Читать книгу: «Сокровища Призрачных островов. Карта и компас», страница 17

В этой церкви смердело руганью, глупостью и подлостью, а дешевые свечи продавали из-под полы. Новая церковь, где не услышишь теплого человеческого голоса и не увидишь живых глаз.

Министр помнил, как встал на колени перед алтарем, и фигура, одетая в белое, отпустила ему все прошлые и будущие грехи…

– Министр, – Феофан не услышал, как к нему подошел Ярош, стал рядом.

Феофан поднял на пирата затуманенные воспоминаниями глаза: "Нет, пиратский капитан, слабым ты меня больше не увидишь, и не надейся. А кровь не смывается, ты просто привык не обращать на это внимание. Но за кровь непременно придется расплачиваться, и отпущенных тебе лет не хватит, чтобы искупить вину за уже оборванные тобой жизни…"

Они были так похожи сейчас, имперский министр и пиратский капитан: оба оставили все, кроме цели, и были готовы на жертву ради обретения смысла существования, который получили, пройдя через страдания и потери.

– Я не хочу убивать тебя, министр, – спокойно сказал Ярош, глядя на пленника. – Ты однажды сохранил мне жизнь, не послушав советника Императора.

Феофан вздрогнул, вспомнив, как когти Химеры впиваются в горло, обещая разорвать его за предательство. И сабля пиратского капитана тоже могла срубить ему голову несколько часов назад, когда министра взяли в заложники.

– Ты вернул этот долг, Сокол. Во время боя, – он не договорил, но было понятно: имперский министр думал, что его убьют, как только солдаты сдадутся, и от этой мысли еще не отказался.

– Да. Но я решил отпустить тебя, когда мы отремонтируем "Диаманту". Иди, куда захочешь.

Феофан отвернулся: не таких слов ждал он от пиратского капитана, даже для развлечения это было слишком. А Ярош продолжал:

– И благодарить меня не нужно, министр. Ты ничего не можешь мне дать. Твое слово веса для меня не имеет, а если ты заступишься за пиратов, сразу потеряешь власть и собственную голову.

Глаза Феофана вспыхнули гневом, он не верил тому, что только что прозвучало. Пират жестоко усмехнулся, взглядом предупреждая, что будет, если заложник отважится на недоброе.

Министр молчал, он должен быть сильнее коварного врага, который играется даже своими обещаниями, и ни на миг не верить его словам. Феофан украдкой вздохнул, вспомнилось тепло изумрудного огонька на ладони черноволосой девочки. Неужели и эта милость была частью замысла пиратского капитана?..

Ярош оставил министра наедине со своими мыслями и страхами, кивнув Киш, которая находилась неподалеку и сейчас охраняла пленника. Сокол направился в каюту, куда только что зашел Ричард.

В большой каюте, за столом, сервированным для ужина, удобно разместились Мариан, София, Анна-Лусия и Феникс. Ричарда за один стол с собой они пригласили, но не как товарища и даже не как гостя. Одно место между Феникс и Мариан было свободно.

Сегодня здесь собрались все бывшие пиратские капитаны, которым дала приют "Диманта".

Анна-Лусия подняла кубок, поздравляя Яроша с победой. Свечи в обоих подсвечниках, поставленных по центру стола, замерцали.

Ярош сел возле Ричарда.

– Что это значит?

Ужин звал воспоминания о другом застолье, о других людях…

– Совет капитанов, – ответила Мариан, ей очень не понравилось, что Ярош присоединился к графу, а не к ним.

– Мы уже советовались, Ярош, – теперь говорила Феникс. – На этом корабле есть два человека, задолжавшие Пиратскому братству. Мы требуем самого жестокого наказания для министра Феофана и графа Ричарда.

На лице графа не отразились чувства. Ярош властно усмехнулся.

– Не мало ли вас для совета капитанов? Если память мне не изменяет, на совете должно присутствовать больше половины из нашего братства.

Женщины молчали, но откликнулся Ричард.

– Мне думается, Сокол, что кому-то хватило смелости спросить у Моря, сколько еще живых капитанов топчут дороги этого мира. Боюсь, за этим столом собралось больше половины.

София опустила глаза. Ярош посмотрел на Ричарда, ведь он сам не решил, как поступить, на чью сторону встать, а потом перевел взгляд на женщин и спросил уже без притворного смеха.

– Так в чем же вы обвиняете министра и графа, если требуете их казни?

Ответила Мариан.

– Министр подписывал смертные приговоры пиратам и отдавал приказы уничтожать наши корабли.

– Это не тот министр, который охотился на нас, – отмел обвинение Ярош. – Пост перешел к Феофану после того, как Империя расколола наше братство, – ему самому было горько говорить это, но такова правда, и лишь правда могла сейчас защитить того, кому он дал слово.

– Занимая пост министра, ты возвращаешь себе первое, настоящее Имя и перенимаешь всю славу предыдущих министров, а вместе с ней и всю вину, – холодно возразила Феникс. – За славу нужно платить. А он гордится своей славой. Все слышали его приказы во время боя.

– Вы судите человека за глаза…

– Он слишком виноват перед нами, чтобы у него была возможность оправдаться! – не сдержала чувств Анна-Лусия, наверное, и она в своих несчастьях винила имперского министра.

– Хорошо, – скрестив взгляд с Анной-Лусией, уступил Ярош. – В чем же вы обвиняете Ричарда?

– В измене! – высокомерно ответила Феникс.

– Феникс, – рассмеялся Ярош. – Не здесь собравшимся судить за измену. Только София и Анна-Лусия имеют на это право, но не мы все.

– Я бы о себе не говорила, – откликнулась София.

Анна-Лусия тоже не выдержала его взгляд. Каждый из них совершил предательство с того времени, как Империя объявила пиратам войну. Предал, если не друзей, то цель и мечту. Если не Пиратское братство, то самого себя…

– Он знает тайну Химеры, если не самого Императора, – настойчиво продолжала Феникс. – Насколько же близко подошел граф к властителям Империи, чтобы они поделились с ним таким секретом? Чем заплатил?

Ярош хотел возразить, но Ричард опередил его.

– Я расскажу.

Феникс удивленно замолчала, посмотрев на него, вероятно, она не ожидала такого поворота.

– Я расскажу, – уже спокойно повторил Ричард. – Зовите в свидетели ночь и море, чтобы вы убедились, что я не буду врать.

Обвинители молчали.

– Не нужно свидетелей, – наконец сказала Анна-Лусия. – Я сама почувствую ложь.

Взгляд Ричарда стал далеким, как воспоминания, к которым он хотел вернуться, а сам он словно превратился в статую изо льда. И таким же холодом и равнодушием наполнился его голос, совсем не похожий на речь того Ричарда, которого они все знали много лет.

– Это было давно, – тихо, но отчетливо начал говорить бывший пиратский капитан. – Мы тогда еще сражались с имперскими кораблями, хотя и грабили торговцев. И один раз нам не повезло: из той битвы мы вышли победителями, но перед смертью вражеский имперский капитан из последних сил заколдовал море, прося у него бурю для нас.

Шторм был ужасным, не слабее пережитого нами две ночи назад. Мы оказались посреди моря, не зная, где ближайший берег. Чародеев в команде не было, а меня ранило во время шторма. Компас, тоже подаренный Морем, ветер выбил из моих рук, выбросив за борт.

Воды и пищи почти не осталось, жара стояла такая, что над водой поднималось марево. Я молил Море о помощи, но оно не откликалось на мой голос. И когда команда почти потеряла надежду, на горизонте появились паруса, так далеко, что корабль казался призрачным. Но нам было все равно, имперский ли это корабль, или торговцы, лишь бы они не прошли мимо.

Мы зажгли все оставшиеся у нас факелы, чтобы подать знак далекому кораблю, ведь стекло и зеркала разбила буря. Корабль оказался пиратским. Паруса у него тоже были черные, как воронье крыло. Я хорошо знал капитана этого корабля. Все пираты знакомы, хотя бы по слухам, с каждым пиратским капитаном. Но ее на мостике не было. Вместо нее капитаном называли молодого парня. Очень похожего на мою знакомую.

"Что случилось с капитаном?" – спросил я, чувствуя, что силы, поддерживающие меня эти дни, исчерпаны. Он не ответил.

Потом я узнал, что тот юноша – младший брат хозяйки "Ворона", что на самом деле он намного младше, чем казался на первый взгляд, не старше нашей Роксаны. А его взрослая сестра больше не вернулась на корабль, и в тот же год "Ворон" затонул под обстрелом имперского флота. Но Дин не погиб, его пленили, зная, кем приходится он настоящему капитану.

Мы встретились снова еще через год, когда меня величали графом Элигерским, старательно забывая, что когда-то я тоже был пиратским капитаном. Граф устраивал приемы и балы, пират ночью выходил на берег моря, не осмеливаясь обратиться к нему. Граф смеялся над шутками старого министра, наведавшегося с визитом на южное побережье, пират вспоминал, что свой корабль продал имперскому флоту, и даже имя трехмачтового красавца поменяли на другое. Две души жили во мне, обещая выбор: одна уйдет навсегда, не оставив после себя даже памяти.

Ричард умолк, пиратские капитаны слушали его, сохраняя мертвую тишину. Они знали капитана "Ворона" не по слухам, как и ее младшего брата Дина. Они не понимали, при чем здесь тайна соизволения Императора, но и не слушать не могли. Ричард дарил им, пусть и пугающее, но живое прошлое.

Колдун сложил руки, словно набрал воды, чтобы умыться. Над ладонями закрутилось серебристое заклятье, создавая маленькие фигурки.

– Смотрите сами. Помните все, что помнить отважитесь, – воспоминаниями мстил пиратам граф Элигерский.

Треугольник из маленьких фигурок. В одной фигуре угадывается он сам. Другая была крылатой, но крылья срослись с руками, – Химера. Третья одета в серую солдатскую форму, но низкого роста, как подросток. Даже в видении чувствовалось, что глаза у юноши остекленевшие.

– Ричард, – тихо звучит из прошлого голос Химеры. – Ты должен выбрать сегодня, кто ты. Я простил тебе жизнь пирата, пощадил всю твою команду. Не моя вина, что большинство из них не выдержали жизни на берегу, – в голосе советника Императора прорезались смех и презрение. – Но ты стал графом Элигерским, получив огромное богатство, как и мечтал. Как просил…

Химера обошла Ричарда за спиной, остановилась возле парня.

– Но графа слишком часто не бывает дома. Вместо того, чтобы управлять своими землями, ты путешествуешь по Империи. Что ты ищешь, граф Элигерский? – Ричард не ответил, но советнику Императора и не был нужен его ответ. – Мало кому из пиратских капитанов удалось сберечь не только жизнь, но и свободу. Гордись своей удачей, Ричард.

Химера издевалась, но Ричард стоял перед ней невозмутимо.

– Зачем ты меня звал? – спросил бывший пират.

Легкий взгляд советника Императора скользнул по нему, он улыбнулся, возвращаясь на то место, где стоял в начале видения.

– Ты присягал мне, но для пиратского капитана этого мало. Море может забрать твою присягу, как волна прилива – песок, если еще не забрало. Поэтому, если ты хочешь называться графом Элигерским, сделай кое-что для меня.

– Что? – Ричард посмотрел на Дина, в чьих глазах плескалось не море, а пустота, которую не вымоет, как песок, милостивое Море.

– Забери его жизнь, ибо судьба этого парнишки принадлежит мне. Он по собственной воле отдал мне свое Имя.

– Под пытками? – Ричард едва держался, чтобы не выказать свои настоящие чувства, но, чтобы обмануть Химеру, такой выдержки было мало.

Советник Императора вздохнул со смехом.

– Значит, сплетники не врут. Ты знаешь его. И обязан спасением, – внезапно голос Химеры изменился, наполнившись властью не меньшей, чем у Императора. – Кто под пытками, а кто из-за обычного страха, как ты, отдает свою судьбу другим. Освободи его, если действительно обязан. Подари парню смертный покой за то, что спас тебе жизнь.

Химера чертила на земле тот же рисунок, что и Ричард перед боем. Граф оглянулся, ухватив краем глаза, в какой последовательности ложатся линии. Советник Императора поднялся, рисунок был закончен и тускло светился.

– В свидетели небо, в свидетели море и ветер, станьте позволением Императора, – трехгранный тонкий кинжал, лежащий на рисунке, влетел в руку Химеры. – Лови, Ричард!

Ричард вытащил из земли кинжал, воткнувшийся возле его роскошных сапог. Простую рукоять украшали три золотые волны, лезвие в двух местах было щербатое, – он уже где-то видел это оружие. До парня только два шага, но Ричард не мог преодолеть это расстояние.

– Поторопись, заклятье отгорает, – прикрикнула на него Химера в образе черноволосого колдуна, и внезапно ее голос превратился в шипение: – А если ослушаешься моего приказа, я всю твою команду превращу в таких же бездушных солдат и дам тебе для охраны. Ты будешь видеть их пустые глаза каждый день, пока не утратишь разум. А когда это случится, капитан, я верну твою душу из видений в человеческой мир, а им отдам Имена, чтобы казнить по одному – перед тобой, в твоем доме. А потом закую тебя в кандалы и отвезу во дворец Императора, где ты больше не увидишь ни моря, ни солнца, и ветер не коснется твоих, на удивление, еще не седых волос. Подчинись, Ричард, пока не поздно!

Лишь два шага. Глаза Дина даже не вспыхнули жизнью, когда кинжал вошел в его опустевшее сердце. Ричард подхватил невесомого парня, вместе с ним осев на землю. На лезвии не было крови.

– Трус, – презрительно бросила Химера. – За себя испугался, но твою новую присягу я принимаю.

Советник Императора хлопнул в ладоши, Дин рассыпался серебром, словно никогда не был человеком. Дунул ветер, относя серебряную пыль.

– Ты обманул меня, – прошептал Ричард, не поднимаясь.

– Обманул, граф, но для твоей совести этот поступок не обман, ибо ты верил своим глазам и сердцу, – Химера склонилась над ним, проведя рукой над головой, будто разрывая прозрачные нити. – А Дин… Дин на дне моря. Вместе с моими воинами он дрался с пиратами, не жалея своей жизни. Я бы и тебя мог сделать такой же куклой, капитан, но живи, купаясь в роскоши, на зависть настоящим пиратам. Ибо не только за страх, но и за награду можно предать Море…

Фигуры из видения таяли, как серебристые снежинки. Не маленькими фигурками, а собственными глазами видели последние из пиратских капитанов страшное воспоминание. Все молчали, но Ричард рассказал не все, если сейчас Ярош положит на стол золотой крест с белым жемчугом, и обвинители узнают, что бывший пиратский капитан принял крещение от Химеры, то даже такая искренняя исповедь его не спасет.

– Это мой кинжал, – с горечью сказала София. – Он был со мной на "Русалочке", но я была уверена, что он утонул, когда меня выбросило в море.

– Думаю, Химера знала, что это твое оружие, – исповедь и чары истощили Ричарда, но он не боялся. – Хоть не все ее слова были лживы в тот день. Я искал, я действительно искал кое-что, и в основном после новой клятвы. Чтобы я не почувствовал обман, советник Императора почти верно воплотил в заклятье это разрешение. Ветер и солнце по моей просьбе исправили неточности.

– Значит, голосуем, – вмешалась Мариан. – Кто за то, чтобы наказать Ричарда, графа Элигерского, который был пиратским капитаном? Мое требование не изменилось – казнь.

– Я тоже за казнь, – поспешно поддержала подругу Феникс.

Ярош наградил Феникс печальным взглядом, ведь винить ее в кровожадности и жажде мести не имел права.

– А я против, – неожиданно не согласилась Анна-Лусия. – Я сражалась с Ричардом плечом к плечу. Если он предатель, то зачем открыл нам тайну позволения Императора? Да и на имперском корабле он мог присоединиться к врагам, обеспечив тем наше поражение. Я против.

– И я против, – откликнулся Ярош. – София, от твоего голоса зависит, что будет с Ричардом.

София посмотрела на Яроша, потом на Ричарда, ее взгляд изменялся, становясь решительным. Тогда серо-голубые глаза остановились на Мариан и Феникс.

– Простите меня, но я тоже против, – Мариан вздохнула, Феникс одарила Софию удивленным взглядом. – Разве испытания, поставленные перед ним Химерой, менее жестоки, чем выпавшие на вашу долю во дворце Императора?

– Не сравнивай! – рассвирепела Феникс. – Тебя там не было!

– Прекратите! – гаркнула на них Мариан, поворачиваясь к Ярошу. – Ладно, предателя ты у суда отвоевал, но имперский министр наш.

– Вы должны знать, я дал слово Феофану, что отпущу его, когда мы починим корабль, – заметил Ярош, поведение Мариан его удивляло. – Феофан не выполнил приказ Химеры, сохранив мне жизнь в Элигере.

– Лишь для того, чтобы поставить перед Судом Империи, – напомнила Феникс.

– Мы ему слова не давали, – отрезала Мариан. – Смерть.

– Ты не была такой жестокой, Мариан, – тихо сказала София.

Глаза Мариан сверкнули презрением к капитану "Русалочки".

– Кто побывает в Императорской тюрьме, не останется таким, каким был. Но откуда тебе об этом знать, София?

– Не нужно похваляться, кому сколько несчастий досталось, – красивое лицо Софии окаменело. – Мой голос за жизнь.

– Пусть отвечает за жестокость Империи. Смерть, – провозгласила Феникс, и будто тяжелую ношу с плеч сбросила, сев прямо.

– Я поддерживаю. Министр – не Ричард. Смерть имперскому министру, – Анна-Лусия смотрела прямо на Яроша, бросая ему вызов.

– Я дал слово, и от него не отступаю. Жизнь, – уверенностью в голосе вернул ей вызов Ярош.

– Все равно двое на трое, мы придумываем министру наказание, – Анна-Лусия хотела встать, чтобы уйти, но Ричард поднял руку, прося слова.

– Трое на трое, Анна-Лусия. Вы оправдали меня, значит, у меня тоже есть голос, как у пиратского капитана.

– У тебя нет голоса, предатель! – взвилась Мариан, вскочив. – У тебя нет корабля!

– Обломки всех наших кораблей обросли водорослями и кораллами на дне моря. Кроме "Диаманты", – Ричард тоже встал, но спокойно. – Должны благодарить Яроша, что снова видите горизонт не с берега. Трое на трое, но окончательное решение принадлежит Соколу, ведь он дал министру слово. Только капитану "Диаманты" решать, что будет с Феофаном, министр – пленник Яроша.

Слова Ричарда немного утихомирили Феникс и Мариан, Анна-Лусия криво улыбалась. Неужели жалела о своем голосе, оправдавшем Ричарда?..

Ярош поднялся.

– На этом совет окончен. Пиратские времена давно канули в небытие, как и наши законы. Сейчас иное время. И поэтому, друзья, если вы соберете еще один такой совет, я расценю его как бунт.

Больше ничего не сказав, Ярош покинул каюту. За ним на палубу вышел Ричард.

– И чего ты добилась, Мариан? – злилась Феникс. – Разве я не говорила, что Ярош ставит свое слово выше любого закона?

– Я же предупреждала: несколько капитанов на одном корабле к беде, – напомнила Анна-Лусия.

Ярош стал возле фальшборта, оглянулся на Ричарда, вытащив крест. В лунном свете жемчужины казались слезами.

– Твое? – спросил капитан, отдавая зловещее украшение.

Ричард усмехнулся, все поняв, но крест не взял.

– Хочешь благодарности, Ярош? Да, это мое. Вернись, покажи им, и тогда ни София, ни Анна-Лусия не встанут на мою защиту.

Сейчас, как никогда, чувствовалось, что Ричард старше Яроша, намного старше, и, вероятно, не только годами.

– Благодарность – это пустое. Я лишь долг возвращаю. Не узнал тебя тогда в господской одежде, но увидев в тюрьме графом… Воспоминания напомнили мне о том дне. Это было до того разговора с Химерой, что ты нам показал, или после?

– Это было до, – темные глаза Ричарда улыбались. – Я не такой негодяй, как ты думаешь, Ярош, не одного тебя тогда не выдал. Я позволял пиратам селиться на Элигерском побережье, если они решили научиться мирным профессиям или же создать семью. У каждого был шанс дожить свой век в покое, но не все им воспользовались. Это тяжкое испытание: постоянно быть рядом с морем, но не иметь возможности снова видеть его ширь, не иметь права на свою команду и флаг… – глаза графа Элигерского потускнели, не только о других, но в первую очередь о себе рассказывал он этой ночью. – Новая возможность начать жизнь с начала…

Многие спились, другие не выдерживали и ехали вглубь страны, подальше от моря, где их ловили имперские солдаты и казнили. Хотя кое-кто нашел и свой покой, и, как мне известно, даже свою любовь. Те дети так и не узнали, кем были их родители в действительности, и почему так часто глаза отца или матери заволакивало туманом грусти, и тогда они никого не слышали и не видели, словно находились очень далеко от дома.

Но дети пиратов любили море всем сердцем, любили свободу – это глубокое чувство передалось им по крови. Время там шло медленнее, чем в столице Империи, но значительно быстрее, чем в море. У некоторых этих детей уже родились свои дети. В Элигере много потомков тех, кого уважали в Пиратском братстве. Тот берег стал для них последним приютом и местом вечного покоя. В Элигере заканчивается наша эпоха…

– Наша эпоха не закончится, пока мы живы, пока ветер наполняет черные паруса этого корабля, – не согласился Ярош. – Пока мы верим в свободу и боремся против своеволия Империи…

– Нет, Сокол, – покачал головой Ричард. – "Диаманта" – последний пиратский корабль, живой корабль, у которого есть своя воля и душа. Ми ничего не властны сделать против воли Империи, а вечно прятаться в море невозможно. Ты собрал команду, но лишь половина понимает, что это путешествие может привести их только к смерти. И здесь так много простых женщин и детей… Отпусти людей, Ярош, не обрекай их на пытки в Императорском дворце и казнь. Выбор должен быть осознанным, а они не представляют, в чью войну вмешались.

Ярош посмотрел на Ричарда. Взгляд серых глаз Сокола был пронзительным, заглядывал в самое сердце. Граф Элигерский отвернулся, не в силах его сейчас выдержать.

– А ты сам, Ричард? Ты понимаешь, каков наш с тобой конец на этом пути?

– Ярош, – усмехнулся Ричард. – Я был графом Элигерским, в моем особняке гостили и имперские министры, и советник Императора. Каждый такой визит мог закончиться моим арестом или публичной казнью, если бы открылось мое своеволие. Я так жил много лет, и за это время весь мой страх обернулся пеплом. Я не боюсь погибнуть, Сокол. Но другие люди на этом корабле… Подумай над моими словами, капитан. Твой долг – защищать свою команду.

Ярош Сокол снова поглядел на золотой крест с жемчужинами, который до сих пор держал в руке: да, Химера умела наказывать своих врагов, и чем сильнее противник, тем страшнее испытания были ему суждены, он об этом тоже знал не с чужих слов.

– Негоже отбирать у Моря его добычу. Пусть что принадлежит ему – то принадлежит, – Ярош бросил украшение в темную воду.

Рядом с кораблем плеснула вода – Ульяна слышала их разговор.