Читать книгу: «Дороги, которые нас выбирают», страница 6

Итак, под прощальные вопли друзей и родственников семья была загружена в скорый поезд, и пронзительный гудок поставил последнюю жирную точку в их на самом-то деле довольно счастливой и насыщенной событиями жизни в этом прекрасном городе, на берегу теплого, синего и до боли любимого моря.

В поезде Борьке было строго-настрого запрещено рассказывать о том, что семья уезжает за кордон. Патриотические настроения в то время в стране были достаточно сильны, и советская пропаганда клеймила отъезжающих как отщепенцев и предателей Родины. Шанс наткнуться в поезде на какого-нибудь ура-патриота был достаточно высок, поэтому для особо любопытных была придумана версия, что семья едет по работе отца на дальний север. Огромное количество зимней одежды, в том числе каракулевая шуба, а также лыжи, очень хорошо вписывались в эту историю.

Дорога до Москвы прошла довольно спокойно. Еды, принесенной провожающими, хватило всему вагону до самой столицы. Даже в соседнем вагоне Борька видел, как какой-то мужик закусывал водку бабушкиными фирменными, запеченными с чесноком, баклажанами.

На Киевском вокзале нужно было взять такси до аэропорта. Цепкий взгляд таксиста сразу же выделил живописную Борькину семейку. С первой же секунды он понял, о чем идет речь, и рассказывать ему историю о поездке на дальний север было совершенно бесполезно. Подойдя к родителям, он с наглой ухмылкой сообщил, что именно он специализируется на перевозке иммигрантов, а если они все-таки поедут с кем-нибудь другим, то рискуют вместо аэропорта оказаться прямиком на Лубянке, со всеми вытекающими последствиями. Пугливо озираясь по сторонам, Борькины родители согласились, хотя водила заломил астрономическую по тем временам цену в сто рублей.

Семья загрузилась в такси и тронулась в сторону аэропорта. Столичный международный аэропорт был своего рода государством в государстве, он жил по своим собственным законам. В отличие от других московских аэропортов туда нельзя было добраться ни на электричке, ни на автобусе. Единственным возможным транспортом было такси, и все перевозки жестко контролировались криминальными группировками, которые, в свою очередь, обязаны были делиться любой информацией с органами.

Все эти проблемы в данный момент Борьку совершенно не волновали, ему было все страшно интересно, еще бы, он улетал в Америку, и все ему жутко завидовали.

Вдали появились контуры аэропорта, радостное возбуждение Борьки достигло своего апогея, он уже мысленно видел себя сидящим в салоне иностранного самолета и потягивающим через соломинку восхитительную кока-колу.

Что же касается Борькиных родителей, то они находились в полуобморочном состоянии: папа непрерывно сосал валидол, мама нюхала валерьянку. Когда они подъехали к аэропорту, их состояние было уже предынфарктным. В ближайшие часы им предстояло самое страшное испытание в их жизни: переход государственной границы в летнее время, в зимней одежде и с лыжами, в которых находились контрабандные бриллианты. Все, что до этого казалось таким простым и безопасным, представлялось теперь в совершенно ином свете. Перед папой замаячил реальный срок за нарушение правил валютных операций и контрабанду.

Глава 9. Влад

Шел семидесятый год, Влад заканчивал школу. Предстояло поступление в университет. Попасть в разведчики было легче всего после юрфака, но поступить на него было чрезвычайно сложно. Шансы пройти конкурс на общих основаниях были практически равны нулю. В школе Влад звезд с неба не хватал, успехи в учебе были очень скромными. Сдавать на юрфаке нужно было гуманитарные предметы, а оценки за них – дело очень субъективное. Всегда можно сказать, что абитуриент не раскрыл тему, неправильно расставил акценты, не отметил роль рабочего класса, не показал руководящую роль партии. Это означало, что сдающие экзамены были полностью в руках преподавателей, экзамены принимающих. И здесь была очень большая проблема. Члены приемной комиссии были связаны по рукам и ногам списками.

Первым по рангу шел ректорский список. Все, кто был в него внесен, могли считать себя студентами, не сдав еще ни одного экзамена. Это были дети и родственники крупных городских аппаратчиков и руководства университета. Попасть в этот список Влад не мог по определению.

Вторым по значению был список декана. Здесь были детишки руководителей рангом пониже: университетских профессоров и просто нужных людей. Влад не был ни тем, ни другим, ни третьим.

Была еще одна категория льготников. Они не были детьми высокопоставленных родителей, золотых медалей за отличную учебу у них тоже не было, потому что в школе они бывали не так уж часто. Впоследствии они создавали славу родному университету, завоевывая для него золотые медали, но не за успехи в учебе, а за спортивные победы.

Высшее руководство требовало от университета спортивных успехов. Вырастить большого спортсмена за время учебы в вузе было практически невозможно, поэтому гораздо легче было принять уже спортсмена готового. Но принять его в вуз было только половиной дела, потом его надо было еще пять лет учить. Каждую сессию декан должен был просить доцентов и профессоров, поставить студенту-спортсмену очередную положительную оценку.

Вот тут-то и видел Влад свой единственный реальный шанс, и он не должен был его упустить.

Шел семидесятый год, и вся страна готовилась к великому празднику – столетию со дня рождения Вождя. Этому событию посвящалось все. Не только ввод в строй заводов, домен, электростанций и полеты в космос, но и спортивные победы. Имя Вождя всегда употреблялось в сочетании со словами «великий», «могучий», «гениальный». Во всем он был самый-самый. Самый человечный, самый умный, самый добрый. Огромные гранитные и бронзовые памятники, стоящие по всей стране, как бы подтверждали это.

Влад, как и все советские дети, никогда, ни на минуту в этом не усомнился. Но однажды Влад со своим классом оказался на экскурсии в музее Октябрьской революции. И там он увидел одежду Вождя. Маленькие, похожие на детские, ботиночки, коротенькие штанишки, кургузый пиджачок. Какая-то острая жалость вдруг пронзила его. Ему казалось, что он понял, насколько одинок и несчастен был этот пожилой и тяжело больной человек. Трагическими были его последние годы, когда он видел, как по его вине страна погрузилась в пучину голода, террора и Гражданской войны, как погибали миллионы людей, как покидали родину ее лучшие сыны. С этого дня в душе Влада появится сомнение в величии и гениальности Вождя. Спустя многие годы Влад поинтересуется, как такой занятой и больной человек смог написать такое огромное количество книг.

Окажется, что большая часть огромного собрания сочинений – на самом деле просто документы Совнаркома, им подписанные.

И вот в канун великого праздника в городе должны были состояться соревнования по самбо. Участвовать в них, а тем более победить, считалось особой честью, потому что это связывалось с именем Вождя. Влад прошел отборочные соревнования и был одним из участников. Он понимал, что ему дается шанс и упустить его он не может.

Влад тренировался как одержимый, все свободное от школы время проводил в спортзале. Дома продолжал качать руки гантелями, отжиматься и подтягиваться. Даже на встречи с Мариной не было времени.

И вот этот день настал. Влад шел на соревнования как на свой последний и решающий бой. Все будущие соперники были его смертельными врагами. Некоторые из них были сильнее его физически, но Влад знал, что все происходит в голове и побеждает тот, у кого есть цель и кто сильнее духом.

Первенство города прошло для Влада как в тумане. Его били без пощады, он отвечал тем же. На теле не было ни одного живого места, все болело, ныло, жгло. Иногда ему казалось, что он сейчас упадет и больше никогда не поднимется. Но он устоял, выдержал и победил. Влад стал чемпионом города среди юниоров. Так он достиг своей первой большой цели. Дорога в университет была открыта.

Начались выпускные экзамены в школе. Результаты могли оказаться очень плачевными, последние месяцы времени на учебу у Влада не было. Единственная надежда была на Марину. Не только потому что она была круглой отличницей, на то была еще одна причина.

Мама Марины была в родительском комитете, а институтский друг папы заведовал отделом в гороно. Эта многообещающая комбинация означала, что накануне экзамена можно было узнать темы сочинения и содержание контрольной по математике, которые присылались из гороно в закрытом конверте.

Мама же могла с помощью учителей исправить пару ошибок в сочинении и контрольной по математике еще в школе. Самое главное было при исправлении ошибок пользоваться той же ручкой, которой была написана работа. Сочинения и работы по математике проверялись комиссией гороно, поэтому любое влияние со стороны было проблематично. Остальные экзамены принимались школьными учителями, поэтому с этим было несколько проще.

Прием экзаменов теми, кто обучает, был очень интересной особенностью советской системы образования. Результат был легко предсказуем и, естественно, устраивал обе стороны. Неприятные сюрпризы были практически исключены, провалы и пересдачи – чрезвычайно редки.

Советская система образования была совсем не плохой. Все сводилось на нет порочной системой приема на учебу и проверки знаний.

Во всем мире дети в шести-семилетнем возрасте дружно идут в начальную школу недалеко от дома. Через несколько лет, к моменту окончания школы, когда становится ясным, кто на что способен, детей делят примерно на три группы. Самые слабые идут в низшую школу, окончив которую, можно стать безработным или разнорабочим, а иногда получить квалифицированную рабочую профессию. Следующая по трудности школа дает возможность получения среднего специального образования. Самые же лучшие идут в гимназию, а после нее – в университет. Переходы из школы одного уровня в школу уровня, более высокого, не запрещены, но очень редки – слишком сильно отличаются по трудности учебные программы.

Богатым родителям тупых детей после начальной школы остается только одно: отдать свое чадо в частную школу, где оно по крайней мере будет в приличном обществе. В низшей школе частенько бывает сложная криминальная ситуация. В дальнейшем теоретически возможно поступление в дорогой частный университет на несложную специальность, больше для повышения общего уровня развития. После гимназии отличники идут учиться на врачей и юристов, хорошисты – на инженеров и учителей, троечники на социальных работников и филологов. Самые же умные становятся математиками и физиками. О списках ректора, декана и председателя приемной комиссии никто никогда не слышал.

Все важные экзамены, включая выпускные в школе, а также заключительные в средних и высших учебных заведениях, принимаются комиссиями, состоящими из людей, не знакомых с экзаменуемыми. Пересдавать экзамен можно один, иногда два раза, после чего неудачник получает пятилетний запрет на следующую сдачу.

Из ста поступивших в университет студентов диплом получает одна треть, остальные по разным причинам отсеиваются. Это считается совершенно нормальным явлением.

Результатом этой системы образования являются вызывающие зависть медицина, красивые машины и хорошие дороги. Все без исключения выпускники университетов говорят по-английски, а тупые чада богатых и влиятельных родителей не сидят на важных постах в министерствах. Работа за границей чем-то особенным не считается. По знакомству и рекомендации с удовольствием на работу берут, но не оставляют, безжалостно изгоняя ленивых и некомпетентных, независимо от того, кто их пристроил.

Каждый год, весной, среди выпускников школ проводится опрос о самых престижных специальностях. На первых местах традиционно стоят врачи, адвокаты, пожарные и полицейские. Самые непрестижные, нижние строчки занимают правительственные чиновники, политики, профсоюзные деятели и дипломаты. Об этих профессиях молодежь не мечтает.

В советской, а потом и в российской школе, как известно, детишки, пришедшие в первый класс, вместе потом дружно учились до класса десятого. Трудно представить, с какой сложной задачей сталкивались учителя. Через пару лет в классе образовывались три группы детей: сильные, средние и слабые. То, что нужно было сильным, было для слабых совершенно неприемлемым, и наоборот. Бедные учителя совершенно не понимали, как вести урок, на котором сильные ученики откровенно скучали, средним надо было объяснять два-три раза, а слабые ни слова не понимали. Так и мучились несчастные учителя десять лет, натягивая оценки и перетаскивая деток из класса в класс. Оставить на второй год можно было только одного ученика, и это считалось позором. А потом были экзамены, которые, естественно, принимали сами учителя, поэтому положительные оценки были гарантированы всем.

Дальше начиналось самое интересное – поступление в институт или университет. Самые умные поступали на математический, физический факультеты или на информатику. Там не было списков, и связи были не нужны. Те, у кого были связи, оказывались по спискам в медицинском или юридическом. Средние и без связей поступали в политехнический, слабые – в педагогический, а самые слабые – в сельскохозяйственный. Потом была учеба, совсем не плохая, на довольно высоком уровне. Зачеты и экзамены иногда нужно было вымаливать, а позднее и покупать. Естественно, экзамены принимали те, кто учил, поэтому результат был заранее предсказуем. Потом были экзамены заключительные, которые сдавали все. Из ста поступивших дипломы получали девяносто. Это считалось нормальным.

Результаты такой учебы были плачевны. В стране была огромная детская смертность, продолжительность жизни была одной из самих низких в мире. Позднее в стране лечились только те, у кого не было денег, даже вырезать гланды детям стали за границей.

Иногда дело доходило до абсурда. В одной из южных республик у ее главы был личный врач, одновременно главный терапевт республики и заведующая кафедрой мединститута. У этой во всех отношениях замечательной женщины был сын – дебил. Это не помешало ему успешно закончить мединститут и стать врачом институтской клиники. Дебилизм его был настолько ярко выраженным, что даже присутствие высокопоставленной мамы не давало ему возможности и права лечить людей. Руководство клиники поручило ему заниматься наглядной агитацией и оформлением красного уголка, с чем он и его мама безропотно согласились. Прошли годы, мама умерла. На следующий день после ее похорон сыну была вручена метла, и с тех пор он благополучно подметает двор клиники. Никаких возражений эта смена рода деятельности у него, как ни странно, не вызвала.

Результаты учебы инженеров и строителей были еще хуже. Много лет страна выпускала самые плохие в мире машины и строила самые отвратительные дороги. Что же касается сельского хозяйства, то тут можно было только плакать. Печальное состояние советской экономики очень хорошо отражалось решениями правительства. Регулярно публиковались постановления о мерах по улучшению в сферах строительства, машиностроения и сельского хозяйства.

Хуже, чем в сельском хозяйстве, дело обстояло только в дипломатии. Туда принимали исключительно детей самых-самых, независимо от их умственных способностей. Для удобства институт международных отношений даже вывели из системы высшего образования и подчинили непосредственно Министерству иностранных дел. Результатом этого стали перманентные провалы поздней советской и всей российской дипломатии. Весь мир просто перестал воспринимать ее всерьез. Иногда, когда видишь российских дипломатов, участвующих в политических шоу и с перекошенным ртом, используя приблатненную лексику, доказывающих свои сомнительные тезисы, хочется предложить им попробовать свои силы в торговле на колхозном рынке.

В самой крупной европейской стране, славящейся также и своими дипломатическими успехами, специальности «дипломатия» не существует вообще. Дипломатом может стать человек, окончивший университет по любой специальности и знающий в совершенстве два иностранных языка. Каждый год набирают около пятидесяти человек из примерно двух тысяч претендентов, то есть конкурс составляет примерно сорок человек на место. Предпочтением пользуются, как ни странно, математики. Может быть, когда-нибудь и в России вернутся к практике ранних лет советской власти, когда на дипломатическую службу брали зрелых, хорошо себя зарекомендовавших специалистов. Тогда с российскими дипломатами считались все.

Только советские и российские математики, физики и программисты всегда соответствовали лучшему мировому уровню. Они поступали без списков, экзамены сдавали без денег и на работу устраивались без протекции. Постановлений правительства об улучшении их работы не было. Они без проблем находили и находят себе работу в любой стране мира.

И вот в этой неравной, казалось бы, заранее обреченной на неудачу борьбе Владу предстояло принять участие. Марина помогала ему как могла, у нее самой никаких проблем с экзаменами не было, она была отличницей. Влад писал диктанты под ее читку, сочинения на придуманные Мариной темы. Она проверяла его по истории и литературе. Марина самоотверженно помогала Владу, хотя на самом деле у нее были совсем другие планы. Марина не хотела, чтобы Влад поступил на юрфак и стал разведчиком. На это у нее были веские причины. Втайне она надеялась на то, что Влад провалится на вступительных экзаменах или не пройдет по конкурсу. Также как и мать Влада, Марина хотела, чтобы он пошел на завод, заочно закончил политех и стал инженером, как ее отец.

Школьные экзамены были сданы, и на удивление совсем неплохо.

И вот настал день, когда Влад переступил порог университета. Заполняя дрожащей рукой анкету абитуриента, он ясно осознавал, что у него есть только два плюс-пункта – рабочее происхождение и успехи в спорте. Будет ли этого достаточно, Влад не ведал.

Влад не мог знать, что его расчет оправдался. Нет, он не попал в ректорский список, также не попал он и в список декана. Но завкафедрой физкультуры, просматривая анкеты, отложил его заявку в сторону и попросил председателя приемной комиссии посодействовать, если будет возможность. Гарантий, конечно, никаких не было. Но Влад неплохо сдал экзамены, кроме того, прием на юрфак был в последнюю минуту неожиданно увеличен на двадцать пять человек.

До последней минуты Влад сомневался. Наконец настал день, когда были вывешены списки зачисленных. Влад искал свою фамилию, и казалось, что сердце сейчас выскочит из груди. И вот его глаза наткнулись на слова: «Гутин Владлен». Влад понял, что поступил. Вторая большая жизненная цель была достигнута, еще на один шаг он приблизился к своей заветной мечте. Влад понесся к Марине, она должна была узнать об этом радостном событии первой.

Глава 10. Иса

Иса не помнил, как он добрался до дома. Какой-то туман окутывал его. Перед глазами стояли фантастические картины, которые он увидел на берегу. Дома все уже спали. Иса поднялся на плоскую глиняную крышу дома. Вдалеке был виден небольшой кусочек океана и слегка слышен шум прибоя. Иса чувствовал, что разговор не окончен и он должен увидеть и услышать продолжение. Иса долго вслушивался и всматривался вдаль, и вдруг он опять увидел «это».

Человек лежал в пыли, и казалось, что он был мертв. Но вдруг он вздрогнул, зашевелился и открыл глаза. Какое-то время человек лежал и смотрел в небо. Потом он поднялся, неуверенно сделал несколько шагов, посмотрел по сторонам и пошел. По какой-то непонятной причине он пошел в ту же сторону, куда уже летели птицы и шли звери. Человек был совершенно гол, тело его покрывали густые темные волосы. У него была широкая мощная грудь, длинные крепкие руки, и было видно, что это был мужчина. Человек шел уверенным шагом, и казалось, что он продолжает путь по земле, начатый им много лет назад. Но это было не так у всех людей, очнувшихся в тот день, это было началом сознательной жизни, хотя им казалось, что они жили всегда.

Человек шел, повинуясь какому-то странному чувству, которое гнало его вперед. Он шел по холмам и долинам. Закончился день, и наступила ночь, стало темно, человек не мог двигаться дальше. Тогда он сел на теплую землю и быстро уснул. Когда рассвело, он пошел дальше. Вскоре у него появилось какое-то непонятное чувство, ему чего-то не хватало. Так впервые человек почувствовал голод. Рядом с ним летели птицы. Иногда птицы садились на кусты и начинали клевать какие-то яркие плоды. После этого их настроение явно улучшалось и они весело летели дальше. Они как бы говорили ему: «Попробуй, это очень вкусно». И человек сорвал ярко-красный плод и начал его есть. Плод был очень сладок и сочен. Странное чувство в животе исчезло, и он пошел дальше. Так человек впервые узнал вкус яблока. Он шел дальше и пробовал другие фрукты: желтые, зеленые, они тоже были сладкие и сочные, но вкус первого яблока человек запомнил навсегда.

Человек шел дальше, он видел горы, поля, леса. Он шел молча, но однажды он заметил, что все птицы и звери открывают рты и издают разные звуки. Птицы свистели, пищали, чирикали. Звери рычали, визжали, ревели. Тогда человек тоже открыл рот и закричал, птицы испуганно шарахнулись в сторону. Потом он начал тихо шептать, и птицы тут же вернулись обратно. Человек понял, что голосом он может угрожать одним и привлекать других.

Однажды он увидел, как небольшой зверек с удовольствием лакает воду из лужи. Человек лег на землю и начал пить. Так он узнал, что жажду можно утолять не только плодами, но и водой. Он шел дальше, сладких и сочных плодов становилось все меньше и меньше, а ночи были все холоднее и длиннее.

А потом он увидел, как крупный зверь загрыз оленя и начал есть его мясо. Наевшись, зверь затрусил дальше, и тогда человек впервые попробовал мясо. Вкус мяса был не очень приятен, но после него человек почувствовал необыкновенный прилив сил и ему стало тепло. Так он узнал, что есть можно не только плоды, но и животных. Это его очень обрадовало, потому что плоды можно было найти далеко не всегда, а живности кругом было полно.

Иногда человек видел таких же людей, как он сам, волосатых, поросших шерстью мужчин. Они недружелюбно смотрели исподлобья, и у него не возникало никакого желания пообщаться с ними поближе. Тогда еще человек думал, что он обречен жить один.

Однажды человек увидел мертвого барана, вернее, то, что от него осталось. Хищники съели мясо и кости, птицы выклевали остатки, а высушенная солнцем шкура осталась лежать на камнях.

Человек проспал ночь на шкуре, и ему так это понравилось, что он не захотел с ней расставаться и взял ее с собой. Но шкура мешала ему идти, и тогда он обмотал ее вокруг себя и закрепил с помощью лианы. Так человек начал носить одежду.

Прошли недели, месяцы, а он все шел. И однажды, оказавшись на высоком холме, он увидел то, к чему так давно стремился. Удивительно синее небо заполняло собой весь горизонт. Внизу же, там, где небо обычно переходило в горы или леса, в этот раз было что-то другое. Ярко-синяя вода простиралась до горизонта и, уходя дальше, сливалась с небом. Легкий ветер приносил с собой какие-то удивительные запахи, которые волновали и возбуждали его. Это был океан. Человек не знал, куда он шел все это время. Он просто шел туда, где был рожден.

Все живое всегда стремится к месту своего рождения. Рыбы годами живут по всему океану, но, достигнув зрелости, проплывают тысячи морских миль, чтобы добраться до того места, где они были рождены, и принести потомство, иногда ценой своей жизни. Птицы пролетают огромные расстояния, чтобы отложить яйца там, где они сами появились на свет, даже если это голые скалы в холодном полярном океане. Морские черепахи совершают за двенадцать лет кругосветное плавание, а потом безошибочно находят место своего рождения и сами приносят потомство. Как и почему они это делают, они не знают сами. И для людей место их рождения является святым, их влечет туда всю сознательную жизнь, и часто они завещают себя там похоронить.

Человек подошел к берегу, его переполняла радость, он начал громко кричать, океан что-то ему отвечал. Человек зашел в воду, начал хлопать по ней ладонями, поливать себя. Он почувствовал, что его тело как бы потеряло часть веса и стало намного легче. Около его ног с любопытством плавали рыбы, и он тоже пытался плыть как они. Вначале он подумал, что воду можно пить, но она оказалась соленой, совсем противной. По вкусу она напоминала красную жидкость, которая однажды выступила у него на руке, когда он поранил ее острым сучком.

Человек провел несколько часов в воде, он не хотел из нее выходить. Он чувствовал себя тепло и уютно, как чувствуем мы себя, вернувшись через много лет в родительский дом. Стало темно, пошел сильный дождь. Человек в изнеможении вышел из воды, дождь смыл с него соленую воду. Он дошел до ближайшего развесистого дерева и уснул, прикрывшись бараньей шкурой.

Когда человек проснулся, было уже светло. Какое-то неизвестное ему блаженство разливалось по всему телу. Он долго лежал и смотрел на море. Впервые в жизни ничто не гнало его больше вперед, ему больше не надо было никуда идти, цель была достигнута. И тут взгляд его случайно упал на его собственное тело, и человека пронзил страх. Это было другое тело. Темные свалявшиеся волосы стали светлыми и шелковистыми. Но не это было главное – все его тело было совершенно другого цвета. Из грязного, темного, закопченного оно стало светлым, чистым и не испускало больше резкого неприятного запаха. Это чудо совершила соленая морская вода, человек стал другим. Так произошло первое в истории омовение. И многие тысячелетия спустя крещение, как бы второе рождение, всегда будет связано с водой.

Долго рассматривал человек свое тело так, как будто видел его первый раз в жизни. Когда он поднял глаза, его как будто ударило током – в нескольких метрах от него кто-то стоял.

Нет, это не было одно из тех неприветливых, заросших шерстью, похожих на него самого существ. Они старались обходить друг друга стороной, испытывая при этом глубокое обоюдное недоверие. Это существо было чем-то похоже на него. У него была, вероятно, тоже после купания, такая же белая кожа. Оно стояло на двух ногах, имело две руки, но на этом, пожалуй, все сходство и заканчивалось. У этого существа не было густых волос на теле, руки были не такие длинные и мускулистые, как у него. Плечи у него были не такие широкие, а бедра не такие узкие. Но все-таки не это было самое главное. Самое интересное было то, что там, где заканчивались ноги, у него тоже были волосы, но не было отростка. Из этого загадочного отростка у человека время от времени вытекала какая-то жидкость. Кроме того, просыпаясь по утрам, человек замечал, что этот отросток становится очень твердым, и это, как ни странно, ему нравилось. Человек смотрел на это место и не мог оторвать глаз. Какая-то сила притягивала его взгляд. А существо, стоящее перед ним, не могло в свою очередь оторвать взгляд от его отростка.

Когда они встретились взглядами, человек не увидел в его глазах страха – в них было любопытство. Человек понял, что если он сейчас громко закричит, то существо испугается и убежит, а ему этого почему-то не хотелось. Что-то в этом существе притягивало взгляд человека, ему хотелось продолжать смотреть на него. Человек вспомнил, что когда он произносил тихие звуки, то птицы не улетали прочь, а с интересом его рассматривали. Тогда он начал что-то шептать. Человек пытался рассказать, как долго он шел, как он наконец достиг цели. Это не были слова, это были просто звуки. Но эти звуки были наполнены такими сильными чувствами, что казалось: существо его очень хорошо понимает. В какой-то момент существо что-то услышало и, рассмеявшись, показывая на человека рукой, вопросительно произнесло: «Адэм?» – «Адэм, Адэм», – радостно закивал человек.

Потом настала очередь существа. Оно пыталось поведать, как, дойдя до берега моря, оно долго купалось, как к ней подплывали рыбы, а дельфины пытались ей что-то рассказать. Существо показывало на себя рукой, объясняя, как ее кожа из темной и грязной стала светлой и шелковистой. И вдруг человек, услышав что-то, рассмеялся и, показывая на существо рукой, вопросительно произнес: «Эфа?» – «Эфа, Эфа», – радостно закивало существо.

Так человек и существо дали друг другу первые имена – Адэм и Эфа. Так будет всегда: люди будут получать имена и прозвища от окружающих, они же будут и характеризовать их как умных или глупых, смелых или трусливых, добрых или злых, щедрых или жадных. Страны, также как и люди, получат свои названия от пришельцев и завоевателей.

Адэм и Эфа продолжали стоять друг против друга и с интересом наблюдать друг за другом. Адэм вдруг почувствовал, что ему хочется чем-то обрадовать Эфу, сделать так, чтобы она не ушла. И тут его взгляд упал на стоящее рядом дерево, усыпанное крупными красными плодами. Адэм несколько раз пробовал их и знал, что они очень вкусные. Он сорвал самый красивый плод и протянул его Эфе. С опаской взяв яблоко, она вначале очень долго его рассматривала. Потом, собравшись с духом, поднесла ко рту и надкусила. Яблоко было очень сладким и сочным, и Эфа с благодарностью посмотрела на Адэма. Он понял, что она не боится его больше. Адэм чувствовал, что теперь он может сделать следующий шаг.

Адэм видел, что, кроме того, что у Эфы, судя по всему, между ног не было отростка, на груди у нее, в отличие от него, было два бугра. Адэм осторожно дотронулся до одного из них, Эфа не протестовала. Тут он почувствовал, как под его рукой вершина этого бугра стала затвердевать и увеличиваться в размере. Тогда он потрогал другой, и с тем произошло то же самое. Эфа не протестовала и, судя по всему, уходить не собиралась. Но все-таки Адэма больше всего интересовало, есть ли у Эфы отросток между ног. И тогда его рука начала медленно опускаться от груди по животу, пока не достигла волос на лобке. Эфа стояла, плотно сжав бедра. Адэм продолжал трогать волосы внизу живота, он подумал, что, возможно, отросток находится где-то глубже между ног. Он попробовал засунуть руку поглубже. В первый момент это не получилось, но тут Эфа расслабила бедра и немного раздвинула ноги. Неожиданно рука Адэма почувствовала что-то влажное. Он продолжал трогать это место, и ему стало ясно, что вместо отростка у Эфы есть влажное и очень привлекательное место. В этот момент она вдруг взяла в руку отросток Адэма, и он неожиданно начал твердеть и увеличиваться в размерах. Какое-то странное, незнакомое чувство стало охватывать Адэма. Он поднял голову и встретился с Эфой взглядом. То, что он увидел в ее глазах, потрясло его. В них была какая-то неистовая, влекущая, засасывающая глубина. Казалось, они кричали: не останавливайся, иди дальше, и ты узнаешь что-то такое, что навсегда перевернет всю твою жизнь. Адэм продолжал ласкать влажное место между ног у Эфы, а она – гладить его отросток, который становился все тверже и длиннее. Адэму хотелось прижаться к ней, стать с ней одним целым. Вдруг его отросток оказался как раз напротив ее влажного места, и это прикосновение как бы захлестнуло его теплой сладкой волной. Он стал водить по влажному месту своим отростком. Эфа начала стонать, у нее закружилась голова. Тогда она вначале присела, а потом легла на спину, притягивая за собой Адэма. И вдруг он почувствовал, что его отросток вошел в какое-то отверстие, которое оказалось между ног у Эфы. Оно было довольно глубоким, но Адэму неудержимо хотелось войти еще и еще глубже. Эфа двигала бедрами, как бы увлекая его за собой в бездонную пучину наслаждения. Она стонала, а ее ногти раздирали в кровь спину Адэма, но он при этом не чувствовал боли. И вдруг какая-то судорога пронзила все его тело, и стон наслаждения вырвался из его губ. В ту же секунду Эфе показалось, что ее тело стало невесомым и она взлетает к звездам. Крик восторга вырвался наружу, и в это мгновение сильная боль пронзила все тело, разорвалась ее девственная плева, и она закричала, на этот раз уже от боли.