Читать книгу: «Восхождение. Сага «Исповедь». Книга третья», страница 8
Часть 3. Глава 5
Вечером возвращался с занятий домой, и внезапно сердце так радостно забилось в груди, я почувствовал, что они уже здесь, мои родные, любимые люди! Пробегая мимо траурных цветов и свечей на станции метро, я впервые не ощутил леденящего душу страха, кровь пульсировала в висках, в предчувствии скорой встречи. Они здесь, рядом, Марик и Агнешка, я чувствовал и не мог ошибиться.
Увидел их ещё издалека, они сидели на скамейке возле парка, где мы как-то раз общались с Мариком, благодаря его способностям перемещать в пространстве духовное тело. С таким даром не заблудишься и не нужен спутниковый навигатор. Я бросился их обнимать, и на радостях даже не заметил, что у моих польских друзей обречённо-потерянный вид. Они, конечно, счастливы были меня видеть, но какая-то тёмная тень пролегла между ними.
Когда мы вошли в мою каморку, я обратил внимание, с какой любовью Агнешка прикасается к предметам, словно собирая с них отпечатки моей жизни, чувств и переживаний, особенно у стола, с которого я предусмотрительно убрал её дневник и спрятал в свой учебный портфель.
– Да, квартирка-то явно на гостей не рассчитана, Ойтец, – протянул на польском Марик, – раньше мне она такой маленькой не казалась.
– Ничего, привыкнете. Да и грех сидеть в четырёх стенах, когда кругом Париж! Больше будете гулять, – отшутился я.
Агнешка кисло улыбнулась.
Марик повзрослел и ещё больше возмужал за то время, пока мы не виделись. Уже не мальчик, но мужчина, семьянин, которому нелегко живётся: напряжённый, потрёпанный, нервный. Готовый тут же ответить, потому что его всё достало. Читать его легко, словно открытую книгу. Агнешка бледна, молчалива, в глубине колдовских глаз плещется неизбывная нежность, нерастраченная любовь, переполняющая, не находящая выхода. Она готова вылить её на меня, подобно океанской волне, при этом умирающему от жажды мужу не даёт напиться. Тяжёлое бремя неразделённых чувств давит обоим на плечи. И Марику всё труднее этого не замечать. Я пытался отвлечь их разговорами о завтрашнем дне, обещаниями показать жемчужины Парижа. Марика уже трудно чем-то удивить, он побывал везде, где только хотел: его удивительная способность позволяет ему моментальные путешествия на любые расстояния, через любые стены. Агнешка кивала головой, но ничего не слышала, её единственным желанием было приблизиться ко мне, как можно ближе, излить своё страдание от разлуки, избавиться от того, что скопилось внутри. Её мысли и чувства занимали всё пространство вокруг, и она еле сдерживалась, чтобы не выплеснуть свою любовь наружу.
Наконец, я усадил за стол своих долгожданных гостей, заказав у Конни то, что у них было в меню на сегодня.
Никто из нас не решался затрагивать болезненную тему, которая послужила причиной их внезапного приезда: все об этом думали, но оттягивали неизбежный момент выяснения отношений.
– Расскажите, как там мои, что дома? – заполнил я неловкую паузу, образовавшуюся за ужином.
– Всё хорошо, не волнуйся, Добрый отец, дети растут, Наташа ждёт тебя. Ей помогают родители. Дом в деревне уже продали, так что они окончательно перебрались к вам.
Марик даже не смотрел на жену.
– Вы часто видитесь?
– Я много работаю…
– Когда ж ей? Она занята, ойтец, делает всё, чтобы дома бывать как можно реже и недолго. Это у меня куча свободного времени, вот и хожу, докучаю всем то тут, то там.
Он ковырнул вилкой рататуй*, и как ни в чём не бывало, стал спокойно жевать. Агнешка приняла укол, но не ответила. Я физически чувствовал, как их распирает и может разразиться буря.
– Без тебя, ойтец, всё рушится, – Марик провёл по огненным волосам жены тяжёлой ладонью, и этот жест не был проявлением нежности, скорее, он говорил о том, как она его замучила.
Внутренне похолодел, ожидая неминуемого взрыва, но Агнешка и на этот раз сдержалась, просто бросила в его сторону надменно-холодный взгляд.
– Марик, не спустишься со мною в бар? По-моему, в честь встречи нам нужно что-то выпить, – я не придумал ничего лучшего, чтобы вытащить его из квартиры и не дать конфликту разыграться прямо здесь и сейчас. – Ты что предпочитаешь, Агнешка?
– Во Франции, конечно, вино. На твой вкус Эрик, ты наверняка уже лучше нас разбираешься в этом.
Марик охотно согласился, и даже как-то облегчённо вздохнул. Мы собрали тарелки на поднос и спустились на нижний этаж, оставив Агнешку одну. В баре сидело несколько человек, Кати обслуживала за стойкой посетителей. Соседок лёгкого поведения ещё не было, для них рановато. Поблагодарив за вкусный ужин, я заплатил за него и попросил на вынос бутылку хорошего красного вина. Кати предложила Каберне Совиньон, я рассчитался за всё и потянул Марика за собой на улицу. Вечер был тихий и тёплый, где-то в ветвях, близ растущего дерева, пела какая-то ночная птаха.
– Давай, выкладывай! – я чувствовал, как меня пробирает нервный озноб. – Что между вами происходит?
Марик и не скрывал насколько раздосадован:
– А что рассказывать, Эрик, когда и так всё понятно. Не семья мы, и никогда ею не станем. Я ей не нужен. То так, то этак пытался, как ты говорил, но стало ещё только хуже.
– Если ты так будешь думать и говорить, всё именно этим и закончится.
– Я испробовал всё, что мог. Она не любит меня. Даже мои прикосновения скорее терпит, они начинают её раздражать. Я же вижу, Агнешка, конечно, старается, но мне этого слишком мало.
– Мы всегда мерим своей мерой: много нам, мало или в самый раз, хотя в реальности всё может быть иначе.
– Легко говорить, когда твоя жена души в тебе не чает, – он криво усмехнулся, впрочем, как и моя… – обида всколыхнулась со дна его души до самого верха.
– Марик, если бы я только мог развязать этот кармический узел, давно бы сделал это. Сколько я молился за вас…
– Прости, в том нет твоей вины.
– Это хорошо, что ты понимаешь. Мы оба знаем, что сердцу не прикажешь. Но ведь ты любишь Агнешку!
– Не могу сказать, чего больше во мне стало: любви или ненависти. Я начал озлобляться, мне надоело биться башкой об стену. Мы стараемся… но нам от этого не легче! Может нужно просто расстаться, и всё станет на свои места? Но мне не хватает сил, жизнь без неё теряет смысл.
– Подожди-ка, друг мой, а кто ещё какой-то год назад давал клятву при свидетелях, что будет любить и беречь её в горе и в радости, в болезни и в здравии?
– Она любит тебя! Только тебя, Эрик! – он стукнул мне сжатым кулаком в грудь, не причиняя боли, но дав почувствовать всю мощь своих переживаний. – Она дышать без тебя не может и задыхается. А когда я пытаюсь её утешить, отталкивает меня. Это сильнее нас и наших стараний. С этим ничего не поделать!.. Я готов убить кого-нибудь, но что это исправит?
Я обнял его с ударной дозой успокоения. Через мгновение он смог говорить менее эмоционально:
– Прости, и спасибо, мне стало легче.
– Ты прав, Марик, мы ничего с этим не можем поделать, кроме того, чтобы жить дальше, и вам лучше быть рядом, – я искал нужные слова и не находил, – придётся учить французский.
– Я это уже понял, не проблема сменить ещё одну страну, без тебя нам не справиться, вот это уже проблема… Как будем жить?
– Всё будет хорошо, Марик! И это пройдёт, и всё утрясётся, вот увидишь!.. Но негоже оставлять даму в одиночестве так надолго.
В коридоре мы встретили Констанс, я ещё раз поблагодарил её, сказав, как всё было вкусно приготовлено. На ней теперь столько забот, бедняжке, что мы редко встречаемся. Новая стратегия Конни заключалась в том, чтобы бар переделать в элитный ресторанчик, и первые попытки увенчались успехом, народа стало меньше, но те кто приходил, не скупились.
– Ко мне приехали друзья из Латвии, – я представил их друг другу.
– Я очень рада, – Конни, как это принято во Франции, несколько раз поцеловала моего гостя в щёку.
– Подождите, я сейчас вернусь! – она вскоре вернулась. – Я вчера перебирала тётушкины вещи, и нашла это… – девушка была явно взволнованна. Думаю, что Маргарет, купила это для тебя! – она раскрыла ладонь, на ней было массивное серебряное кольцо в виде плетёной косы с каким-то более жёлтым сплавом внутри, возможно даже из золота.
– Почему ты так решила, Конни?
– Много лет она никого не любила, пока не встретила тебя. Именно тогда она и купила это кольцо. Мне кажется, ты понимаешь… Это просто дружеский жест на память. Для меня оно слишком большое. Прими от чистого сердца!
На кольце ещё была бирка, но цена оторвана. Я взял его в руку и зажал ладонь, тепло ласковых рук Маргарет, гладивших меня по волосам, вернулось в душу. У меня даже слёзы появились на глазах, я обнял взволнованную девушку, не придумав ничего лучшего.
– Спасибо, Конни! Это безумно дорого для меня! Спасибо!
– Я рада, что ты принял подарок.
– Буду хранить его, как память, до конца своих дней!
Мы стали подниматься наверх.
– Какая симпатичная мулатка! И часто тебе здесь дарят кольца? – изумился Марик
Я вкратце поведал ему печальную историю Маргарет.
– Похоже, в тебя влюбляются все женщины вне зависимости от возраста и цвета кожи! – сострил он в ответ.
– Не преувеличивай, Марик! Конни тут ни при чём, она просто добрая и внимательная девушка, решившая исполнить волю усопшей.
– А то я не видел, какими глазами она на тебя смотрит!
– Это паранойя, Марик…
– Ты слепой, если не замечаешь.
Мы вошли в квартиру, Агнешка стояла у открытого окна, и я подумал, что она вполне могла слышать наш разговор, хотя зачем ей это, когда считать информацию и так не составляет труда. Марик тяжело вздохнул, поставив на стол бутылку:
– До скольки бар здесь открыт?
– До последнего клиента.
– Значит, ещё будет время сходить за второй!
Агнешка обернулась и подняла на него задумчивый взгляд.
– Боюсь, одной мне будет мало! – провоцирующе повторил Марик.
Я нашёл штопор и открыл бутылку, запрятав кольцо в карман брюк. «Выходные будут непростыми, – пронеслось у меня в голове, – думай, священник, думай!»
Часть 3. Глава 6
Я разлил вино по бокалам, оценивая ситуацию: малейшей искры хватит для взрыва. Один Бог знает, чем это всё закончиться. Агнешка держалась. Марик напротив подливал масла в огонь, словно ему хотелось разобраться со всем этим раз и навсегда.
Помолился, мысленно попросив Бога сделать вино напитком примирения для супругов.
– Друзья мои, мне вас так не хватало! Спасибо, что вы приехали. За нашу встречу!
Бокалы зазвенели, ударяясь, мы встретились с Агнешкой взглядом. Я уже позабыл, насколько удивительные у неё глаза. Нить, связующая нас, натянулась до предела. Это был всего лишь миг, я тут же взял себя в руки, но кажется и этого было достаточно, чтобы Марик заметил.
Вино оказалось вкусным: достаточно мягкое, с богатым фруктовым букетом, в меру терпкое, как раз для мясного рагу.
Марик осушил бокал залпом, явно решив набраться храбрости, чтобы выяснить отношения с нами обоими. Стоило ли ради этого лететь в Париж?
Агнешка лишь пригубила вино, но продолжала держать бокал в руке, согревая его ладонями.
Затишье перед бурей. Чёрные тучи сгущались в тесном пространстве. Всё замерло, образовалась такая тишина, что стало слышно, как в баре, в самом низу, переговариваются люди.
Я прикоснулся рукой к плечу Марика, он сбросил её словно капризный ребёнок:
– Не надо меня успокаивать! Надоело, что все меня жалеют, как маленького!
– Тогда не веди себя, подобно мальчишке! – голос Агнешки был холодным, даже до меня дошла волна её отчуждения.
Он налил ещё один полный до краёв бокал и, молча, выпил его до дна.
– Пойду пройдусь, оставлю вас, так сказать, наедине! Не сдерживайте себя, ведь в конце концов, вы оба этого хотите! – хлопнув дверью, ушёл.
Я бросился было догнать его, но Агнешка остановила.
– Не беспокойся за него, Эрик. Всё будет хорошо.
– Ты слышала это?!
– Оставь всё, как есть, это я внушила ему уйти.
Рука легла мне на грудь, прожигая кожу и сердце. Тонкие длинные пальцы, с миндалевидной формой ногтей, достойные быть запечатлёнными на века.
– Ты не знаешь этот район Парижа, ночью здесь ходить опасно!
– Отдай его в руки Божьи. Бог знает, что делает! Пусть выпустит пар, – она потянула меня встать и обняла так, будто мы прощаемся. – Дай мне всего одно мгновение, я больше ничего не прошу.
Стоял, как вкопанный, все силы куда-то исчезли. Не было ни малейшего желания больше сопротивляться. Агнешка замерла, подобно изваянию, закрыв глаза. Это была та капля, которую я мог ей позволить, а она – принять. Сколько мы так отстояли, я не знаю. Время перестало существовать. Она слушала как бьётся моё сердце, а я читал её, как открытую книгу.
Именно эта неразделённая гамма чувств и переживаний делает Агнешку исключительной, почти совершенной, как ювелир, вытачивая из камня ослепительные грани нового шедевра. Рубин, кроваво-красный, вот, с чем я бы сравнил её. Как много она могла б, если бы только захотела. Уникальная, одарённая душа! Но любящее сердце не позволяет ей воспользоваться своими способностями. Она сложила передо мною крылья, немощно, словно раненная птица, глядящая с мольбой о милосердии. Но образ Наташи, моего Ангела-Хранителя, незримо стоит между нами. Я не предаю его, даже в мыслях. Моя любовь к Агнешке совсем другая. Так отец может прижать к груди любимое страдающее дитя.
Ради этого она и приехала. Без этой святой чистоты и тепла она задыхалась. Марик эгоистично хочет присвоить её себе одному. Я не держу, не требую, не прогоняю. Она так ясно дала мне увидеть эту разницу.
– Ты для меня – всё! – то ли выдохнула, то ли произнесла вслух Агнешка, но так, что слова сии пронзили меня, как стрелы святого Себастьяна. – Я не оскорблю тебя своими низменными желаниями, только позволь быть рядом, ещё немножечко, ещё совсем чуть-чуть…
Сердце мощными толчками перекачивало по венам кровь, приближая к точке взлёта моё сознание. Это помешательство, я сейчас упаду.
– Что ты делаешь?
– Ничего, – она отступила на шаг назад. – Ты в порядке?
– Пока живой… – еле выговариваю я, пытаясь восстановить душевное равновесие. – Что это?
– Не знаю. Видит Бог, я не внушаю тебе ничего. Это происходит само собой. Память. Она у нас общая!
Средние века. Всё те же красные волосы и удивительного цвета глаза… Она пылко целует меня, больше чем целует, мы предаёмся страстной любви, безудержно, дико, словно в последний раз… Так и есть. Врываются какие-то страшные люди, хватают нас, словно преступников.
«Прелюбодеи! Смерть блуднице! Ведьму на костёр!» Её обнажённой стаскивают с постели, кидают на пол, смеются над её красотой, тыча в живот оружием. Безуспешно пытаюсь освободиться от крепких рук, гнев переполнят, что есть мочи ору, чтобы её немедленно отпустили:
– Я барон Гриманни, ублюдки, вы за всё заплатите! С каждого из вас сдерут кожу и подвесят на площади!..
– Молчи сопляк и не лезь, отцу своему жалуйся! Может, он поможет! – опять издеваются. Бьют её, а меня просто держат. Вырываюсь, но тут же сбивают с ног, заламывают руки, придавливая спину коленями.
В лицо моей женщине бросают старое, потрёпанное нищенское тряпьё,
– Оденься, дьяволица!
Последний взгляд обречённых каре-зелёных глаз. Такое чувство, что она обо всём знала и даже не пытается избежать своей участи. Её вытаскивают во двор.
Удар в затылок. Очнулся, уже никого. Оделся, голова трещит, панический ужас, а вдруг уже поздно? Бегу, бегу спотыкаясь, из последних сил, дыхания не хватает, режет в боку. Народ движется к площади.
«Нет, только не это!»
Она, вся избитая, уже привязана к столбу. Кровь, стекая по голым ногам, капает на разложенный под ногами хворост. Пробиваюсь ближе, кричу ей, но возбуждённая толпа голосит: «Сжечь ведьму!..»
Меня не слышно, пробиваюсь, распихивая зевак локтями.
Я должен её спасти!
Аббат в чёрной рясе монотонным голосом дочитывает приговор. Палач подносит огонь.
– Нет!!!
На ней вспыхивает порванное платье, последний взгляд, она находит меня глазами. Истошный крик разрывает мою грудь, сливаясь с её предсмертными воплями. Костёр разгорается, захватывая её всё больше в адский плен. Вспыхивают волосы. Я падаю на землю, раздирая ногтями себе лицо, корчусь в агонии отчаяния. Темнота.
Когда опомнились, нас била нервная дрожь. Мы смотрели друг на друга так, словно не виделись тысячи лет.
– Теперь понимаешь?!
Я не мог ответить, просто прижал её к сердцу, поглаживая ладонью жесткие, как лён, локоны. Перед глазами застыла ужасающая картина.
– Прости… – не знаю, что сказать, земля уходит из-под ног.
Снова убеждаюсь в том, что ни один человек не выдержал бы памяти прошлых воплощений, но подсознание их бережно хранит.
Агнешка дрожит всем телом, словно продолжая пылать на костре.
Беру её на руки, несу в постель, укрываю одеялом. По щекам у обоих катятся слёзы, голос охрип. Опускаюсь перед ней на колени, молю Бога о милосердии, до тех пор, пока она не перестаёт трястись и успокаивается.
Осознание пережитого не отпускает. Не нужно слов. Каждый из нас понимает, что они уже ни к чему.
– Его убили…
– Кого?
– Нашего ребёнка, ещё до того, как сожгли меня.
Бордовая кровь, стекающая по белым ногам, вновь появляется у меня перед глазами. Этого уже не забыть. Инквизитор проклял её когда-то. Я должен был стать священником, чтобы это исправить…
Часть 3. Глава 7
Так и застал нас Марик: Агнешка на кровати, а я перед ней на коленях.
– Где-то я это уже видел, – промямлил он то ли пьяный, то ли…
Мы обернулись и только тогда заметили его избитое лицо, я тут же вскочил.
– Что случилось?!
– Ночной Париж обрадовался твоему появлению?! – сострила Агнешка.
Бровь рассечена, губа распухла, а сжатые в кулаки руки в кровавых ссадинах на костяшках. Картина маслом: была драка.
– Вино ещё есть?
– Хватит с тебя уже приключений! Если пить не умеешь, так и не берись! – она не скрывала своего негодования. Усадив своего непутёвого супруга, она прижгла ему раны. Марик ныл и стонал, чувство было такое, что Агнешка вовсе не старалась его жалеть. Это его сразу отрезвило, ведь судя по всему, наш герой ещё где-то неплохо наклюкался, скорее всего внизу, где веселье было в самом разгаре. Когда пытка его закончилась, он схватил Агнешку за ноги и прижал к себе с таким пылом, что я поспешил отвернуться.
– Прости дурака, не злись, я так по тебе соскучился!
Воздух стал тягучим, как смола.
– Какой же ты ещё мальчишка!.. – Агнешка не отталкивала его, потрепав ладонью по волосам.
– Ты предпочитаешь более зрелых мужчин?
– Хм! Опять начинаешь!
Было крайне неудобно присутствовать при этой сцене, но ещё хуже спуститься вниз или выйти на улицу, где разъярённые участники сражения разыскивают Марика, их крики с грубыми словами были слышны даже здесь. Пришлось смириться с тем, что мы ночуем все вместе в этой маленькой парижской клетушке. Расстелил себе раскладушку в надежде, что лягу и перестану им мешать, кровать предоставив гостям. Марик приставал к жене с поцелуями, Агнешка убеждала его лечь. Но он продолжал проявлять ненужную ей нежность, пока она наконец не рыкнула на него, как следует.
Мало ему, видимо, всыпали, он ещё не выпустил пар до конца. А с другой стороны, я сам просил Господа сделать вино напитком для примирения.
Я лёг лицом к стене и старался не слушать их, пожелав всем спокойной ночи, но можно ли заснуть после всего, что увидел? Закрыв глаза, притворился спящим. Передо мной ещё полыхало пламя костра с обугленными останками любимой женщины. Ей сегодня тоже не найти покоя.
Наша связь протянулась через века, её хранительницей всегда была она. Всё верно, не меня же живьём сожгли!.. И неважно, сколько времени прошло с тех пор: такому нет срока давности. Мы остаёмся собою, меняются тела, обстоятельства, судьбы, но вечное «я» остаётся бессмертным и помнит всё.
Когда они, наконец-то, улеглись, и свет погас, я смог открыть глаза. Из окна струилась лунная дорожка, прочерчивая границу между нами. Агнешка не спала, её ровное дыхание иногда перебивалось сдержанными вздохами, переживала так же, как и я. Нам теперь придётся с этим жить.
Лишь под утро, когда Луна переместилась на другую сторону, мне приснился дом, Наташа и дети. Моя целительная гавань. Одно прикосновение жены, один её любящий взгляд излечивает раны.
Ещё до будильника очнулся, отключил его, тихонько встал. Раскладушка предательски скрипнула. Агнешка тут же открыла глаза. Удалось ли ей, бедной, вздремнуть этой ночью? Я не спрашивал. И вообще не знал, как теперь себя с нею вести. Кажется, она это почувствовала.
– Доброе утро, Эрик! – надев на футболку кофту, она собрала в хвост непослушные волосы.
– Здравствуй! Зачем так рано поднялась? Поспите ещё. Ключ оставлю в двери, если пойдёте гулять, положите его под коврик.
Кивнула в ответ, не сводя с меня глаз.
Взял с собой тетради, не забыв просунуть между ними исповедальный Агнешкин дневник. Она, заметив это, улыбнулась.
– Не хочу никого расстраивать! – шёпотом прокомментировал я, указывая на спящего Марика.
– Уже уходишь?
– С утра занятия. Похозяйничаете без меня.
– Я спущусь с тобой.
– Ещё рано, спи!
– Кофе будешь?
– По дороге куплю.
– Значит, попьём вместе.
Через пару минут мы вышли из квартиры под сладкое сопение Марика.
– Зря ты ушла.
– Ничего. Он будет спать, а я куплю круассанов к завтраку…
Мы спустились вниз, лёгкий утренний туман обволакивал землю перед жарким днём. Париж уже просыпался под шум проезжающих мимо авто и проносящихся вдали составов метрополитена.
Агнешка несмело прикоснулась к моей руке, а после с жаром прижалась к ней.
– Не нужно было будить в тебе воспоминания.
– Нет! Всё правильно. Считаешь, лучше тебе одной бороться с этим, никого не расстраивая тем, что тебя когда-то сожгли и прокляли нерадивые слуги Господа?! – мой голос дрогнул.
– Я справлюсь, Эрик. Я – сильная.
– Что же мне делать с тобой, чудесная моя девочка? Выход должен быть, и мы обязательно что-нибудь придумаем. А пока обещай мне одно…
– Что именно?
– Будь поласковее с ним!
Мы подошли к открытому кафе и, заказав булочки и два кофе, сели за столик.
– Ему ведь многого не нужно, – продолжил я, хотя ей это совсем не нравилось.
– Ты ещё поучи меня, как мужа ублажать! – в её голосе звучала обида.
– Я не об этом. Что тебе стоит внушить Марику капельку счастья?
Посмотрела на меня как-то рассеянно, всё-таки она так и не поспала этой ночью, только сейчас заметил, насколько утомлённые у неё глаза.
– Ты предлагаешь пойти на обман?
– Нет, заняться психотерапией. Внушая Марику то, что вы счастливы, ты будешь сама вынуждена думать об этом. А это значит, что рано или поздно, вы оба почувствуете себя гораздо лучше. Ты ведь знаешь, наши мысли работают…
Она вначале хотела возразить, но передумала.
– Особенно, твои!.. – я сделал последний глоток. – Мне пора бежать. Ничего не говори сейчас, просто подумай, так будет легче для всех, – я чмокнул её в лоб и поспешил к метро.
Взгляд её каре-зелёных глаз прожигал мне спину. Мы слышали друг друга слишком отчётливо, так, что не нужно было даже озвучивать:
«И я тебя люблю, Агнешка, но я никогда не предам моей семьи. И ты знаешь об этом.»
