Отзывы на книгу «Венедикт Ерофеев: посторонний», страница 2

Авторы Олег Лекманов, Илья Симановский и Михаил Свердлов постарались как можно объективнее передать особенности и черты характера, масштаб дарования Ерофеева через призму его поступков и отношений с разными людьми.

С одной стороны, Венедикт Ерофеев - яркий писатель постмодернист, философ-провокатор, алкоголик и сумасброд из знаменитой поэмы "Москва-Петушки".

С другой стороны, если углубиться в историю его жизни, Ерофеев окажется самородком из глубинки, который без экзаменов поступает в МГУ. Это человек, который постоянно мыслит, совершенствуется, в оригинале читает античные тексты, меломан...

А еще Венедикт предстает как раненный ребенок, много переживший в детстве и несущий эти травмы на протяжении всей жизни.

Эта книга о Ерофееве (премия Большая книга) получилась многосторонней, увлекательной с множеством личных историй и творческим анализом.

Авторы пишут, что Ерофеев был человеком-загадкой, тем самым посторонним и противился любым попыткам определить его в жесткие рамки.

И, в книге вряд ли удастся его разгадать, но зато можно хотя бы приблизиться к пониманию его личности и творчества.

Прежде чем появилась эта книга, был десяток публикаций. Отдельно печатались главы в «толстых» журналах и на литературных порталах. Одно за другим шли интервью. Ещё до выхода из печати биографию представили в Переделкине. Как только она легла на полки книжных магазинов, пошли пышные презентации при участии живых классиков и вечера памяти, где уже главную роль играли родные и близкие писателя. Проделана серьёзная работа по продвижению. Книга была обречена на успех. Первый тираж уже разошёлся, а типография корпит над вторым — дополненным и исправленным. Выходили многочисленные описательные рецензии. Полина Рыжкова (The Village) просто констатировала факт появления книги, Егор Михайлов («Афиша-Daily») задался очевидным вопросом: «... почему стоит читать биографию Венедикта Ерофеева?», Михаил Визель («Год литературы») обозначил болевые точки, вокруг которых «ученые мужи» строили свое исследование. Игорь Кириенков (Esquire) удивился жизнетворчеству писателя («Ерофееву помогала бутылка, принципиальная как будто безбытность и литература», из которых и росли все тексты), а Евгений Лесин («Ex Libris НГ») — построению книги на минимуме биографических данных. Единственным исключением в этом потоке была статья Алексея Евстратова («Горький»). Но и она по большому счёту оказывается вне поля критики, поскольку тяготеет к научному формату. Какова же причина безоговорочного успеха «Постороннего»? Почему не было серьёзных рецензий на книгу? У критиков нет вопросов? Попробуем разобраться. Венедикт и Венечка В книге два раздела — биография Венедикта Ерофеева и один день Венечки из поэмы «Москва-Петушки». Идея вести одновременно эти причудливые линии — смела и оригинальна. За первую отвечают Лекманов и Симановский, за вторую — Свердлов. Выстраивается конструкция так, чтобы автор и его герой хотя бы отчасти развивались параллельно. Понятно, что на протяжении всего повествования сохранять заданный темп невозможно, поэтому литературоведческая часть быстро проседает и утомляет. Контрастный филологический душ сам по себе прекрасен, но все хорошо в меру.Возможно, для этого издания было бы удобней и ещё оригинальней найти иной подход. Например, как в случае с недавно выпущенной кэролловской «Алисой» : с одной стороны — «... в Стране чудес», а с другой, если перевернуть книгу вверх тормашками, — «... в Зазеркалье». В случае Ерофеева — с одной стороны — биография автора, а с другой — персонажа. Исчезает параллель, но появляется карнавальное начало.Что же до основной части, то тут необходимо обратить внимание на пару моментов. Во-первых, проделана колоссальная работа по сбору материала (пусть это и первооснова любого исследования, но всё равно впечатляет!) и выуживанию из архивов (семейных в первую очередь) важных текстов, деталей, задумок, биографических данных и т.д. Некоторые письма печатаются без прежних купюр. Во-вторых, книга насыщена свежими мемуарами. Илья Симановский взял чуть ли не сотню интервью. Часть из них легла в основу книгу и помогла глубже понять Ерофеева, часть публикуется в периодике. Если говорить о читательских претензиях, то оба раздела — биографический и литературоведческий — переполнены информацией. Алексей Евстратов говорит, что это своеобразный монтаж и «сама техника повествования, выбранная соавторами, строится на многоголосье» . Но давайте всё-таки называть вещи своими именами. Исследователи приводят один факт и в подтверждение дают до десятка обоснований и цитат. Следом идёт контраргумент — с тем же десятком доказательств. Можно предположить, что подобное — следствие эйфории. Когда ты первым высказываешь какую-то гипотезу или выстраиваешь параллель, хочется, чтобы у собеседника не осталось никаких сомнений в твоей правоте. Впрочем, эта фактология не портит общего впечатления.

А далее можно ознакомиться с рецензией по ссылке.

Казалось бы, о Ерофееве написаны тонны мемуаристики от огромной толпы знавших, общавшихся и хотя бы на пять минут пересекавшихся с ним людей. Из всего Эвереста этой литературы можно было бы сделать вполне себе ламповую, объёмную книжку а-ля ЖЗЛ (хотя про ЖЗЛ, честно говоря, не знаю, я давно уж не читал этой ЖЗЛ, и близко себе не представляю её формата сегодня).

Но авторы «Венедикта Ерофеева: посторонний» как будто другую задачу перед собой поставили, эту задачу я бы определил попыткой википедизации писательского образа. Вообще, так сказать, в целом. Абсолютная и бесповоротная оцифровка образа… которая, увы, провалилась.

И я даже смутно понимаю, почему провалилась. Материала действительно очень много, Веничка ж почти что наш ровесник, многие до сих пор здравствующие успели застать, запечатлеть в себе и зафиксировать на бумаге. Весь этот материал авторы попытались уложить в 530 страниц, подтянуть изо всех источников хотя б по строчке, по впечатлению, по одному мнению. В результате получилась довольно-таки комканная, рваная вики-статья размером в книгу, а человека за этой статьёй нет и близко, не проглядывается он.

Конечно, труд поистине титанический, одному человеку, наверное, такое не осилить, и потому тут целая троица рыла, копала, компоновала. Одни главы с довольно подробным анализом «Москвы-Петушков» чего стоят – я и подумать не мог, что там всё настолько символично и густо наплетено (а теперь по-хорошему поэму-то надо перечитать). Да, но книга одним анализом не исчерпывается, читателю важнее ж увидеть образ писателя, понять его жизнь, его внутренние мотивы прожить так, как прожил Веня (а прожил неважно, чего греха таить, несчастливо и как-то мимо кассы – не зря же сами авторы обозначили Ерофеева посторонним).

Возможно, это эффект внутренней кривой оптики, но у меня этот образ не нарисовался, не сложился. Какие-то отдельные черты и особенности ерофеевского характера благодаря одним воспоминаниям схематично складываются, но тут же другие, абсолютно противоречивые воспоминания их перекрывают. В качестве одного из примеров – интерес Венедикта к евреям, – откуда, с чего началось и почему? Был ли он антисемитом или же просто сильно интересовался темой (судя по воспоминаниям людей – да, просто интересовался). А если эта тема, в общем, неважна, то зачем заострять на ней внимание? Противоречивые черты ерофеевского схематично набрасываются, их тут много, и все они практически без однозначного ответа. Понятно, что никакой однозначности через воспоминания разных людей не может прорисовываться в принципе, но так ведь и получается в результате вики-склад собранных отовсюду зарисовок и портретных характеристик.

Я не очень понимаю премиального механизма «Большой книги», собравшего воедино одиннадцать чисто художественных и одну вот эту ерофеевскую книгу из разряда нон-фикшн. По степени значимости, влиятельности каждой отдельной лит-единицы мерить сложно, хотя бы потому что, на мой взгляд, ни одно из представленных произведений не относится к разряду сверхвыдающемуся, отражающему в яркой спресованности оголённому нерву если не эпохи, то хотя бы уходящего года. Но даже с учётом этой мысли на заднем плане – смешивать-то зачем? Ведь и такому, никак не вовлечённому в активный литературный процесс мимокрокодилу вроде меня, очевидно: «Венедикт Ерофеев: посторонний» в призёры не просеется. Ну, хоть подсветили книжку в канун тридцатилетнего юбилея со дня смерти одного из выдающихся русских писателей – и то хорошо, спасибо «РЕШ».

Честно говоря, об авторе "Москвы-Петушков" знал немного. То есть знал о его пагубной привычке и заболевании горла (видел фрагменты интервью, данные этим ни с чем не сравнимым голом робота). Для поколения моих родителей фигура Ерофеева легендарная, почти мифологическая, для нас, филологов, учившихся в начале века, Ерофеев - этакий отец русского (советского) постмодерна, его наиболее эпатажный представитель. ТО, как написана книга, мне понравилось. Биографы стремились избегать собственных оценок, предлагая читателю мнение друзей и родных Ерофеева, предоставляя возможность раздавать оценки (часто весьма противоречивые) именно. При этом симпатию к своему герою скрыть коллективу авторов трудно. Но вызывает ли такую симпатию он у читателя? Признаться, не могу оправдать многие поступки Ерофеева-человека, к которым биографы вслед за большой группой друзей писателя просят отнестись снисходительно и с пониманием. Так, сложно понять необычайную неплодовитость Ерофеева-писателя, особенно если учесть, что был наш герой далеко не Флобером или Гоголем - трудягой-перфикционистами, мучительно раздумавшим над каждым словом своих творений, поэтому и оставившим после себя столь небогатое творческое наследие. Кроме как ленью я не могу объяснить долгое творческое молчание Ерофеева. Вредные привычки? Они давно ходят бок о бок с творческими людьми, увы. Да и чаще они не мешают, а даже способствуют сочинителю. Рефлексия? Она тоже свойственна творцу, но не мешает ему, а напротив мотивирует. Что же мешало писать Ерофееву? Я так и не понял, но для себя сделал вывод, что это банальная лень и нежелание напрягаться. Одним словом, спасибо аквторам за огромный труд, за очень интересную биографию. Но... несмотря на все усилия Лекаманова и ко, Ерофеев оставил у меня крайне неприятное, даже отталкивающее впечатление как личность и мужчина.

Из книги Натальи Русовой "Тайна лирического стихотворения. От Гиппиус до Бродского", из главы о стихотворении Цветаевой "Тоска по Родине! Давно...":

"Ёмкость поэтического слова и фразы здесь поистину бездонна. Внимательный читатель оценит и неологизмы Цветаевой ("единоличье чувств", "глотатель газетных тонн", "доилец сплетен"); и эллипсисы со знаменитыми цветаевскими тире, так много в себе вмещающими; и глубокие паузы внутри строф; и пропитывающую всё стихотворение анафоричность. Полное же перечисление всех переливающихся оттенков формы и содержания этого цветаевского шедевра попросту невозможно".

Вот именно - ёмкость бездонна, а законченный анализ невозможен. Говорят так о Достоевском, Пушкине. Периодически происходят открытия - находятся какие-то новые смыслы: "надо же, а и правда, как это раньше никто не замечал?" "Москва-Петушки" из того же гениального ряда - сколько ни анализируй, всё время будет открываться что-то ещё.

Сама книга представляет чередующиеся главы биографии Венедикта и анализа его произведений. Читается интересно, желания чтения по диагонали не было. Ещё один вклад в литературу о Ерофееве. Спасибо. Кто я такой, чтобы судить о том, хорошо ли, плохо ли в данной книге проанализированы биография и творчество Венедикта? Никто. Поэтому хочется оставить книгу без оценки. Потом всё-таки оценку поставил. Понравилось же. Ну вот.

Гении - публика, мягко говоря специфическая. Мягко говоря. При всём восхищении, допустим, Есениным, Ерофеевым или Цветаевой не хотел бы я иметь кого-нибудь из них соседями по коммуналке.

Не возможно писать отзыв после последней главы. но эту книгу должен прочитать каждый, кто считает, что любит русскую литературу.

книга более чем заслуженно получила премию

Авторы этой биографии стали в 2019 году победителями национальной литературной премии «Большая книга». Как говорится в аннотации на сайте премии «Персонаж Веничка близко знаком читателю, чего нельзя сказать про самого создателя поэмы „Москва-Петушки“. Второе место занял Григорий Служитель с книгой „Дни Савелия“, третье – Гузель Яхина и роман „Дети мои“. Жюри выбирало из 12 книг-финалистов.

Классная книга.. Дух захватывает с первой строчки и не отпускает до последней.. Автор делится огромным жизненным опытом и не скупится на юмор. Маст Хэв..