Читать книгу: «Повести», страница 2

– Ровесник…

– Так, это же Миша, – протянула счетовод Настя, поправляя очки.

Теперь моя очередь настала удивляться:

– Ты – то откуда знаешь?

– Мы его все знаем. Он вас каждый вечер с работы провожает. Только идёт в сторонке, чтобы вы его не видели…

– Всё. Разговоры закончены. За работу, – прервала Настю главбух.

Мне уже за тридцать. Никаких разговоров и сплетен я не боюсь. Это раньше меня можно было ввести в краску. Мне было неудобно подлецу в лицо сказать, что он негодяй. Сейчас я перешла этот рубеж. И, как говорится, могу резать правду – матку не смущаясь. Всё приходит с возрастом. Становясь взрослее, набираешься опыта, а вместе с ним появляется бескомпромиссность – в хорошем смысле этого слова. Поэтому вечером, идя на объяснение с Петей, чувствовала себя абсолютно спокойно.

Пётр был дома. Пояснив ситуацию, пошла в комнату, собирать вещи.

Петя налетел на меня, как коршун. Резко развернув, шибанул об стенку. Такого я не ожидала. Мы прожили с ним почти два года. Он ни разу не повысил на меня голос. А, тут… схватив за шкирку, ударил по лицу… Я попыталась дать отпор. Это ещё больше разозлило его:

– Сучка! Никуда не пойдешь! Я лучше убью тебя, чем будешь таскаться с другими…

Схватив меня за горло, он с такой силой сжал руки, что я, действительно, попрощалась с жизнью. Но было чудовищно обидно, я не боялась смерти, но в этот момент, когда я только стала возвращаться к жизни, почувствовала себя счастливой, мне совершенно не хотелось умирать.

Увидев бешенные, налитые кровью глаза Петра, я поняла, что спасти меня может только чудо…, теряя сознание, услышала настойчивый звонок в дверь…

Пришёл папа:

– Пиво купил. Дай, думаю, зайду, проведаю. Давно у вас не был. Посидим пивка попьём. Таранька у меня есть, – заходя на кухню, сказал папа, сделав вид, что не заметил беспорядка.

В комнате, растирая шею, пытаясь отдышаться, я старалась прийти в себя.

С улыбкой вышла на кухню:

– Папуля, рада тебя видеть.

– Я не вовремя?

– Ну, что, ты, – пропела я, с трудом сдерживая слёзы, – Ты, как всегда, кстати…

– Присаживайся, Николай, – ставя на стол бокалы, сказал Пётр.

Я быстро ретировалась в комнату, собрать документы, мне уже было не до вещей. Бог с ними, пусть остаются. Потом заберу.

Посмотрела на себя в зеркало. Отражение не порадовало. Видок ещё тот… на шее сине – красные пятна – проступающие синяки, кровоподтёки.

Переоделась – платье после «разговора» с Петром слегка потеряло товарный вид.

На шею кокетливо повязала газовый шарфик. Сумочку в руку и на кухню.

– Ну, что, дочка, проводишь? Поговорить немного хочется, – увидев меня, вставая из – за стола, сказал папа.

Я, молча, кивнула. Пётр не возражал.

Выйдя из подъезда, я кинула взгляд на окно. Петя, опершись на подоконник, злобно смотрел нам вслед.

– Не оглядывайся. Горшок с цветами на голову полететь может. Плохо ты, дочка, Петьку знаешь, – быстро ведя меня под руку, сказал папа.

Отойдя от дома подальше, папа усадил меня на скамейку:

– Досталось тебе, доча? – я, молча, кивнула, – Убить, тебя Петька не убил бы, а покалечить мог. Вовремя я пришёл. Со мной он связываться не будет. Вот, как бы Мишка с ним не разобрался… Молодой он, горячий… Из института из – за тебя вылетел… – увидев мой изумленный взгляд, махнул рукой, – Ну, вот, опять, проговорился… Ни о чём не спрашивай. Сами разберётесь.

Дома Михаил, увидев мою шейку, пришёл в ярость:

– Убью паразита!!!

Мне стоило больших трудов успокоить его.

Перевела разговор на институт.

Оказывается, Мишка сразу, как только Захарка Фомин стал распускать обо мне сплетни, хотел с ним разобраться. Но, родители, прознав про это, быстренько отправили его к тётке, готовиться к институту. И, уже на каникулах, приехав в родной город, Мише удалось «поговорить» с Захаром.

– Да, всего – то пару раз дал по этой наглой Фоминской роже… Удар не рассчитал… Без двух зубов Захарка остался… Тут его мамаша подключилась… На папочку надавила… А, у него связи… Прощай институт. Привет армия. Хорошо, папашка у него человек порядочный. Поговорили мы с ним:

– Знаю, с «гнильцой» сынок мой. В мамочку. Может, перерастёт. Жена настаивает на статье. Так, тебе уж, лучше в армию. Похлопочу, чтоб в хорошие войска определили.

Вот, так я и попал в ВДВ. Не жалею. Армия хорошая школа. Друзья. В общем, всё нормально.

А, тебя я класса с восьмого из школы провожал. Всегда шёл в отдалении. Ты внимания на меня не обращала.

На выпускной мама уговорила меня новые туфли надеть.

Костюм, туфли – всё должно соответствовать. А у них колодка неудобная. Я, чтобы ноги не растереть, пошёл, переобулся.

Вы за это время все по парочкам разбрелись.

Так я и потерял тебя…

Потом, после кино, тоже провожать пошёл.

Ты на речку.

Я следом.

Села. Обхватила колени, уткнулась в них, зарыдала…

Стою в кустах, сердце кровью обливается… Сделать ничего не могу… Знаю, только хуже будет… Испорчу всё… Вот, тогда понял всё и решил с Захаром разобраться.

Михаилу ещё предстояло объяснение с Кирой.

Суббота. С утра вместе с родителями сходили к Петру за вещами. Пока родители с ним общались на кухне, всё собрала. Быть с ним один на один после «прощания» мне не хотелось.

Всю дорогу домой мама меня «пилила». И, дочь я плохая, и ужиться ни с кем не могу, и мужа не ценю, и бросилась на шею женатому мужчине с двумя детьми, чужую семью разбиваю… Мне, настолько надоели эти нравоучения, что я чуть не сорвалась, и не нагрубила. Но тут за меня вступился папа:

– Её жизнь и решать только ей. Хватит замуж уже сходила…

– Чем Петя плох?

– Ты, хоть сама понимаешь? Стар он для неё. Пусть, сейчас, хоть немного, в счастье покупается. И, так натерпелась.

– Прямо, там, одни капризы. Всё ты ей потакаешь. Старшенькая, – мама была очень недовольна моим разладом с Петром и не скрывала этого, – Когда Мишка был свободен, он ей был не нужен. С детьми – так на шее повисла.

Принесли домой вещи. Мама с Мишей даже не поздоровалась, чай пить не стала.

– Держись, дочка, – поцеловав меня в щеку, шепнул папа.

Пообедали вдвоём. Михаил пошёл объясняться с Кирой.

На душе не спокойно. Знаю, как Мишка любит детишек. Варенька и Антошка для него словно лучик солнца. Что решит Кира? Михаил уходит от неё, а не от детей. И, что можно сказать женщине, с которой прожил более четырех лет? Нажил двоих детей. Не знаю. Хотя, она, выходя за него замуж, знала, что он любит другую… Миша не скрывал этого. Любит ли она его? Любила? Ничего не знаю. Места себе не нахожу. Мечусь, как тигрица в клетке.

Я с Петей меньше двух лет прожила. О любви не говорила. Обязательств никаких не давала. Общих детей нет. Расставание… Врагу не пожелаешь. А тут – дети! Она мать! Он уходит из семьи… Может, права мама, нельзя отнимать отца у детей? Голова просто раскалывается. Как тяжело. Что же он так долго? Вечереет. Что делать?

Звонок в дверь. Ноги, как ватные. У Миши есть ключи…

Открыла… На площадке Михаил… На руке Антошка. За руку Варенька.

– Ну, вот, мама, мы и пришли… Примешь? – вопрос в глазах.

У меня по щекам потекли слёзы:

– Родные мои…

Схватила Вареньку… целую…

– Таксисту три рубля дать надо. Вещи забрать. У меня ни копейки, – услышала голос Миши.

Опомнилась… Схватила кошелёк… Вытрясла деньги на тумбочку…

Какая я счастливая! У меня есть семья! Дети!

Вечером, уложив детей спать (пришлось разложить кресло, подставить стулья), пошли на кухню.

– Есть выпить что – нибудь? До сих пор никак не успокоится. Руки дрожат, – начал Михаил, – Ты не представляешь, как это тяжело? Никогда не думал, что Кира такая… Знал, что меня не любит, дети ей не нужны. Но не до такой же степени: «Забирай своих выродков, чтоб духу вашего не было…» И, это, она о детях?! Как сдержался, не знаю…, до сих пор её перекошенное от злобы лицо перед глазами стоит. До какой степени надо ненавидеть человека, чтобы так относиться к его детям? Это же наши с ней, общие, дети… Хотя про Варю, сказала – не от меня… Но, какая разница? Это ребёнок… Наш… Я из роддома их забирал… – Мишке было никак не прийти в себя, – Неужели деньги значат всё? Варя, объясни мне, может я совсем дурак? Вообще уже ничего не понимаю…

– Любимый, успокойся… Всё хорошо… Мы вместе… Мы все вместе… Детки спят… Всё будет хорошо… – начала я, обнимая Мишу.

– Нет. Ты только подумай? – отстраняя меня, сказал Миша, – Ей дети не нужны! Ладно я… Но, дети? – выпил стопку, продолжил, – У меня всегда твой пример перед глазами… Дядя Коля из Зоси всё вытряс… Она поэтому к вам не приезжает… Боится… Всё рассказала… И, как ты под капельницами лежала… И, как врачи тебе шансов на жизнь не давали… Потом ещё почти полгода на уколах и таблетках… – я опустила голову, – Вы же, женщины, порой бываете непредсказуемы… сколько от криминальных абортов умерло? Нет такой статистики… Мужики, хоть и сволочами бывают, но мыслят по – другому… Вы же полностью с катушек слетаете… Ничего не понимаю… Квартиру, машину, деньги, что на севере заработал, всё отдал. Так ещё карманы вытрясла… Варька, у меня до зарплаты денег ни копейки нет…

Обняла, заплакала:

– Не переживай. У меня на книжке есть немного. Проживём. Главное – мы вместе. Дети с нами. Всё будет хорошо!

Приближалась Горбачёвская перестройка. Впереди маячили девяностые.

Как хорошо с Мишкой.

Семья, дети.

Сколько я об этом мечтала.

Я просто растворилась в любви.

Мне много не надо.

Я хочу обыкновенного человеческого счастья.

А оно и заключается в любимом человеке, семье и детях.

Если все живы, здоровы это и есть счастье.

По – разному было принято известие о моём новом замужестве.

– С Петей не развелась, к Мишке бросилась. Двух детей себе на шею повесила. Так и знай, сидеть я с ними не буду. Внуками не признаю, – зло выговаривала мне мама, даже не смущаясь, что рядом стоит Миша.

– О чём разговор? – пробасил папа, – Бабка не хочет – дед с внуками посидит. Доверите ребятишек деду?

– Конечно, дядь Коль, – улыбнулся Мишка.

Катюха прямо повисла на Мишке, визжа от радости:

– Как здорово! Я так рада, что вы, наконец – то вместе! Петя – какое – то недоразумение. Никогда не могла понять Варьку, зачем она за него замуж вышла. Ведь любила она тебя. Только вы со своими, общими, детками не затягивайте. Ты даже себе представить не можешь, как Варька детей любит. Я даже своих, к ней ревновала. Как я рада за вас. Ты меня понял? Будут у вас свои детки?

– Обязательно, Катечка, – осторожно отрывая от себя Катьку, нежно целуя её в щёку, говорил Миша, – Смотри, Илья приревнует.

– Ха-ха-ха, – закатилась Катька, – К мужу сестры он никогда ревновать не будет. Он тоже Варьку очень любит. Если бы ты знал, как он переживал её замужество с Петром… – и, на ухо, чтобы я не услышала, – Ты даже вообразить не можешь, как он заставлял меня с ней поговорить… Но, ты же знаешь Варьку. Решила и всё.

На работе меня все поздравляли. Инженер Виталий Денисович, пожав руку, сказал:

– Вот, теперь, у меня действительно никаких шансов нет. Вашему Михаилу я не конкурент.

– Виталий, оглянитесь вокруг, столько рядом прекрасных девушек, – мне хотелось, чтоб все были счастливы, – Настенька на вас заглядывается…

– Сердцу не прикажешь…

Вот так началась моя счастливая семейная жизнь.

Как белка в колесе – ясли, садик, работа, магазины, дом.

Но, мы вдвоём. Нас двое. Семья.

Тяжело, но всё успеваем.

Очень часто Катюха с детишками гуляет. Идёт со своими на прогулку, и наших, племянников своих, не забывает.

– Когда прибавление будет? – постоянный её вопрос.

– Стараемся… стараемся…, – улыбается Михаил.

А, как только Катька уходит, нежно обнимает меня, осторожно успокаивая. Знает, как тяжелы мне эти разговоры. Это моя не проходящая боль, не заживающая рана… Но, я всё – равно счастлива…

Время летит моментально.

Ребятишки школьники.

Зося родила второго сынишку.

У Кати двойняшки – мальчик и девочка.

– Хотели третьего, для нового холодильника, а получили целый комплект, – смеётся она.

Её разговоры о прибавлении в нашем семействе прекратились. Думаю, папа с ней поговорил.

Для детишек я мама.

Варенька поначалу ещё спрашивала о «той» – «другой» маме, потом подзабыла.

Антошка Киру вообще не помнит.

Кира продала кооперативную квартиру и уехала из города.

Михаилу от работы дали трёхкомнатную.

Свою однушку я вернула в УНР.

Перестройка, перестройка… Кошмар какой – то…

Двадцать седьмой съезд КПСС – курс на совершенствование социализма, а не на построение коммунизма.

Почему? Непонятно.

До перестраивались – «Прожектор перестройки», антиалкогольная компания, виноградники вырубили. Ни вина, ни соков – ничего нет. Одни талоны на продукты.

Куда всё исчезло? Как корова языком слизала. Или облизала?

Прилавки все чистые. Как – будто в стране запасов продуктов не было.

Какие – то подачки американцев. Ножки «Буша».

Взяли дачный участок шесть соток.

Мишка теперь там постоянно пропадает. Строит, грядки размечает. Антошка с ним. Помощник.

По телевизору – борьба с нетрудовыми доходами, демонстрация борьбы с коррупцией, каждой семье к 2000 году – отдельную квартиру.

– Ты в это во всё веришь, наивная моя? – спрашивает Мишка.

– Миша, подумай сам, по телевизору на всю страну показывают, говорят, как это может быть неправдой? Неужели нас обманывают? Не могут же всю страну обмануть?

– Поживем – увидим, – вздыхает Мишка, – Мамочка, ты не забывай, у тебя дочка почти взрослая… твоей судьбы ей не хочу… как у вас отношения?

– Пока, доверительные, – выдохнула я, – но боюсь, очень боюсь за неё. В зеркало стала заглядываться. Внешностью недовольна… «Нос, – говорит, – картошкой. У вас носы нормальные, у меня нет». Вот, что ей ответить?

– Скажи, что улыбка у неё красивая, – засмеялся Мишка, – и фигура хорошая. Девушка совсем. Невеста.

– Рано ей ещё невеститься, – возразила я.

– Здесь ты не права. Пусть лучше раньше выйдет, потом разведётся, чем…, – Мишка вздохнул, – вот напиши ты мне тогда, хоть намекнула бы… приехал… на крыльях прилетел бы… всё было бы иначе. Прости, прости…, – Мишка, целуя, схватил меня в охапку, – Не сдержался… Ты не представляешь, как мне тяжело было, когда папа твой мне рассказывал. Ты его не видела, он сам аж чёрный сидел. Я его больше никогда таким не видел. А после нашего разговора на Катиной свадьбе… Да, какого там разговора…, – Мишка махнул рукой, – у тебя истерика была… Я встречи с тобой искал, а встретился с дядей Колей. Тогда он мне ничего объяснять не стал. Просто сказал: «Не береди ей душу. Плохо ей. Тяжело. Уезжай. Время покажет. Лечит оно». Я уехал. Почему? Ну, почему ты молчала?

– Никому не верила, – почти прошептала я, – Тебя всерьёз не принимала. Потом, от писем твоих, оттаивать стала. Поздно уже было. Ничего нельзя исправить…

– Слава Богу! Хоть, жива осталась. Если бы ты знала, как я, до сих пор, кляну эти новые туфли. Сколько раз пожалел, что маму послушал, одел, и, ночь в них не доходил…

– Ты, думаешь, что – нибудь иначе могло бы быть?

– С Захаркой не дал бы тебе наедине остаться. Я прекрасно знал его отношение к девчонкам. Он же к вам, как к чему – то второсортному относился. Зная, что любой его проступок наказан не будет. Мать в нём души не чаяла. Всё для него готова сделать была. Но даже её он за человека не считал. Так, приложение к его капризам. Я же его ещё после армии встретил. Опять, напакостить хотел. Здесь я ему уже чётко объяснил – хоть одно плохое слово о тебе, и он покойник. Позеленел весь: «Я тебе по – другому отомщу». «Мне лично, – говорю, – сколько угодно. За Варьку убью!»

– У него мама в прошлом году от рака умерла…, – сказала я.

– Знаю. В одном городе живём. Отец, видимо, любил её. Сдал сильно. С женой Захар не ладит. Два пацана у него…

– Откуда знаешь? – удивилась я.

– К Варьке старшенький клеился… Пришлось отвадить. Гнилой парнишка. Порченый, – видя моё изумление, пояснил,

– Ты думаешь, только у тебя душа о детях болит? Я отец. У ребятишек сейчас возраст переходный. За ними глаз, да глаз нужен. Антошка всегда со мной. За Варьку беспокоюсь. Хоть бы выросла быстрее. Или ума набралась, или бы замуж вышла. Вы, то, умные, хитрые, а, то дурочки доверчивые. Вот и вешают вам ребята лапшу на уши. А, уж, если влюбитесь – вообще молчу. Ни мама, ни папа – никто не нужен.

– У меня всё без любви вышло, – непроизвольно произнесла я.

– Знаю. Порыв. Лапша на ушах, – притянул к себе. Поцеловал.

– Я думаю, куда родичи исчезли? А они на кухне лижутся, – заглядывая в кухню, сказала Варька.

– Ты, дочка, с родителями по – уважительнее. Накажу, – усмехаясь, произнес Мишка.

– Ладно. Знаю, любите друг друга. Только, чтобы, как у тёти Зоси не получилось – дяди младше племянников, – засмеялась Варька.

– А, что, такое, может быть? – встрепенулся Мишка.

– Да шучу, я шучу, – Варька хитро блеснула глазами, – Пап, тебя тётка, какая – то на улице спрашивает. В дом её пригласить или выйдешь?

Мы с Мишкой переглянулись:

– У меня от мамы секретов нет. Приглашай сюда.

Через пару минут Варька привела в дом Киру…

Киру я видела только на фото.

Михаил вместе со своими и детскими вещами привёз большой альбом с фотографиями.

Мишка любит фотографировать.

После появления детей он полностью реализовал себя, как фотограф.

Впервые рассматривая альбом, я пошутила:

– Ни дня без фото.

– Зато, как здорово, – сразу подхватил Мишка, – первая улыбка, первый зуб… И, заметь, всё по датам, чтобы память была. Я сам оформлял этот альбом, – с улыбкой продолжил, – Смотри, – он аккуратно, ногтем подцепил последний лист – я думала – это обложка, – Любуйся, – там под тоненькой калькой была моя фотография. Я на школьном дворе, в форме, с растрёпанными волосами и улыбкой во весь рот, – Узнаешь?

– Откуда у тебя это?

Мишка рассмеялся:

– Мне родители фотоаппарат на день рождения подарили. Вот я и таскал его с собой в школу. Учился фотографировать. Весна. На переменах все на улице. Вы с Лидой у турника беседуете. У тебя настроение хорошее. Светишься вся. Сашка специально тебя окликнул, чтобы я сфоткать смог. Классный кадр. Правда?

Я кивнула:

– Какие мы тогда беззаботные были. Как быстро летит время, – вздохнула я.

– Улыбнись, и, сейчас у нас всё замечательно будет. Главное, мы вместе. Из прошлого мы возьмем только хорошее, всё плохое забудем ради нашего будущего.

Больше десяти лет мы вместе. И, вдруг… Кира…

Хоть я и была ошеломлена, но почувствовала, как напрягся Михаил.

– Варя, – обращаясь к дочери, глухо произнес он, – Иди, побудь на улице. У нас серьёзный разговор с Кирой Григорьевной намечается, – и, уже мягче, – Иди, дочка, иди.

Варька, почувствовав напряженную обстановку, опешила и, словно приросла к полу.

– Пусть дочь останется. Её этот разговор тоже касается, – произнесла Кира.

– Варя! Быстро ушла! – повысил голос Михаил.

Варьку словно ветром сдуло.

– Напрасно ты так, Михаил. Я за Варей приехала, – садясь на стул, сказала Кира.

Мы с Мишкой недоуменно переглянулись. Вообще, что – то странное.

Расстегнув плащ, Кира продолжила:

– Ну, о том, что, Варя не твоя дочь, я говорила, – притворно вздохнула, – Посуди сам, Мишенька, я одна, на север поехала за Денисом, – достала из сумки сигарету, закурила, – Пепельницы у вас не вижу…

– У нас не курят, – произнёс Михаил.

Я, молча, с сушилки взяла блюдце, поставила на стол. Кира стряхнула пепел.

– Этот прохвост быстренько оттуда слинял. Я осталась одна, практически без средств к существованию, плюс беременная. Будь я дома, с абортом проблем бы не было. Но до дома далеко, а ты рядышком. Добрый, наивный. Очень удачно, что ты запил. Облегчил мне задачу, – усмехнулась она, – Любить я тебя никогда не любила, – затушила сигарету, – С твоей стороны тоже особой любви не было. Всё, по Варьке сох. Даже дочери её имя дал. Но, к семье относился серьёзно. Ничего не могу сказать. Молодец. Да…, – протянула она, – Из – за твоей непонятной прихоти, пришлось ещё и Антошку родить. И, от куда ты у Маши, фельдшера, оказался… Ума не приложу… Смена же у тебя была. У нас уже всё готово было, чтобы от беременности избавится… А, тут ты, как чёрт из табакерки… Ну, а, там уже сроки…

Мы с Мишкой сидели молча. Кира закурила новую сигарету:

– Честно говоря, на Антошку я никак не рассчитывала… Близостью ты меня не радовал, как обязаловка для тебя была… Я женщина горячая, два раза в неделю мне мало… пришлось искать удовлетворения на стороне… с Антошкой с грудным ездила на свидания, пока ты на работе был, – Мишка сжал зубы, – Сейчас – то чего прошлое ворошить… Замужем я официально после тебя ещё два раза была… Детей нет, – кинула на меня взгляд, – Твоя – то любимая Варенька детишками тебя не порадовала. Нашими ограничились. Двое есть. С пелёнками возиться не надо. Понимаю… Для себя решили пожить, – теперь уже я сидела, как натянутая струна. Михаил до боли сжал мою руку, – Замуж в очередной раз выхожу. Он начальник на стройке. Своих детей нет. Хочет полноценную семью, – с усмешкой, – Дитя ему нужно, – хмыкнула, – Дура я, что ли на пятом десятке рожать… да, и погуляла я хорошо. Не может у меня больше детей быть. Вот и решила я Варьку забрать… Он согласен. Дочь школьница. Старшеклассница. Тебе она никто. Варе твоей тем более…

– Она моя! – исправился, – Наша с Варей дочь! – тихо с яростью произнес Мишка, – Тебе я её не отдам! Даже не мечтай!

– Да, не злись ты, Мишенька. Вы ещё молодые. Может, кого и надумаете себе родить. Любовь вроде у вас не остыла…

– Во-о-н!!! Из моего дома! Во-о-н! Чтоб духу твоего здесь больше не было! – взревел Мишка.

– Тихо. Тихо. Успокойся, – побледнела Кира, – Знаешь, ведь, что Варьке всё расскажу…

Мишка вскочил. Я уцепилась за него:

– Миша! Мишенька! Родной! Прошу тебя… Не надо…, – со слезами в голосе.

Мишку удержать пытаюсь, а у самой горло спазмами перехватило, слёзы из глаз брызнули… Чувствую, сил никаких нет… Мишка обернулся, глянул на меня, схватил:

– Варя… Варенька… Родная…

Кира, уже, стоя в дверях:

– Я завтра приду. Спокойно поговорим…

Мишка отпаивал меня и валерьянкой, и корвалолом, и пустырником…

Пришли Варя с Антошкой.

– Что у вас здесь было? Тётка, как ненормальная, из подъезда выскочила, – и ко мне, – С мамой что? Ой, да и на тебе лица нет… Папа, что у вас было?

– Не сейчас, дочь, не сейчас. Попозже поговорим.

Антошка, молча увёл Варю в комнату.

У меня сердце колотится, кровь в висках стучит, в глазах темно… Мишку всего трясёт. Так. Надо взять себя в руки, успокоиться. Детей перепугали. Вот, уж, действительно – неожиданная встреча. Что делать?

Ночь почти на дворе, а нам с Мишкой никак не успокоиться.

Дети уснули. Мы пошли на кухню пить чай. Мишка пытался меня успокоить. Какое там. Кира сказала, если вопрос не решим, всё расскажет Варьке. Она ребёнок. Хоть ей уже и пятнадцатый год, всё – равно ребёнок. Как она воспримет известие, что у неё не родная мать? Теперь окончательно выяснилось, что и отец тоже. Как такое девочке преподнести? Как она отреагирует? Зачем ей это знать? Она наша дочь и ничья больше. Мы её никому не отдадим.

– Не переживай. Официально я отец. Хочет Кира её забрать, пусть обращается в суд. Вряд ли она будет судиться. Столько грязи поднять надо, а она замуж собралась. Не думаю, что её новому мужу понравится, что имя жены, да и его тоже полоскать будут. Но, тогда надо Варьку подготовить. Как? Детская психика. Сломаем мы её. Верить никому не будет. Ребёнок совсем…

– Мишка, неужели меня постоянно будет преследовать моё прошлое? Всё возвращается на круги своя. Это плата за мой грех. Господи! Почему я такая несчастная? Знаю, виновата перед Богом! Как мне это искупить? Может уехать мне, чтобы тебе и детям жизнь не портить? Ведь всё из – за меня. На Кире женился, чтобы мою судьбу не повторила. Но дети – то в чём виноваты? Почему они должны страдать из – за наших ошибок? Ничего не знаю… Ничего…

– Я знаю! – прозвучал Варькин голос.

Мы с Мишей чуть не подпрыгнули.

– Вы так выясняете отношения. Ищете выход. Скоро весь дом разбудите, – сказала Варька, заходя на кухню, – Что на меня так смотрите? Я давно всё знаю. Бабушка моя родная, мать отца моего Дениса, года два тому назад приезжала. Сгинул он. В тюрьме, кажется, убили. У неё, кроме меня никого нет, как оказалось. Он ей всё на свидании рассказал. И о папе, что знал, рассказал. Вот она меня через справочные, милицию и разыскала. Помните, я дома не ночевала? Вы тогда полгорода на ноги подняли. Я с ней на съёмной квартире, во втором районе была. Позвонить не от куда было. Автобусы уже не ходили. Пешком? Полночи переться надо. Утром она вместе со мной первым автобусом и приехала. До дома довела. Я, когда дома появилась, к окну тогда подошла, ей махнула, что всё нормально и всё… Вам сказала, что с девчонками во второй район на танцы поехали. Нас, как малолеток не пустили. У знакомой переночевали. Вы сделали вид, что поверили. Потом мама какую – то сказку придумала о сдаче анализов…

Не знаю, какой у меня был вид, но у Мишки…

– Я вас люблю. Вы мои родители. Других мне не надо, – и, вдруг бросилась мне на шею, – Мамочка, родная моя, любимая… ни в чём ты ни перед кем не виновата… Никуда не уезжай… не бросай нас…, – и зарыдала.

Я плачу. Варька плачет. Мишка нас успокаивает, а у самого слёзы на глазах…

Вечером следующего дня пришла Кира. Разговаривать решили в комнате. Кира села в кресло, Миша тоже, я на диване. Дожидаемся Варьку. Кира закурила. Хлопнула входная дверь. Послышались голоса, смех… Варька с тремя парнями ввалилась (иного слова подобрать невозможно) в комнату. Увидела Киру, примостилась у неё на подлокотнике, изрядно её потеснив. Двое ребят остались у двери, третий присел ко мне на диван. У всех в руках открытые бутылки с пивом. От Варьки несёт таким амбре, хоть нос затыкай.

Варька бесцеремонно выхватила сигарету у Киры, отвернувшись, чтобы она не видела, сделала вид, что затягивается и, со словами:

– Фууу, слабые, – сунула сигарету Кире в рот.

Ту аж всю перекосило. Она сразу её затушила. Попыталась встать. Варька, покачнувшись, схватила её за шею. Ребята, хихикая, присосались к бутылкам.

Сидевший рядом со мной Валерка из третьего подъезда сказал:

– Дядь Миш, тут дело такое, вроде увлеклись мы все… В КВД вам всем проверится надо…, поэтому мы с Варькой и пришли, чтобы вы её не ругали…, – отхлебнул из бутылки и продолжил, – Да… да… и Антошке тоже… На всякий случай.

Кира, не выдержав, вскочила, бросилась к двери. Мальчики сдвинули плечи:

– Такая, цаца интересная, познакомьте…

Отшвырнув одного, Кира выскочила в прихожую. Хлопнула входная дверь.

В комнате раздался такой ржач, я подумала, что нахожусь на конюшне.

Смеялись до слёз. Варька первой пришла в себя и ломанулась в ванную.

– Что в бутылках? – раздался голос Миши.

– Чай, слабый чай… пиво мы на Варьку вылили, чтоб реалистично было с запашком…

– Ужинать с нами будете? – спросила я.

– Не…, домой пойдём. Варька попросила тётку разыграть…, правда, здорово получилось?

– Если бы Варька нас не предупредила, чтобы мы ничему не удивлялись, не знаю, какая бы у меня была реакция на такое представление…, – промолвил Мишка, – Но, похоже, дорогу Кира в наш дом забудет.

После изгнания Киры жизнь вошла в свою колею. Дом, работа, у ребятишек скоро летние каникулы.

Только, после её посещения, Варька стала часто задумываться, уходить в себя. Мы с Мишей «держим ушки на макушке».

– Боюсь я за Варьку, боюсь. Что у неё на душе? Как девочка все эти известия восприняла? Ребёнок, совсем ребёнок. О-ох…, – качала головой я.

– Не боись, мать! Не такая уж она и маленькая. Но поговорить с ней надо, попробуй. Тоже душа не на месте. И, на разговор никак не вызвать, – сказал Мишка, успокаивая то ли меня, то ли себя.

Вечерами мы с Мишей, как обычно, на кухне. Зашла Варька, покрутилась, холодильник открыла, сморщила нос:

– Хочу…, не хочу.

– Ужинали недавно. Голодная? – спросил Мишка.

– Не знаю. Хочу, чего – то, а чего – не знаю.

Мы с Мишкой переглянулись:

– А-а… – открыла я рот.

– Вы чего? – вытаращилась на нас Варька, – Родители… Мозги включите. Всё нормально. Поговорить я с вами хочу…

У меня отлегло от сердца. Мишка заулыбался:

– Присаживайся. Поговорим. Мать дверь прикрой. Антошка уроки делает. Мешать ему не будем.

– Разговор не для Тошкиных ушей, – согласилась Варя.

Села. С чего начать не знает.

– С любого вопроса начинай, – не выдержал Мишка.

– Вот… Я поняла… Эта… Кира…, – Варька запнулась, – Григорьевна она моя родная мать?

– Да, – ответил Мишка.

– Как я с тобой оказалась мне бабушка Дуня объяснила. Мама Дениса Зайцева, моего папы. А, Антошка? Он чей?

– Мой родной сын…

– И…? – открыла рот Варька.

– Кирин. Твой единоутробный брат, – поставил точку Мишка.

Варька посидела, подумала, посмотрела на меня:

– А, мама, что?

Я опустила голову, прикрыла глаза, чтобы Варька не видела набегающих слёз, сжала губы… сил не было даже слово вымолвить… Миша понял:

– У мамы только ты и Антошка.

– Не знаю, – произнесла Варька, – Но, хочется поставить все точки…, чтобы не возвращаться к этому… Что – то же произошло…? Почему мама считает себя виноватой… виноватой, перед Богом. Это что? Или как?

В кухне повисла тишина. Сказать? Что? Имеет ли смысл? Поймёт ли ребёнок…? Нужен ли этот разговор? Или он уже назрел? Я молчала, боясь разрыдаться. Не хотела переживать всё заново. Слишком тяжело. Я уже сама была не рада, что Варька затеяла этот разговор. Надо решать. Я не хочу, чтобы Варя совершала ошибки и, упаси, Боже, повторила мою судьбу.

– Понимаешь, Варя, – поборов себя, тихо начала я. Миша бросил на меня встревоженный взгляд, – Когда, я была, чуть постарше тебя… Я совершила ошибку… Порыв? Нет, наверное… Не знаю…, – я замолчала, собираясь с мыслями. Надо, чтобы дочь знала… Пусть не всё…, но знала… – Ошибка… Возможно…, – я замолчала, не в силах продолжать. Миша взял меня за руку, слегка сжал кисть, словно желая поделиться своим теплом. Этим, он, словно, под питал меня энергией. Мне стало легче, – Результатом этого порыва явилось убийство…, – Варька, широко раскрыв глаза, с ужасом смотрела на меня, – Не бойся… Это только для меня было и осталось – убийством… Я сделала аборт… Убила живого, но не рождённого ребёнка, – взгляд Варьки стал сочувственно – сострадательным, – Он, вместе со своей жизнью, забрал у меня возможность испытать радость материнства. У меня не может быть детей… – хоть я и крепилась изо всех сил, по щекам у меня текли слёзы, – Предназначение женщины на этой земле – дать жизнь… У меня этой возможности нет… Я сама… и только я, виновата в этом…

– А, где в это время был папа? – прошептала Варька.

– Папа ничего не знал… Это был не его ребёнок… И, если бы ни его тёплые, добрые письма, меня, наверное, не было бы на этом свете… постоянные мысли о самоубийстве…, – Мишка, слегка, побледнел, – Письма твоего папы спасли меня…, – у Варьки по щекам текли слёзы:

– Не надо, мама! Не продолжай! Я всё поняла! Не надо мучить себя, милая, родная, бедная моя мама…, – Варька бросилась ко мне и, целуя, – Молчи! Молчи… Прошу… Не надо…