясом наружу, да и не мог он по-другому.

Среда. Обмен приветствиями. Она холодна. Болтают ни о чем. Она делает вид, что ничего не замечает и не понимает. Он тоже делает такой вид, хотя это очень странно и трудно. Как можно делать вид, что ничего не случилось, если ты уже признался в любви и вывернулся наизнанку, открыв самое сокровенное? Нет, он ждал какой-то другой реакции, не настолько холодной. Но ведь его не послали! Что может быть главнее этого?

Он посмотрел вокруг. Он искал свой дом. Он очень хотел его найти, это было очень важно. Именно сейчас он считал свое жилье перевалочной базой. Да, он тут спал, тут были его вещи, тут жила его собака. Но домом данную квартиру это не делало. Даже ремонт и новая мебель не помогали.

Все было завалено каким-то мусором, грязной посудой, скомканным бельем. Внутри пахло бездельем и ленью. Но как же ему было хорошо сейчас тупо валяться на диване и ничего не менять.

Прямо перед ним стояла стена из незавершенных дел. Их накопилось очень много, и жизненно необходимо было это все разобрать. На самом деле только поначалу стена кажется монолитной и неразрушимой. Но это все равно что разбирать завал на рабочем столе, надо просто взять вещи и разложить их по полочкам, что-то убрать в ящики, а что-то выбросить, потом вытереть пыль, и настроение тут же поднимается.

Четверг. Он вновь не выдерживает и задает прямой вопрос, ему очень важно получить ответ, ему важно знать настоящий прямой ответ. Он может быть любым, но он хочет, чтобы он был четким. Она ушла в офлайн. Почему она постоянно убегает, оставляя его наедине с разрывающими мозг мыслями? В эти моменты он не знал, что думать, но очень радовался, что его до сих пор не послали. Когда она убегала, ощущение никчемности возвращалось, ему казалось, что все, что он делает, неправильно, все надо делать по-другому, но не знал, как именно. Почему она убегает, почему она не может просто объяснить, что происходит? Не доверяет? Боится? Просто не хочет говорить? Что ж, ее право, ему остается только вести войну с собственными мыслями, всплывающими айсбергом и никуда не приводящими.

Пятница. Ему бы день простоять да ночь продержаться. Потом долгожданная встреча. Она так и не дала твердого ответа, но этого и не надо, это надо сделать в реале. Осталось совсем чуть-чуть. Правда, он так и не придумал, как поведет себя, увидев ее при встрече. Пусть все идет спокойно и ровно, пусть будет, как будет. В конце концов, у него никогда не было проблем с общением, а уж с противоположным полом и подавно, придумает что-нибудь, где-то отшутится, постепенно приближаясь к ней. Главное – не дать вырваться эмоциям наружу раньше времени. Это было самой сложной задачей. Теперь он понимал выражение «умирать от любви». Да, она его разбудила, вдохнула желание жить, избавила от тяги к одиночеству. Но все это давалось немалой кровью: где-то внутри он чувствовал, как от него убегает что-то невероятно важное, глубоко личное. Ну и пусть. Он знал, что это нечто направляется к ней, и готов был отдать еще немало. Зашел в свой блог, + 400 просмотров. Кто вы, люди, и зачем это все читаете? Впрочем, как хотите.

Поезд. Самый стандартный поезд Москва – Питер. Он не стал тратиться на дорогой «Сапсан», деньги очень скоро понадобятся, ведь ему скоро предстоит переезд в другой город. Питер, как он мог не любить его раньше? Уснуть было невозможно. Было нестерпимо жарко, ох уж эти совковые вечно душные вагоны. Саднило горло. Около трех часов ночи он понял, что заболел. Но почему именно сейчас, сейчас болеть нельзя! Только не сейчас. Да, организм банально не выдержал такой сверхнагрузки, он был тренированный и ко многому привык, но здесь сломался. Надо было срочно что-то делать. Но никаких лекарств с собой не было. Ну и ладно, это обычная простуда, продержится как-нибудь.

Часть 2

Санкт-Петербург, Россия

Ладожский вокзал. Сюда он приехал впервые, до сих пор он всегда прибывал на Московский. Она написала смс, что опаздывает, и ему придется подождать. Ох уж эти женщины. Покупать цветы он не стал, это было бы слишком банально, она не из тех, кто любит банальности. Он так и не придумал, что надо сделать при встрече. Хотелось обнять ее, но он боялся быть навязчивым, и так уже несется впереди паровоза, заваливая ее то блогом, то признаниями.

Она подошла и мило улыбнулась. Обнять ее он так и не решился. Приехали к ней, он никогда раньше у нее не был. Он ушел в душ, а она приготовила завтрак. Брокколи. Как она узнала, что он безумно любит эту капусту? Они мило общались обо всем подряд. Говорил в основном он. Было легко. Но это была дружеская легкость. Но нет, дружбы ему точно не хотелось. Он и так тупил много лет. Вспомнить бы, когда же они все-таки познакомились? И почему, черт возьми, он не замечал ее раньше. Да, случай был тяжелым. Мало того, что он впервые испытывал столь сильные эмоции, так надо было еще как-то перейти самому и провести ее через мост, ведущий от дружбы к любви.

Она предложила пойти погулять. Погода дружелюбна не по-питерски. Решено ехать к Финскому заливу. О да, это так сопливо-романтично. Он точно знает, что надо там делать. Смущало его только одно: почему она делает вид, что не было никаких признаний, что она не читала его блог? Стесняется? Конечно, свалился как снег на голову и немедленно требует ответов. Ну, ничего, пляж и вино должны помочь. Всегда срабатывало. Эх, если бы не эта чертова простуда, все было бы гораздо легче. Предательски потекло из носа. Они на заливе. Красиво, тихо, спокойно и уютно. Снаружи. Внутри все было с точностью до наоборот. К ней на колено села божья коровка. Совсем крохотная. Он наклонился, чтобы рассмотреть ее поближе. Вот оно, отличный повод, чтобы приблизиться. Присел поближе, стал нести какую-то чушь. Надо всего лишь взять ее за руку, а дальше все будет совсем легко. Ведь именно за этим он сюда приехал. Это было бы логичнее всего, но он никак не мог решиться. Внутри поселилась какая-то жуткая неуверенность, откуда она вообще взялась? Почему так безумно вдруг начал сбоить внутренний радар, который всегда четко подсказывал, как, когда и в каких обстоятельствах надо действовать? Почему, мать его, он сбоит и не дает ответа? Впрочем, что он хочет, ведь такое с ним происходит впервые, наверное, радар просто еще не настроился на нее. Эта неуверенность и сдувшийся радар были чем-то совершенно неестественным для него. Он так и не решился. Может, просто боялся отказа? Боялся, что не переживет этого? Они уехали. Тусовка, общие знакомые, из носа нещадно текло, скрывать простуду дальше было просто бесполезно. Его напичкали всякими колдрексами, которые совершенно не облегчили его участь. Они сидят совсем рядом. Ему показалось, что она была бы не против, если бы он взял ее за руку. Но как это сделать на виду у множества общих знакомых, учитывая, что они с ней знакомы тоже не первый день. Да сколько же, черт возьми, они уже знакомы? Вечер прошел в мучительной нерешительности. Зачем пожаловала эта жуткая неуверенность? Почему ее не было с другими, почему сейчас, когда перед ним девушка мечты, идеал? Вот он, настоящий первый опыт! Получите, распишитесь. А ведь ему уже за 30!

Они уехали к ней уже под утро. Сил не было совсем. Последние забрала простуда и сбившийся радар, который так и не смог указать, что делать. Она стелет ему на соседнем диване. Еще не поздно. На самом деле еще можно подойти к ней и обнять сзади, ну а дальше… а дальше, всем известно, как это бывает. Радар проснулся и четко сообщил «Не делай этого!» Странно, а ведь это именно то, что ему хотелось больше всего на свете. Она постелила ему на соседнем диване, он с радостью туда грохнулся, отрубился мгновенно, что сильно удивило его утром. Он-то уж было приготовился страдать всю ночь и разрабатывать ехидный план о том, как перелезть к ней под одеяло. Может, все дело было в ее особенности, и где-то в глубине души он понимал, что такими играми ее не возьмешь?

Воскресенье. Ему надо отлучиться по работе. Она снова ведет себя как ни в чем не бывало. Он померял температуру – 38,9. Жесть. Быть больным совсем не хочется, еще меньше хочется пугать ее своей болезнью, он боится, что так ударит в грязь лицом. Незаметно от нее сбил показатели градусника до 38, выпил очередную таблетку и поехал решать рабочие дела. Это было непросто, ох, как непросто! Тело хочет сдохнуть. Прямо здесь и прямо сейчас. Но он все сделал, продержался молодцом и даже виду не подал, насколько ему фигово, выдавливая из организма последние резервы. Закончив дела, он встретился с ней. Гуляют. Бесконечные питерские проулки, бесконечно одинаковые серые здания, бесконечные каналы, бесконечные мосты, бесконечное количество шагов по этой серости. Как же ему раньше не нравился этот город? Странно, ведь север всегда тянул его как магнитом, а тут северная столица, к которой он до сих пор почему-то был абсолютно равнодушен. Возможно, он просто не понимал этот город, не чувствовал его атмосферу. В его угрюмости было что-то настоящее, суровое, без притворства. Поужинали в какой-то забегаловке. Вновь встретились с друзьями. Что же предпринять? Вернулись к ней, сели смотреть какой-то фильм. Он все думал о внутреннем радаре и умолял его подсказать, что делать. Ну почему радар изменяет именно сейчас, впервые в жизни он вообще ничего не понимал в происходящем. Под утро легли спать. Каждый на свой диван. Засыпая, он почувствовал, что простуда отступает. Это очень даже хорошо, значит, завтра он обязательно что-то придумает, это не радар виноват, виновата во всем чертова простуда, превратившая мир в непроглядную вату. У него еще есть время что-то предпринять, завтра еще целый день, обратный поезд только поздно вечером.

Проснулись, пожелали друг другу доброго утра. Завтрак. Прогулка. Встреча с друзьями. Хорошее самочувствие и настроение. Вот только незнание, что же предпринять, так никуда и не ушло. Еще один день мучений, еще один день попыток совладать с собой и вспомнить, как надо влюблять в себя девушек. Нет, все не то. Все казалось неимоверной глупостью и чушью. Метро. Они едут на вокзал, чтобы посадить его в поезд. До поезда остается ровно полтора часа. Надо что-то делать. Он набрал побольше воздуха и все-таки выдохнул, спросив, есть ли у него шансы. Ничего лучше просто не смог придумать. Она ответила жестко и с какой-то издевкой, что нет у него ни вариантов, ни шансов. Эскалатор ползет вверх, а он не знает, куда девать свой взгляд, свои руки и что надо говорить. Просто кивнул. Эта издевка в глазах… Как же сильно она долбанула по нему, захотелось стать тараканом и куда-нибудь уползти! Он хотел спросить, зачем же тогда она позволила ему приехать, зачем она делала вид, что ничего не замечает? Да что тут замечать, когда он все сказал прямым текстом. Но все это он так и не спросил. Он знал главное: ему дали четкий ответ. И пусть ответ был отрицательным, зато теперь он сможет спокойно спать, один спать, без этой тупой надежды. Он сможет восстановиться, уже давно пора начать восстановление. Все, что он смог сделать в ответ на эту издевку в глазах, – улыбнуться.

Поезд Питер – Москва, верхняя полка, радостные смс-ки с пожеланием доброго пути, она вместе с другими стоит на перроне и по-прежнему делает вид, что ничего не происходит. Он тоже делает такой вид. По крайней мере, очень надеется, что у него выходит похоже. Спать не хочется совсем, но и думать о ней больше не имеет смысла, к чему этот мазохизм? На нет и суда нет. Захотелось куда-нибудь уехать. Прямо с вокзала перепрыгнуть в другой поезд и уехать туда, где можно переключиться. Куда-нибудь в горячую точку. Он был там. Да, это было подходящим местом, чтобы переключиться. И эффект был бы не из-за кучи трупов и прочих ужасов войны. Так он бы выбил клин клином. Там легко переключаешься и принимаешь новые правила игры, живешь по ним, работаешь по ним, дышишь по ним, беспрекословно подчиняясь. У тебя одна цель – сделать свою работу и остаться в живых, больше ни о чем не надо думать, вообще ни о чем. Именно момент отсутствия необходимости думать о чем-либо постороннем притягивал сейчас больше всего. Одна проблема – вернуться. По возвращении очень сложно опять переключиться обратно. Ты едешь в метро и видишь расслабленных людей, но сам ты уже не можешь стать таким. Ты удивляешься, когда видишь людей без оружия, когда видишь целые дома, а не разбомбленные танками руины, ты можешь позвонить в любое время кому захочешь, т.к. здесь не глушат сотовую связь и не ограничивают десятью минутами разговоров в неделю по спутниковому телефону, тут нет блокпостов через каждый километр дороги, ты можешь по нужде свернуть в кусты без опаски подорваться на мине, здесь не знают позывных, здесь даже не знают, что это, здесь можно свободно перемещаться, и никто не перекрывает дороги, не отменяет рейсы, тут вообще можно ходить без документов. Тут, если пропадешь на пару дней, тебя не объявят в федеральный розыск, здесь нет паники в глазах при слове «зачистка», здесь люди не знают, как надо себя вести, если твоя машина подорвалась на фугасе. На детских садах тут чебурашки, а не предупреждающие о минах знаки. Тебя никто не трясет за ворот с мольбами о помощи. Здесь никто не пытается тебя убедить, что он вовсе не враг. И как ни парадоксально, ты хочешь вернуться туда, ты не хочешь здесь находиться. Здесь все кажется каким-то ненастоящим, а самое главное, что эти люди тебя не понимают. Они не понимают твоей суетливости, не понимают, почему ты, словно сжатый кулак, всегда наготове. Сам-то ты чувствуешь себя героем, оттого что такое пережил и такое видел. А людям по большому счету просто наплевать. Становится очень обидно. Ты стараешься кучковаться с теми, кто это пережил, кто понимает, с кем-то, кто тоже считает, что люди вокруг чего-то не понимают, не понимают главного. При этом нет никакой агрессии, нет запоев, нет желания набить кому-нибудь морду и прочих атрибутов, которые описываются в книгах и показывают в фильмах. Ты просто хочешь выглядеть героем, а тебе вслед говорят, что ты идиот. Может быть, у кого-то и случаются надрывы, как в фильмах, но это скорее исключение из правил. Внешне эти люди ничем не отличаются от едущих в метро, просто внутреннее состояние никак не хочет стабилизироваться и вернуться в исходную точку.