Читать книгу: «Егорка», страница 5

Комдив отвернулся и, вглядываясь в проклятые трясины, тихо, отчаянно зашептал: «Господи, если ты есть. Помоги нам. Нам нужно выйти отсюда».

Неожиданно на фоне далёких взрывов он услышал конское ржанье, только не за спиной, где устало фыркали запряжённые в телеги лошади, а впереди, среди деревьев. Иван прищурился, напрягая глаза и вглядываясь в серую муть. И вдруг:

– Дядя Иван! Дядя Иван, сюда!

Комдиву захотелось глаза протереть, когда чуть поодаль справа от него среди деревьев словно из воздуха соткался белоснежный конь. Он нетерпеливо тряс головой, переступал длинными ногами, а на спине у него сидел русоволосый мальчишка в синей подвязанной телогрейке. Картуз был зажат в правой руке и приветливо помахивал ошалевшему от увиденного мужчине.

– Ег-горка?! Ты что здесь… – Иван растерял все слова от изумления. А паренёк вдруг улыбнулся и махнул картузом куда-то назад, в сторону остановившихся людей.

– Там две берёзы скрещенные, видите? – звонко сказал паренёк. Под ними проходите. Не бойтесь, там твёрдо. А дальше за мной. Недалеко осталось. Вы чуток совсем мимо гати промахнулись. Я проведу. – Командир дивизии стоял не шелохнувшись. – Дядя Иван, – блеснул глазами Егорка, – я помочь могу. Я здесь всю жизнь прожил, всё болото за клюквой излазил с братом вдоль и поперёк. Поверьте мне.

Ещё мгновенье мужчина смотрел на мальчонку. Потом развернулся, встретился глазами с Фёдором и улыбнувшись, хлопнул того по плечу.

– За мной, братцы. Отдыхать потом станем, после боя.

Комдив быстро добрался до указанных Егоркой берёз и ткнул жердью в тёмную воду. Жердина упруго стукнулась в твёрдое дно. Попробовал справа, слева – то же самое. Прошёл вперёд, под берёзами и дальше к сидящему на коне мальчонке, прощупывая дорогу. Тропа как ручной зверь ложилась под ноги.

Иван обернулся. Фёдор стоял под берёзовой аркой, неверяще глядя на него.

– Чего застыли? Немец ждать не будет!

Комдив снова махнул рукой своему воинству и, продолжая прощупывать перед собой болото, отправился за мальчишкой на белом жеребце. Дивизия Котова, потратив немного времени на то, чтобы свалить одну из берёз арки – телеги не проезжали, – снова двинулась вперёд. И уже минут через десять уткнулась в серый настил старой гати. Потом был переход. Древесная гать несколько раз перемежалась с широкой тропой, которая уверенно вела их дальше. И вскоре среди болота появились первые сухие островки. Потом лес поредел совсем, и наконец, за деревьями проглянула луговина.

Егорка спешился, не выходя из леса, и, дождавшись подошедшего к нему Ивана, махнул рукой направо:

– Вон там верстах в трёх – Борщёвка. А там… – кивнул он налево, откуда раздавались звуки взрывов и артиллерийской канонады и сухой треск автоматов.

– Понятно. – мужчина посмотрел на пацанёнка, улыбнулся и хлопнул его по плечу. – Ай, да Егорка! Молодец, брат! Выручил! – Потом достал карту и пробурчал под нос: – Где-то мы здесь находимся?..

– Уф… Думал не выберемся. – Над плечом комдива шумно выдохнул Фёдор.

– Что так? Ты же хотел чуда? Ну, так вот оно.

Иван поднял глаза на мальчонку, но того и след простыл. Не было рядом ни Егорки, ни его красавца-коня. Как сквозь землю провалились.

– Что за… – Мужчина изумлённо оглянулся по сторонам.

Замполит его не услышал – смотрел в сторону, где шёл бой, а, обернувшись, спросил:

– Что дальше?

Иван тряхнул головой, оставляя на потом разборки с русоволосым паршивцем – не до того сейчас было, – поманил пальцем Фёдора и сказал:

– Ждём хвост колонны и выдвигаемся. Итак задержались сверх меры. Глянь-ка сюда. Нам выгодно будет занять позиции вот тут, на пригорке в рощице, здесь недалеко получается. Отсюда и обстрел хорош будет, и осмотреться сможем. Они нас там не ждут. Оттянем на себя часть фрицев и гранатами забросаем. А когда гранаты кончатся, то и шапками, чертей, забьём. В атаку под горочку удобнее идти.

– Ага, – энтузиазм комдива Фёдор не разделял, но выбранное место ему тоже понравилось.

– Так, – продолжал Иван, – перво-наперво по прибытии на место нужно будет отстучаться штабу, что мы на позиции. Пусть готовятся к прорыву. Григорий!.. – командир дивизии принялся чётко и быстро раздавать приказы своим подчинённым. И отовсюду на его зов раздавалось «Я! Есть!» Котов запускал механизм отлаженного подчинения, не раз выводивший их из, казалось, безвыходных ситуаций. – Ну, что? Постучимся немчуре́ сзади во фланг, а, товарищи майоры? – Он подмигнул Фёдору и подоспевшему Сашко и добавил, улыбнувшись: – Да так, чтоб во век не забыли и чтоб фингал в полморды остался. Сашко, за мной!..

На самом деле комдив двести пятьдесят третьей стрелковой дивизии понимал, что бой этот для многих будет скорее всего последним. А может, и для него тоже. Но гнал эту мысль и когда на позиции стремительно выходили, и когда орудийные расчёты – пусть лёгкой, но артиллерии – разворачивали, и когда первое «Пли!» прозвучало.

А потом началось. Силы советской армии под командованием полковника Котова ударили в тыл немцам, окопавшимся за плетнём какого-то хутора. Противник не сразу осознал, что происходит, ведь выбранная позиция дала дивизии Котова неоспоримое преимущество в скрытности и маскировке. И пока немецкий штаб пытался разобраться, кто, откуда и в каком количестве устроил из их левого фланга тир, русские артиллеристы хорошенько смешали им карты. Хуже стало, когда к сцене развёрнутого Иваном спектакля подтянулись немецкие танки. Но зато сработал замысел командования красноармейцев, и часть фашистских сил была оттянута с направления центрального удара.

Однако наступил момент, когда время игр закончилось. Иван оглядел поле боя и подумал: пора. Вспомнился сон, в котором Егорка пришпилил к земле на месте гибели своей семьи чёрную извивающуюся змею. И слова его вспомнились. Приподнявшись на одно калено, комдив, срывая голос, закричал:

– Братцы! Ну, что, погуляли?! Отдохнули?! Теперь пора воздать падлам за всех наших! За тех, кто погиб и навсегда останется в этой земле! За сожжённых стариков и детей! Ну?! Кто первый дойдёт до наших на той стороне?! Разрубим га́дова змея! Поможем вывести советских солдат из проклятого кольца! Не дадим им здесь погибнуть! Мы все нужны сейчас своей стране! Каждый из нас! Живыми! Давайте, братцы, слушай мою команду! Штыки примкнуть! За Родину! В атаку! Ура-а-а!!!

С этим криком на губах он вскочил во весь рост и ринулся вниз, поднимая за собой своих бойцов, которые развёрнутыми крыльями последовали за своим командиром. Чуть в стороне что-то кричал на своём родном языке Гия. Медная шевелюра Сашко поравнялась с комдивом. И отовсюду, как эхо, летело оглушительное «уррра-а-а!»…

Штыковая атака – это страшно. Ни одного взрыва не прозвучало рядом. Словно куполом тишины накрыло людей от разрывов артиллерийских снарядов в тот момент, когда насмерть сошлась пехота. Каждая сторона не хотела при обстреле задеть своих. И из звуков вокруг только хрипы, крики, хруст, чавканье, будто поблизости жрёт кто-то огромный. Да оно и вправду – война жрала всех без разбору. Ей без разницы было, чьё мясо кидалось ей в пасть, с какой из сторон. И только самому этому мясу было не всё равно. Каждый за свою жизнь дрался и штыками, и прикладами, и всем, что у кого в руках было, ломая кости, разрывая ткани, заливая всё вражеской кровью.

В какой-то момент в нескольких шагах вокруг Ивана стало пусто. Покачиваясь от усталости, он стёр с лица грязь вперемешку с кровью, огляделся и… замер. Танки!..

Немецкие солдаты разрознено отходили за своих железных зверей, прятались за их серыми боками. А те, будто насмехаясь, не спеша накатывали на остающихся как на ладони советских бойцов. И казалось их командиру, что в каждой смотровой щели видит он ненавистную ухмыляющуюся фашистскую рожу. Они ведь даже не стреляли, боялись своих зацепить. Они собирались просто раскатать по полю или расстрелять из танковых пулемётов тех, до кого прежде не могли толком добраться на взгорке.

Комдив бросил взгляд назад. До склона ещё нужно было дойти и по нему ещё предстояло как-то подняться под ливнем пуль. Он понимал: не успеют, полягут все. И даже отстреливающие свои последние снаряды дивизионные пушки не спасут. Значит, как и планировалось – дорога одна: только вперёд, до своих. Любой ценой.

И тут звонкое ржание заставило мужчину вздрогнуть от своей нереальности на поле боя и обернуться. Рядом с ним, прядая ушами, стоял взнузданный белый жеребец, а верхом на нём сидел… Егорка? Или нет? Те же русые волнистые волосы, распахнутая на груди синяя телогрейка и лучистые сияющие глаза – да, это был действительно он, Егорка, только лет на пятнадцать старше того мальчишки, которого он, командир дивизии Котов, повстречал в лесу два дня назад. Иван проморгался, но ничего не изменилось: светловолосый воин в синем плаще на белом скакуне никуда не делся, как не делось никуда и длинное копьё, зажатое в его руке. Воин в приветствии склонил голову и вдруг вскинул руку с копьём к хмурому затянутому тучами небу, и громыхнуло так, будто разом все боеприпасы в радиусе километра повзрывались. А потом копьё его раскалилось и ветвистой молнией разорвалось на поле боя. Люди, ошарашено замершие ещё в момент громового раската, от ударившей вспышки зажмурились, а открыв глаза, на какое-то время остолбенели. Восемь ближайших немецких танков из почти тридцати наступавших стояли мёртвой дымящейся без огня грудой закопчённого металла. Ещё у трёх расстегнулись гусеницы, и они бестолково продолжали кружить на месте. Оставшиеся машины остановились. Видимо, экипажи пытались разобраться в ситуации и определить угрозу.