Читать книгу: «Возрождение полевых цветов», страница 3

Глава восьмая

Тайер

Я закрываю входную дверь и стою в коридоре, потрясенный.

Салем вернулась в город.

Она вернулась.

Она в разводе.

И я понятия не имею, как долго она здесь пробудет.

Мне предстоит ужин с ней и ее мамой. Я не могу отделаться от мысли, что Элли все подстроила. О нас с Салем она знала со дня рождения Форреста в том году. Думаю, теперь, когда Салем развелась, она исполняет роль свахи.

Потирая рукой подбородок, я иду на кухню, беру бутылку воды и опустошаю ее несколькими жадными глотками.

Мне трудно осознать, что Салем здесь.

Теоретически расставание с ней должно было пройти легко, ведь с ней я провел меньше времени, чем с бывшей женой. Но вышло наоборот. Я не ожидал, что мои чувства к ней окажутся такими сильными.

Я двигался и развивался – не в физическом плане, а в духовном. Я смирился с тем, что она вышла замуж и живет своей жизнью, пока я здесь прозябаю.

Но судьба подкинула мне сюрприз, а значит, черт возьми, возможно, у меня появился второй шанс написать нашу историю любви.

Глава девятая

Салем

Я накрываю стол на троих и расставляю приготовленные мной блюда на барной стойке, чтобы не загромождать стол и чтобы мы с Тайером могли обслуживать себя по принципу шведского стола. Для мамы я соберу тарелку, чтобы она слишком долго не стояла на ногах.

– Пахнет вкусно.

Голос мамы доносится из дверного проема, и я быстро вскидываю голову.

– Мам, прежде чем вставать, попроси о помощи.

Она пренебрежительно машет рукой.

– Я еще не умерла. – Это ее единственный аргумент.

Мои плечи опускаются.

– Я бы хотела, чтобы так оно и оставалось как можно дольше.

– Мне нужно было пописать, – возражает она.

– Раз уж ты встала, тогда подходи и садись. Я приготовлю тебе тарелку. – Спорить бесполезно. Она слушается, только если у нее совсем нет сил.

– Я не голодна.

Прищурившись, я смотрю, как она отодвигает стул, напротив которого сервирован один прибор. Следовательно, мне придется сесть рядом с Тайером или передвинуть остальные тарелки, что будет выглядеть странно.

– Я положу на твою тарелку всего понемногу. Попробуй поесть, хотя бы по кусочку.

Она кивает, хотя на ее лице отвращение.

– Зачем ты пригласила Тайера на ужин, если не хочешь ужинать?

– Я поступила по-соседски, Салем. Он хороший человек.

– Он тебе нравится? – я отворачиваюсь к раковине вымыть руки.

Она насмешливо фыркает.

– Я умираю, Салем. У меня нет времени любить кого-то в том смысле, на который ты намекаешь. Но он мне нравится как человек.

– Хм, – хмыкаю я.

Без одной минуты пять раздается стук в боковую дверь. Я поворачиваю замок и впускаю Тайера. Не могу удержаться и оглядываю его с ног до головы. Его волосы еще влажные после душа. Я жадно рассматриваю легкую щетину на его подбородке, на этот раз с близкого расстояния. Его глаза напоминают теплый шоколад, в котором так и хочется раствориться. От него пахнет одеколоном, как будто сегодня вечером он с особой тщательностью приводил себя в порядок.

Нет! Остановись! Не позволяй этому мужчине снова сделать тебя слабой до дрожи в коленях! Он уже достаточно тебе навредил.

Но я ничего не могу поделать.

Я смотрю на него другими глазами, более взрослыми. Я больше не та неожиданно забеременевшая девятнадцатилетняя девушка, до смерти напуганная. Оглядываясь назад, я понимаю, что приняла решение, которое, как я считала, я должна была принять. Был ли это лучший выбор? Возможно, и нет, но жизнь – это череда выборов, и в моменте ты не всегда знаешь, хорошо поступаешь или плохо. Ты просто делаешь то, что можешь, используя ту информацию, которая у тебя есть.

Тогда я ужасно боялась стать мамой, но у меня ни разу не возникло вопроса, оставить ли ребенка.

После смерти Форреста Тайер погрузился в депрессию. Это объяснимо, но вытащить его из этого состояния в одиночку я не могла. Я знала, что он должен был сделать это сам. А я была обязана позаботиться о том, что мой ребенок рос в безопасности, и я сделала это наилучшим образом, даже если для этого мне пришлось отпустить Тайера.

Я думала… Я думала, он меня найдет. Позвонит. Напишет сообщение. Отправит ко мне гребаного почтового голубя, в конце концов, но он ничего не сделал, а я чувствовала себя использованной и выброшенной на помойку.

– У меня что-то на лице?

– О! – Я отпрыгиваю в сторону и ударяюсь об угол барной стойки. – Ой!

– Осторожно. – Чтобы поддержать, он берет меня за запястье. От его прикосновения мою руку пронзает разряд тока.

– Я в порядке. – Я осторожно вырываюсь из его объятий, не желая выдавать свои чувства.

Он меня отпускает и протягивает бутылку вина, а я и не заметила, что она у него в руках.

– Я не знал, что на ужин, но не хотел заявиться с пустыми руками.

– О, какая прелесть. – Мама улыбается. – Спасибо, Тайер. Разве это не мило, Салем?

– Очень мило, – на автомате повторяю я и отворачиваюсь. – Схожу за бокалами.

Если бы я была уверена, что это не так, я бы поклялась, что мама пытается сосватать мне этого красавчика. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что он разбил мне сердце или что он отец Сэды. А раз они друзья, интересно, знает ли он, что у меня есть ребенок? Я думаю, что нет, иначе он бы об этом упомянул, когда мы говорили о моем замужестве.

Тайер болтает с моей мамой, а я ставлю на стол бокалы. Я набираю для мамы тарелку с едой и опускаю ее перед ней.

– Возьми себе тарелку сам, – говорю я Тайеру.

– Салем! – ругает меня мама.

Мои щеки вспыхивают.

– Я имела в виду, что он может выбрать все, что захочет.

Повернувшись к ним спиной, я беру тарелку и начинаю накладывать еду. Я не слежу за тем, что делаю, пока Тайер не говорит:

– Сомневаюсь, что курицу следует накрывать картофельным пюре. – Его длинный палец указывает на соус, который я приготовила и который должна была черпать ложкой вместо пюре, и я возвращаюсь к реальности.

От ужаса я закрываю глаза. Теперь для него очевидно, что даже спустя годы я к нему неровно дышу. До сих пор безнадежно в него влюблена Бог знает по какой причине.

Он разбил твое сердце! Он его разбил, и все-таки оно трепещет в моей груди при виде Тайера. Я ненавижу его. Я ненавижу себя. Я ненавижу все это. То, что он здесь, на кухне моей мамы. Что она умирает. Что Сэда в Бостоне. Я просто…

– Вот, давай я помогу. – Он забирает у меня тарелку, отделяет жареную курицу от картофеля и делает все как надо.

– Может быть, я хотела, чтобы пюре было поверх курицы, – ворчу я.

Он вскидывает бровь.

– Вот как?

– Ну… нет.

Не дожидаясь, пока я скажу что-нибудь еще, он докладывает в мою тарелку еды и несет ее к столу.

– Ты собираешься садиться? – спрашивает он, выдвигая для меня стул.

– Гм-м, да.

Мне не нравится, что он так со мной возится. Как будто я не в состоянии различить, где верх, где низ, где право, а где лево.

Я сажусь, и он задвигает мой стул, а я тихо пищу от удивления. Неужели он не понимает, насколько все это странно? Мама уткнулась в свою тарелку, но я успеваю заметить улыбку на ее губах.

– Чему ты улыбаешься?

– Ничему.

– Лгунья, – ворчу я.

Она насмешливо вздыхает, и вздох переходит в кашель, который заставляет меня насторожиться. К счастью, он прекращается до того, как я успеваю разволноваться.

– Нельзя называть умирающую женщину лгуньей.

– Почему? – Я знаю, что Тайер слушает наш разговор, но мне все равно. – Если туфелька подходит…

Она улыбается. Тайер отодвигает стул рядом со мной, его рука касается моей. Он садится. Мое предательское тело дрожит. Я знаю, что это заметно.

– Ты в порядке?

Я стараюсь изобразить улыбку:

– Великолепно. Просто немного прохладно.

Он с недоумением смотрит на меня, ведь в доме совсем не холодно. Мама вечно мерзнет и отказывается включать кондиционер.

– Аромат потрясающий. Ты приготовила ужин?

Я поворачиваюсь к нему и вскидываю бровь.

– А кто же еще? Ай. Ты меня пнула.

Мама невинно моргает в ответ.

– Вовсе нет.

Тайер смотрит то на маму, то на меня, явно забавляясь.

– Я ценю твое приглашение, Элисон.

– Я уже говорила тебе… – она кашляет, и моя рука с вилкой мгновенно опускается, – зови меня Элли.

– Элли, – повторяет он. – Точно, извини.

– Ты в порядке? – спрашиваю я ее.

Джорджия упоминала, что иммунная система нашей мамы сейчас не работает и она более чем когда-либо восприимчива к болезням.

– Я в порядке. Только в горле немного першит.

Я напряженно смотрю на маму, и даже Тайер выглядит обеспокоенным.

В такие моменты я понимаю, что она умирает. Что бы я ни делала, с каким бы упрямством она бы ни сражалась, это ее последняя битва и счастливого исхода не будет.

Одно дело – знать, другое – быть свидетелем этого.

– Может, тебе прилечь?

Она ковыряет еду в своей тарелке.

– Я в порядке.

– Мам, если тебе лучше лечь…

Мы сидим напротив нее, и она смотрит поочередно то на меня, то на Тайера.

– А что? Может, мне и правда стоит прилечь.

Я вскакиваю, чтобы помочь, но Тайер возвращает меня на место.

– Я ее отведу, – тихо произносит он.

Прежде чем я успеваю возразить, он обходит стол, помогает маме подняться и провожает ее в гостиную.

Я сижу, уставившись в свою тарелку, чтобы она не видела моих слез. Возвращается Тайер, и его стул скрипит по покрытому линолеумом полу.

– Ты не обязан оставаться, – бормочу я, не глядя на него.

– Я голоден, – хрипло произносит он. – И не собираюсь отказываться от домашней пищи. Я слишком устаю и ленюсь, чтобы готовить, и чаще всего заказываю еду навынос.

Я поворачиваюсь к нему, оценивая его фигуру. Он похудел.

– Не похоже, чтобы ты питался нездоровой пищей.

Его бровь изгибается, а губы дергаются в улыбке.

– Проверяешь меня?

– Не льсти себе.

Он усмехается и подносит ко рту вилку с картофельным пюре.

– Ты сделала его на скорую руку.

Это не вопрос, но я все равно отвечаю:

– Да. – Я заставляю себя проглотить немного пюре.

– Ты случайно не знаешь, откуда несколько дней назад у моей двери появились кексы? – спрашивает он таким тоном, будто уже знает ответ, так что лгать смысла нет.

– Я испекла их вместе с мамой, и она попросила меня отнести несколько штук тебе. Вот и все.

И не нужно искать в этом скрытый смысл. Он кивает и вытирает губы.

– Салем, я…

– Не сейчас. – Сейчас я не могу говорить. Только не тогда, когда в соседней комнате моя умирающая мать. Сейчас все мое внимание принадлежит ей. Не Тайеру.

– Нам нужно поговорить.

Нам нужно поговорить о гораздо большем, чем он думает.

Я мысленно возвожу вокруг своего сердца стену. Только так я смогу общаться с Тайером. Я не хочу, чтобы он добрался до меня с такой легкостью. Не в этот раз.

– Ты помнишь? – ледяным тоном произношу я. – Помнишь тот день, когда мы виделись в последний раз? Что ты мне сказал?

Он морщит лоб и выглядит смущенным.

– Смутно.

– Ты сказал, что ненавидишь меня. – Он в ужасе бледнеет. – Честно говоря, это было самое мягкое из того, что ты сказал. Да, ты был пьян и убит горем, но перед этим я переживала и другой вид насилия и не хотела, чтобы ты ранил меня словами.

– Салем… Я не… Черт, я не могу поверить, что так сказал. – Он качает головой.

– Я знаю, что нам нужно поговорить, – невозмутимо продолжаю я. – Но я не могу говорить сейчас, когда увидела тебя впервые за столько лет. – Я встаю, оттолкнув тарелку и не глядя на него. – Что-то у меня аппетит пропал. Закрой за собой дверь.

Я выхожу из кухни, прохожу мимо спящей мамы и поднимаюсь наверх. Я закрываю дверь спальни и поспешно опускаю жалюзи. Делаю все возможное, чтобы отгородиться от ненавистных слов, которые он наговорил мне той ночью.

Он умер из-за тебя.

Я отвлекся, думая о тебе, и вот его нет. Это ты его убила. Это твоя вина.

Я ненавижу тебя. Убирайся.

Лучше бы я тебя никогда не встречал.

Последняя фраза навсегда оставила шрам на моем сердце. Остальные слова причиняли боль одному Богу известно какую, но я знала, что это слова сломленного отца.

Я сворачиваюсь калачиком на кровати и засыпаю.

Утром все остатки еды убраны, на кухне чистота.

На столе записка.

«Прости меня. Т.»

Глава десятая

Тайер

Утром я открываю глаза, и первая моя мысль: «Я сказал ей, что ненавижу ее? Какой же я гребаный ублюдок!»

Салем вправе меня ненавидеть. Я знаю, что после смерти Форреста обезумел от горя. Такое ни один родитель не должен пережить. Бывают дни, когда горе и боль возвращаются с полной силой. Тогда я звоню своим ребятам и предупреждаю, что меня не будет на работе, а сам часами просиживаю в домике на дереве или хожу на его могилу.

Если бы только я не был таким ленивым ублюдком и построил для него домик! Может быть, тогда… может быть, тогда.

– Черт, – со стоном произношу я и хватаюсь за голову.

Я стараюсь не пускать свои мысли по этому пути, но иногда мне это не удается. Я выдергиваю из постели свою ничтожную задницу и иду в душ.

Мое тело жаждет разрядки; я больше не могу игнорировать свой ноющий член. При виде Салем во мне пробудились желания, которые, как я считал, давно уснули. Плотно обхватив основание, я поглаживаю его вверх-вниз, перекатывая запястье вокруг головки.

Я не собирался этого делать, но перед моим мысленным встает Салем. Так было всегда. Даже когда не должно было быть. Даже когда я все разрушил.

Разрядка происходит быстро и мощно, и я в изнеможении прислоняюсь к стене душа. Я заканчиваю мыться и одеваюсь на работу. Натянув рубашку «Ландшафтный дизайн Холмса», я достаю кепку и солнечные очки. Те самые, что подарила мне Салем.

Они рассохлись и все в царапинах, и мне давно нужна новая пара, но я отказываюсь с ними расставаться. Такой уж я сентиментальный дурак.

Зашнуровав ботинки, я спускаюсь и съедаю миску хлопьев. Не самый здоровый завтрак (особенно учитывая то, что мой выбор пал на хлопья с сахаром), но ничего. Сегодня утром у меня нет времени на что-то другое.

Обычно перед отъездом я еще заглядываю в свою оранжерею, но сегодня я потратил время на другое и уже не успеваю туда заскочить.

Быстро сполоснув миску, я беру ключи и спешу к своему фургону. Я не успеваю съехать на дорогу, как в динамиках раздается телефонный звонок. На большом дисплее высвечивается «Лейт».

Мне не хочется разговаривать сейчас с братом, но до работы ехать сорок пять минут, так что можно немного и поболтать. Нажатием кнопки на руле я отвечаю на его звонок и приветствую его простым «Привет!».

– Ты трезвый? – спрашивает он и смеется.

Это его обычное приветствие.

Я закатываю глаза. Он в курсе, что я уже много лет не пью. У меня нет проблем с алкоголем, но после смерти Форреста я налегал на него слишком сильно. Он стал для меня наркотиком – заглушал чувства и помогал уснуть.

Теперь я держусь от него подальше. После выпивки чувствуешь себя так паршиво, что оно того не стоит.

– Я всегда трезвый.

– А я всегда предпочитаю проверить, ты уж прости.

– Зачем звонишь?

– Могу – и звоню.

– Я уже еду на работу, так что если у тебя что-то важное – выкладывай.

Он усмехается.

– Немного терпения, Тайер. Неужели мне нельзя просто позвонить и узнать, как дела у старшего брата?

– Извини, я сегодня опаздываю, и меня это напрягает.

Что меня напрягает, так это то, что я не могу выбросить Салем из головы.

– Что-то мне не верится, что твои мысли об этом.

Со стоном я щиплю себя за переносицу. На светофоре загорается красный, и я останавливаюсь.

– Салем вернулась.

Это все, что я могу сказать. После того, как она позвонила Лейту много лет назад и он пришел мне на помощь, я обязан ему это сообщить. В ответ этот гад смеется и никак не может остановиться.

– О, ты в жопе.

– Почему? – выдыхаю я сквозь стиснутые зубы.

– Не прикидывайся дурачком, братан. Все эти годы ты был зациклен на ней. Она все еще замужем?

– Нет, – со вздохом признаюсь я.

– Нет? Тогда хорошо. Почему у тебя такой недовольный голос?

– Вдруг я опять облажаюсь? – помолчав, произношу я.

– Спокуха, не облажаешься.

– Я этого не хочу, но у меня такое чувство, что нам предстоит многое проработать.

На этот раз молчит он. Затем спрашивает:

– Она того стоит?

– Она стоит всего.

– Тогда скажу так: не упусти свой шанс. Ты заслуживаешь счастья больше, чем кто-либо, кого я знаю.

Брат меня поддержал, и это меня удивляет, хотя и не должно бы. Он всегда меня прикрывал.

– Спасибо. Мне пора.

– Конечно. Скоро увидимся.

Он заканчивает разговор, и весь остаток дороги я размышляю о том, смогу ли у меня исправить свои ошибки и наконец-то получить эту девушку.

Глава одиннадцатая

Салем

– Я скучаю по тебе, – говорю я милому личику на экране телефона, закрывая мамин магазин. Он не работал несколько месяцев, с тех пор, как мама сильно ослабела, но в нем до сих пор остаются вещи, которые нужно перевезти и убрать, прежде чем мы решим, что с ним делать. Разумнее всего его продать: Джорджия работает медсестрой и не собирается содержать антикварную лавочку, а я… ну, я не знаю, чем буду заниматься. Глупо, но меня коробит от идеи избавиться от него. Этот магазинчик – первое, что наша мама сделала для себя.

– Я тоже скучаю по тебе, мамочка, – улыбается Сэда. – Папа сказал, что у нас на ужин пицца!

– Ммм, звучит аппетитно. – Я отпираю машину и ставлю на заднее сиденье коробку со старыми свечами.

Сомневаюсь, что сохранился хоть какой-то аромат, но мне не хочется оставлять их в магазине. Глупо, я знаю. Я перестала изготавливать свечи, когда уехала из города, а при виде коробки у меня защемило в груди.

Я не готова возвращаться домой, поэтому перехожу на другую сторону улицы. Джорджия заехала за мамой и отвезла ее ужинать к себе домой. Меня тоже пригласили, но я отказалась, чтобы зайти в магазин. Спешить мне некуда, и я решаю, что прогулка по центру нашего городка пойдет мне на пользу.

– А что у тебя на ужин?

– Пока не знаю.

– Я бы хотела, чтобы ты поела с нами пиццу.

– Знаю, детка.

– Когда мне можно будет навестить бабушку?

Я поджимаю губы.

– Не знаю.

Может быть, я придумаю, как привезти маму к Сэде. Я не могу допустить, чтобы она приехала сюда и Тайер увидел ее прежде, чем я успела его предупредить.

Хотя… у Сэды светлые волосы, и вряд ли кто-то заподозрит, что Калеб не ее отец. По крайней мере, если смотреть на нее издалека. Но я-то знаю. Я подмечаю в ней черты Тайера каждый день. Изгиб губ, форма щек, выражение лица, которое появляется, когда она о чем-то думает.

Но чаще всего я вижу Тайера в ее глазах. Таких же карих, теплых и умных, как у него.

– Папа сказал, что пиццу привезли! – Она вскакивает и бежит с телефоном в руке. – Я люблю тебя, мамочка!

– Я тоже тебя люблю. – Она кладет трубку, экран темнеет.

Я иду по улице, рассматривая старые и новые магазины. Что-то заставляет меня войти в один из них, я открываю дверь и вдыхаю аромат лаванды и эвкалипта.

– Подождите, я сейчас подойду! – раздается радостный голос.

Я беру кусок домашнего мыла и нюхаю его.

Шорох ткани заставляет меня поднять глаза. Высокая женщина лет тридцати-сорока огибает стол и подходит ко мне. На ее голове шапка темных кудряшек, а одета она в расклешенные джинсы и простую белую футболку. Ее запястья украшают браслеты и звенят, когда она двигается.

– Здравствуйте, – она оглядывает меня с ног до головы. – Я вас здесь раньше не видела.

Люблю маленькие городки: если люди тебя не узнают, они сразу тебе об этом сообщают.

– Я жила здесь подростком. А сейчас вернулась присматривать за мамой. Она владеет антикварным магазинчиком «Бурное прошлое».

– О. – Ее улыбка слегка тускнеет. – Элисон такая милая. Жаль, что у нее рак.

– Да. – Я опускаю голову и беру стеклянную банку с солью для ванн с лавандой. – У вас прелестный магазинчик.

– О, спасибо! – Встрепенувшись, она снова радостно сияет. – Это была моя мечта – иметь собственный магазин.

– Что бы вы посоветовали купить? – Я указываю на витрину со всевозможными средствами для ванны.

– Если любите пенные ванны, то вот это и это. – Она берет в руки два предмета и протягивает их мне. Один из них – соль, но с ароматом апельсина. Другой – какой-то непонятный брусок. – Это – шампунь. – Она указывает на кусок мыла странной формы. – Знаю, выглядит странно, но с вашими волосами оно сотворит чудеса.

Я смотрю на ее красивые пышные волосы, и у меня нет повода ей не верить.

– Хорошо. Тогда возьму оба.

– Отлично! – Она улыбается и несет товар к кассе. – Осмотритесь еще, если хотите, не стесняйтесь. А то я так резко на вас напала.

– Ничего, все в порядке. – Я беру флакон с лосьоном с тем же апельсиновым запахом. – Я возьму еще это. – Я ставлю его возле кассы, кладу на прилавок свою карточку и жду, пока она заворачивает все в коричневую бумагу и кладет в пакет. После оплаты она добавляет в пакет чек.

– Надеюсь, вы сюда еще заглянете. Кстати, я Джен.

– Приятно познакомиться. – Я беру у нее пакет. – Я Салем.

– Ух ты, какое необычное имя! Уникальное. Мне нравится.

– Спасибо. Я к вам еще точно зайду.

Я выхожу на улицу и, немного прогулявшись, отправляюсь в местную итальянскую закусочную. Городок настолько маленький, что такого понятия, как ожидание свободного столика, здесь попросту не существует.

Хозяйка усаживает меня в уголок за маленький столик на двоих, на котором горит свеча. Она кладет на стол меню, и я бормочу:

– Спасибо.

Ходить в кафе в одиночку я приучила себя после развода. У меня всегда были мама, сестра, Лорен, Калеб и даже Тайер, с которыми я могла делать что-то вместе, и я знала, что крайне важно привыкнуть выходить в свет самостоятельно. И я стала выводить саму себя в кафе, в кино, то есть в такие места, куда я всегда стеснялась ходить одна. Я втянулась, и мне стали нравиться эти часы наедине с собой.

Я делаю заказ, и вскоре официантка возвращается с бокалом вина, хлебом и маслом, в которое его макать. От аромата хлеба у меня урчит в животе. Я отрываю кусок, макаю его в масло и откусываю.

– Здесь не занято?

Я давлюсь хлебом и кашляю. Тайер смотрит на меня с беспокойством: наверняка боится, что я задохнусь у него на глазах.

– Что ты здесь делаешь? – Я тянусь за стаканом с водой. Пара глотков – и мне уже легче.

Тайер смотрит на меня сверху вниз, его рука лежит на стуле напротив меня. Он все еще ждет ответа – «да» или «нет». Таков уж Тайер. Он не станет на меня давить или делать что-то, что мне не по душе. Если я скажу «нет», он уйдет или пересядет за другой столик и сделает это так, что я не почувствую себя виноватой.

Его губы слегка подергиваются, и я смотрю на них, угадывая улыбку.

– В ресторанах обычно едят.

– Я имела в виду возле моего столика. – Я держу стакан с водой и вижу, что мои пальцы дрожат. Прошло так много времени с тех пор, как я его видела, а он и сейчас способен привести меня в такое состояние, когда внутри все сжимается. Как же меня это раздражает! Я прячу руки под стол и переплетаю пальцы.

Он пожимает плечами, все еще держась за стул, как за спасательный круг. На его мизинце кольцо. Он никогда его раньше не носил, и мне безумно любопытно, почему он носит его сейчас.

– Я увидел тебя и подумал, что мы могли бы поужинать вместе.

– Мы уже ужинали вместе.

– С твоей мамой, – подчеркивает он и выпрямляется. – Все в порядке. Я возьму еду навынос.

Он отворачивается, чтобы уйти. Я опускаю голову, смотрю на красно-белую клетчатую скатерть и чувствую себя самой настоящей стервой.

– Тайер. – Я вздыхаю и опускаю плечи. Он замирает и поворачивается вполоборота. – Садись.

– Ты уверена?

Я киваю.

– Пожалуйста.

Он отодвигает стул и садится. Простая серая футболка непростительно красиво обтягивает его грудь во всех нужных местах. Ситуация гораздо более неловкая, чем в тот вечер у меня дома. Тогда мама служила буфером, а теперь здесь только мы.

– О, я не знала, что к вам кто-то присоединится. Что вам принести, Тайер?

Безусловно, официантка его знает – так всегда в маленьких городках. Это я отсутствовала так долго, что люди перестали меня узнавать.

– Как обычно, – непринужденно отвечает он, не сводя с меня глаз. – О чем ты думаешь?

– Ты сюда часто заходишь.

– Здесь вкусная еда. – Он наклоняется вперед и понижает голос. – Кроме того, я уже говорил тебе, что почти никогда не ем дома.

Я делаю глубокий вдох и выдох, моя грудь дрожит. Ненавижу, что он заставляет меня так нервничать.

Я уже взрослая. Взрослая женщина. Тайер Холмс не имеет права оказывать на меня такое влияние.

Прочистив горло, я беру бокал с вином и делаю глоток.

– Как жизнь?

Он усмехается:

– Сложный вопрос.

– Что это значит?

– Прошло шесть лет, Салем, – напоминает он, словно я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я видела его в последний раз. – За это время много чего произошло. Хорошего. Плохого. Бывали и счастливые дни, бывали и грустные. Вот почему вопрос сложный. Даже не знаю, с чего начать.

– Ты трезв – а это уже кое-что, – произношу я и вздрагиваю.

– Мне жаль, что тебе пришлось увидеть меня в таком состоянии, – прокашлявшись, произносит он.

– Я не хочу, чтобы ты постоянно извинялся за прошлое. – Я отворачиваюсь от него и наблюдаю за пожилой парой за столиком неподалеку от нас. – Не могу представить, в каком состоянии была бы я, если бы это был мой… Если бы я потеряла ребенка, – поправляюсь я.

– Я ходил на терапию. И до сих пор хожу. Раз в месяц. – Он наклоняет голову, заставляя меня посмотреть на него. Я сдаюсь и встречаю взгляд карих глаз, в который влюбилась до смерти, будучи совсем юной. – Это ты меня вдохновила.

– Я?! – Я едва не давлюсь от удивления. – Как?

– Ты сказала, что ходила на терапию для… Ну, ты знаешь, – хрипло произносит он, и я ценю то, что он не произносит этого вслух. – Я знал, что если ты сумела пережить свою травму и обратиться за помощью к терапевту, то и я смогу. Брат мне тоже помог. Он переехал ко мне и больше года жил со мной.

– Правда? – Я в шоке. Да, это я позвонила Лейту, но я не ожидала, что он на такое пойдет.

– Он… я думаю, он испугался, глядя на то, во что я превращаюсь, и не оставлял меня одного до тех пор, пока не убедился, что я иду на поправку. Он сказал, что это ты ему позвонила.

– Ты не позволил мне тебе помочь, а кто-то должен был это сделать.

– Знаю. – Он наклоняется через стол. – Мне невыносима мысль, что я тебя оттолкнул. Что причинил тебе такую боль.

– Тогда почему ты это сделал? – выпаливаю я вопрос, не выходивший у меня из головы на протяжении многих лет. Ведь это было так не похоже на Тайера.

Официантка приносит поднос с нашими блюдами и стаканом воды для Тайера.

– Что-нибудь еще нужно?

– Нет, спасибо, – говорю я и перевожу взгляд на Тайера. – Так что? – спрашиваю я, накручивая на вилку лингуине.

– Я был сломлен, я скорбел по своему ребенку. Я понятия не имел, сколько я пробуду в таком состоянии, а ты была прекрасной и заботливой, и я не хотел утягивать тебя на дно. – Он потирает заросший щетиной подбородок, в его глазах мелькают воспоминания минувших дней. – Я думал, что поступаю правильно, Салем. Это сейчас я понимаю, что это было абсолютно неправильно, но тебе было девятнадцать, и я хотел тебя освободить. Я знаю, что ты бы ждала столько, сколько бы времени мне ни потребовалось, а я просто… не хотел, чтобы ты это делала. Ты заслуживала чего-то большего.

– У тебя не было права решать это самостоятельно, – произношу я спокойным тоном, но в глазах стоят слезы.

– Знаю. – В его глазах тоже блестят слезы.

– Ты разбил мне сердце.

– Знаю. – Он закрывает глаза.

– Ты заставил меня тебя ненавидеть.

Его кадык судорожно вздрагивает.

– Знаю. – Опять это слово, одно-единственное.

Остаток ужина проходит в тишине.