Читать книгу: «Старый камин. Мистические и загадочные истории», страница 2

Часть 5

Банка со странным желе находилась на том же месте, где её оставил Бот после безумного рисования – на небольшом круглом столике, что стоял возле мольберта.

Непонятное вещество, казалось, жило какой-то загадочной, своей, одной ему ведомой, жизнью. Как и прежде, цвета перетекали из одного в другой, поражая причудливостью получающихся оттенков.

Док взял банку, открыл крышку, которой она была плотно завинчена, поднёс поближе к лицу и понюхал колыхающееся, студенистое вещество. Запах был едва уловимый – нежный, отдалённо напоминающий запах цветущего луга, где невозможно выделить отдельную нотку солирующего цветка. Это был букет волнующих запахов, будоражащих воображение.

Док закрыл глаза. Перед его взором поплыли причудливые картины. Он почувствовал, что всё больше и больше погружается в фантастический, нереальный мир. Мир полный гармонии и какого-то щемящего, притягательного ощущения счастья.

– Док! – услышал он сквозь обволакивающую его пелену нереальности, голос Бота. – Посмотри! Картина, которую я нарисовал, исчезла!

Док открыл глаза.

Холст, на котором несколько часов назад отразил всю свою буйную фантазию Бот, был чист и непорочен, как душа младенца.

Док поставил банку с желе на прежнее место и подошёл к холсту, возле которого стоял в растерянности Бот.

– Холст чист, – повторил Бот. – Я же точно помню, как рисовал на нём пейзаж, – Бот обернулся.

– А ты уверен, что действительно рисовал что-то? Может картина, которую ты, якобы, рисовал, была просто в твоём воображении? Может тебе просто казалось, что ты рисуешь?

– Да точно рисовал! – воскликнул Бот.

– А кисти где? – опять спросил Док. – Где кисти?

Кистей поблизости не было. Бот оглянулся по сторонам.

– Наверное, я их убрал на место, в коробку, – не очень уверенно проговорил Бот.

Он подошёл к коробке, в которой у него хранились все принадлежности необходимые для рисования, и открыл крышку. Кисти были на месте. Бот взял одну из них, повертел, потом провёл кончиком кисти себе по ладони. Кисть была абсолютно чистой и сухой.

– Надо же… Я совершенно не помню, как убрал кисти на место. Как мыл их, вытирал тряпкой. Не помню. Странно… – Задумчиво произнёс Бот.

– Так. Всё ясно! – воскликнул Док. – Ты ничего не рисовал! Это желе! Это оно пробудило в тебе образ картины. На самом деле ты её не рисовал! Так и есть! – уверенно восклицал Док. – Сколько времени ты возился с содержимым плода?

– Не знаю точно. Несколько часов. Возможно.

– Понятно. Я открыл банку всего на несколько секунд, а меня уже занесло невесть куда! Ещё чуть-чуть, и я бы тоже начал рисовать картину, – усмехнулся Док и посмотрел на Бота.

Бот стоял у окна и задумчиво смотрел куда-то вдаль…

Часть 6

Сдав бутылки, Гешка хотел было взять чего-нибудь опохмелиться. Но вдруг вспомнил добрую женщину у часовенки и её слова: «Не нужно пить. Вы – хороший человек…».

«Да уж… Хороший, – с горечью подумал Гешка. – Все б были такими хорошими!»

– Дрянь я! – неожиданно громко воскликнул Гешка, да так, что проходивший мимо мальчишка, шарахнулся в сторону.

Процесс стремительного скатывания Гешки вниз начался с того момента, когда его бросила Люся. Люся… Это была его первая, как ему тогда казалось, настоящая большая и единственная любовь. Любовь – навсегда. Любовь, поглотившая его всего без остатка. Он дня не мог прожить без Люси. Звонил, встречал, провожал, писал стихи. Так продолжалось около трёх месяцев. А потом Люся взяла и вернула ему все стихи, и ушла к Кольке – здоровенному парню, работавшему охранником в супермаркете. Именно тогда Гешка и выпил свой первый стакан. А потом и пошло, и поехало. Появился кореш Санёк. Такой же неудачник, как и Гешка.

По вечерам, сидя за кухонным столом дома у Гешки, и держа в руках заляпанные гранёные стаканы, они изливали друг другу душу. И становилось легче. Как им казалось.

Учёбу Гешка забросил давно, ещё когда влюбился в Люську. На работу идти не хотелось. В армию, по состоянию здоровья, его не брали. Так и жил. Хотя, разве это можно назвать жизнью? Так… Существование.

Гешкина мать пыталась наставить слабохарактерного сына на путь истинный. Но потом сдалась. И махнула рукой – живи, как знаешь! И Гешка жил. Как знал.

«Какая хорошая женщина мне повстречалась. И милая…» – снова подумал о незнакомке Гешка. « А я даже и не спросил её имени. Дурак».

Он оглянулся в сторону часовни – бомжи уже ушли. Видимо сегодняшнюю норму выполнили досрочно, благодаря отобранной у Гешки сторублёвки.

Гешка постоял, подумал какое-то время, а затем развернулся и решительно зашагал по направлению к часовне. Подойдя ко входу, он неуклюже перекрестился, и вошёл внутрь.

Внутри часовня оказалась довольно просторной. Было чисто, светло и пахло свечками.

Несколько старушек в платочках убирали огарки свечей. Кроме Гешки, из прихожан, в часовне никого не было.

Гешка купил две свечки. Одну поставил за упокой души отца, скоропостижно умершего шесть лет назад, когда Гешка только поступил в техникум, другую – Николаю-Чудотворцу.

Старушки не обращали на Гешку внимания: молча убирали догоревшие свечи, бесшумно передвигались от иконы к иконе, протирали их чистыми светлыми тряпками.

– Извините, пожалуйста, – смущаясь, обратился Гешка к одной из старушек. – Вы не знаете… Тут недавно женщина одна приходила. Молодая. Волосы такие светлые. До плеч. И шарфик на голове её… Сиреневый.

– Тут, милок, знаешь, всякие женщины приходят. В разных шарфиках. Всех не упомнишь, – тихо отозвалась старушка.

– Жалко, – так же тихо произнёс Гешка.

Старушка глянула на Гешку:

– А что случилось-то? Что узнать-то хотел про неё?

– Да хотел узнать – часто ли она к вам приходит?

Старушка пожала плечами, а потом предложила:

– А ты сам приходи к нам почаще. Вот и узнаешь, как часто твоя зазноба к нам ходит.

Гешка смутился.

– Да она не зазноба. Она – ангел.

– Ну, вот, – подключилась вторая женщина, – говоришь – не зазноба, а сам ангелом её называешь! Так просто незнакомых людей ангелами никто не зовёт.

– Зовут, – улыбнулся Гешка, и на душе у него вдруг стало так хорошо и светло, что он даже испугался этому непривычному, новому для него состоянию.

– Ты, правда, приходи, милок, на службу, – снова предложила одна из служительниц. – У нас батюшка – золотой души человек. Посмотришь, послушаешь. Приходи.

А вторая с улыбкой добавила:

– Может, и ангела своего встретишь?

– Приду, – неожиданно для себя самого ответил Гешка.

Часть 7

В воскресенье Гешка поднялся раньше обычного – в 8 утра. Хотя, что воскресенье, что понедельник… Гешке было без разницы. Для него все дни были сплошным «воскресеньем». Вот уже год, как он, не имея постоянной работы, перебивался случайными заработками, да незначительными подачками от матери и просыпался, когда ему вздумается.

Сегодня же – был особый случай. И Гешка, чтобы не проспать, даже завёл будильник.

Пробудившись в столь ранний, по Гешкиным меркам, час, он тщательно выбрился, ополоснул лицо холодной водой, расчесал с большим трудом свалявшиеся локоны своей буйной шевелюры, внимательно посмотрел на себя в зеркало. Осунувшееся лицо, мешки под глазами…

– Красавчик, – с горькой усмешкой изрёк Гешка.

Задребезжал мобильник. Это был Санёк. «И какого лешего ему не спится?!» – раздражённо подумал Гешка, выслушав приветственную речь друга.

– Геш, я сейчас забегу к тебе. Дело есть, – сообщил Санёк.

– Не, Сань, не надо. Мне некогда.

– Какое «некогда»? Говорю – дело есть! И потом… Сегодня ж воскресенье, – не понял Санёк.

– Ну я ж сказал – некогда. Именно потому, что сегодня воскресенье и некогда, – ещё раз повторил Гешка. – На службу я иду.

– На службу? – удивился друг. – Работу что ли нашёл?

– Да нет. Не работу. Говорю ж – на службу. В церковь, короче.

– Куда?! – ещё больше изумился Санёк.

– В церковь, – опять повторил Гешка. – Ладно, Сань. Потом поговорим. Давай, пока, – и Гешка нажал отбой.

«Вот достал-то!» – подумал о Саньке Гешка.

Часть 8

Стоя в набитой до отказа народом часовне, Гешка тщетно пытался понять произносимую на старославянском языке проповедь батюшки. Кроме – «Господу помолимся!», он не понял ничего. Но, однако ж, послушно, периодически глядя, как это делают все остальные прихожане, осенял себя крестным знамением, и опускал вниз голову, потупя взор, когда батюшка проходил мимо него и окроплял всех из чаши святой водицей.

Потихоньку он посматривал по сторонам, ища взглядом ту, ради которой, собственно, и поднялся в такую рань, и явился на службу – он высматривал сиреневый шарфик и светлые волосы. Шарфики и платочки на головах прихожанок были разными, но сиреневого ни у одной из них не было.

«Ну, вот. Зря такую ранищу поднялся» – с досадой подумал Гешка. «И чего я тут делаю? Всё равно ничегошеньки не понимаю» Гешка оглянулся, ища отступную, но народ стоял плотной стеной, и пробраться к выходу, не потревожив прихожан, умиротворённо слушающих проповедь батюшки, было невозможно.

Гешка вздохнул и опять, осенив себя крестным знамением, смиренно потупил взор.

Через какое-то мгновение толпа, окружавшая его со всех сторон, стала редеть и выстраиваться в длиннющую очередь «на елеепамазание», как пояснила Гешке одна из сердобольных старушек, отстоявшая всю службу рядом с Гешкой.

Гешка на елеепамазание строиться не стал, а потихоньку начал протискиваться к выходу. У двери он задержался, рассматривая, разложенные на столе церковной лавки различные духовные книжки и образа святых на миниатюрных деревяшках. Тут же были расписные деревянные яйца, как на весёлой ярмарке. Только на яйцах этих были изображены не птички-синички, и не цветочки с вензелёчками, а лики святых и лики всего святого семейства последнего Российского царя Николая.

Гешка задержался у прилавка, залюбовавшись тонкой, изящной работой неизвестного мастера. Он приценился. Понял, что деньжат у него маловато, чтобы стать обладателем одного из увиденных им шедевров. Порылся в карманах. Наскрёб немного мелочи. Этого хватило, чтобы приобрести небольшой карманный календарик с его любимым образом Николая Чудотворца.

Убрав календарик во внутренний карман куртки, он вышел на воздух. Постояв немного у входа и соображая, куда бы ещё сегодня податься, он оглянулся на вход в часовню, вздохнул и побрёл по дорожке в сторону сквера.

Навстречу ему двигалась молодая женщина. Она, явно, куда-то спешила. Светлый плащ был полурастёгнут, на ветру развивались светлые волосы и… сиреневый шарфик. Женщина, не замечая ничего и никого вокруг, проследовала мимо Гешки и свернула к часовне.

Гешка встал, как вкопанный. Моментально его мозг пронзило: – ОНА!

Гешка развернулся и быстро зашагал назад, к часовне.

Часть 9

ОНА стояла у церковной лавки и выкладывала на стол перед женщиной, торгующей церковной утварью, деревянные медальоны с изображёнными на них ликами святых и красивыми пейзажами. Женщина пересчитала медальоны, аккуратно сложила их в стопочку и убирала под прилавок.

Гешка стоял неподалёку. До его слуха доносились обрывки фраз, разговаривающих между собой в полголоса женщин:

– Спасибо тебе Вероника. Да, да. Через недельку.

Гешка делал вид, что рассматривает содержимое прилавка, изредка, как бы невзначай, поглядывая на НЕЁ.

ОНА, закончив общение с женщиной, развернулась и так же стремительно, как на дорожке в сквере, проследовала мимо Гешки к выходу. Гешка поспешил за НЕЙ.

ОНА шла, ни разу не оглянувшись. Гешка почти нагнал её, но окликнуть так и не решился.

ОНА миновала сквер и направилась в сторону метро. Гешка тоже.

Когда они оказались в вагоне метро, ОНА резко обернулась и спросила:

– Вы долго будете меня преследовать?

Гешка неожиданно для себя самого ответил:

– Долго.

– И сколько, если не секрет?

– Всю жизнь.

Он вдруг понял, что эта женщина именно та, которую он ждал и искал всю жизнь. Даже увлечение Люсей показалось ему сейчас незначительным, легкомысленным эпизодом, по сравнению с этой встречей.

Сердце Гешки бешено колотилось, готовое вот-вот выскочить из груди.

ОНА улыбнулась и протянула ему узкую ладошку:

– Вероника.

Гешка пожал её ладошку и сказал в ответ:

– Геннадий. Можно просто Геша.

Она смущённо добавила:

– Ну, тогда я просто Ника.

– А можно я буду называть тебя Верой?

– Можно. Хотя… Все друзья зовут меня Никой. Это богиня такая… Победа.

– Нет, – мечтательно произнёс Гешка. – Ты Вера. Моя Вера…

Часть 10

Вера жила в небольшой однокомнатной квартирке на окраине города. Это было очень скромное, уютное жилище одинокой молодой женщины.

Большой письменный стол был завален всякими деревянными заготовками, болванками, как называла их Вера, красками, наждачной бумагой. В стаканчиках стояли кисти. Тут же лежала большая красочная книга с образами святых. Вера была художницей.

Она расписывала пасхальные яйца, подсвечники, рисовала лики святых на деревянных медальонах, и всю эту красоту относила в храмы. Ей платили за работу и, надо сказать, неплохо платили. Особенно удачными были дни в великие церковные праздники: на Пасху и Рождество.

Сейчас она выполняла заказ одного из монастырей. Писала портреты семейства последнего российского царя, не так давно причисленного к лику святых.

Гешка помогал Вере во всём: зачищал деревянные болванки шкуркой, покрывал их лаком, после того, как Вера изображала на них очередной шедевр. Иногда он, по просьбе Веры, разносил заказы по храмам.

Мать Гешки не могла нарадоваться. Как изменился её сын! «И это всё Вера. Всё она!» – говорила она своим соседям, – «Только вера и способна изменить человека». И уже было непонятно, о ком она говорила, о женщине Вере или о вере вообще.

Вера почти ничего не рассказывала Гешке о её жизни до встречи с Гешкой. Да Гешке это было и не важно. Важно, что сейчас она с ним. А что там было до того? Какая собственно ему разница? Вроде бы был у неё «какой-то», которого она, вроде бы, даже любила. И этот «какой-то» её обманул. Попользовался и бросил. После этого Вере все мужчины стали как-то неинтересны. Нет среди них нормальных, настоящих, – частенько говорила Вера.

А Гешка неожиданно ей приглянулся. Несклёпистый неудачник Гешка и приглянулся. Странные существа, всё-таки, эти женщины! Не поймёшь их.

Она нянчилась с ним, как с ребёнком. Рассказывала о жизни великих художников и учила рисовать. И вскоре Гешка смог сам, собственноручно, расписать медальон – небольшой, овальной формы. Получилось очень даже не плохо, для первого раза. Берёзка, которую нарисовал Гешка, была как живая. Глядя на неё, казалось, что вот-вот она нежно зашелестит своей сочной зелёной листвой.

Гешка подарил этот медальон Вере. Она как-то тепло улыбнулась, принимая подарок, и тихо сказала:

– Спасибо тебе Геша. Ты не представляешь… Но этот подарок мне дороже любого золотого медальона.

Шли дни. Жизнь Гешки постепенно налаживалась. Он бросил все свои дурные привычки: курево и всякие там горячительные напитки. Вера и творчество поглотили его целиком, вытеснив все дурные помыслы и депрессивные состояния, так часто посещавшие его в прежней жизни.

Сказать, что Гешка был счастлив, это значит, ничего не сказать – он был несказанно счастлив! И вот именно в то время, когда чаша счастья переполняла его, и случилось то, что случилось. О чём речь пойдёт дальше…

Часть 11

Док вымыл тщательно руки, надел тонкие латексные перчатки и приступил к операции. Хотя, в прямом понимании, это была не совсем операция. Он давно уже овладел приёмами бескровного вмешательства в любой живой организм.

На сей раз этому вмешательству подвергся сам Бот, его лучший друг, дружбой с которым он дорожил больше всего в жизни.

Док был первоклассный врач, и смотреть на мучения своего друга от болей в этой «дурацкой», как выразился сам Бот, печёнке, он не мог.

Прошло меньше часа, а Док уже снимал перчатки и слегка похлопывал по лицу друга.

Бот открыл глаза.

– Что? Уже всё? – спросил удивлённо он.

– Да, Бот. Можешь подниматься. Всё прошло как нельзя лучше. Только аккуратно вставай. Голова может немного кружиться.

Бот сел на операционном столе и потёр руками виски.

– Да, шумит немного в голове.

– Ничего, ничего, – подбодрил Док, – скоро всё пройдёт. – Это реакция на наркоз.

Бот аккуратно слез со стола и спросил:

– Ну, и?.. Где это чудовище?

– Да какое там чудовище?! – воскликнул Док. – Микроб какой-то и всё. Вон, смотри сам. Там, под колбой. Я ему температуру специальную создал. А то, чего доброго, ещё окочурится.

Бот при слове «окочурится» неодобрительно покачал головой.

– Док, ты какой-то грубый, некультурный стал.

– Да какая там может быть культура? С подобными тварями. Мерзость какая-то! Хотя на тебя действительно очень похожа эта мерзость. – Док бросил быстрый взгляд на Бота. – Прости.

Бот подошёл к лабораторному столу, на котором под прозрачной колбой лежало… «нечто» – очень похожее на него самого, только меньше раз в тысячу. У этого «нечта», так же, как и у него, были две руки, две ноги, голова.

Бот тихонечко, одним пальцем, постучал по колбе…

Часть 12

Гешка открыл глаза. В голове гудело. «Где я?» – подумал он и застонал. С трудом повернул голову набок и в ужасе увидел два огромных голубых глаза. Эти глаза с любопытством смотрели на него. Их цвет был удивительно похож на цвет глаз его Веры.

«Вера…» – простонал Гешка. В ответ – тишина. Вязкая, жуткая тишина, противно давящая на уши.

Гешка закрыл уши руками. В голове помимо гула стало что-то сильно стучать. Это кровь пульсировала сильными толчками. «Господи… Что со мной?» – чуть слышно произнёс Гешка.

Бот оглянулся на Дока.

– Док! Он что-то говорит. Его губы шевелятся.

– Брось, Бот! – воскликнул Док, вытирая насухо полотенцем руки. – Что может говорить какой-то микроб? Это всё действие наркоза. Тебе кажется.

– Мне жаль его, – сказал Бот, отходя от стола. – Зачем мы это сделали? Пусть бы жил спокойно…

– Да, – перебил Док, – ты ещё скажи, пусть бы разрушал твою печень и дальше!

– Ничего. Я уже начал привыкать. И потом… Он же там не один. Их там много.

– Вот именно! Много! – эмоционально отозвался Док. – А ты жалеешь этого одного! С его помощью мы узнаем, как тебя вылечить.

– Вылечить? – переспросил Бот и сам же ответил, – Чтоб это сделать, его надо убить. Так?

– Да, так. А ты как думал? Микробы способны погубить любой организм. Даже твой, Бот.

Бот неожиданно улыбнулся.

– Ты забываешь, Док. Я – вечен.

– Вечен, вечен… Не спорю. Но ты же не хочешь вечно мучиться от этих тварей? – Док ткнул пальцем в колбу.

– Не хочу.

– Ну, вот и отлично! Значит, будем искать противоядие! – довольно потирая руки, воскликнул Док.

Часть 13

Вера хватилась Гешку спустя три часа, как он отправился в храм за «зарплатой». Позвонили из храма, сказали, что работы Веры реализованы, так что можно приезжать, получать денежки. Поехал Геннадий…

Сердце Веры противно заныло, появилось навязчивое, дурное предчувствие. Она попыталась взять себя в руки, но тревога не проходила. Несколько раз, набрав номер мобильного Гешки и услыхав, что тот находится либо вне зоны доступа, либо – выключен, Вера совсем расстроилась. Мелькнула слабая надежда – а, может, он сейчас в метро? Или поехал к матери? Она позвонила ей.

Мать всполошилась:

– Нет, нет, он ко мне не приходил! И не звонил. Вера, надо в милицию звонить. Скорее. Господи, что же это? – запричитала она.

– С ним что-то случилось, я чувствую. А может, – с робкой надеждой спросила она, – он старое вспомнил? К Сашке подался? А? Вер…

Помчались к Сашке. Обе. Вместе. Сашка удивлённо пожал плечами:

– Не знаю я, где Гешка. Мы с ним уже сто лет не виделись. Как он к Вере перебрался, так и не виделись.

Забегали, заметались. Позвонили в храм. Да. Приходил. Деньги получил. Потом ушёл.

Побежали в милицию. Там сказали, что ещё рано панику наводить. Подумаешь, мужика три часа дома нет. Эка невидаль! Прогуляться пошёл. Товарища какого встретил.

– Да мало ли куда мог податься молодой мужчина! Да ещё с зарплатой! – усмехнулся участковый. – Подождите. Вот, коли его три дня не будет, тогда и приходите. С заявлением.

Вера с тяжёлым сердцем отправилась к себе домой, мать – к себе. Договорились быть на связи. Как только Гешка появится, обязательно созвониться.

О том, что Гешка её бросил, такого Вере и в голову не приходило. Этого просто не могло быть! Ведь всё было так хорошо. Она с ним духом воспряла. Нет, нет. Вот так взять и просто исчезнуть? Уйти от неё? Нет. Об этом не могло быть и речи.

Вера вспомнила их первый день знакомства. Там, у часовенки. Когда она, вовсе не желая его обидеть, сунула ему в руку сто рублей…

Вера улыбнулась, вспомнив, какой тогда был растерянный вид у Гешки. Как он неловко переминался с ноги на ногу и что-то бормотал невнятное. А потом в метро… Перед ней уже был совсем другой Гешка – решительный, напористый, с открытым, прямым взглядом…

Вот что любовь с людьми делает! И робость, и неуверенность куда-то улетучиваются. Любовь и слабого сильным делает. Волшебница она – любовь-то…