Читать книгу: «Месть», страница 2

– Ты от нас так просто не отделаешься, – сказал светловолосый подросток. – Пока не съешь жука, мы не отстанем.

В тускло освещенном корпусе парень, прижатый в угол около собственной кровати, стоял в окружении пяти хулиганов. На их лицах блестели ехидные улыбки. Андрей смотрел по сторонам, пытаясь найти спасение.

– Когда хорошенько прожуешь этого красавчика, тогда и отпустим тебя баиньки. – добавил светловолосый и кивнул на майского жука в руках Сергея.

За окном скрипели сверчки и громко шелестели листья на деревьях…

– Да что ты мнешься, жук очень полезный. Деликатес, – вырвался высокий голос откуда‑то из темноты и тут же хихикнул.

– Тебе нужно просто взять его в рот и прожевать, – заметил Сергей и поднес жука еще ближе ко рту Андрея. – Делов‑то!

– А если не съешь сам, то мы его тебе просто запихнем и заставим сглотнуть, – засмеялся самый пухлый подросток.

Андрей зажмурил глаза и послушно разомкнул губы. Сергей положил майского жука зеленого цвета с фиолетовым переливом ему в рот, аккуратно, будто это шоколадная конфета. От вида живого насекомого во рту Андрея трое парней зажмурились, а один отвернулся. Только Сергей не отводил глаз.

– А теперь жуй, – приказным тоном сказал он.

Парень сомкнул губы и закрыл глаза. Жук исчез во рту Андрея. По его лицу было видно, что ему противно и страшно.

– Жуй, – повторил Сергей.

Андрей подоткнул жука языком на нижний ряд зубов и надавил на него верхним. Как бы примеряясь к укусу. Он представил, что будет, когда надавить на жука? Какой вкус почувствует? Его не ждало ничего хорошее, но он повиновался.

– Ты будешь его жевать сегодня или нет?

Хруст раздался на весь корпус. Все ребята съежились. К мальчику с высоким голосом подступил рвотный рефлекс, он прикрыл рот рукой и убежал к выходу. Андрей жевал жука, стараясь не думать о том, что сейчас чувствует. Он словно отделился от своих переживаний. Вкус во рту жил отдельно от тела; казалось, что это не Андрей жует жука – кто‑то внутри делает это, Андрей лишь наблюдает, как это происходит. Ребята видели то же самое, что и этот «кто‑то» внутри Андрея, только Андрей был на сцене событий, а ребята – зрителями на последних рядах.

Девушка не торопилась покидать кабинет, она ждала одобрительного кивка от своего директора. Но он неподвижно изучал ухо Андрея Михайловича и не обращал на нее и малейшего внимания.

– Сергей Алексеевич, – протяжно повторила она. – Клиент…

– Милочка, как вы не поймете? Кому‑то нужно больше времени, кому‑то – меньше. Я вот тот клиент, кому нужно немного больше положенного времени, – улыбнулся Андрей Михайлович. – Ступайте и скажите посетителю, что сессии у него сегодня не будет.

Секретарша замялась в дверном проеме. Она с трудом понимала, как ей действовать дальше: Сергей Алексеевич молчал и не давал никаких указаний, а самостоятельность он не поощрял. Она боялась получить выговор, поэтому не торопилась покидать помещение.

– Извините, но я не могу просто так уйти без соответствующего указания Сергея Алексеевича.

– Сергей, – Андрей Михайлович повернулся к психологу, – отпустим девушку? Нам же есть о чем поговорить, правильно? – уверенно сказал он.

– Да-да, – пробуждаясь от воспоминаний, произнес Сергей, – ступай и принеси мои извинения Семену Игоревичу. – Он кашлянул. – Скажи, что тут особый случай, который требует особенного подхода и большего времени, чем я планировал.

Секретарша сделала неуверенный шаг назад, прикрывая за собою дверь.

– И принесите нам чая, – кинул вслед Андрей Михайлович. – Я пью исключительно зеленый, – добавил он. – А какой чай будешь ты? – посетитель обратился к психологу.

– Сергей Алексеевич пьет кофе, – заметила девушка

– О, милочка, я же обращаюсь не к вам. Не хорошо влезать в чужие разговоры. Разве вас этому не учили в школе?

На лице секретарши выступил румянец.

– Я тоже буду зеленый чай, – сказал Сергей.

Девушка кивнула и быстро выбежала из кабинета, чуть хлопнув дверью.

– Совесть рано или поздно становится врагом, – заметил Андрей Михайлович. – Совесть предает своего хозяина и переходит на сторону потерпевшего. Все, что принадлежало тебе и было частью тебя, становится твоим палачом. Вот почему Иисус говорил: если тебя ударили по одной щеке, подставь другую, так ты точно не натравишь на себя свою свободную совесть. Свою тишину. Своего Бога.

Было заметно, как Сергея трясло. Казалось, что Андрей Михайлович выпил из него все соки. Психолог вжался в кресло и утопил голову в плечи. От напряжения его тело стало меньше. Каждый мускул Сергея ненавидел Андрея Михайловича, поэтому мышцы были напряжены так сильно, что превратились в камень. Казалось, что Сергей превратился в мраморную статую.

– Ты полагаешь, что это я делаю с тобой ужасные вещи, и будешь считать меня ужасным человеком? – Андрей Михайлович улыбнулся. – Но ты сам это делаешь с собой. Твои внутренние демоны кусают твою плоть изнутри, вырывают куски и заставляют кипеть твою кровь. Демоны издеваются над тобой, и ты, смотря на меня, видишь не меня вовсе, ты видишь своих демонов. – Он сделал паузу. – У тебя уже совсем закончились силы сопротивляться мне? Ты уже не тот Сергей Алексеевич, который меня встретил в начале сессии. Вся твоя напыщенность улетучилась. Ты превратился в испуганного мальчишку. Видимо, ты вспомнил меня. Ты вспомнил, что ты сделал со мной, и испугался, что тебя заругают.

– Да, я тебя вспомнил, – выдавил Сергей. – И мне очень жаль, что я так поступил с тобой. – Он выдохнул, и его голова повисла на груди.

– О-о-о, твои обучения и вправду пошла тебе на пользу. Ты научился говорить то, что нужно говорить. Но чувствуешь ли ты то, о чем говоришь? – Андрей Михайлович поправил футболку.

В дверь постучались. Не дождавшись приглашения, Катя тихо зашла в кабинет с металлическим подносом в руках. На нем стояли две белые чашки с зеленым чаем и блюдце с печеньем «Юбилейное». Она молча подошла к журнальному столику между мужчинами и, поставив поднос, торопливо покинула помещение.

– Что ты от меня хочешь? Ты пришел проучить меня? Так давай, сделай это и уходи из моего кабинета! – взорвался Сергей. – Зачем все эти поучительные высказывания? Просто сделай, что собирался, и давай уже разойдемся по своим углам.

– О, ты перешел на ты. Наконец‑то ты отбросил все эти нормы социально одобряемого поведения. – Острые уголки губ Андрея Михайловича приподнялись вверх.

Посетитель протянул руку к своей чашке чая и, не торопясь, поднес ее к губам. Чай был крепким и горячим. Секретарша хорошо постаралась, заваривая его.

– Ты же знаешь, что пытка приносит куда больше страданий, чем быстрая смерть? Зачем мне торопить события, если ты уже в моей власти? Зачем упускать возможность поиграться с тобой, если ты больше не способен сказать мне и слова поперек. – Он громко отхлебнул чай. – Смотря на твои сертификаты, я полагал, что ты окажешься более крепким парнем, а ты сдулся уже через час разговора. И как после этого мне не считать себя уравновешенней, чем ты? – Гость поставил чашку обратно на стол и взял печенье, любопытно рассматривая причудливые линии на нем. – Как мне отказаться от соблазнительной мысли, что моя связь с Богом помогает мне жить более спокойную жизнь, чем живешь ты? Ты много работал, чтобы проводить подобные встречи. Ты учился, заслуживал хорошие оценки от своих наставников, а я просто нашел Бога внутри себя и держусь за него. Между нами пропасть. Ты стараешься соответствовать своей роли психолога, а я просто слушаю тишину внутри себя. Я не повторяю то, что выучил в книгах. Я говорю только о том, что ощущаю сам. В этом наша разница. В твоей голове живут мертвые ученые, в моей голове пульсирует жизнь.

– Если ты хочешь, чтобы я тоже съел жука, так и скажи, я его съем, только перестань со мной разговаривать как с мальчишкой.

– Так ты и есть испуганный мальчишка. – Андрей Михайлович посмотрел на Сергея. – Ты не можешь и дня прожить без всей той атрибутики, которой обложился. Ты как подросток, полагающий, что курение делает его взрослей. Нет, Сережа, не делает. И твои бумажки под стеклом не делают тебя психологом, и тем более человеком.

– А ты сам человек? – вступил Сергей. – Посмотри на себя… Если ты такой одухотворенный и живешь в согласии с Богом, твой Бог не против твоих поступков? Это ты называешь человечностью?

– Лекарство бывает мерзким на вкус, но его нужно выпить.

– Если ты хочешь, чтобы я выпил лекарство, то давай его сюда. Что мне нужно сделать, чтобы ты ушел? Попросить у тебя прощение?

– Прощение – это просто слова. Я не хочу, чтобы ты произносил пустые слова, я хочу, чтобы ты почувствовал раскаяние. Я буду рад, если ты поймешь, каково было мне, когда я с хрустом пережевывал бедное насекомое. Сколько злости я испытал тогда и сколько злости я испытал потом.

– Так прости меня. – от напряжения Сергей встал с кресла обойдя его сзади, как бы прикрывался. – Это же была лишь детская шалость. Я хотел почувствовать себя важным, мне было страшно, что меня не примут в лагере, поэтому я схватился изо всех сил за возможность чувствовать себя таковым. Все это было сделано от слабости, а не от силы. Я думал, что если поставлю на колени всех вокруг, то стану самым высоким. Мне просто было очень нужно самоутвердиться.

– И снова тебе плюс. – Андрей Михайлович ткнул на Сергея указательным пальцем и подмигнул. – Говорить ты научился, но я тебе не верю.

– Хорошо, я признаю свое поражение в твоей игре под названием «русская рулетка». Ты победил, – хмуро сказал Сергей, – у меня больше нет сил для этого театра. Это зашло слишком далеко.

– Это только начало, дорогой мой. – Андрей Михайлович потер руками. – Я долго готовился к своему триумфу. В своих фантазиях я смаковал результат этот встречи, и она идет так, как я планировал.

– То есть ты планировал прийти сюда, рассказать свою ерунду про Бога и научить меня, как надо жить? Ты серьезно? Это твой план? Зачем? Ты хочешь задавить меня авторитетом?

Андрей Михайлович не торопился с ответом. Он окунул печенье в горячий чай, и когда оно распухло, положил его в рот, едва не уронив мягкую половинку. Не прожевывая печенье, проглотил его одним махом и улыбнулся Сергею, качая головой то вперед, то назад.

– Я не большой любитель социальных сетей, – начал Андрей Михайлович, – а вот моя дочка просто обожает «ВКонтакте» – Он внимательно посмотрел на Сергея. – У тебя же нет детей?

Мужчина отрицательно покачал головой.

– У меня двое. – Он отпил немного чая. – Две светловолосые девчонки. Все в меня, будто моя жена не женщина, а ксерокс. – Андрей Михайлович поставил чашку на столик. – Старшая дочь как‑то сказала: «Папа, тебе обязательно нужна страничка ВКонтакте», – высоким голосом изобразил он, – и тут же зарегистрировала меня в нем, там‑то я и наткнулся на тебя. Я уже и забыл, что ты существуешь, а тут аккаунт с твоими фотографиями и сопроводительным текстом, да таким, точно ты не хулиган, а профессор психологии. Ох, знал бы ты, как я тогда разозлился. Забытые чувства вновь напомнили о себе. Пацан, накормивший меня жуком, – высокооплачиваемый психолог! Смех!

Сергей молчал. Выжатый, как лимон, он попытался вспомнить, когда еще так уставал. Может, только в начале своей карьеры? Когда, помимо работы с клиентом, он вдобавок боролся со своим внутренним страхом, что у него ничего не получится? Что он бездарь и вообще не способен помочь людям? Только каким было его удивление, что быть психологом не так сложно, для этого нужно лишь внимательно слушать и вовремя задать правильные вопросы.

– Мне так захотелось увидеть тебя. Прийти и показать, что разбираюсь в жизни не меньше твоего и для этого мне не нужны бумажки с важными подписями за стеклом.

– Значит, это дуэль? – задумчиво произнес Сергей. – Какая‑то часть тебя ассоциируется со мной, и эту часть ты не можешь принять в себе, вот ты и злишься. – Было заметно, как психолог поменялся в лице.

– Нет во мне никаких частей тебя, – рявкнул Андрей Михайлович, – есть я и Бог, и этот Бог в одно мгновение находится во всех людях на Земле. Одно и то же существо изучает само себя с помощью миллиарда глаз.

Сергей, не делая резких движений, отвернулся от Андрея Михайловича и подошел к окну. Изучая автобусную остановку, проезжающие мимо машины и прохожих, он впервые задумался о том, что было бы, если бы он никогда не существовал? Изменился бы как‑то мир? Ходили бы эти люди по тротуару, управляли бы они автомобилями? И если ответом на этот вопрос была тишина, то каким бы стал ответ на вопрос куда проще первого – что будет с миром после его смерти?

– Ничего, – сказал Андрей Михайлович.

– Что ты сказал? – не поворачиваясь к посетителю, поинтересовался Сергей.

– Ничего не существует. Весь этот мир – иллюзия. Выдумка ума. Ум собрал движение энергии в материю. Хотя материи нет. Вообще ничего нет, кроме пустоты и тишины. Вот поэтому я убежден, что Бог и есть тишина и пустота. Бог – это ничего.

– Хорошо, пусть это будет правдой. Пусть Бог – это тишина внутри каждого из нас, и что с этого? Что меняется от этого? Как этот факт способен повлиять на меня? – наблюдая, как из такси вышла деловая девушка с огромной папкой для бумаг, спросил Сергей. – Ничего же не изменится. Мне так же придется делать то, что я делал все это время, а потом я умру. Меня не станет, знаю я о Боге внутри себя или не знаю этого.

– А что тогда вообще важно? – переспросил Андрей Михайлович. – Моя внутренняя тишина важна мне, не тебе, а все, что важно мне, влияет на мое состояние, – сказал он. – Если я чувствую себя хорошо, то весь мир становится для меня дружелюбным. Так?

Сергей слышал, что говорит гость, только не хотел реагировать на его слова. Он продолжал смотреть в окно. Видел, как некоторые проходили проезжую часть быстрым шагом, а другие шли не спеша. Кто‑то носил яркую одежду, а другие предпочитали неброские цвета. Люди были разные и по-разному выражали себя, только это не имело никакого значения. С седьмого этажа офисного здания все они выглядели как муравьи. Они напоминали бездушную биомассу.

– Все, что я несу в мир, то мир мне и возвращает. Каждый сам создает себе Бога и поклоняется ему не для того, чтобы Бог простил, а для того, чтобы я простил себя сам. Бог – это символ моих внутренних процессов. Не больше, не меньше.

Слова Андрея Михайловича вырвали Сергея из его собственных размышлений.

– Так же, как человек сам создает себе Бога, получается, он создает себе и дьявола. – Психолог повернулся к Андрею Михайловичу и твердо посмотрел в его темные глаза. – И ты справился с двумя задачами разом. Если тишина – это Бог внутри тебя, то и дьявол находится там же. Он тоже сидит внутри тебя, только почему этот дьявол внутри тебя имеет мое лицо? Из-за дурацкого эпизода из детства?

Андрею Михайловичу пришлись по вкусу слова Сергея. Он несколько раз одобрительно покивал головой. Поднес руку к подбородку и задумался, переваривая сказанное.

– Сколько еще может продолжаться этот разговор? – Сергей подошел к журнальному столику между пухлых кресел и взял свою чашку. Чай уже остыл. – У тебя такая низкая самооценка, что ты решил прийти поговорить со мной о жизни, чтобы хоть как‑то самоутвердиться? Ты меня загипнотизировал своим Богом и тишиной. Какая же это чушь. Совершенно бесполезная идея. Как и сотни других идей. Жизнь – это простое существование, и в этом нет ничего особенного. Магического. Никто тут не познает себя миллиардами глаз. Никто не создавал нас для каких‑то опытов и исследований. Все куда прозаичней – мы появились совершенно случайно и живем в ручье случайный событий. Если Бог и есть, то он очень азартный, и он играет в кости. В его делах нет никакого замысла. – Сергей чувствовал себя уверенно, твердо стоя на ногах. А что касается мыслей – так это следствие нашего общения друг с другом. Язык, с помощью которого мы обмениваемся информацией, в какой‑то момент вышел из-под контроля, и инструмент для общения с себе подобными стал бесконтрольно разговаривать с мнимым оппонентом в голове. – Он ткнул себе в лоб. – Со временем появилась необходимость подумать, прежде чем что‑то сказать. Нужно было проиграть этот диалог внутри с воображаемым человеком. Воображаемым человеком, а не Богом. Поэтому в твоей тишине нет ничего особенного! Мы рождаемся и умираем – вот единственная правда, которую я знаю. Все остальное – грезы взрослых детей… Детей, которые в упор не видят реальность и надевают на нее разные одежды в виде сотни концепций, не принимая ее обнаженной, такой, какая она есть. Потому что в ней нет ничего особенного. – Сергей почти не останавливался, его речь была плотной и не имела пауз. – Простота – самое сложное, что может быть. И за пеленой сложных идей ее совсем не видно. Ведь так страшно понять, что в жизни нет никакого смысла и все смыслы человек придумывает себе сам, а если кто‑то не может придумать, ему помогут. Выдумщиков много.

Выслушав Сергея, Андрей Михайлович встал с кресла и медленно захлопал в ладошки.

– Не плохо для хулигана. Совсем не плохо! – гость замолк.

Мужчины молчали, находясь в поисках слабостей друг друга. Внезапная ухмылка или подергивание глазом, даже резкое движение руками могло послужить приглашением напасть на своего оппонента. Они стояли, как павлины, распустившие хвосты. Сергей больше не желал отступать и стелиться перед напыщенным клиентом, и Андрей Михайлович, кажется, это чувствовал. Посетитель впервые увидел в психологе достойного соперника. Он смочил губы. Сергей поднес чашку с холодным чаем и отпил немного, не отводя глаз от Андрея Михайловича.

– Вот почему с незнакомцами не стоит говорит о религии и политике. Потому что у каждого своя правда. И никто никогда не узнает истину. Только вера в определенную концепцию способна поддержать ее. Только вера, – задумчиво повторил Сергей.

Андрей Михайлович был спокоен. Его боевой нрав отступил. Тело расслабилось. Он больше не воспринимал Сергея как противника, теперь он видел в нем единомышленника.

– И заблуждается тот, кто пытается навязать свою веру, – добавил Сергей. – Ибо вера – это лишь идея, дарующая приятное состояние ее автору или последователю. Но никто не сможет питаться верой насильно. Вера – это добровольный акт. И каждый верующий во что‑то свое будет питать себя этой идеей. Эта идея никогда не подтвердится. Бог никогда не появится на Земле. Поэтому вера – это лишь топливо для энтузиазма.

Сергей держал спину ровно, так, будто у него вместо позвоночника черенок от лопаты. Его подбородок был чуть приподнят, а руки раздвинуты в стороны. Андрей Михайлович тоже не отступал. Его широко расставленные ноги были крепки, как корни огромного дуба, плечи расправлены, а лицо выражало спокойствие и уверенность.

– Я пришел сюда проучить тебя, – добродушно сказал последний. – Вдобавок я хотел доказать себе, что что‑то из себя представляю. – Он шмыгнул носом. – Я долго готовился к этой встрече, и вот она состоялась. В один момент я даже почувствовал, как кладу тебя на лопатки. Я ощутил свое величие, только величие не дало никакой выгоды. Я одергивал себя, напоминая, что у этого человека тоже внутри живет Бог. Такой же Бог, как и у меня, такая же тишина. Я объяснил себе, что раньше ты поступал гадко и делал это из-за невежества. От страха. Бог видел, как внутри меня происходила борьба. Как месть боролась с прощением. И прощение расцвело в моем сердце. Я увидел твои грани, ты такой же алмаз, как и любой другой человек. В тебе есть все стороны этого мира. Всевозможные проявления. Ты такой же, как и я. В тебе тот же состав, только в другой пропорции. Мы едины. Мы с тобой живем на одной планете, и если посмотреть на нее из космоса, то станет понятно, что наша жизнь – суета. Мы делаем простые действия. Инстинктивно добываем условный мед. Только для чего? – Он задумался. – А разве мы можем поступать иначе? – не дожидаясь ответа, сказал он. – В нас заложена такая программа. И мы выполняем то, что в нас заложено. Только кто это заложил в нас? Вот загадка всех загадок.

Сергей внимательно слушал Андрея Михайловича. По нему было заметно, как он относится к словам мужчины. Где‑то он кивал, а где‑то хмурился. Высказывания Андрея Михайловича не проходили мимо, Сергей активно реагировал на них.

– Мы будем делать то, что нам предначертано. – сказал психолог. – Как гравитация притягивает нас к Земле, как солнце дарит свои лучи, так и мы, люди, просто существуем, и единственное, что нам остается делать, – жить. Ни у чего нет смысла. Смыслом что‑то наделяем мы сами. И если тишина, которая слушает твои мысли, – Бог, то так тому и быть. Я считаю, что нет никаких проблем в том, что человек во что‑то верит. Но эта вера становится проблемой, если человек заставляет верить в нее других. – Сергей вышел из-за кресла. – Я приглашаю к себе клиентов для того, чтобы не учить их жизни, я приглашаю к себе клиентов, чтобы они ответили себе сами, как им лучше жить. Мир многообразен, и представления о мире тоже. Я за живой ум. И пускай тебя не обманывают мои сертификаты за твоей спиной. Это лишь мнения других людей. Я услышал их и сформировал свое. Мне хорошо в мире своих концепций. Если тебе хорошо в своем, то давай закончим нашу беседу и разойдемся подобру-поздорову.

Андрей Михайлович кивнул Сергею. Он засунул руку в карман шорт и достал оттуда спичечный коробок.

– Догадываешься, что тут? – поинтересовался Андрей Михайлович и хорошенько потряс коробок у своего уха. – Живой.

Сергей, кажется, понял, что Андрей Михайлович принес в его кабинет, но все равно сказал:

– Я уже говорил, что не люблю играть в «угадайку».

Посетитель приоткрыл коробок и показал его содержимое психологу, тот сел в кресло.

– Ты хочешь, чтобы я его съел? – после небольшой паузы ответил он.

– Если я попрошу тебя съесть жука, то я проиграю, – сказал Андрей Михайлович, – тогда мы с тобой будем одинаково слепые. Ты же помнишь, чему учил Ганди: «Принцип „око за око“ сделает весь мир слепым». Я не хочу уподобляться твоей слепоте. – Он положил спичечный коробок между чайником и блюдцем с печеньями. – То, что я не потребую того, что ты однажды потребовал от меня, причинит тебе больше страданий. Я оставлю его тут, и мы с тобой разойдемся. Подобру-поздорову!

Сергей, не отводя глаз, смотрел на спичечный коробок на металлическом подносе. Слова Андрея Михайловича были где‑то далеко, перед ним всплыло уже забытое воспоминание – хруст жука на весь корпус летнего лагеря. Он тогда сам сильно испугался и долго винил себя за то, что заставил сделать Андрея.

– Ну а теперь я, пожалуй, оставлю тебя, а то секретарша твоя, небось, вконец распереживалась.

На последнем предложении он повернулся к двери и уже через мгновение покинул кабинет психолога. В помещении возникла тишина. Только тонкое шкрябание жука в коробке напоминало Сергею о том, что происходило.

– Вот это ты ссыкун, оказывается! – усмехнулся Сергей, вскочив со своей кровати.

– Он вдруг как свалится на меня! – попытался оправдаться Андрей, закутавшись по шею одеялом.

– Трус ты, вот ты кто, – не успокаивался Сергей.

– Ничего я не трус!

– А вот и трус. Это любой в корпусе скажет. – Сергей стал искать одобрительные взгляды ребят. – Ведь так, или я вру? – Он нахмурился.

– Ага, я видел, ты чуть не заплакал, когда жук упал на подушку, – заметил пухлый парень, сидя накрою своей кровати.

– И визжал громче любой девчонки! – добавил высокий голос. – «Жук, спасите, жук!» – спародировал он, держа руки у щек.

– Не было такого! – защищался Андрей.

– А вот и было.

– Если ты считаешь себя смельчаком, то сможешь этого жука хоть в руки взять? – поинтересовался Сергей.

– Конечно смогу! – Андрей посмотрел под свою кровать, жук все еще был там.

– А в рот положить его сможешь?

Андрей представил, как огромный зеленый жук ползает у него во рту. Его передёрнуло. Он крепко вцепился в одеяло и промолчал.

– Вот ты, Диман, смог бы положить жука к себе в рот? – Сергей обратился к толстяку.

– Легко!

– А ты, Петь?

– Проще простого!

– А вот я не только в рот положить, так еще и съесть его смогу! – уверенно сказал Сергей.

– Раз можешь съесть, то и ешь! – Андрей набросил на свою голову одеяло и спрятался от ребят.

– Я уже сто раз ел жуков и больше этого! А вот у тебя, похоже, кишка тонка!

Лежа под одеялом, Андрей думал о маме. Он больше не хотел быть в лагере, он хотел к ней. И хотя он обижался на нее из-за того, что она уговорила его приехать сюда, все равно очень скучал и ждал ее. Но до конца смены оставалось еще целая вечность, от этого хотелось плакать. Он не знал, как ускорить время и как сбежать из этого невыносимого места. Андрей чувствовал себя в заточении, прямо как герой любимого фильма «Человек в железной маске».

– Ничего я есть не собираюсь! – слезливым голосом пробубнил Андрей, не вылезая из укрытия.

– Это кажется, что жука есть страшно, на самом деле ничего такого! Просто попробуй! – Сергей сдернул одеяло и поднес жука к лицу Андрея.

Он встал с кресла и, сделав несколько кругов вокруг него, взял спичечный коробок с майским жуком внутри. Психолог заглянул в щелку. Насекомое пыталось вылезти на волю, но не помещалось в образовавшееся отверстие.

Сергей вернулся на кресло. Держа коробок в руках, он посмотрел на запись, которую сделал в начале сессии. Там было написано одно слово: «тревожность». Сергей достал жука и, зажав его в кулаке, поднес ко рту. Зажмурившись, он притих.

– Вот прав же он, а? – пробубнил Сергей. – И вправду, один разговаривает, а другой слушает.

Сергей разомкнул губы и вставил жука себе между зубов. Не открывая глаз, он сжал челюсть и в комнате раздался тот самый хруст, который слышал в детстве. Только теперь это хруст был не где‑то далеко, теперь он звучал в его голове. Звонкий и до жути мерзкий хруст. Пережевывая насекомое, он взял свой планшет и, зачеркнув слово «тревожность», сверху написал «Освобождение». Тщательно прожевывая жука, он откинулся на кресло и, смотря в окно, повторил:

– Один разговаривает, другой слушает.