Читать книгу: «В плену безмолвия», страница 2

Но больнее всего было слышать, как она начала передразнивать меня. Точно, как тетка Агнес когда-то. Веселить их моими ужасными и стыдными тайнами, а они все вместе громко смеялись.

Я думала, умру от стыда, мечтала провалиться сквозь землю. Хотела призвать на голову тетки Луизы все кары, все самые страшные муки, но не могла. Моя любовь к ней, хотя раздавленная и уничтоженная, еще была жива. И она была сильнее гордости.

Я понимала, что от тетки Агнес не стоило ждать ничего хорошего. Но от тети Луизы я такого не ожидала. Это было настоящее предательство.

Я думала, ничего хуже не было и не будет в моей жизни, но я ошибалась.

– Представляете, этого ребенка так просто обвести вокруг пальца, – заливалась тетка Луиза. – Стоило мне прикинуться, что я восхищаюсь ее талантами и умениями, как она стала все для меня делать, ну не смех ли. И я ведь не заставляла ее, она все предлагала сама, и даже настаивала. Удивляюсь я тебе, Агнес, как ты могла считать ее ленивой, упрямой и мрачной?

– У вас, должно быть, огромный педагогический талант, – отметил один из сотрудников, и тетка Луиза довольно рассмеялась.

Я хотела умереть на этом самом месте. Как можно жить дальше, зная, что самый любимый и дорогой мне человек, единственный, кто хотя бы делал вид, что любит, меня предал?

Значит, это была игра, обман, на самом деле она не любила меня? А просто использовала, пока я была ей нужна, чтобы выбросить, когда необходимость отпала?

Может, тело мое и продолжало жить, но душа точно умерла.

Гретель. Начальник. Знакомство

" В памяти млечных рун – смерти и корни.

В рунах движения зла в миокарде,

Чтобы его простить – два крыла.

Нибелунг, это плавит твой воск конвектор -

Перья крыльев вмерзли в сталь.

Память в трубы уносит ветром… Улетай! Улетай!"

(с) Веня Д'ркин

Несколько лет назад в нашем офисе появился новый сотрудник. Директор по развитию бизнеса. Его звали Борис, невысокий мужчина средних лет с толстым животом и лысиной. Похож то ли на крысенка, то ли на хорька. Что-то мелко-хищническое сквозило в его маленьких глазках-бусинках, остром коротком носике и кривых тонких красных блестящих губах. Было в его лице что-то, что меня пугало. Что-то порочное, темное или развратное.

Он вызывал неприятие, отвращение и желание держаться от него подальше. Но куда было деваться, уйти я не могла, я подчинялась ему по должности. Он был моим новым начальником, пригласившим на беседу-знакомство. Я села на стул и мрачно уставилась в пол.

– Здравствуй, красавица, здравствуй, милая. Как у тебя настроение?

Я изумилась. Что он себе позволяет? "Милая"? И вопросы совершенно не деловые.

– Вижу, что не очень. А что тебя тревожит, можешь мне рассказать? У тебя что-то не так, что-то случилось?

Я отрицательно покачала головой.

– Спасибо, все в порядке.

"В друзья набивается? Мы же на работе."

– Знаешь, когда я был в твоем возрасте, мне все тоже казалось мрачным, я не хотел ни с кем общаться. Мне тогда казалось, что никто меня не понимает и никогда не сможет понять.

Я подняла голову и посмотрела в окно. Там начинал накрапывать занудный серый дождь. "Что за сумасшедший теперь у меня в начальниках?"

– А потом я все-таки встретил людей, которые смогли меня понять. Уверен, и ты встретишь. И тогда тебе захочется с ними поделиться той тяжестью, что у тебя на сердце.

"Каким высокопарным книжным языком он говорит", – с тоской подумала я.

– Ну что ж, обсудим рабочие вопросы. Я здесь человек новый, но мне предстоит всеми вами руководить, поэтому я хочу каждого узнать как можно лучше.

Я смотрела в окно и не отвечала. "Вот пристал, урод хренов, ну что привязался?"

– Ты знаешь, ты, конечно, можешь молчать, я понимаю, что тебе не очень хочется разговаривать. Но имей в виду, эмоциональный комфорт в коллективе очень важен. Мы здесь как одна большая семья. Ты можешь полностью мне доверять. И всем со мной делиться. Но если ты не станешь более общительной и разговорчивой, я не смогу тебя защитить. "Кто не с нами, тот против нас". Ты ведь этого не хочешь, правда?

Я вздрогнула и посмотрела на него. "Он что, мне угрожает? Чего не хочу? На что он намекает? Что меня уволят?" Но нет, вроде он не угрожал, а наоборот, сочувствовал. Смотрел мягко, внимательно и заботливо. Казалось, он за меня всерьез переживает.

Я помотала головой.

– Не хочешь? – переспросил он.

– Нет. – Еле слышно пробормотала я.

– И я этого не хочу. Поверь мне, время сейчас тяжелое, и найти работу непросто. Тем более такой юной девушке, как ты. Сейчас далеко не самый благополучный период в стране. Тогда, может, ты можешь мне немного рассказать о себе? Что тебя волнует, тревожит, о чем ты думаешь?

– Я переводчица, перевожу все, что требуется фирме на двух языках: статьи или новости для сайта, годовые отчеты и планы, презентации, договора, новостные бюллетени.

– Ты замужем?

– Нет.

– Есть молодой человек?

– Нет.

– Такая красивая и одинока?

"Какое это имеет отношение к работе?" – подумала я с раздражением.

– Мне важно знать, на кого в команде я могу рассчитывать, – пояснил он в ответ на мой безмолвный вопрос. – Кто будет готов – в случае необходимости, аврала, – он поднял палец, – остаться в офисе допоздна, кого никто не будет ждать дома. Кто готов посвятить себя работе. Поставить ее на первое место в своем списке приоритетов.

– Работа для меня важна, – ответила я.

– Отлично! – он широко улыбнулся и довольно потер руки, – буду иметь тебя в виду в первую очередь. Нам предстоит очень тесное сотрудничество – локоть к локтю! До завтра.

С облегчением я встала и вышла из его кабинета.

Прошли три недели. Каждый день я была вынуждена тесно общаться с Борисом. Он был мне противен, раздражал, но приходилось терпеть. Он всегда улыбался мне, когда я входила, спрашивал, как мое настроение, не замерзла ли я, пока шла до офиса. Пять минут от метро, серьезно? Я не знала, как реагировать на такие вопросы. Никто никогда не спрашивал меня ни о чем подобном. Мне казалось, он издевается.

Но нет, со временем я поняла, что он просто не переносил мысли, что он может кому-то не нравиться. Ему необходимо было очаровывать всех: коллег, деловых партнеров, клиентов, начальство, официанток в кафе. Он не мог смириться, что кто-то может его недолюбливать. Может, поэтому он особенно старался покорить меня. Или просто нуждался в любовнице на каждой своей работе.

И через какое-то время, к своему ужасу, я поняла, что мне нравится его внимание. Он располагал к себе вежливостью и чем-то большим. Он так спрашивал о моей жизни, как будто был действительно заинтересован, словно я для него что-то значила. Как будто я была ему близким и дорогим человеком. Мое несчастное сердце, истосковавшееся по любви и ласке, не могло не отозваться на такое обращение. Как ни пыталась я себя остановить, уговаривая, что никому нельзя доверять и открываться, я ничего не могла с собой поделать.

Мы очень сблизились. Он ходил со мной обедать в кафе неподалеку, под предлогом, что нужно обсудить срочные рабочие вопросы. Но если мы были вдвоем, он всегда переходил на личные темы. Расспрашивал меня. И со временем я рассказала ему все. Про свое несчастное детство, сложные отношения с родителями, первую любовь, разбившую мне сердце. Она закончилась так мучительно, я до сих пор не могла ее пережить. В середине моего рассказа, когда я горько заплакала, он подошел, сел рядом и взял меня за руку. Я уткнулась ему в плечо, он неловко обнял меня и стал гладить по голове.

Он в ответ поведал мне, как жестоко относилась к нему его прошлая любовница, коллега на предыдущей работе. Как сильно он ее любил, сколько всего для нее делал, а она только использовала его. Тянула деньги, а ведь он ради нее даже пошел на должностное преступление. Как он несчастен с женой, как та его не понимает, вываливает на него все свои обиды и срывает злость. Как дети не слушаются. Как никто его не ценит, директор фирмы не хвалит.

Однажды мы засиделись в офисе допоздна, выверяя отчет перед грядущим советом директоров. Я сбегала в супермаркет неподалеку и купила кефира и булочек, мы поужинали прямо в офисе. Была почти полночь. Он предложил подвезти меня домой на машине:

– Так поздно, я не могу допустить, чтобы по пути тебя кто-то обидел.

В дороге мы беседовали по душам. И дома, закрывая за собой дверь, я думала, что обрадуюсь. Бесконечный рабочий день был позади, а впереди выходные. Но неожиданно я поймала себя на мысли, что мне не очень хочется с ним прощаться. Впервые за долгие три месяца я поймала себя на том, что что-то чувствую. Сожаление от расставания и желание скорее увидеться снова. И… радость? Радость, что он есть? Мне было трудно поверить самой себе.

И в субботу я позвонила ему под каким-то рабочим предлогом.

– Никогда не звони мне на выходных, – прошипел он в трубку.

Я опешила. Обычно он разговаривал со мной очень мягким тоном, а тут такая грубость.

– Есть срочные вопросы, а в понедельник ведь заседание совета.

– Набери меня в семь утра в понедельник. Я поеду в машине, обсудим все, пока я буду за рулем. Ты же девочка умная и быстрая, успеешь внести последние правки до заседания.

Не дождавшись моего ответа, он положил трубку.

Зато в понедельник в семь утра его было не узнать. Он чуть ли не мурлыкал в трубку, рассыпаясь в извинениях.

– Моя жена очень ревнует меня к работе. И страшно злится, когда я на выходных говорю с коллегами.

И словно желая компенсировать мне грубость, он был особенно участливым, внимательным и почти нежным. Расспрашивал, как прошли мои выходные, как мое настроение, очень эмоционально реагировал на мои ответы. У меня никогда не было такого душевного, отзывчивого и поддерживающего собеседника. Это поразило меня, и мне хотелось снова так поговорить.

С этого дня началась наша традиция созваниваться, пока он ехал на работу. В офисе он все время напрягался, что кто-то из коллег заметит излишнюю интимность между нами. Нашу эмоциональную близость.

И со временем мы стали друзьями. Вернее, он стал моим другом. Cамым дорогим и нужным. Каждый день я спешила в офис. И он всегда был рад меня видеть, ласково называл, подробно расспрашивал о моем дне, жизни, как дома. Я чувствовала себя нужной, интересной, как будто он любил меня. Он стал мне и отцом, и другом, и братом, он заменил мне все, всю жизнь.

Впервые появился человек, который верил в меня, считал красивой, он был единственным, кому я доверяла. За год нашего общения я рассказала ему о себе абсолютно все.

Я не могла поверить своему счастью, неужели есть кто-то, кому я интересна? Он так переживал за меня, яростно злился на моих обидчиков. Горячо доказывал мне, как я умна и талантлива, уверял, что я добьюсь многого, далеко пойду.

И он не пытался приставать. Хотя часто делал комплименты по поводу моей внешности. И от этого я стала иначе одеваться, начала носить короткие юбки и обтягивающие кофточки, придумывала разные прически. Я стала гораздо больше работать, потому что мне было приятны его похвалы.

Он всегда горячо уверял меня: что бы ни случилось, я могу прийти к нему, и он выслушает, поможет советом или делом.

Борис водил меня в кафе, кормил мороженым. Сначала мне было страшно стыдно, но постепенно я привыкла и стала чувствовать себя комфортно. Хотя окружающие и пялились на нас, мы представляли собой странную парочку: мужчина за сорок и молоденькая девушка. Видимо, на отца он все-таки не походил, потому что нас часто удивленно рассматривали.

Я сильно изменилась из-за общения с ним. Стала более раскованной, уверенной в себе, перестала прятать свои знания и мысли, свое тело. На меня начали заглядываться парни. Но я их и в грош не ставила. Что они значили рядом с ним, таким взрослым, умным, опытным, знающим жизнь, добрым, заботливым и внимательным. Мне они все были скучны и неинтересны.

Гретхен. Эмиль. Первая любовь

"Была у милой коса честью-безгрешностью.

Стали у милой глаза блудные с нежностью.

Ой, лебеда-беда моя, далека к милой дорога.

Рваная в сердце рана, безнадега ты, безнадега."

(с) Веня Д'ркин

В моем детстве мало хороших воспоминаний. Почти нет, если вдуматься. И потому Эмиля я бережно храню в самом заветном уголке сердца.

Он учился в параллельном классе и однажды защитил меня от мальчишек. Они набросились втроем, и, хотя я неплохо умела драться, троих сразу мне было не одолеть.

– Совсем озверели?! – раздался крик, и вихрастый паренек отшвырнул одного из нападавших к стене. Затем повернулся ко второму, сурово сдвинув брови:

– Втроем на одного? На одну? – только сейчас он заметил, что я – девушка.

Он сунул кулак под нос третьему, я двинула второму, и они предпочли ретироваться.

– За что они так тебя? – участливо спросил он.

– Обзываются, а я не даю спуску, – ответила я, глядя в его светлые глаза с невероятно длинными ресницами. Мне такие и не снились.

– Уважуха, – он качнул головой.

– "Один – за всех", – процитировала я.

– "И все – за одного!" – он улыбнулся, – тут скорее на одного, правда.

– Да, "всех" у меня нет.

– Я могу прикрывать тебе спину, – всерьез предложил он. И хотя обычно я предпочитала ни с кем особенно не сближаться, отталкивать его мне почему-то не захотелось.

– А я – твою, – улыбнулась я.

– Эмиль, – он протянул мне крепкую теплую ладонь.

– Гретхен, – я пожала его руку. Удивительно и невероятно. У меня появился друг. Сильный, добрый, честный парень с моральными принципами. Мы стали проводить вместе вечера после уроков, гулять по пустырям, свалкам и заброшенным зданиям. И разговаривали часами, обсуждая любимых героев. Золотоискатели и волки Джека Лондона, "Затерянный мир"Артура Конан Дойла, бродяги Севера Джеймса Оливера Кервуда.

– Отличный вкус для девчонки! – не удержался он от похвалы. И мне было приятно это слышать, как никогда раньше.

С ним я впервые поцеловалась. Это произошло словно само собой. Мы сидели на крыше высоченного дома и смотрели на звезды. Я легла на спину, свесив голову вниз и любовалась перевернутым небом словно гигантским котлом с крохотными огоньками. Он лег рядом со мной на живот.

– Голова закружилась, – я немного сползла вниз и положила макушку на теплую крышу. Наши лица оказались совсем рядом. Я посмотрела в его светлые глаза, ясные даже в темноте. Он медленно склонился надо мной и поцеловал меня в висок, потом в щеку и в уголок губ. Я замерла, приятное волнение кружилось во мне, счастье пело и грело меня изнутри. А затем он робко коснулся губами моих губ, и я ответила на поцелуй.

– Я люблю тебя, Гретхен, – прошептал он с такой нежностью, что мое сердце екнуло и заплясало в неистовом танце.

– И я тебя люблю, Эмиль, – ответила я срывающимся голосом.

– Ты такая красивая!

Он обнял меня и начал гладить – по волосам, по щекам, по шее и плечам, по рукам. Он ласкал меня везде, не касаясь только груди и трусиков. Я обвила его руками и тоже гладила. Как чудесно было ощущать его теплую нежную кожу под ладонями. Как билось его сердце, перекатывались сильные мышцы. Меня кружил водоворот счастья. Я плавилась, горела и пылала. Ощущала приятную щекотку в каждой клеточке тела, оно оживало, воспаряло и пульсировало. Не представляла, что могу быть настолько живой. Я взяла его ладонь и положила себе на грудь. У него вырвался стон. Я притянула его к себе, запустила руки под майку. Мне хотелось ощутить его кожу всем телом, одежда мешала. Я потянула его майку вверх и сняла ее, затем скинула свою. Он лег на меня, я хотела ощутить его внутри. Что-то в глубине меня жаждало его. Я расстегнула его джинсы и спустила их вниз. Он скинул их, а я сняла свои. Мы остались только в трусах, а затем сняли и их.

Он медленно ласкал меня, целуя каждый сантиметр моего тела. Я прижалась к нему, и он вошел в меня. Мне было немножко больно, но невероятно приятно. И внутренняя жажда, съедавшая меня много лет, наконец, утихла. Мы двигались, приноравливаясь друг к другу. Он вскрикнул, и что-то горячее и липкое пролилось на мои бедра. Еще долго мы лежали, обнимаясь и лаская друг друга. Холодало, мы замерзли. Я стала одеваться, вытерла со своих бедер немного крови и его спермы. Низ живота слегка тянуло. Он обнял меня, притянул к себе и поцеловал в волосы. Я вздохнула, счастье переполняло меня.

Нам было невероятно хорошо вместе. Теперь мы проводили все свободное время, обнимаясь, целуясь, лаская друг друга и занимаясь любовью.

Он прекрасно учился. Природная живость, ум и хорошая память помогали ему схватывать на лету даже сложные понятия. И родители планировали для него после школы карьеру математика за границей. Каким ударом стало для нас, когда спустя два месяца они эмигрировали на другой край света. Наша любовь только успела расцвести. Мы плакали, расставаясь, и никак не могли надышаться друг на друга.

– Я буду тебе писать! Я никогда никого так не любил, как тебя! – клялся он, целуя мое лицо, лоб и шею.

Не знаю, писал ли он мне, но почта мне ничего не доставила. И мы потеряли связь, я больше никогда его не видела и не слышала о нем. Думаю, он успешно реализовался в жизни, с его умом и талантами.

Мое же горе было бесконечным, как морские глубины. С другой стороны, мне было не привыкать. У меня никогда не было ни матери, ни отца, с чего у меня должен был быть парень? То, что он встретился мне в жизни, я считала чудом, огромным подарком. Пусть всего пару месяцев, но я чувствовала себя искренне и беззаветно любимой, познала вкус близости и всепоглощающей страсти. Рядом с ним я чувствовала себя хорошей, красивой, желанной, необходимой. Я совсем к этому не привыкла и, как оказалось, очень в этом нуждалась. Я сохранила его в самом сокровенном уголке сердца, и в тяжелые минуты жизни вспоминала о нем. Этот маленький огонек любви и благодарности всегда согревал меня и давал надежду.

Гретель. Начальник. Соблазнение.

"Мимо непременной стены,

Мимо на стене зеркала.

Мимо послезавтрашних дел

Узелками твой город, проклятый мной."

(с) Веня Д'ркин

Шли недели. Борис решил, что достаточно меня приручил и перешел к следующей стадии соблазнения – физическим прикосновениям. То положит в середине разговора руку на плечо, то потреплет по волосам. То дунет сзади на шею, так что волосы смешно разлетаются в стороны. Странные ощущения это вызывало во мне, с одной стороны, было приятно, мне редко доставалась ласка, но с другой… Он как-то не так это делал, как обычные люди. Быстро и осторожно, будто исподтишка, хотя никого рядом не было. Кого он боялся? От его прикосновений мне было сладко и тревожно. Почему он не мог нормально погладить меня? В этом был какой-то налет запретности. И он никогда не трогал меня долго. Легко-легко проводил он рукой, почти не касаясь моей кожи. Это вызывало сладкую дрожь в моем теле, неведомое до тех пор волнение. Мне хотелось, чтобы он дотронулся целиком, положил руку мне на шею. Его ласки украдкой только дразнили и распаляли меня.

Я стала все чаще думать об этом. Мне начали сниться сны, вспоминать о которых было стыдно, мучительно и сладко. Я краснела, даже если была одна, когда образы тех снов всплывали перед моим внутренним взором. Все внутри меня начинало дрожать и звенеть. Просыпалась неутолимая тоска. Ощущение пустоты внутри, которую так хотелось заполнить, и я знала, что только он может это сделать.

А он был все так же неуверен в себе и нерешителен. Только его взгляд умолял, звал, обещал неясные наслаждения. Робкий, но в тоже время настойчивый, манил меня, притягивал как магнитом.

Я решила, что влюбилась в него. Сама не могла понять, что со мной происходило. Потому что внешне он мне совершенно не нравился. Маленького роста, с толстым животом и лысиной, кривыми ногами. Но его взгляды и разбуженная его касаниями сладостная тоска были сильнее отталкивающей внешности. Меня тянуло к нему все больше. Борис возбуждал меня. Он стал говорить другим голосом, низким и хрипловатым, что мне невероятно нравилось. По-другому на меня смотреть, его взгляд все чаще задерживался на моей груди, которую я теперь туго обтягивала тканью, на изгибе талии и бедер, на длинных ногах. Кто изменился первым – он или я, мне трудно сейчас сказать. Я стала такой из-за его внимания и интереса. Но ведь он начал делать мне комплименты и обращать внимание на мою внешность, всегда очень одобрял, когда я более откровенно и открыто одевалась.

Я стала ближе садиться к нему за обедом. Украдкой под столом касалась голой коленкой его ноги. Проходя мимо него в коридоре, делала вид, что случайно столкнулась с ним. Прижималась к нему, словно ненароком. Мне хотелось, чтобы он дотронулся до меня по-настоящему. Безумное раздражение, вызванное его постоянными легкими тонкими касаниями, сводило меня с ума, как чесотка.

Мне захотелось его соблазнить, потянуло к нему со страшной силой. Я жаждала, чтобы он ко мне прикоснулся, погладил, поласкал. Я начала подсаживаться к нему все ближе, не поправляла юбку, даже когда она задиралась так, что были видны белые трусики.

Он очень долго не поддавался.

– Милая моя, что ты со мной делаешь? Я ведь уже старик, ты знаешь, все эти утехи для молодых.

В ответ я бурно возмущалась:

– Это ты-то старый?! Не смеши меня! Ты же в самом расцвете сил, только, можно сказать, жить начинаешь!

– Мне, конечно, очень приятно на тебя смотреть, такие формы… Но я никогда не причиню тебе зла.

Но его восхищенный взгляд не отрывался от моей груди, и я понимала, что очень ему нравлюсь. И это только распаляло меня еще сильнее.

Соблазнить его стало моей идеей фикс. Я сама не знаю, почему я это делала, словно что-то мной завладело. И оно было настолько сильное, что я не могла сопротивляться. Мне так хотелось, чтобы он обнял меня, крепко-крепко прижал к себе, чтобы его руки стиснули мою попу, а потом его рука медленно спустилась бы ниже и глубже. При этой мысли я начинала непроизвольно дергаться и постанывать.

И однажды, когда мы в очередной раз сидели за столом, он посмотрел на меня. Я не отвела взгляд, как всегда раньше. А смотрела и смотрела ему прямо в глаза. И он тоже, казалось, был не в силах отвести взгляд.

– Ты когда-нибудь целовалась по-французски? – вдруг спросил он хриплым голосом.

– Нет, – медленно ответила я, не отводя взгляда, – но хотела бы попробовать.

Не знаю, что на меня нашло. Словно не я отвечала ему, а что-то, завладевшее мной.

И тут произошло невероятное. Он покраснел. Залился густой красной краской по самые уши. Даже лысина его стала красной и заблестела в свете лампы. Мне стало смешно, но я сдержала улыбку, чтобы не обидеть его.

– Ты научишь меня, милый? – я впервые назвала его на "ты" и "милым". Но почему-то это казалось совершенно естественным.

Я встала и на ватных ногах подошла к табурету на офисной кухне, где он сидел. Краска отлила с лица, он стал бледным, как полотно. Прозрачные синие вены проступили на висках. Я села рядом с ним на табурет, вполоборота. Он протянул руку и выключил свет. В легких сумерках мне было хорошо его видно. Я сидела рядом, почти вплотную к нему, и наши глаза снова встретились. Я поняла, что магнит, мучавший меня столько недель, действовал и на него. Отвернуться или опустить взгляд было невозможно. Как загипнотизированные змеей мы медленно-медленно, практически незаметно, приближали головы друг к другу.

Вдруг в коридоре раздались шаги. Я обернулась, испуганная, вдруг идет кто-то из коллег. Но нет, всего лишь уходил с работы сотрудник соседнего офиса. В этот момент Борис с глухим стоном схватил меня в объятия. Сжал так сильно, что мне почти стало больно, и зарылся лицом мне в грудь. Из моих губ вырвался полу-стон, полу-вздох. Страшное раздражение наконец-то было утолено. Он не просто касался меня, он сжимал меня в объятиях. Терся лицом о мою грудь и страстно, яростно целовал, покусывал и слюнявил ее. Он опрокинул меня на табурет, медленно выпростал руки из-под моей спины, и они заскользили по моему животу. Потом по груди, он начал то поглаживать, то мять ее. Он стонал и бормотал что-то невнятное.

Мне было одновременно и сладко, и мучительно, и страшновато. Липкая тошнота подкатывала к горлу, в низу живота шевелилась дрожь. Но сильнее всего была неутолимая пустота внутри, требовавшая его прикосновений, чтобы он заполнил ее. Через какое-то время он перестал прижиматься мокрыми липкими губами к моей груди. Тонкая рубашка промокла насквозь, и через нее отчетливо проступил лифчик. Он приподнял лицо, и я смогла разобрать, что он бормотал все это время:

– Что я делаю, Боже, что я делаю?… Нельзя, здесь нельзя…

Мне хотелось, чтобы он оставил мою грудь в покое, а еще, чтобы он поцеловал меня. Я стала тянуть его голову все выше и выше. Он послушно, но медленно поднимался, целуя мои ключицу, шею, подбородок, уголок губ. Наконец, наши губы встретились.

Честно сказать, я была разочарована. Он прижался губами к моим и застыл так на минуту или две. Мне стало скучно, я попыталась отстраниться. Но он застонал и прижался еще крепче, а потом стал втягивать мои губы в свои. Это было больно, и я оттолкнула его.

Наваждение рассеялось. Я вдруг осознала, что мы сидим в полной темноте на табуретах в кухне нашего офиса. Хотя уже было поздно, и коллеги давно ушли, в любую минуту мог войти директор. Он любил работать поздними вечерами, когда все уходили домой. И застать нас с красными лицами, вспотевших, всклокоченных, меня в мокрой блузке. Видимо, Борис подумал о том же, о чем и я, потому что встал и хрипло сказал:

– Нужно уходить. Здесь небезопасно.

Я встала, молча вышла из офиса и пошла к себе.

Дома, оставшись одна, я без сил опустилась на кровать. Не включая свет, я свернулась калачиком, закрыла лицо руками. Мне было невероятно стыдно. Как я могла – целовать его слюнявый красный рот, обнимать его толстое потное тело? Я снова ощущала под своими руками ролики его жира на боках. Это было настолько отвратительно, что меня тошнило. И в то же время что-то мучительно тянуло внутри меня. Неясная тоскливая нота звенела в моем животе, не умолкая и не успокаиваясь. И мне снова хотелось ощутить ту сладость и муку, когда он уткнулся лицом мне в грудь и целовал ее.