Читать книгу: «Роберт Мальтус. Его жизнь и научная деятельность», страница 10

Глава V

Возражения Мальтуса против учений Кондорсэ, Годвина и Оуэна. – Его отношение к переселениям, и к законам, о бедных. – Сравнение земледельческих стран с промышленными. – Желательный экономический строй. – Предел увеличения народонаселения. – Практические выводы, сделанные Мальтусом из своего учения. – Заключительное признание.

Вопрос о бедности занимал уже многих из современников Мальтуса. Хотя в начале XIX века он не успел еще принять той резкой формы, как в наши дни, когда классовая борьба является основным фоном западноевропейской общественной жизни, а социальный вопрос – главной заботой правителей, хотя тогда еще не пришло время сознательного движения среди рабочих, а в обществе – благих порывов и тревожных исканий исхода, тем не менее уже при жизни Мальтуса многие благомыслящие философы, «друзья человечества», как их тогда называли, не мирились с современным им экономическим порядком и указывали на те или иные реформы, необходимые, по их мнению, для блага «меньших братьев». Мальтус, перенесший вопрос о бедности на совершенно новую почву и давший ему совершенно новое, неслыханное до тех пор, разрешение, не мог, разумеется, довольствоваться изложением своих положительных взглядов; он должен был подвергнуть критике ходячие социальные системы и показать, что они не дают желаемого разрешения вопросу о бедности, не разрешимому вообще без участия нравственного воздержания. Объектом для своей критики Мальтус выбрал сочинения трех, особенно популярных в его время, писателей: Кондорсэ, Годвина и Оуэна.

В последней части своего «Исторического очерка успехов человеческого разума» Кондорсэ набрасывает заманчивую картину грядущего благополучия. Картина эта, однако же, несколько омрачается существованием даже в далеком будущем отмеченного им особого класса людей, обреченных на постоянный тяжелый труд для блага всего человечества. Озабочиваясь улучшением судьбы этих людей, Кондорсэ придумал план своеобразного социального страхования. Опираясь на сложные вычисления средней продолжительности жизни и обычного роста процентов, он предлагает положить начало такому общественному капиталу, проценты с которого обеспечивали бы существование стариков, вдов, сирот и инвалидов. В сущности, это не что иное, как несколько смутный абрис существующего ныне в Германии государственного страхования рабочих. Мальтус, однако, находит план Кондорсэ весьма непрактичным: «Такие учреждения и вычисления, – говорит он, – очень заманчивы на бумаге, но, осуществленные в жизни, они оказываются совершенно вздорными». Если люди будут уверены в том, что существование не только их самих, но и их семейств вполне обеспечено, ничто не будет удерживать человека от вступления в брак и произведения на свет обширного потомства. Население быстро размножится и, разумеется, превысит все те капиталы, которые приготовлены на его содержание. Кроме того, как чувствует и Кондорсэ, «для доставления пропитания обширному населению требуется такое количество труда, которого без давления крайней необходимости нельзя ожидать от людей». Учреждения, предложенные Кондорсэ, притупят побуждение к труду. Нищета и лишения оказываются, таким образом, необходимыми, ибо без них человечество не может правильно снабжаться нужным ему запасом пищи. Заметим мимоходом, что Мальтус здесь показывает свои карты: если нищета столь необходима, то очевидно, что предложенное им средство, нравственное воздержание, в борьбе собственно с нищетою не окажется действительнее страхования, рекомендуемого Кондорсэ.

Любопытны замечания Мальтуса по вопросу о способности человеческой породы к усовершенствованию и о прогрессе: «Способность к улучшению как животных, так и растений, – говорит он, – не подлежит сомнению. Существует очевидный и решительный прогресс; и тем не менее, по-моему, в высшей степени нелепо утверждать, будто прогресс этот не имеет границ. Хотя человеческая жизнь, под влиянием разных причин, подвержена значительным изменениям, позволительно, однако же, сомневаться, чтобы с тех пор, как существует мир, произошло хоть одно органическое улучшение в природе человека, которое можно было бы ясно указать. Впрочем, – прибавляет далее автор „Опыта о народонаселении“, – заблуждение состоит не в предположении о возможности некоторого улучшения, но в смешении улучшения, пределы которого неопределенны, с действительно безграничным улучшением».

Все практические пожелания Годвина сводились к политической реформе. Вот как на это отвечает Мальтус: «Главная ошибка, развиваемая Годвином в его сочинении, заключается в том, что он приписывает человеческим учреждениям все пороки и всю нищету, которые обнаруживаются в обществе. В политических учреждениях и в институте частной собственности заключается, по его мнению, источник всяческого зла, благодатная почва для всех развращающих человечество преступлений… Но дело в том, что, хотя человеческие учреждения кажутся и даже часто действительно бывают несомненной причиной большой доли зла, причина эта в действительности чисто внешняя и поверхностная по сравнению с теми глубокими причинами, которые коренятся в законах природы и страстях человека». Теми же приблизительно доводами сражается Мальтус и с учением Оуэна, которому, однако, за его агитацию в пользу рабочих законов Мальтус считает нужным выразить свое «глубокое уважение».

Таким образом, никакая политическая реформа, по мнению Мальтуса, не может устранить нищеты, порождаемой избыточным населением. Но, кроме бесполезности требуемого Годвином и Оуэном общественного переустройства, оно просто неосуществимо. Неравенство неустранимо: оно имеет свои исторические причины, которые уничтожить невозможно. Когда первые представители рода человеческого поделили между собой всю землю, новым пришельцам не оставалось уже ничего другого, как поступать на службу к собственникам. «Неумолимые законы человеческой природы (то есть размножение людей) сделали то, что многие человеческие существа были обречены на нищету. Это несчастные люди, которым в жизненной лотерее попался пустой билет». Тут кстати будет привести известную тираду, вызвавшую особенно много нареканий и исключенную самим Мальтусом в позднейших изданиях его «Опыта…». «Человек, пришедший в занятый уже мир, – таковы подлинные слова Мальтуса, – не имеет ни малейшего права требовать себе пропитания: он – лишний на земле… На великом жизненном пиру нет для него места. Природа повелевает ему удалиться и сама же приводит в исполнение свой приговор…»

Из сличения двух приведенных отрывков видно, что хотя Мальтус, в угоду друзьям, и уничтожил последнюю тираду, но от мысли, в ней выраженной, он нисколько не отказался. Нищета, по его мнению, порождается чересчур быстрым размножением людей. Политической реформой нельзя уничтожить этого зла; если бы на земле воцарилось самое полное равенство или если бы за рабочими признано было какое-нибудь право на труд, последствием этого было бы только усиленное размножение и в конце концов еще большая нищета. Иного выхода отсюда, кроме непосредственного воздействия на воспроизводительную способность человека, по мнению Мальтуса, нет и быть не может.

Но кроме широких реформ, касающихся всего общества и всего экономического строя, многими для смягчения нищеты предлагается целый ряд более частных мер. Мальтус разбирает и их.

Одной из таких особенно горячо рекомендуемых мер являются переселения, способствующие колонизации новых земель и разрежению населения в наиболее густо заселенных странах. На первый взгляд, – мера, заслуживающая одного сочувствия; однако, – замечает Мальтус, – она имеет и свою оборотную сторону. История колонизации – это история тех зверств и насилий, которые творились так называемыми культурными народами над некультурными. «Какое бы мнение мы ни имели о туземцах Мексики и Перу, – говорит автор „Опыта о народонаселении“, – при чтении истории завоевания этих стран невольно приходит в голову мысль, что истребленная в них порода людей стояла выше победителей, как по нравственным своим свойствам, так и по своей многочисленности». Но главное возражение, которое можно сделать против переселений, состоит в том, что для борьбы с избыточным населением они совершенно недостаточны. Однако как временную и частную меру Мальтус переселения вполне одобряет. Он восстает против политики тех правительств, которые препятствуют выселяющимся; нет страха более неосновательного, говорит он, как видеть причину обезлюдения страны в выселениях. «Инертность народной массы и привязанность к дому – качества столь сильные и общераспространенные, что, разумеется, никто не станет переселяться, если политические неурядицы или крайняя бедность не поставят человека в такое положение, при котором его выселение может быть лишь крайне выгодным и для государства, и для него самого. Из всех жалоб, вызываемых выселением, самая безрассудная и не заслуживающая внимания состоит в приписываемом ему возвышении заработной платы. Если, преодолев свою привязанность к дому, люди идут в далекие страны, значит, – объясняет нам Мальтус, – заработная плата в их отечестве такова, что она не дает возможности существовать без крайних лишений. При таких условиях было бы делом жестоким и несправедливым противодействовать переселениям».

Для борьбы с нищетой в Англии существовали и существуют до сих пор так называемые «законы о бедных», согласно которым взимается известный налог в пользу беднейших граждан и им оказывается вспомоществование работой или деньгами. Во время появления в свет «Опыта о народонаселении» налог этот давал до 30 миллионов рублей; деньги раздавались беднякам разными способами, но, как замечает Мальтус, «без видимого улучшения в их положении». Оно и неудивительно, по мнению нашего автора. Ведь количество мяса в стране не увеличится от того, что мы станем давать по 3 шиллинга или даже по 18 шиллингов некоторым беднякам. Что же случится? Конкуренция между покупателями повысит рыночную цену мяса, и оно по-прежнему останется недоступным для беднейшей части населения. «Никто так горячо не желает, как я, – говорит Мальтус, – действительного повышения заработной платы»; но воображать, что этого можно достигнуть нарицательным повышением ее, – крайне наивно. «Заработная плата, если она держится на своем естественном уровне, представляет собою политический барометр, имеющий огромную важность: она выражает собою отношение между спросом на средства существования и предложением их, между количеством потребителей и количеством предназначенных к потреблению продуктов… Когда повышение цен съестных припасов показывает перевес спроса над предложением, то, желая поставить работника в положение, в котором он находился прежде, увеличивают цену труда, то есть спрос, и потом удивляются, что дороговизна съестных припасов продолжает расти. Это то же самое, как если бы при падении барометра, указывающем на бурю, мы стали бы, для возвращения хорошей погоды, поднимать в нем ртуть каким-нибудь механическим давлением и после удивляться, что дурная погода продолжается». Едва ли можно объяснить лучше всю тщету решения социального вопроса при помощи филантропических затей. Социальный недуг, как выразился Родбертус, нельзя лечить ромашкой.

Нечего и говорить, что в отмене стеснительных для промышленности налогов, в рабочих союзах и стачках, в организации общественных работ и т. п. Мальтус не видит сколько-нибудь действительных средств борьбы с бедностью. Вредного действия некоторых пошлин он не оспаривает, но, по его мнению, «облегчение, доставляемое уничтожением пошлины, нисколько не уравновешивает вреда, причиняемого ее наложением». Стачки кажутся Мальтусу неспособными поднять заработную плату: если стачечники и добиваются увеличения получаемого ими вознаграждения, то это покупается ими ценой отстранения от производства известного количества их конкурентов; весь рабочий класс в его целом таким образом ничего не выигрывает. В качестве полезного паллиатива – паллиатива, не лишенного к тому же и слабых сторон, – Мальтус вполне одобряет устройство общественных работ, в особенности таких, которые касаются улучшения почвы. Пересмотрев все эти предлагавшиеся в его время меры для облегчения судьбы рабочего класса, Мальтус приходит к неутешительному выводу, что никакой существенной пользы рабочим они не принесут.

Развитие бедности находится, несомненно, в известной связи с характером господствующей в стране промышленной деятельности. Многие, однако, совершенно односторонне и неправильно объясняют бедность исключительно только распространением фабрик и мануфактур, земледелие же изображают той идеальной формой, при которой страна благоденствует. Мальтус, считающий, что отличительной чертой земледелия является именно его способность давать больше продуктов, чем сколько нужно для самих земледельцев, вооружается тем не менее против такого слишком оптимистического взгляда. Земледельческие страны отнюдь не обеспечены против всех бедствий пауперизма; на практике даже замечается такое явление: население, занимающееся исключительно земледелием, бывает обыкновенно беднее населения промышленных стран. Где свободные земли встречаются в изобилии и где они легко переходят из одних рук в другие, где существует хороший сбыт для земледельческих продуктов и в то же время добывание сырья сопровождается его переработкой – там можно встретить одновременно и высокую прибыль на капитал, и высокую заработную плату. Пример подобной земледельческой страны являют собой Соединенные Штаты. Но обычный тип стран, преданных исключительно земледелию, совершенно другой. Обыкновенно в них чувствуется недостаток в капиталах, отчего прибыль бывает чересчур высока, между тем изобилие земли понижает цену хлеба; высокая прибыль и отсутствие ловкости у рабочих приводят обыкновенно к тому, что повышают цену всех обрабатываемых продуктов. Изобилие и дешевизна хлеба поощряют размножение, которое и приводит заработную плату к падению. А в стране, где заработная плата низка, где хлеб по сравнению с фабрикатами дешев, положение рабочих должно было быть самое плачевное. К причинам экономическим в земледельческих странах присоединяются обыкновенно и неблагоприятные политические условия: порабощение жителей, дурное правительство и прочее. Но Мальтус далек от того, чтобы не видеть неудобств и в чрезмерном одностороннем развитии промышленности. Исключительно мануфактурные страны находятся в еще более затруднительном положении, чем исключительно земледельческие. Они попадают в зависимость от соседей, ввозящих к ним хлеб, и чрезвычайно страдают от всех случайностей транспорта. «Торговля и фабрики необходимы для земледелия, но земледелие еще более необходимо для торговли и фабрик». Таким образом, лучшим экономическим строем, по мнению Мальтуса, был бы тот, который совместил бы в себе в должной мере обе системы – земледелия и промышленности. Страны, в которых земледелие находится в таком же цветущем положении, как и обрабатывающая промышленность, и где население, занимающееся промыслами и торговлей, не слишком превосходит своей численностью население земледельческое, лучше всего предохранены против всяких несчастных случайностей и против бедствий пауперизма. Богатство и население таких стран могут расти в течение многих столетий. Это не значит, однако, что они будут расти беспредельно.