Читать книгу: «Свекольный квас», страница 9
2.
Утром Борис смог, наконец, попасть на борт. Он уже протрезвел и страшно мучился от головной боли.
– Вот за что мне с тобой такое наказание? – Галя смотрела на него со смесью презрения и жалости.
– Галочка, я случайно, – стонал муж с кровати.
– Что случайно? Как я теперь, по-твоему, должна гулять по Сицилии? Мы же вместе договаривались сегодня пойти. Совсем обо мне не думаешь. Я тут больная весь вечер провалялась, а ты напился, как свинья, теперь что мне прикажешь делать? Сидеть тут сторожить тебя, а?
Борис морщился от голоса жены, потому что он казался слишком громким.
– Чего молчишь? Где ты так умудрился напиться и, самое главное, с кем? Не один же.
Муж тяжело молчал и сопел. Признаться, он плохо помнил подробности вечера, поэтому испытывал серьезное чувство вины. Память отказала на том месте, где они с Лючией ходили по магазинам.
«Что было-то? – судорожно соображал он. – Может, и не было ничего. Подумаешь, помог соотечественнице деньгами. Благотворительность называется».
– С кем ты пил? – Галина строго глянула на мужа.
– С мужиком одним познакомился, он 20 лет живет в Италии уже, переехал в начале 90-х с Украины. Жалко мне его стало, в чужой стране даже по-русски поговорить не с кем.
Галя недоверчиво посмотрела на своего Бориса. Сейчас он был не в лучшей форме: волосы торчали в разные стороны, под глазами надулись мешки, он вообще был каким-то опухшим. В общем, картина маслом. Еще и несло от него за три метра.
«Точно, с мужиком каким-то бухал, кто ж на него такого позарится?», – подумала она и решительно встала с кресла.
– Устроил ты мне круиз, конечно. Вечно так! Невезучая я! Приехала в Италию и теперь должна смотреть на тебя, такого красивого!
Она нервно ходила по каюте, то и дело больно стукаясь о ножку маленького столика.
– Да, черт! – в очередной раз ударившись, вспылила она.
– Не мельтеши, – трагически пробормотал Борис.
– Вот всю жизнь у меня так! Только поманит меня чем-то прекрасным – и облом. А некоторым все на блюдечке с голубой каемочкой. Только чего левая пятка захочет – и раз! Это появляется! А я? То с младенцем одна на руках остаюсь, то трусами на рынке торгую, то бизнес с колен поднимаю, то вот в Италии даже погулять нормально сходить не могу, чтобы как у людей – романтика, подарки. Лежишь тут, как мешок с картошкой, только глаза мозолишь.
Борис не выдержал и приподнялся на локте, его взъерошенный седой бобрик угрожающе ощетинился:
– Ох, Галина, Бога-то не гневи. Чего тебе в этой жизни не хватает? Чего у тебя нет? Яхты? Самолета? Ну, извини, пока не заработал для тебя. А так, как сыр в масле катаешься. Да, не досталось тебе брутального мужика, так только, челнок с рынка. Ты же такого себе хотела, да? Твой же первый благоверный такой был? Браток, с пистолетом ходил, народ пугал. Хорошо ты с ним жила, а? Наверное, лучше, чем со мной! Чего молчишь? Вечно всем недовольная ходишь, все тебе не так. Ну, выпил один раз в сто лет. Чего орешь?
Борис в бессилии упал на подушки и уже тихим голосом пробормотал:
– Ладно, дай оклематься. Посплю часа три, и пойдем гулять до вечера.
Галина прикусила губу и уже ровным голосом ответила:
– Я на палубу загорать, жду тебя. Аспирин развела тебе в стакане, выпей.
На берег они сошли уже после обеда. У мэрии Катании, рядом с фонтаном, все так же стоял лоток с мороженым. За ним, как ни в чем не бывало, пряталась от солнца под зонтиком Лючия. Цепким взглядом мороженщица тут же выхватила из толпы Бориса с женой. Больше всего ее поразило выражение лица Галины. Парочка подошла к кафе, та сняла солнечные очки, в которых казалась очень надменной, и за темными стеклами вдруг обнаружился затравленный взгляд, нахмуренные брови.
«Вот ведь, сколько денег ни заработай, сколько дорогих шмоток на себя ни нацепи, а советская печать так и остается на лице», – думала уроженка Сум, которая вытравливала из себя все эти 20 лет вечное ожидание подвоха и не без труда заменяла его на итальянскую расслабленность.
Парочка села за столик, к ним тут же подскочил официант. Женщина посмотрела на мужа тяжелым взглядом и слабо махнула рукой: «делай, что хочешь». Тот потыкал пальцем в меню, мальчишка в белом фартуке удалился.
Галина рассеянно осмотрела площадь. Вдалеке алел зонтик с надписью «Джелатто», под ним сидела загорелая женщина в ярко-желтом сарафане.
«Вот ведь везет этим итальянкам: родились у моря, такие гладкие да сладкие. В этом климате-то и проблемы у них – не проблемы», – уже по привычке позавидовала Галина.
Борис с тревогой перехватил ее взгляд и вздрогнул.
– Ты чего? – как можно более беззаботно спросил он.
– Да вот думаю, что кому-то вечно везет.
– Кому?
– Да всем.
– А тебе что, значит, не везет?
– Даже не знаю. Помнишь, мою одноклассницу Ленку Шарафееву? – Галя вспомнила о подруге детства, глядя на загорелую Лючию, словно пропитанную морской водой и ветром.
– Ну? – выдохнул с облегчением Борис, он-то со страху подумал, что Галя каким-то немыслимым образом догадалась, сколько денег вчера он спьяну потратил на эту нимфу.
– Она всегда была красоткой, имела доступ к самым богатым мужикам. А сейчас скачет на каких-то психологических курсах, ездит на Байкал, чудит, увязалась за всем этим балаганом. В общем, блаженная какая-то стала.
Она зло оглядела площадь, облизанную солнцем, словно пыталась найти в ней какой-нибудь изъян. Но журчание фонтана, море и итальянская речь околдовали местность, она казалась просто сказочной.
– И что? Ты это к чему?
– Ну вот ей, наверное, не повезло, могла бы как сыр в масле кататься.
– Не как сыр, а как ты, моя дорогая, – мрачно сыронизировал Борис. У него даже шея затекла, так он сильно старался не смотреть в сторону лотка с мороженым. – Может, пойдем отсюда?
– Ну нет, нам еще заказ не принесли. Ты вчера напился, а я тоже, между прочим, хочу итальянского вина.
Борис безропотно вздохнул.
«Ну зачем я здесь вспомнила про эту Шарафееву?», – с раздражением подумала Галя. Призрак школьной подруги так и не оставлял ее, он уже давно приобрел самостоятельные черты, отдельные от его реальной хозяйки. Это был фантом всего самого желанного и самого недоступного для Галины. Казалось бы, пора было уже давно успокоиться, тем более, что Лена давно перестала отвечать идеалам благополучия по меркам бизнеследи провинциального пошиба, но нет. Галина почти привычно завидовала ей. На данном отрезке своей жизни завидовала истинной свободе Лены от всего, даже от материальных благ.
Она глянула на мужа, тот сидел, как нашкодивший школьник, слишком прямо, слишком напряженно.
К красному зонтику с мороженым подошли покупатели, солнечная продавщица потянулась вниз к холодильнику, даже издалека было видно ее декольте. Лючия злила Галину, она была словно родня Лене, как будто их обучали в одном пансионе для самых свободных женщин мира.
– Она тебе нравится?
– А? Кто? – Борис надел солнечные очки. – Ну и жара здесь. Пошли внутрь, там хоть кондиционеры работают.
– Кто-кто, вон та торговка.
Борис, наконец, повернул свою затекшую шею в сторону Лючии.
– Простовата. Пошли внутрь, а?
Вчера он в пьяном угаре распинался перед мороженщицей, какая у него Галя, самая лучшая и самая любимая. Сегодня он дико боялся, что Лючия-Галина выкинет из женской ревности какой-нибудь фортель и разрушит его годами возводимое личное счастье и спокойствие. Сегодня и следа не осталось от вчерашнего желания куролесить.
Галина сжалилась над мужем, и они зашли внутрь кафе. Там, от переизбытка чувств, он даже поцеловал жене руку, что в Италии выглядело само собой разумеющимся, а в России бы его посчитали за придурка.
Елена
1.
В последнее время Лена путешествовала мало, на выездные психологические сессии Гриша ездил без нее. Она очень уставала со своей маленькой дочкой. В 49 лет возиться с пятилетним ребенком, который многое повидал, потому что с младенчества воспитывался по детдомам, – сложное занятие. Уже год как у них с Гришей была настоящая семья.
Аня часто болела, их предупреждали, что на адаптацию уйдет гораздо больше года. Она была черненькая и глазастенькая. Все называли малышку «цыганка» и не только из-за внешности. Девчонка в свои пять лет была пластичная, как ртуть, голосистая, как птичка. У нее под матрасом находили то деньги, то конфеты, которые она выуживала из карманов наивных интеллигентных гостей Лены с Гришей. Эти распахнутые глазки могли хоть кого убедить в том, что ангел не умеет воровать. Но, увы, детдомовские привычки и недоверие к миру просто так не испаряются. Новым родителям Ани приходилось подключать все свое профессиональное мастерство, чтобы затащить девочку в нормальную жизнь.
Они отдали Анюту в детский сад, но очень скоро поняли, что зря. В коллективе девочка словно возвращалась в свое трудное младенчество: начинала драться, отбирать еду и игрушки. Воспитатели сумрачно качали головами и прямо советовали заняться психологам своим ребенком самим.
Так что весь этот год Лена была намертво привязана к приемной дочке.
Однажды, уже лежа в постели, та вдруг выдала ей:
– Мама, а у меня была еще до тебя другая мама.
Лена не смутилась:
– Как ее звали?
– Я не помню.
– Может, тебе приснилось?
Аня с хитрецой посмотрела на Лену. Она лежала рядом на детской кровати поверх одеяла, пришлось неудобно поджать ноги, чтобы поместиться.
– Ты все равно лучше. У тебя волосы красивые. А та все время ходила в платке.
– Ты лисичка-подлиза, – улыбнулась женщина.
– Нет, мам, правда. Она веселая, и еще у нее кольца золотые красивые на пальцах были.
Мама ничего не ответила. Она знала, что девочка действительно родилась вне брака у очень молоденькой цыганки, почти подростка. К сожалению, в медкарте Анюты Лена увидела отметку, что мать ребенка – вич-положительная. Прошло много времени, пока врачи убедились, что вирус не передался ребенку.
– Хочешь, я тебе одну вещь покажу? – Анюта завозилась, как маленькая мышка, под одеялом, а потом вынырнула из-под него со взлохмаченными волосами. – Смотри!
На смуглой и тонкой ладошке лежало золотое колечко – Ленино колечко, подаренное Гришей.
– Это тебе, дарю, – радостно сообщила Аня.
– Но оно же и так мое.
– Ты его оставила на раковине, значит, ничье. А теперь я тебе его дарю.
Лена глубоко вздохнула.
– А ты видела, что я его ношу?
– Видела, но ты же его сняла, – малышка очаровательно надула губки.
– Я боялась его испортить, когда мыла посуду.
– А чего не надела после?
– Забыла.
– Раз забыла, значит, оно тебе и не нужно, оно тебе разонравилось.
– А раз оно мне разонравилось, чего же ты тогда мне его даришь?
Анюта задумалась. Для своего возраста и обстоятельств, в которых она росла, девочка была очень сообразительная и говорливая.
– Я больше так не буду, – со вздохом сказала она. – Ты добрая.
– Что не будешь?
– Не буду брать твои вещи.
– А зачем тебе вообще это кольцо понадобилось? Оно же на тебя велико.
– Я хотела тебе его потом подарить, чтобы тебе приятно стало.
В такие моменты Лене хотелось плакать, она чувствовала свою беспомощность и как родитель, и как психолог. И слеза действительно поползла по щеке.
– Мама, не плачь, не расстраивайся, я люблю тебя, – искренне испугалась девочка.
Когда спустя час домой вернулся Гриша, Лена сидела на кухне, Аня спала.
– Как тут у вас?
– Опять все то же самое.
Он обнял жену.
– Мы знали, на что шли.
Но как же они вместе радовались, когда их Анюта делала успехи, каждая мелочь казалась глобальным достижением. Дочка была очень самостоятельным ребенком, могла без проблем остаться дома одна, бесстрашно пойти в магазин. А однажды пятилетняя кроха сама сварила пельмени, пока Лена вела онлайн-консультацию. Аня с гордостью поставила перед мамой на стол тарелку со слипшейся массой.
– Очень вкусно. – Лена пыталась проглотить комки разварившегося теста и с ужасом думала, как девчонка умудрилась не обжечься.
– Ой, я посолить забыла! – озабоченно, как взрослая, воскликнула пятилетка и кинулась к солонке.
– Давай теперь папе сварим пельмени, – предложила мама. И показала, как надо правильно это делать. Аня с очень серьезным видом ждала, пока вода забурлит, потом осторожно солила, кидала в нее пельмени. Лена мешала все это дело ложкой и приговаривала:
– Кидаем по одному, очень осторожно, чтобы горячие капли на руки не попали, мешаем, не даем пельменям прилипнуть ко дну.
– Мама, я теперь всегда буду варить пельмени, – пламенно сообщила Аня.
– Давай лучше я научу тебя печь печенье, только плиту без меня больше не включай, пожалуйста. – Лена решила, что разложить кусочки теста на противне гораздо безопаснее, чем кидать их в кипяток.
– Я, когда вырасту, станут поваром.
Лена покосилась на свою приемную дочку: «Было бы очень хорошо».
Ее жизнь теперь была похожа на качели. Они то взмывали высоко в небо, как сегодня, когда Аня была такой милой, то со свистом летели вниз, как в тот день, когда девочка взяла без спроса кольцо.
Но, если честно, жизнь Лены Шарафеевой, так уж распорядилась судьба, всегда была похожа на аттракцион. Взлеты и падения сменяли друг друга, но ничто не выбивало ее из седла. Такой уж она родилась, способной на многое. Когда они с Гришей брали Аню из приюта, Лена знала, что впереди ждет очередной крутой поворот, что будет сложно. И поворотов этих будет достаточно.
Со здоровьем у Анюты в целом все было хорошо, но в последний раз на приеме у педиатра врач как-то озабоченно подняла глаза на Лену, когда убрала стетоскоп от худенькой спинки девочки.
– Что-то мне ее сердечко не нравится, давайте я вам дам талон к детскому кардиологу и талон на УЗИ сердца.
– Что такое?
– Я не могу сказать точно, но давайте исключим порок сердца.
– Порог? У меня сердце, как лестница? – заинтересованно сверкнула агатовыми глазами Анюта.
Женщины переглянулись.
– Вот сходишь на УЗИ, и врач посмотрит, на что похоже твое сердечко: на лестницу или на что-то еще, – убедительно сказала врач.
Ее опасения подтвердились, более того, кардиолог рекомендовал операцию.
Лена проявила выдержку, ни один мускул не дрогнул на ее лице, пока они были на приеме, пока шли домой, и Анюта пыталась сосчитать на улице все красные предметы. Ей уже было шесть лет, она ходила на подготовительные курсы к школе и умела бойко считать до двадцати.
– Красная машина – раз, красное пальто – два, красный светофор – три, – вслух считала она.
День шел своим чередом: обед, работа онлайн, занятия с Аней, возвращение Гриши с работы, ужин, чтение книжки на ночь. И только когда девочка заснула, Лена сообщила мужу:
– У нее порок сердца, врач подтвердил. Нужна операция.
– Надо везти в областной кардиоцентр, попробую узнать, какие там лучшие врачи.
– А может, в Москву?
– Туда только по направлению из области, если случай сложный и сами они справиться не могут. Ну или можно ехать в Москву на платную операцию.
– Едем в Москву, – решительно поставила точку Лена.
– Надо деньги найти. – Гриша почему-то перешел на напряженный шепот.
– Не доверяю я местным врачам, может, никакой операции и не нужно.
Гриша кивнул, встал и вышел на балкон подышать. А Лена включила телевизор. Местный телеканал передавал городские новости. Вдруг в кадре мелькнула школьная подруга, она занималась благотворительностью, помогала детскому медицинскому центру. «Галя? Как вовремя!» – подумала Лена и еле дождалась утра, чтобы ей позвонить.
– У тебя есть ребенок? Давненько же мы с тобой не общались.
– Да, девочка Анюта, мы ее удочерили. Местные врачи ставят ей порок сердца и настаивают на операции. Но надо ее показать в Москве, вот звоню тебе, ты же разбираешься, можешь подсказать, куда обращаться, как действовать.
В трубке повисло молчание. Затем Галина веско произнесла:
– Вам нужно в Московский исследовательский институт педиатрии, в отделение детской кардиологии. Посмотри в интернете адрес и все узнаешь сама. Если не сможешь, звони. – Галина произнесла это так, чтобы Лена прочувствовала всю глупость своего звонка: беспокоить занятых людей по такой мелочи.
Лена так и осталась сидеть, тупо глядя на телефон: «Вот это благотворитель, называется». Потом взяла себя в руки и полезла в компьютер, довольно быстро нашла не только телефоны, но и расценки. Вместе с консультацией профессора – детского кардиолога, повторными исследованиями и УЗИ нужно было минимум 20 тысяч, плюс добраться до Москвы, плюс снять там жилье.
«Где-то 100 тысяч надо, – подсчитала Лена. – Справимся, все будет нормально».
И тут же полезла заказывать билеты, рассчитывая расплатиться с кредитки.
«Ничего, пусть кредит, зато, может, врач скажет, что все поправимо без операции. И зачем я сгоряча позвонила Гале. Испугалась. А зря», – мелькали мысли, пока Лена искала билеты и гостиницу.
А ее подруга после звонка не могла прийти в себя. Ее поразила новость о том, что Лена теперь мама какой-то девочки, причем нездоровой девочки.
«Это ей бог за все ее давние грехи дает», – с затаенным злорадством святоши думала она.
«Конечно, я помогу, ребенок все-таки. Пусть только еще раз попросит. Как я за ней когда-то бегала, в рот заглядывала», – не унимался внутренний змей у Гали.
Ни через три дня, ни через неделю ей так никто и не перезвонил. Благотворительница обиженно закусила губу: «Вот всегда она такая гордая была. Могла бы и поблагодарить, это ведь я ей подсказала, куда надо звонить».
А у Лены было полно забот, подготовка к поездке шла полным ходом, о Гале она уже не думала. Выяснилось, что в Москву нужно везти заключения от местных врачей и желательно из областной клинической больницы, так что пришлось везти Анюту и туда. Местный диагноз тамошние врачи подтвердили.
Галя устала ждать спасибо и сама наконец позвонила Лене. И опять ее кольнуло, что озабоченная мать настолько углублена в дела дочери, что даже и не думает благодарить свою бывшую подругу. И ей захотелось поиграть в благородство, потому что только так она могла выманить из Лены заветные слова.
– Сколько денег вам нужно?
– Ой, что ты, Галя! Спасибо, ничего не нужно! – прозвучало заветное слово, которого добивалась бизнес-леди.
– Ну все же скажи, сколько вы планируете потратить?
В голосе благотворительницы зазвучали слегка металлические нотки. И Лена вдруг поняла, что, уступи сейчас она Галине, согласись взять у нее деньги, придется принять правила игры «бедная просительница и великая благодетельница».
– Это не так много, Галя, не беспокойся. Если нам придется делать операцию, тогда понадобятся действительно приличные суммы. И я тебе позвоню, хорошо?
– К кому вы записались на прием? – менторским тоном поинтересовалась Галина, игнорируя вопрос Лены.
– Профессор Хециа.
– Это хороший врач. – Галина говорила так, словно сама была профессором медицины. – Мы к нему мальчика новорожденного направляли тоже с пороком сердца.
Лена слушала рассказ благодетельницы о собственных подвигах во имя больных детей и все никак не могла избавиться от мысли, что делает это все Галина не ради спасения чьих-то жизней, а ради самой себя, копит очки добрых дел, мало ли, а вдруг их действительно кладут на весы и взвешивают. Она решила переключить разговор.
– А как там твоя дочка Катя? Ты же уже бабушка? Кто у вас родился?
– Ой, у нас родился мальчик Искандер, наследник турецкой империи, что называется. Ему уже тоже, кстати, четыре года.
– Часто они к вам приезжают? – Лена через силу вела светскую беседу, у нее горело множество дел, которые нужно было завершить до отъезда, но очень хотелось быть с Галиной на равных, а не в роли человека с протянутой рукой.
– В основном мы к ним. Там большое производство, Ясин уж такой человек, не может ни на минуту оставить бизнес. Ну и мы ездим его проверять, все-таки наши деньги вложены, сама понимаешь, – понизив голос, ответила бывшая подруга.
– Как будешь в Турции, передай Кате от меня привет. Как-то я ей нагадала, что ее малыш станет президентом.
– Серьезно? Когда ты успела? – ревниво спросила Галя.
– А когда она на сохранении в нашем перинатальном центре лежала.
– Ну ты правильно нагадала, по документам он действительно в итоге должен стать полноправным членом правления нашего бизнеса и руководителем турецкого направления.
Профессор Хециа оказался пожилым невысоким абхазцем.
– Ничего особенного я не вижу, – с характерным акцентом проговорил он после того, как внимательно изучил бумаги и осмотрел Анюту. – Израстется, не мой случай, хирургия не нужна.
– А что нам делать?
– Спокойно жить, умеренные физические нагрузки без фанатизма, нормальный режим. Поняла? – обратился он к Анюте, которая не могла спокойно усидеть на месте, вертела головой, качала ногой и закатывала глаза к потолку.
– Поняла, – бойко повторила девчонка.
Из клиники Лена не вышла, а вылетела, словно оставила за ее порогом огромный тяжелый рюкзак проблем.
– Мам, пошли гулять, пошли в зоопарк, ты обещала, – потянула ее дочка за рукав пальто.
И они провели замечательный день в Москве. Был зоопарк, планетарий, музей мороженого, характерный запах метро, блеск витрин и иллюминации на Никольской улице, торжественность Красной площади. Ворох впечатлений обрушился на маму с дочкой. Именно эта поездка сделала их по-настоящему родными.
– Мам, я точно знала, что никаких порогов в моем сердце нет. Оно у меня нормальное, без ступенек, – шептала в самолете Анюта засыпающей Лене.
– Ты у меня будешь большая и сильная, самая красивая и самая умная, – шептала ей в ответ мать в полутьме.
– Мы поедем еще раз в Москву? – Анюта говорила куда-то в иллюминатор, на котором расплывалось запотевшее пятнышко от ее слов, закрывая огни никогда не спящего города.
– Конечно, только теперь с папой и не на два дня. Летом, – пообещала Лена.
Аня порывисто обняла мать. Так они и летели два часа – заснувшая немолодая женщина и маленькая девочка, словно приклеившаяся к ней.
