Читать книгу: «Голый космос», страница 4

– Это… это как рождение вселенной, – побормотал Виктор, видевший действие Петли лишь однажды, в учебном фильме.

– Сам каждый раз восхищаюсь, – согласился Сан Саныч. – А когда понимаешь, что вот это… вот это все – твоих рук дело, хочется самого себя на этих самых руках носить всю оставшуюся жизнь.

Виктор мельком подумал: у капитана не иначе как мания величия, но сейчас готов был простить ему и манию, и эгоцентризм, и высокомерие.

Внезапно корабль тряхнуло. Капитан нахмурился:

– Такое бывает, конечно, но довольно редко. Борис Кондратьевич, что случилось, дорогой?

– Чужеродное вмешательство, – ответствовал компьютер.

– Извне? – уточнил капитан.

– Изнутри.

Сан Саныч нахмурился еще больше.

– Это, Витек, наверняка из твоей каюты. Коробейник вместе со шмоткой вредного жучка засунул. Такого, знаешь, рекламного. Будет тебе по ночам зудеть: а купите у нас то-се, пятое-десятое. Ну, это ничего, это мы найдем, не впервой. Главное, Петлю прошли.

Картина на экранах начала стабилизироваться. Звезды больше не кружили в бешеном танце, плыли все медленнее, медленнее и, наконец, окончательно застыли.

– Вот и все, почти приехали, – сказал Сан Саныч. – Ну, ты давай, иди распаковывайся и ищи жучка, потом, значит, ужин и баиньки.

Жучок не находился. Виктор вывернул каждую купленную вещь наизнанку и ввернул обратно. Прощупал каждый шовчик. Принес с камбуза чашку, перелил в нее жидкое мыло, потом залил на место, в дозатор. Ничего. Оставались ботинки. В стельках жучка не было, а курочить подошву Виктор не стал – без запасной обуви в дальнем полете как без рук. Точнее, без ног.

– Ужин скоро? – раздался в коридоре девичий голос.

Виктор чертыхнулся. Пришлось оставить в каюте полный разгром и тащиться на камбуз.

– Между прочим, – сказал он, сталкиваясь в коридоре с Женей, – капитан не велел покидать каюту без его разрешения.

– Между прочим, – ответила девушка, разглаживая несуществующие складки на узкой черной юбке, – один раз я его уже послушалась. И зря.

– Это когда в космос сиганула? – усмехнулся Виктор, которому начала надоедать задиристость девицы. – Хотела показать, что есть девушки смелые и отважные? Вдруг бы он оценил и изменил к тебе отношение, да?

Женя закусила губу и промолчала. Виктор сам не ожидал, что попадет в точку.

– Вряд ли изменит, – продолжил старпом; он знал, почему именно не изменит – перед глазами предстала физиономия капитановой жены.

– Молодца, Витек! – пробасил Сан Саныч, выныривая из рубки. – Хорошо в женской психологии разбираешься. Узнаю школу товарища Полищука!

– Не хотел бы я учиться в этой школе, – подал голос геолог.

Капитан кивнул на каюту Гладилина:

– Он-то чего злиться?

Виктор пожал плечами.

– У вас нет зеркала? – спросила девушка Женя. – Я свое, кажется, забыла.

Старпом даже и не подумал про зеркало, когда закупался в ларьке.

– В душе есть, – сказал капитан. – Но в полете раскрашивать лицо крайне не рекомендуется. Ситуации бывают всякие. Вдруг с кем родимчик от страха случится.

Женя посмотрела на него изучающе-укоризненно.

– Вы точно женоненавистник, – наконец выдавила она.

– Давайте не будем ссориться, – примирительно сказал Виктор. – Я сейчас пойду что-нибудь приготовлю и вас позову. Лады?

На ужин геолог оделся скромнее обычного, просто в коричневые брюки и желтую рубаху, правда, завязанную узлом на груди. Маракасы тебе в руки, усмехнулся товарищ Полищук. Виктор не мог с ним не согласиться. Женя долго громоздилась на высокий стул, одергивая узкую юбку, норовившую подпрыгнуть как можно выше. Не смотри туда, заставлял себя Виктор. Не смотреть получалось плохо.

Павлентий появился на камбузе позже всех, сосредоточенный и погруженный в себя.

– Что, Павелецкий, не выходит робот змеекотский? – осведомился капитан.

Потомок посмотрел на капитана мутным взором, поморгал, сказал привычно «Я не Павелецкий, я Павлентий» и взял тарелку с рисовой кашей.

– Что это такое? – спросила Женя, откладывая ложку. – Кто такое сварил?

– Автоповар, – честно ответил Виктор.

– Он у вас на бессолевой диете, автоповар ваш?

Каша и вправду оказалась несоленая и несладкая. Однако Сан Саныч наворачивал, казалось, с преогромным удовольствием. В довершении выскреб тарелку и продемонстрировал ее окружающим:

– Вот так должен питаться сознательный космолетчик. Каждый прием пищи может оказаться для него последним. Что касается соли и сахара, то я и сам являюсь приверженцем здорового питания, и вам советую. Привыкли, понимаешь, сдабривать все что ни попадя килограммами специй, а истинного вкуса не чувствуете. Забыли! Вот вы, уважаемая, отчего носик морщите? Оттого, что наш гениальный автоповар вам полезную кашу приготовил, не напихав в нее яда белого? Так вы ему спасибо должны сказать! Для сохранности фигуры опять же полезно.

Женя уставилась на капитана, как на сумасшедшего. Гладилин, попробовав кашу, поднял брови и сказал:

– Александр Александрович. Вы бы лучше сказали, где соль. А мы скажем вам спасибо.

Виктор поспешно вскочил, умудрившись удариться не только о стол и табурет, но и о навесную полку. Достал соль и поставил перед Гладилиным. Тот медленно, напоказ посолил кашу, размешал и принялся неторопливо есть. Женя последовала его примеру.

– Не понимают истинного вкуса, – снисходительно сказал капитан. – А то, что медленно едите, это хорошо. Тридцать три жевательных движения, помните? Ну и молодца. Кто не доволен, кстати, в холодильнике есть тюбики.

Женя и геолог активнее заработали ложками. Вкушать тюбичную еду не хотелось никому. Ее до сих пор в огромном количестве выпускали комбинаты питания. Но космолетчики отказались от тюбиков давным-давно, и не из-за синтетического вкуса или желеобразной консистенции, похожей на нечто совсем уж неаппетитное. Нет, им хотелось, чтобы пища хоть немного напоминала домашнюю, земную готовку. Чтобы вкусовые рецепторы ликовали, наполненный желудок довольно урчал, а процесс поглощения пищи остался бы необходимым, но приятным ритуалом. Но, конечно, на всякий пожарный, брали в полет «жидкие консервы». Которые почти всегда нетронутыми привозили обратно.

Единственный, кто не обратил на качество поданного блюда никакого внимания, оказался потомок. Поглощенный в свои мысли, он машинально проглотил всю кашу и, лишь когда потянулся за добавкой, заметил странные взгляды сотрапезников.

– Что? – удивился Павлентий.

– Ты ничего не заметил? – осторожно спросил капитан.

– Заметил, – кивнул парень.

– Ну и как тебе?

– Как, как. Непонятно. Плохо.

Женя победоносно посмотрела на Сан Саныча.

– Так плохо, что все съел? – удивился Эдуард. – Да еще и мало оказалось?

– Не понял. Добавки нельзя, что ли?

Казалось, Павлентий искренне удивился вопросу.

– Тебе нужна добавка? Точно? – осторожно спросил капитан.

– Ну да. Есть потому что хочется.

– Вот! – капитан поднял вверх палец. – Все слышали? Истинно голодный человек не будет кочевряжиться, не станет фыркать и отвергать несоленую кашу! Он понимает всю ценность микроэлементов, содержащихся в ценном продукте!

– А она несоленая? – удивился парень, взял добавку, поморщился и отодвинул от себя тарелку. – И правда. Как вы ее только ели?

– А сам-то! – воскликнула Женя, а Эдуард хмыкнул.

– Я ее ел? – изумился парень.

– Так, Паша, погодь, – сказал Сан Саныч. – У тебя, поди, в мозгах что-то перемкнуло. Или, что хуже, у меня. Ты разве не про нее сказал «плохо»?

Павлентий мотнул головой:

– Я не Паша, а Павлентий. Это во-первых. А во-вторых, плохо – не про кашу, а про толчок.

– Какой толчок? Который туалет? – спросил капитан. – На корабле он называется гальюн.

– Который потряс корабль, – спокойно объяснил потомок. – Вы разве ничего не почувствовали?

Виктор переглянулся с капитаном. Им обоим казалось, что толчок был не особо ощутимым.

– Такое, друг мой Пашик, иногда случается, – наставительно сказал Сан Саныч. – Особенно во время прыжка.

– Я разве никогда не прыгал? – Павлентий сказал это так солидно, будто прыгает три раза в день перед едой. – То трясет, то, не за столом будет сказано, все нутро выворачивает, то гудит, словно колокол. Но чтобы вещи взлетали в воздух и зависали сами по себе – это что-то новенькое. И вообще, я не Пашик, а Павлентий.

– Вещи? – осторожно спросил Виктор. – Какие вещи?

Потомок почесал в затылке черенком ложки. Ответил:

– Ну, не вещи, конечно. Детали змеекотского робота.

– Они взлетели? – хором удивились Женя и Эдуард.

– Да, я же говорю. Сперва толчок, а потом они раз – и приподнялись. Повисели немного и пла-а-авно так опустились. Или нет. Сперва поднялись, а потом уже, когда толчок, опустились. А, не помню.

– Все? Одновременно? – спросил геолог.

– Кажется, да. Или бОльшая их часть. Даже те куски, которые я уже собрал, ну, там, верхняя конечность, нижняя, половина туловища – вроде бы тяжелые, они тоже того…

– Бывает, – отозвался геолог. – Я слышал, во время прыжков некоторым чудятся голоса, а кое-кто видит давно усопших родичей.

Бред, подумал Виктор, ничего такого никогда не было, ни голосов, ни видений. Противники прыжковых двигателей, конечно, всякое плетут, но факты, как говорится, не подтверждаются.

Павлентий посмотрел на Гладилина как-то очень внимательно, понял, что геолог не очень лестно отозвался о его психическом состоянии, начал привставать и пробормотал что-то типа «слышь, ты, козел».

– Извините, – громко сказал Виктор, – это я не посолил кашу. Забыл.

– Не извиняйся, – сказал капитан.

– А знаете что, – бодрым голосом сказала Женя, – я очень даже неплохо готовлю. Можно я стану заведовать кухней? Все равно заняться больше нечем.

– Очень умные слова, – кивнул Сан Саныч. – Павлик, ты сядь, чаю вон налей, печеньем закуси. О чем это я? Ах, да. Об умных словах. Удивительно слышать их от вас, мадам. Но не могу не оценить инициативу. Готовить – это для любой представительницы женскаго полу намного лучше, чем мечтать о помывке в душе с четырьмя мужиками.

Женя закатила глаза. Даже Виктор вздохнул – сколько можно. Но капитан, похоже, решил не отступать от единожды выбранной линии поведения.

– Вы пошляк, – сказал геолог.

Капитан пожал плечами – мол, что поделать, какой есть.

– Решено, – кивнула Женя. – С завтрашнего дня готовлю я. Витя, поможешь разобраться с автоповаром?

Виктор кивнул. Зря капитан сердится на Женю. Может, если ее кулинарные шедевры окажутся выше всяких похвал, он изменит отношение к девушке. Сейчас, после прыжка, экспедитора уже не выкинешь в голый космос, а терпеть бесконечные перепалки надоело.

После ужина капитан объявил отбой. Старпом направился в душ. По пути его остановил Гладилин.

– Виктор, – проникновенно сказал геолог. – Понимаю, что с вашим капитаном общаться бесполезно. Может, хоть ты скажешь, где находится солнце?

– Далось тебе это солнце, – поморщился Виктор.

– Далось, – с нажимом сказал геолог. – Иначе бы не стал спрашивать.

– Мы уже столько солнц пролетели. Какое интересует?

– Наше, родное.

– Ну… – задумался Виктор. – Трудно сказать. Я потом посмотрю по карте, ладно? У тебя кроме солнца еще какие-нибудь дела есть? Или книжку найти почитать?

– Скучать не буду, – кивнул Гладилин. – Хорошо, что микроскоп прихватил. Уже начал его настраивать. Пойду продолжу.

Микроскоп, надо же. И опять мелькнула мысль про геолога, точнее, про странность, с ним связанную, и снова исчезла, не додумавшись.

Ночь прошла относительно спокойно, если не считать нескольких внеурочных побудок от капитанова храпа. Впрочем, молодой организм требовал отдыха после первого напряженного дня полета, поэтому Виктор каждый раз быстро засыпал снова.

Утром стали готовиться к высадке – корабль приближался к Труляля.

На завтрак Женя приготовила омлет и испекла оладьи. Гладилин восторгался кулинарными способностями девушки, Павлентий ел, как и вчера, отрешенно. Виктор ликовал по поводу удачного отбояривания от готовки, а капитан сидел мрачнее тучи.

– Не нравится? – спросил его геолог. – Недостаточно натуральный вкус получился?

Сан Саныч не стал осаживать Эдуарда. Только бросил тяжелый взгляд из-под полуприкрытых век, отчего задиристый геолог умолк.

Когда капитан и старпом заняли места в рулевой рубке, Сан Саныч озабоченно сказал:

– Меня этот толчок беспокоит. Жучка ты так и не нашел?

– Не нашел, – подтвердил Виктор.

– То-то и оно. Я на него надеялся. Выкинули бы, и дело с концом. Похоже, не все так просто. Значит, есть еще какой-то источник воздействия. Предположительно в трюме. И, скорее всего, в этом самом чертовом грузе. Возможно, у кого-то из пассажиров в личных вещах, но вряд ли. Борис Кондратьевич, источник воздействия локализовать можно?

– Исключено, – ответил компьютер.

– Почему? – спросил Виктор.

– Почему, Борис Кондратьевич? – спросил капитан.

– Воздействие слишком незначительно.

– Ну, вот видите, незначительно, – попытался успокоить капитана Виктор. – Думаю, волноваться не из-за чего.

– Значит, мы сейчас сгрузим груз, а потом будем посмотреть, есть из-за чего или нет, – проворчал капитан.

– Лады, – согласился Виктор.

Пыльные тропинки

6. Притруляление

«Если вы, товарищ курсант, будете очертя голову нырять в гипретоннель, вам в скором времени предстоит познакомиться с нашим мурашкинским кэпом. Мировой мужик, ас своего дела. Нет, кэп – это не сокращение от капитан. Это клинико-экспертный патологоанатом».

Из разбора полетов, проводимого товарищем Полищуком

Труляля открыли на самой заре межпланетной эры. Трудно представить радость открывашек, обнаруживших планету земного типа – в те времена их, как и зон Златовласки (районов, пригодных для появления жизни) насчитывались единицы, не то, что сейчас, когда есть возможность найти космическое тело практически по любым заданным параметрам. Заселять ее не спешили – природа не радовала глаз, сплошь каменные пустыни да невысокие холмы; климат оказался засушливым, водоемов мало, растительности тоже. Терроформирование в отсутствие гипертоннелей было удовольствием дорогим, а посему Труляля осталась в первозданном виде. В порядке эксперимента на планету закинули небольшую группу добровольцев из числа афрокитайцев. Тем уже давно грозило перенаселение, поэтому группа набралась быстро.

Добровольцы на удивление хорошо адаптировались в каменных пустынях. Они привезли с собой несколько мешочков семян земных растений и попытались культивировать их на новой родине. Большая часть семян не взошла, однако кое-какие успехи на этой почве все же были достигнуты. Особенно хорошо прижились карликовые деревца, вскоре заполонившие добрую треть труляляевских пустынь.

Именно такую рощицу изучал Виктор – Борис Кондратьевич услужливо развернул зет-экран с путеводителем и знакомил старпома с достопримечательностями планеты. Рощица сменилась видом поселения. Еще в бытность курсантом Виктор поражался конструкцией труляляйских домов. Как истинные дети природы, первопоселенцы строили жилища подобно птичьим гнездам – накидывали все, что попадалось под руку, будь то хлам, старая техника или камни, натащенные из пустыни.

Капитан, сидевший рядом, больше волновался из-за толпы встречающих.

– Если мы и подавим несколько десятков, ничего страшного не произойдет, – ворчал он, – они все равно как кролики плодятся. Но у самих-то у них мозгов нет, что ли? Куда под сопла лезут?

– А и правда, куда? – с удивлением спросил Виктор. – Почему тут ни забора нет, ни поля защитного?

– Так это ж открытый космодром, – пояснил капитан. – Так называемый дикий. Все транспортники и пассажирские корабли на закрытый садятся, а этот почти всегда пустует. Почему-то отправляющая компания прописала в контракте обязательную высадку именно здесь. С развлечениями у них не густо, каждая посудина что явление Христа народу, вот и притопали всем кагалом поглазеть. Аттракцион, елки, нашли. Ну что ж, если хотите, сейчас дадим бесплатное представление.

Он нажал кнопку, раздался долгий пронзительный гудок. Все вокруг заволокло клубами дыма.

– Тьфу ты, теперь вообще не видно, куда садимся, – сказал капитан. – Борис Кондратьевич, дай воздушную волну посильнее. Чтобы если кто случайно остался под нами – глухой там, или слепой – чтобы уж точно умёлся за пределы посадочной площадки. Вот, так, хорошо.

Дым рассеялся. Виктор увидел, как большинство местных жителей в буквальном смысле слова откатились от корабля.

– Ну, все, – сказал Сан Саныч, – кто не смылся, я не виноват.

В дверь рубки вежливо постучали. Капитан вздохнул и крикнул:

– Да, да, Гладя, на планету тебя выпущу, так и быть!

– Это не Гладя, это Женя. Помогите груз вынести, пожалуйста!

Виктор поднялся с кресла. Капитан не шелохнулся, только буркнул:

– На меня не рассчитывай.

Пока Борис Кондратьевич сажал корабль, Виктор, Гладилин и Павлентий перетащили груз – несколько сотен коробок – из трюма к шлюзовой камере. На коробках была одна и та же надпись: «Бурлески». Озадаченный старпом спросил экспедиторшу:

– Оборудование для праздников, что ли?

Женя, облаченная в мешковатый рабочий комбинезон и тонкую шапочку (тот самый наряд, в котором Сан Саныч принял ее за парнишку, догадался Виктор), пожала плечами:

– Наверное. Отчего бы раз в год не попраздновать? Жизнь уныла, однообразна и беспросветна. Полезных ископаемых нет, животные не водятся, а завезенные с Земли не выживают. Есть некоторые растения, и то хлеб. Нет, не в смысле, пшеница или рожь. Деревья какие-то, низенькие, кривые. Кажется, они даже на что-то годятся. Возможно, бурлески – это просвет в серых буднях.

– Чего они с ними делают-то? – спросил Гладилин.

– Знаете, Эдуард, – ответила Женя, – у нас не принято задавать подобные вопросы. Груз получил, груз сдал, документы оформил, привез обратно. Никакой романтики. Все буднично и строго. В отличие от геологов-романтиков.

Толпа труляляйцев, пришедших в себя после отката, уже бесновалась возле нижней ступеньки трапа.

Женя приоткрыла створ шлюза и неожиданно зычно крикнула:

– Всем отойти на сто метров! Подходить по одному с личной карточкой! Буду сверять и выдавать строго по списку!

Видимо, труляляйский метр очень сильно отличался от земного. Аборигены сдвинулись на пару шагов назад, а затем вернулись на исходную позицию.

– Выдавай давай! – крикнул кто-то из толпы.

– Бур-бур хотим! – поддержал его другой.

– Сами себя задерживаете! – голосом строгой училки отпарировала Женя.

Толпа зашумела громче и придвинулась ближе, оказавшись почти под кораблем. Некоторые особо нетерпеливые подпрыгивали и пытались дотянуться до створок.

– Ну и что делать? – спросила девушка, растерянно обведя взглядом троицу мужчин. – Я же не могу как попало раздавать. Если бурлесков не достанется хотя бы одному, – она постучала пальцем по пачке листов, – и он напишет жалобу, меня с волчьим билетом погонят с космофлота. А то и из фирмы.

– И правильно сделают, – раздался громовой рык. – Долго будем судно задерживать, нет? Еще немного, и я сам кое-кому выпишу волчий билет.

Сан Саныч вышел из каюты, хмурый, как грозовая туча.

– Это не мы тормозим, это аборигены, – пожаловалась Женя. – Даже шлюз не дают открыть.

– Ничего без меня сделать не можете, – проворчал кэп и крикнул в сторону рулевой рубки:

– Борис Кондратьевич, дай огоньку немного!

Из сопла вырвался небольшой язык пламени. Аборигены отхлынули от корабля. Сан Саныч подошел к шлюзу, решительно отодвинул экспедиторшу и распахнул дверь:

– Слушаем сюда! Если не хотим поджариться, соблюдаем дисциплину! Подходим по одному согласно списку! Кто подойдет не тот или вдвоем, будет поджарен на месте без особого предупреждения! Всем ясно?

Аборигены молчали, испуганно таращились и жались друг к другу.

– Я спрашиваю, ясно? – еще громче проревел капитан.

Труляляйцы дружно закивали.

– То-то же. Список у тебя где? – обратился он к девушке.

Та помахала пачкой бумаг.

– Ты инвентаризацию всего населения провела, что ли? – изумился кэп, пролистав несколько страниц.

– Я здесь вообще ни при чем, – пожала плечами Женя. – Список выдала фирма, я только груз сопровождаю.

– Ладно, действуй, – буркнул капитан и обратился к Виктору и геологу: – Пошли, потопчем пыльные тропинки далекой планеты.

Вслед за ними шагнул было потомок, одетый по-дорожному – все в той же борцовке и шортах, с рюкзачком за спиной, но кэп остановил его властным жестом:

– А ты, Павелецкий, остаешься караулить корабль. Так что вертай в каюту свой скарб и готовься отражать нападения злобных труляляйцев.

Павлентий впервые не обратил внимания, что его имя исказили. Глаза парня расширились, ноздри слегка раздулись, скулы заходили ходуном. Старпом хотел сказать что-нибудь примирительное, чтобы разрядить обстановку, но ничего не придумывалось. Товарищ Полищук как назло тоже молчал. Павлентий, не отрывая холодного взгляда от капитана, произнес, чеканя каждое слово:

– Я, согласно договору, должен сойти с вашего корабля на этой планете.

– Эх, мила-а-ай, – вздохнул кэп. – Ты договор-то хорошо прочитал, когда подписывал, нет? Так иди перечитай. А если вдруг не умеешь или разучился, то я тебе поясню. Ты сойдешь с этого корабля на энтой самой планете лишь тогда, когда починишь змеекотскую игрушку. Ферштеен? Нихьт? А то нехорошо, понимаешь, получается. Взялся проделать определенную работу, а сам сбежать норовишь, не окончив. Не-е-ет, так не идет. А идет вот как: ты дособираешь робота и только тогда покидаешь чрево. Не раньше.

Павлентий кажется, начал понимать: он попал в ловушку, причем сам же себя в нее и загнал. Виктор готов был поклясться, что слышит скрежет молодых здоровых зубов.

– Как вы можете? – возмутился геолог. – Ему очень надо здесь сойти.

– Кому очень надо, тот внимательно читает договор, прежде чем подписать, – нравоучительно произнес капитан. – К бумагам следует относиться трепетно и с большим тщанием. Я, Гладик, за двадцать лет в косморазведке это ой как хорошо усвоил.

– Так переделайте договор, – не унимался Гладилин. – Я требую отпустить молодого человека.

– Требуй, – кивнул Сан Саныч, слегка отодвинул Женю, выдававшую коробки присмиревшим труляляйцам, и быстро зашагал вниз по трапу.

Виктор шел за капитаном, попутно оглядывая местность. Последняя удручала бесцветностью и невзрачностью. Стальное небо то ли затянуто тучками, то ли таков его естественный цвет; тусклое солнце едва угадывалось, серо-бурые равнины с невысокими холмами тянулись во все стороны до самого горизонта. Из растительности имелись лишь кривенькие деревца. Кое-где виднелись невысокие куполообразные строения, сложенные из пестрого камня.

Космодесантников то и дело толкали пробегавшие мимо труляляйцы, осчастливленные бурлесками. Они бодрой рысцой устремлялись по дороге, обгоняя друг друга, словно играли в «кто быстрее». Вблизи не было видно ни городских поселений, ни остановки транспорта. Виктор подумал, здорово, если бы с ними пошел Павлентий. Наверняка путешественник помог бы сориентироваться на незнакомой планете. Но парень остался на корабле, и пришлось догонять капитана.

– Павлентий действительно подписал такой договор? – спросил Виктор, подстраиваясь под размашистый шаг Сан Саныча.

– Сомневаешься в моей честности? – капитан удивился, но не возмутился. – Конечно, подписал.

– И ничего нельзя сделать?

Капитан остановился и внимательно посмотрел на старпома.

– Витек. Если я какой документ подписал, значит подписал. И подпись свою не собираюсь ни топором вырубать, ни плазмой выжигать. У нас с тобой до взлета есть несколько часов, так? Так. Успеет Пашик за это время головоломку дособирать – будет ему высадка. Нет – пусть не обижается.

В голосе Сан Саныча, спокойном и неожиданно тихом, Виктор услышал металлические нотки и понял – дальнейший разговор на эту тему бесполезен. Внезапно он вспомнил о беседе с капитаном в самом начале полета и спросил:

– А мне?

– Что – тебе? – не понял капитан.

– Мне высадка будет?

– Мы с тобой и так прогуляться вышли. Чего тебе еще надо?

– Надо, чтобы вы меня и дальше взяли. Чтоб здесь не оставили.

Капитан уставился на Виктора, как на полоумного:

– Тебе, Витек, голову напекло? Чего несешь всякую хрень?

– Но вы же сами говорили… Что если не подойду, высадите…

Сан Саныч облегченно вздохнул:

– Шуток не понимаешь, старпом. Это дело поправимое, вполне можно научиться понимать. А даже если и нет – не страшно. Ну, куда я тебя высажу? Зачем? Чтобы одному с этим паноптикумом лететь? Да я свихнусь с ними. С вами, в смысле. Первому, значит, высадиться надо, культура садовая, мать его. Второму наоборот, не надо. Третий солнце все ищет; и чего тогда в другую систему полетел, если жить без него не может. У него, может, болезнь такая? Типа клаустрофобии, только боится он не замкнутых пространств, а, скажем, чужих солнц. А? Кстати, где этот чужесолнцефоб, не знаешь? Долго мы его ждать будем?

Сан Саныч обернулся к шлюзу.

Виктор тоже оглянулся. И ахнул. Некогда ядовито-зеленый «Маршевый» оказался пестрым из-за густо прилепленных на его поверхность рекламных листовок.

– Ты, старпом, наблюдаешь последствие сброса невидимости, – пояснил Сан Саныч. – То самое последствие, про которое я тебе говорил. Торговцы налетают, словно мухи на мед, шлеп, шлеп и готово дело, все судно изгажено. Но чтобы так густо, еще ни разу не засир… загаживали. Рекламки эти в воде не горят, в огне не тонут. Тебя они, кстати, сильно волнуют?

– Нет, – честно ответил Виктор. Естественный цвет корабля раздражал куда больше.

– Ну и все, – сказал Сан Саныч. – Если останется время, залетим на Сотбис-5. Там мы этот мусор поотскребаем и продадим с молотка. Ты не кривись, не кривись! Лишние беленькие – они никогда не лишние. И не сомневайся, рекламки, облетевшие на борту полгалактики, пользуются агромадным спросом. С руками оторвут. Проверено.

А с капитаном-то тебе повезло, заметил вынырнувший из подсознания товарищ Полищук, подмигнул и снова исчез. Возможно, с некоторой опаской согласился Виктор. Хотя так и не понял, почему повезло.

Геолог наконец спустился по трапу. Для прогулки по Труляля он вырядился в зеленые штаны и ядовито-фиолетовую куртку, присовокупив к наряду тирольскую шляпу с пером. Он гордо взметнул голову и прошествовал мимо, обогнув Виктора и Сан Саныча по большой дуге.

– Ну-ну, – хмыкнул капитан. – Не хочешь, значится, с нами знаться. Хочешь гулять в гордом одиночестве. Твоя воля, сударь. Давай, Витек, постоим и понаблюдаем, что будет дальше.

Эдуард быстрым шагом протопал по космодрому, достиг края площадки, уложенной гладкими плитами, и остановился. Дальше начиналась кочковатая неширокая дорога, на которой не было ни одного транспортного средства.

– У них тут ни аэрокаров, ни авто? – спросил Виктор, догадываясь, что геолог ждет оказии в город.

– Ни аэрокаров, ни авто, – кивнул Сан Саныч. – Топливо, видишь ли, дюже дорогое. Своего нет, привозное на вес золота. Посему для перемещения на большие расстояния используют гужевой транспорт.

В подтверждение этих слов на дороге показалась телега с запряженным местным животным. Смутно похожее на коня, оно имело огурцеобразное туловище, тонкую шею, длинные ноги и круглую голову с огромными удивленными глазами. Шествовало животное неторопливо, высоко вскидывая ноги, отчего телега двигалась рывками. Сидевшему на ней аборигену это, кажется, не доставляло никаких неудобств.

– Ух ты! – невольно вырвалось у Виктора.

– Эти «ух ты», в просторечии огурцоиды, крайне строптивы. Не каждый местный житель осмелится их приручить. Поэтому даже такой примитивный транспорт весьма дорог.

С телеги спрыгнул труляляец, подскочил к геологу и принялся что-то быстро говорить. До Виктора доносились отдельные слова типа «поразвлечься», «удовольствия», «отличный отдых». Геолог вроде бы сомневался, качал головой, но потом все-таки кивнул и вслед за хозяином забрался на телегу. Бросил взгляд в сторону косморазведчиков и потрясся навстречу приключениям.

– Может, и нам надо было с ним? – спросил Виктор. – Хоть бы до города доехали. Я что-то не вижу тут других огурцоидов.

– Витек, – наставительно сказал Сан Саныч. – Перед тем, как высадиться на неизвестную доселе планету, недурственно хоть что-то про нее узнать. Почитать в литературе, поспрашивать у знатоков. Гладя, похоже, ничего не читал. И не спрашивал. Ты, судя по всему, тоже. Тебе же я искренне удивляюсь. Можно ведь было в справочниках порыться, согласен?

– Я порылся, – ответил старпом тоном «я учил» и пересказал то немногое, что успел прочесть.

– Эти уникальные сведения почерпнуты из общедоступной Астропедии. А косморазведчик должен знать неизмеримо больше. Как вширь, так и вглубь. Правильно излагаю?

Виктор пристыжено кивнул. Ни вширь, ни вглубь он, ясное дело, углубляться и не думал.

Обогащать, а точнее, отягощать себя лишними знаниями о планете, где они пробудут всего несколько часов? Зачем? А затем, ответил вновь вынырнувший из подсознания товарищ Полищук. Вы можете застрять здесь на месяц, а то и на год, и придется как-то обживаться среди мирного населения. А если диверсия. А если природные явления, злобные монстры и не менее злобные аборигены. Теневой диктатор. Эх ты, сказал товарищ Полищук. Эх я, согласился Виктор. Да не в том смысле, сказал товарищ Полищук, что ж ты все о себе да о себе. Лучше подумай, куда поехал Гладилин. Подумал, нет? Нет, ответил Виктор, но подумаю. И спросил капитана:

– Вы не знаете, куда поехал Гладилин?

– Судя по всему, в местный центр развлечений, – усмехнулся капитан.

Виктор сразу же представил наркоманский притон и ужаснулся:

– Может, его спасать надо?

– Не надо, – успокоил его Сан Саныч. – Тут развлечения совсем не похожи на земные. Поверь и не волнуйся. Центр у них всего один и находится на территории закрытого космопорта. Я там не бывал, но наслышан изрядно. Клиентам скучать не дают… Но давай лучше за нашими обурлесканными проследим. Вот чего я не знаю, так это что у них в коробках и зачем оно им нужно.

Виктор согласился (а что еще оставалось?) и двинулся вместе с капитаном за группой быстро удаляющихся труляляйцев. Дорога спускалась вниз, в долину, покрытую невысокими холмами. Счастливые обладатели коробок далеко не убегали, останавливались у подножия холмов, раскрывали принесенные коробки с бурлесками и вынимали оттуда…

– Зачем им ручные буры? – недоуменно спросил Виктор.

– Наверное, чтобы бурить, – резонно заметил капитан. – У тебя есть другие предположения?

Предположения были, но Виктор не стал их озвучивать.

Тем временем труляляйцы и впрямь принялись бурить. Вгрызались бурами в почву и камень, да так яро, что крошка летела во все стороны; иногда, как заметил Виктор, бур встречал нешуточное препятствие, но старатели и не думали бросать свое дело – упорно бурили дальше, продвигаясь вглубь медленно, но верно.

– Они воду, что ли, добывают? – спросил Виктор. – Или полезные ископаемые?