Читать книгу: «На орбите судьбы», страница 8

–Нет,– едва слышно ответила я, обуреваемая целой гаммой нехороших предчувствий, -я же два дня из дома не выходила, болела невозможно…

–Ага, ты, значит, болеешь, а твои обожатели коммунальную собственность портят. Еле-еле мне удалось начальство упросить, чтоб за стекло на остановке с ваших зарплат не вычитали, поменяли же его все-таки в субботу тогда. А сегодня с утра уже звонит мне Семенченко, бригадир, который сейчас за Спасский отвечает и говорит, а ты знаешь, Степановна, павильон ночью опять разрисовали той же краской несмываемой. Я ему – мои какие проблемы, нас на другой участок перевели, а Семенченко мне и отвечает: а не у тебя разве в бригаде Римма есть? Так вот, Дивина, на стекле здоровенными буквищами написано: «Римма, я очень сильно жду звонка»!

ГЛАВА XVII

Услышанное поразило меня до такой степени, что я окончательно потеряла самоконтроль и, преданно глядя Степановне в глаза, с надеждой поинтересовалась:

–А номер телефона он, случайно, не указал?

–Твою мать, она еще и издевается! – взвилась неверно истолковавшая мой машинально вырвавшийся вопрос бригадирша, – опять, наверное, дружков-наркоманов вокруг себя понасобирала! Разве ж нормальному человеку в голову придет послания на остановке малевать? С ума сойти можно, Дивина, одни проблемы от тебя!

–Да оставь ты ее в покое, Степановна! – неожиданно вступился за меня Вовка, – скорей всего, это вообще про какую-нибудь другую Римму написали! У нашей ведь даже и телефона нету. Ты сама подумай, кому она нужна?

Как ни странно последний из приведенных по-деревенски беспардонным Вовкой аргументов показался бригадирше наиболее убедительным, и она, наконец, прекратила угрожающе наступать на меня с недвусмысленными намерениями за шкирку вытрясти правду о ночном акте вандализма.

–И то верно, – окинув меня задумчивым взглядом, согласилась Нина Степановна, – но ты смотри у меня, Дивина, последний раз предупреждаю: занаркоманишь – пинком под зад с работы вылетишь! Ладно, идите инвентарь разбирать, надо до открытия территорию в порядок привести.

По логике вещей, явно не страдающему избытком деликатности Вовке нужно было выразить персональную благодарность за весьма оригинальный способ спасения моей попорченной следами инъекций шкуры от неминуемой расправы, но мне вдруг стало невыразимо мерзко на душе. Черт побери, если я для зачуханных работяг с заросшими многодневной щетиной рожами кажусь как минимум огородным пугалом, какая реакция ждет меня, когда я заявлюсь в МПУ, где сдают государственное тестирование выпускники элитных заведений? Всеобщая паника с дикими криками «Спасайся кто может» и объявлением срочной эвакуации?

По-моему, Вовка так и не понял, с чего это меня перекореживает от злости, а еще большее изумление у него вызвала внезапно последовавшая за исказившей мои черты гримасой лучезарная улыбка – искренняя, открытая, с демонстрацией всех своих коронок. А до меня всего лишь с некоторым опозданием дошло, что все мои сомнения были совершенно напрасны, и Айк меня не просто ждет, а еще и активно пытается напомнить мне о данном ему обещании. Для того чтобы потратить ночь перед решающим экзаменом на «художественное оформление» остановочного павильона, необходимо обладать определенным запасом личного мужества, щедро приправленным изрядной долей безрассудства, и такое откровенное «безумство храбрых» не могло не вызвать восхищение, а тем более остаться незамеченным.

От светлого осознания беспочвенности своих гнетущих опасений, мне настолько захорошело, что на протяжении всей первой половины рабочего дня я проявляла буквально чудеса производительности. Пересечься сейчас с Айком мы не имели даже гипотетической возможности, а, следовательно, оснований стесняться оранжевого жилета у меня не было равным счетом никаких, и потому я гордо выступала среди аккуратных клумб, представляющих собой настоящие шедевры флористики, с мусорным пакетом наперевес. В пакете весело шуршали упаковки из-под чипсов вперемешку с пустыми сигаретными пачками и мятыми шоколадными обертками, а также игриво позвякивали пивные бутылки, которые я планировала ближе к обеду отнести в пункт приема стеклотары и немного поправить свое финансовое положение.

«Променад» открывался в десять, однако я очистила свой участок уже около девяти. Судя по количеству отходов, здешний сквер являлся излюбленным местом отдыха перовской молодежи, к сожалению, не отличавшейся особой чистоплотностью. Скверик и в самом деле выглядел уютным и милым, а обилие резных скамеек позволяло комфортно расположиться в тени раскидистых деревьев. Да и сам торговый дом на фоне неказистых построек казался в провинциальном Перовске чуть ли не Эйфелевой башней. Может быть, огромных денег в маленьком городке и не зарабатывалось, но отмывалось, вероятно, по полной программе. Иначе откуда было бы взяться клиентуре для немыслимо дорогих бутиков, торгующих европейской брендовой одеждой, где бы находили покупателей продавцы элитных мобильных телефонов, за счет чего бы жили владельцы отделов профессиональной косметики и кто бы обеспечивал стабильный доход предлагающим сумасшедшее разнообразие услуг салонам красоты?

А между тем, все вышеперечисленные организации в Перовске еще как имели место быть и не думали сворачивать свою деятельность даже в условиях экономического кризиса, что говорило о неплохом уровне рентабельности. Стоит ли дополнительно упоминать тот факт, что подавляющее большинство данных торговых точек располагалось как раз под сводами шести корпусов «Променада», по размерам сопоставимых с площадью пары столичных стадионов?

Публика сюда за покупками приезжала тоже соответствующая. Респектабельные мужчины и роскошные женщины оставляли на парковке свои шикарные иномарки и чинно шествовали по ведущей к центральному входу лестнице под прицелом завистливых взглядов людей в оранжевых жилетах. Красивые и успешные хозяева жизни не замечали сверлящих им спины пролетариев – дамы дробно цокали каблучками, а господа галантно открывали двери. Два параллельных мира, и заблудившаяся в транзитной зоне я, которой с рождения была уготована совсем иная судьба, и которая сама превратила в ничто оставленный заботливыми родителями задел на будущее.

Первоначальная идея перехватить деньжат у кого-нибудь из сослуживцев оказалась невостребованной. Бутылок набралось столько, что даже в случае их сдачи по демпинговым ценам, вырученного капитала мне должно было легко хватить на поездку в оба конца. Я смылась минут за двадцать до обеденного перерыва, избавилась от жилета, сменила растянутую кофту на постиранную с вечера блузку, в сочетании с рабочими джинсами и наспех вытертыми от пыли кроссовками придающую мне нарочито небрежный вид, и с полным мешком бутылок выдвинулась «на дело». Всучить приемщикам немытую стеклотару мне удалось на голом энтузиазме, однако результат превзошел мои самые смелые ожидания: бутылки из-под распиваемого в прилегающем к «Променаду» сквере дорогого алкоголя ценились намного выше обычного, и положительную разницу я моментально инвестировала в сигареты. Не скажу, чтобы жизнь налаживалась, но кое-какие позитивные тенденции я, однозначно, наблюдала!

На остановке я невольно обратила внимание на густо обклеенный разномастными объявлениями павильон и вновь не сумела сдержать улыбку. Повезло кому-то: ведро воды с капелькой средства для мытья посуды, и стекло быстро обретет первозданный вид. Это вам не лак с лакорастворителем в поте лица ножичком отскребать!

На подножку отъезжающего автобуса я запрыгнула практически на ходу, так как мое внимание прочно приковал один из рекламных плакатов, резко контрастирующий с неприметными объявлениями высоким качеством полиграфии. «Я пришел, чтобы вы победили», гласил предвыборный лозунг изображенного на фоне безоблачного неба кандидата в местный представительный орган, выборы в который, как выяснилось из той же агитки, должны были пройти через две недели, и сама по себе эта информация не стоила выеденного яйца, я не могла оторвать глаз от венчающей слоган подписи: «С мыслями о нуждах избирателей, Дмитрий Мезенцев».

Солидный, седеющий мужчина в костюме-тройке, серьезный, интеллигентный, внушающий доверие кандидат – глаза достались Айку от отца, вот только в них еще не появилась эта выдающая возраст усталость и свидетельствующий в пользу обширного жизненного опыта уверенный взгляд. Навскидку Мезенцеву-старшему можно было дать полтинник с хвостиком – похоже, Айк был поздним ребенком.

Что-то Нюрка там говорила про отца-депутата, вероятно, Мезенцев баллотировался на второй срок. Да, Айку не мешало бы соблюдать осторожность – если его проделки станут достоянием отцовских соперников в борьбе за кресло в Законодательном Собрании, волна черного пиара сметет политическую карьеру Дмитрия Мезенцева, как мощный сель застигнутый врасплох поселок. Или прознают, к примеру перовские борзописцы, что «Маленький принц» водится с условно осужденной наркоманкой (что с наркоманкой бывшей, уже никому, естественно, не докажешь), и начнут делать далеко идущие выводы о природе наших общих интересов. Чего-чего, а лить дерьмо наши писаки умеют безупречно, словно в их учебной программе специально предусматривался подобный курс.

Градус моего настроения постепенно понижался и без вмешательства ангела-хранителя, скорее всего, упал бы до раздраженно-плаксивого состояния, но изо всех старающийся реабилитироваться херувим решил помочь мне в меру своих возможностей, учитывая странноватый характер помощи, довольно скромных. Сидевшая рядом со мной девушка вышла на одну остановку раньше и по рассеянности забыла на сиденье свои солнцезащитные очки, которые я, воспользовавшись отсутствием постороннего внимания, оперативно спрятала за пазуху. Объемные очки-бабочки занимали добрую половину лица и были будто созданы для маскировки. Ну, как говорится, и на том спасибо, или, что гораздо точнее, хоть шерсти клок.

Многопрофильный Перовский университет по здешним меркам считался учебным заведением для избранных. Вообще-то МПУ функционировал на коммерческой основе и процент обучающихся по государственному заказу студентов составлял достаточно незначительную величину, что наталкивало на мысль о том, что решающим фактором при поступлении являлось исключительно наличие требуемых денежных сумм, однако после кадровых перестановок в отечественном министерстве образования в стране началась активная кампания по уравниванию в правах частных и государственных вузов, и первым шагом в этом направлении стало введение единого тестирования выпускников, заодно выступающего и в роли вступительных экзаменов. Таким образом, не набравшие проходного балла абитуриенты полностью лишались возможности получить высшее образование, зато для преодолевших необходимый барьер открывались двери вузов сразу по всей стране.

Идея вроде как преследовала благие цели и была направлена на справедливую и беспристрастную оценку знаний, посредством сканирования заполненных бланков через компьютерную программу, но наш человек на то и наш человек, чтобы суметь выкрутиться из любой безвыходной ситуации. Насколько я знала, ключи к тестовым заданиям продавались направо и налево, в аудитории проводили подставных лиц, учителя помогали школьникам по телефонам, одним словом, хотели как лучше… Не думаю, что в МПУ дела обстояли совершенно по-другому, а уж для отпрысков Перовских шишек, ректоратом, наверняка были созданы все условия для достижения максимальных результатов. Нашей бы непутевой Нюрке кто-нибудь помог – еще неизвестно, как у нее с Бушминым дальше сложится, а сейчас даже улицы мести без блата черта с два устроишься!

Сигарету я выбросила в шаге от университетских ворот и десять раз об этом пожалела. Вокруг царила невообразимая суматоха, и до моего курения никому не было дела, а я бы хоть немного успокоила нервы. Отстрелявшиеся выпускники по одному выходили на улицу и моментально попадали в объятия взволнованных родителей, заполонивших всю площадку перед входом. Шум, гам и неразборчивый гвалт мешал мне сосредоточиться и отыскать в разноцветной толпе Айка, я упорно вглядывалась в раскрасневшиеся от жары лица, но углубляться в толпу не решалась. Осложнялись мои безуспешные поиски еще и тем, что я ужасно боялась опоздать на работу – Степановна отмечала нас сразу после обеда, и меньше всего меня сейчас привлекала перспектива вовремя не оказаться на месте.

По моим наблюдениям тестирование еще не закончилось, потому что издерганных родителей на улице находилось в несколько раз больше, чем выпускников. Особенно явно переживала молодая, белокурая женщина в летящем шифоновом платье – она сидела на лавочке под навесом, беспрестанно барабанила тонкими пальцами с украшенными фигурной росписью ногтями по деревянному подлокотнику, то и дело подносила в глазам платок и никак не могла успокоиться. Ее обутые в изящные босоножки ноги вслед за руками выбивали на асфальте нервный ритм, и ее поведение вдруг показалось мне до боли знакомым. А минуту спустя мои подозрения внезапно подтвердились.

–Юля, ну как там? – женщина бросилась наперерез появившейся на пороге университета девушке и чуть было не сшибла еще одну даму, также стремительно рванувшуюся навстречу выпускнице, – почему так долго?

Сдавать экзамены Юлька пришла в классической белой блузке и черной юбке-карандаш, выгодно подчеркивающей ее тонкую талию и длинные ноги, а волосы заплела в тугую косу до пояса. Деловой стиль ей просто безумно шел, и я некстати почувствовала неприятный укол зависти.

–Мы в начале одиннадцатого только начали, – объяснила Юлька обступившим ее с двух сторон женщинам, – говорят, тесты из департамента поздно привезли. Мамочка, да нормально все будет, мне легкий вариант попался, я его за полтора часа решила!

–Юля, а мой сын? – женщина в шифоновом платье невежливо оттеснила Юлькину мать и единолично завладела вниманием девушки, – как у него дела?

В ответ Юлька недоумевающе пожала плечами:

–Не знаю, тетя Алла, мы с ним в разных аудиториях были. Я его только утром в фойе увидела, так он какой-то потерянный был, кивнул мне и дальше пошел. Вы лучше у Денжера спросите, когда он выйдет, они оба на втором этаже сдают.

ГЛАВА XVIII

Выбранная мной в качестве укрытия беседка на поверку оказалась идеальной наблюдательной позицией: я все прекрасно видела и слышала, сама при этом оставаясь вне поля зрения. Но, увы, в этой бочке меда присутствовала даже не ложка дегтя, а доверху заполненный маслянистой субстанцией половник – я катастрофически не укладывалась в обеденный перерыв и, можно сказать, находилась в шаге от позорного увольнения. Так как лишиться в ближайшее время последнего куска хлеба в мои планы никоим образом не входило, надо было срочно что-то предпринимать и стремглав нестись обратно к «Променаду». Жаль, конечно, что достойную самого Эйнштейна изобретательность наркоманы проявляли исключительно в двух случаях: когда нужно достать дозу, это раз, и когда необходимо скрыть тот факт, что упомянутая доза попала в организм, это два. Принятие не связанных с героином решений давалось обычно настолько тяжело, что большинство наркоманов предпочитали не тратить силы на безмерно трудоемкий умственный процесс, и направляли свою постепенно угасающую мозговую активность в одно единственное русло. В общем, новаторского способа ненавязчиво привлечь к себе внимание мне в голову так и не пришло, и в ознакомительно-разведывательных целях я для начала наполовину высунулась из-за беседки.

–Я говорила мужу, не надо было так грубо с Артуром! – вблизи Алла Мезенцева выглядела чуть ли не моложе меня. Возможно, ей и вправду было слегка за тридцать, а возможно, подобный эффект достигался за счет ухоженной внешности и по-девичьи хрупкого телосложения. На ее фоне Юлькина мать смотрелась грузной матроной, хотя объективно в ее комплекции присутствовала лишь легкая полнота, присущая подавляющему большинству женщин данной возрастной категории, – понимаешь, Лидочка, они с отцом вечно конфликтуют, у Артура возраст такой, протестный… То татуировку сделает, то волосы обесцветит – самостоятельности ему хочется, независимости, только и всего. А Дмитрий, как всегда: вот, совсем от рук отбился, никакого воспитания. Вчера ударить его хотел, я в последний момент руку перехватила, так крупно повздорили.

Поинтересуйся родители Айка моим мнением, я бы предложила им познакомиться с Нюркой и иже с ними, дабы наглядно показать, что такое отсутствие воспитание и какие последствия оно за собой влечет. Вот тогда глубокоуважаемые господа Мезенцевы моментально осознали бы, что наколка на запястье и ночные гонки на скутере это не более, чем невинные шалости. Однако, я пришла сюда вовсе не для ведения педагогических дискуссий, и, как только Юлькина мать отвлеклась на обсуждение непростых взаимоотношений отцов и детей, настал черед моего выхода на сцену.

–Юля, можно тебя на минутку! – я пальцем поманила сосредоточенно вслушивающуюся в беседу двух женщин девушку, та удивленно взмахнула ресницами, но, несмотря на очки, практически сразу узнала во мне непосредственную виновницу своего унижения в «Рубенсе».

–Мам, я сейчас, – Юлька развернулась на каблуках и неуверенно поцокала в мою сторону с испуганным выражением на лице.

–Привет! Тебя можно поздравить? – старательно пряча коронки, я сдержанно улыбнулась кончиками губ, но судя по промелькнувшему в зеленых глазах девушки волнению, моя улыбка показалась ей ехидно-издевательской.

–Пока не знаю, – скромно отозвалась Юлька, – результаты к вечеру вывесят. А вы, наверное, Айка ждете, так он еще не выходил. Можете к его маме подойти, вон она стоит…

Я тщетно пыталась понять по реакции девушки, что за легенду Айк придумал в оправдание наших посиделок в кафе, и какой стратегии поведения мне стоит придерживаться, чтобы ненароком не испортить всю малину, но если подсчитать количество моих фатальных заблуждений в людях, напрашивался вывод, что с психологией у меня было, однозначно, туговато по жизни, и потому оставалось лишь рискнуть и положиться на интуицию.

–Юля, я сейчас очень тороплюсь, – я ни на йоту не согрешила против истины и честное начало разговора невольно придало мне решимости, – выручи меня, пожалуйста, передай Айку вот это…

Девушка с откровенным недоумением взирала на скомканный листок в моей руке и по всем признакам мучительно соображала, для чего понадобилась такая конспирация и что означают испещряющие бумагу схематические рисунки, в моем неумелом исполнении производящие еще более странное впечатление. Юлькино замешательство мне было только выгодно – я вдруг как-то резко прекратила сомневаться и с нахрапу схватила быка за рога:

–У тебя ручка есть? Давай, я черкну Айку пару слов, – и почему мне так нравилось наблюдать ее растерянность? Может быть, во мне все-таки что-то осталось от обычной женщины, и испытываемые мною эмоции – это всего лишь банальная бабья месть? Месть за то, что молодая и красивая Юлька скоро получит высшее образование в престижном вузе, устроится на высокооплачиваемую работу и выйдет замуж за сына депутата Мезенцева, а я так и буду до конца своих дней обитать на кухне в малосемейке, собирать бутылки и бороться с героиновыми снами.

Авторучка у Юльки, естественно, нашлась – дорогая, фирменная, в сверкающем золотистом корпусе. В моей мозолистой ладони это произведение канцелярского искусства выглядело столь же неуместно, как и вечерний макияж на собачьей морде, но я была настроена довести обуявшее меня безумие до логического завершения.

Я приложила вырванный из Нюркиной тетради лист к стене беседки и на мгновение прикрыла глаза, словно подключаясь к сети. Если мы с Айком все еще на одной волне, он обязательно разберется в этой причудливой вязи, которую автоматически вывели мои пальцы, а письменность нефилимов убережет мое послание от посторонних глаз надежнее любых шифровок.

–Держи, – чтобы найти в себе силы просто протянуть Юльке записку мне пришлось преодолеть внезапно накатившую на меня приятную истому. Черт, а мне же еще полдня работать, – ну все, спасибо тебе, и так уже опаздываю!

Сейчас я была даже рада, что меня неумолимо поджимает время: кто знает, на какие глупости я еще способна? Да и курить мне хотелось до невозможности, так что пора торжественно объявлять окончание переговоров и отчаянно молиться, чтобы перебои в транспортном обеспечении не подвели меня под монастырь.

–Денис, я здесь! – голос из прошлого ушатом ледяной воды обрушился на мою пылающую голову, мороз пробрал меня до мозга костей, я оцепенела от ужаса и не могла заставить себя пошевелиться. Я должна была удостовериться в своей ошибке, я должна была убедиться в том, что позади меня находится всего лишь человек с похожим тембром, но у меня не хватало смелости посмотреть своему страху в лицо, и я лишь мелко тряслась всем телом на глазах у ничего не понимающей Юльки.

–Смотрите, Денжер вышел! Ой, вам, что, плохо? –девушка сделала было шаг к парадному входу, но заметив, что я едва держусь на ногах, тут же замерла на месте, – что случилось?

–Ничего, – выдохнула я и резко обернулась. На первый взгляд ничего жуткого вокруг не происходило, если не принимать в расчет бегом спускающего с крыльца Денжера в костюме и галстуке. Дреды парень ухитрился относительно прилично стянуть в хвост, но даже в таком адаптированном к серьезному мероприятию виде его прическа настолько явно контрастировала с двубортным пиджаком и острыми стрелками на брюках, что мне сразу вспомнилась поговорка о корове и седле.

–Рассказывай, ну как? – высокий мужчина спортивного телосложения с нетерпением ждал Денжера у порога, и сходу принялся засыпать его вопросами, – на все ответил? Трудно было?

Ответов Денжера я уже не слышала. Я стояла, судорожно вцепившись в беседку, и чувствовала себя пассажиром машины времени. Прошлое вернулось, я ощущала его каждой клеткой, и всё во мне переворачивалось от чудовищного наплыва воспоминаний. Бежать! Бежать, не разбирая дороги, сшибая всех на своем пути!

–Вам плохо? –повторила Юлька, разрывающаяся между желанием расспросить Денжера о последний новостях, и страхом, что я упаду в обморок прямо посреди университетского двора.

–Нормально, – вдох-выдох, вдох-выдох… Не паниковать. Вероятность ошибки все еще есть, – кто это, рядом с Денжером?

–Валера, брат его, – спокойно сообщила девушка, и мои надежды рухнули вместе с ее словами.

–Фамилия? – потребовала я, – как его фамилия?

Видок у меня, вероятно, сейчас был, как у сбежавшего из диспансера буйного психопата, потому что бедная Юлька попятилась от меня, словно от рассадника смертельной инфекции, и чуть слышно промямлила:

–Зиньков… А вы его знаете, да? Валера же в столице работает, машинами занимается, а мне Айк говорил, что вы тоже в Перовск оттуда приехали…

–Не важно. Не забудь записку передать, – я все-таки сумела справиться с желанием перейти на рысь и до ворот дошла в достаточно нормальном темпе, а уж там припустила во всю Ивановскую. На остановке я курила сигарету за сигарету, и вздохнуть полной грудью смогла лишь, когда за мной со скрипом закрылись двери автобуса. Неужели прошлое никогда не прекратит напоминать мне о себе? Куда мне еще сбежать, чтобы больше не сталкиваться с его отголосками? Или от себя не убежишь?

Наш мир тесен и убог, нам только кажется реальным избавиться от прошлого, просто затерявшись в толпе или сменив место жительства. Я верила, что промышленный городок Перовск находится далеко от столицы, и те, с кем связано мое падение в наркотическую бездну, навсегда останутся в столице, но моим чаяньям не суждено было сбыться. По какому-то роковому совпадению я сегодня встретила Валеру Зинцова, того сама Валерчика, который сначала подсадил нас со Стасом на героин, а затем грязным шантажом отнял у меня фирму. Поразившие меня еще в «Рубенсе» глаза Денжера меня не обманули: это были глаза Валерчика, холодная, безжалостная сталь, наживую вырезающая человеческие сердца. Да, младшему брату этого нелюдя всего семнадцать, но разве можно доверять обладателю такого взгляда?

Меня охватила совершенно параноидальная дрожь, я боялась за себя, за Айка и даже за нашу планету, населенную такими монстрами. Казалось, мой страх обладал свойствами нервно-паралитического газа, он погружал меня в какой-то непреодолимый ступор, я только чудом не проехала свою остановку. На улице мне заметно полегчало, я глубоко вдохнула подернутый дымным маревом воздух и негнущимися пальцами подожгла бесчисленную по счету сигарету. В обед я ничего так и не поела, и меня мутило от голода и никотина, но я была счастлива уже лишь потому, что мне удалось ускользнуть от призрака прошлого.

Я не знала, как мне работать в таком состоянии, когда каждое резкое движение вызывало пронзительную головную боль и невыносимые спазмы в желудке. Я не представляла, как мне дожить до вечера, а ведь я была обязана до него дожить. Айк, наверное, уже прочел мое обещание ждать его на Набережной этой ночью, если, конечно, Юлька не избавилась от записки сразу после моего поспешного бегства. Черт поймет, на что все это похоже в большей степени: на детский сад или на сумасшедший дом…

Свою «восьмерку» в табеле учета я тем не менее все-таки получила. Опоздала я минут на пять, и мой недотепа-ангел задержал Степановну аккурат на это время. Бригадирша не преминула отпустить колкость по поводу моего заторможенного состояния, но я внезапно разозлилась и напомнила, что вообще-то поднялась на работу буквально со смертного одра, и заслуживаю если уж не восхищения, то, по крайней мере, хотя бы какого-никакого уважения, после чего Степановна резко прикусила язычок.

Спустя рукава, я кое-как доработала до пяти часов, в полузабытьи доплелась домой, и при помощи интенсивного аутотренинга заставила себя съесть две тарелки теткиной баланды. К вечеру чувство голода притупилось, и вынужденный прием пищи превратился в мучительную пытку, которую мне удалось вытерпеть лишь благодаря значительному усилию воли. Злая и раздраженная тетка Василиса выразительно зыркала на меня до тех пор, пока я не додумалась спросить у нее о Нюркиных успехах. Лучше бы я не спрашивала!

В ходе тестирования сестренка еле-еле набрала необходимый для получения школьного аттестата балл, и в учебные заведения уровнем выше ПТУ ей не стоило даже соваться. Скорее всего, в глубине души тетка надеялась, что Нюркиных результатов хватит хотя бы для поступления в колледж, но после постигшего ее разочарования не смогла удержаться от рукоприкладства. В слезах, соплях и синяках Нюрка убежала из дома в неизвестном направлении, и я боялась предположить, что ждет сестренку, когда тетка узнает о грядущем прибавлении в семье. Справедливо опасаясь, как бы до предела взвинченная тетка заодно и мне не съездила по физиономии, я мелкими шажками потихоньку отступала к двери, и в итоге выскочила на площадку.

–Римма, а что у вас там за скандал произошел? –высунулась из своей квартиры Зубарева, интеллигентная учительница-пенсионерка, вместе с супругом прославившаяся на всю общагу установкой персональной душевой кабины и безуспешными попытками обеспечить чистоту в подъезде, -Нюра так кричала…

–Экзамены плохо сдала, – безразлично пояснила я, –вот ее мать и отлупила.

–Сколько раз я Нюре предлагала: приходи ко мне заниматься, я тебя по тестам натаскаю, – печально вздохнула соседка, – а у нее один ветер в голове.

–Анна Семеновна, – я вдруг поняла, что единственный способ спасти мой мозг от перегрева – это разом смыть с себя намертво прилипшую ко мне после встречи с Валерчиком грязь, и обратила на Зубареву умоляющий взгляд, -можно я у вас душ приму! Ну, пожалуйста!

ГЛАВА XIX

Тесно граничащая со слабохарактерностью доброта Анны Семеновны нередко оказывала ей медвежью услугу со стороны необремененных наличием совести соседей, а в последнее время к огромной армии грезящих о полноценной помывке жителей губаревской общаги прибавилась еще и моя не внушающая особого доверия персона. Совсем не удивительно, что большую часть санузла у Зубаревых занимали представленные в широчайшем ассортименте чистящие и дезинфицирующие средства, и вынужденная тщательно обрабатывать душевую кабину после очередного нашествия страждущих Анна Семеновна вызывала у меня искреннее сочувствие.

После душа мне немного полегчало – казалось, тугие струи горячей воды не только великолепно поспособствовали соблюдению физической гигиены, но заодно и облагородили меня духовно. Я не хотела идти на встречу с Айком, не избавившись от гадливо-мерзкого ощущения, неотступно сопровождавшего меня на протяжении всего дня, я словно боялась случайно испачкать его в смрадной грязи своего прошлого, и докрасна терла себя жесткой губкой, чтобы исключить хоть малейшую возможность. Если потребуется, я лично взвалю на себя нелегкую ношу ангела-хранителя, но Айк никогда даже мимолетно не соприкоснется с тем дерьмом, которое превратило меня в отражающееся в запотевшем зеркале существо.

Я вглядывалась в свое лицо, худое, уставшее, с обведенными темными кругами глазами и впалыми скулами, и тщетно пыталась вспомнить, какой я была до героина. Сегодня в крошечной ванной у Зубаревых я сделала поистине страшное открытие: сколько бы я не старалась воссоздать в памяти картину своей прежней внешности, мне это так и не удалось. За четыре года на игле я навсегда потеряла свое настоящее я, героин перекроил не только мой облик, он разрушил мою личность и уничтожил воспоминания. Героин сжег меня дотла, но в отличие от мифической птицы Феникс у меня не было шансов возродиться из пепла.

Ненависть обрушилась на меня с какой-то неуправляемой внезапностью, и от желания вдребезги расколошматить несчастное зеркало меня удержало лишь своевременное осознание факта его нахождения в частной собственности Анны Семеновны. Безысходность витала в воздухе, она оседала на стенах и конденсатом скапливалась на стекле, волны отчаяния стремительно надвигались на меня со всех сторон, и я в панике металась в замкнутом пространстве своего ужаса. Потапыч предсказывал периодическое наступление у меня подобного состояния, и назначил мне список облегчающих депрессию лекарств, но в силу немыслимой по моим меркам дороговизны я ни разу не прибегала к их помощи. Восставший из погребенного в руинах моей попусту растраченной молодости прошлого Валерчик настолько вышиб меня из хрупкого равновесия, что я как никогда остро нуждалась в успокоительных препаратах, чтобы забыть о героине. Или все-таки в героине, чтобы забыть обо всех своих проблемах? Это ведь и есть гармония, когда твоя гнилая начинка, с пропитанной наркотиком кровью, целиком и полностью соответствует злорадно ухмыляющемуся в зеркале отражению?