Читать книгу: «Дизель решает всё. Реинкарнация Победы – 1», страница 3
Глава 3
Вологда
Эпизод 1
Несмотря на ранний час, жизнь в провинциальном городе уже кипела вовсю и на улицах было довольно много народу. Особенно поразила очередь в булочную, которая тянулась метров на тридцать уже по улице. В прошлой жизни я больше всего ненавидел именно стоять в очередях. Это что ж, если я здесь останусь, и мне так придётся? Лучше бы меня пристрелили!
«Не каркай!» – ехидно выступил внутренний голос и опять спрятался подальше в подсознание. Эх, где ж ты был, когда я последний раз по телефону разговаривал!
Первым делом я направился на вокзал, благо он был недалеко, чуть дальше по улице, и не пришлось искать его методом опроса прохожих. Всё-таки, чувствовал себя я не совсем уверенно. Сам вокзал представлял собой красивую кирпичную постройку, чем-то похожую по стилю на Белорусский вокзал Москвы, только более скромную по размерам, не хватало привычной бело-зелёной расцветки. Здесь на покраске стен явно сэкономили, ограничившись только обрамлением окон и дверей.
Внутри вокзала был натуральный людской муравейник. Даже не ожидал такое увидеть, люди спали на узлах, здесь же рядом ели, множество народа хаотично передвигалось без видимой цели. В воздухе сильно сквозило от постоянно раскрываемых дверей, и стоял глухой гул голосов.
Протолкавшись к расписанию, вывешенному на стенде, с замиранием сердца прочёл: «Расписание движения поездов от станции Вологда на 1929 год». Приплыли. Простоял пять минут, свыкаясь с немудрящей мыслью, что о 1929 годе я вообще ничего не знаю. При этом меня толкали со всех сторон суетящиеся люди, а я стоял, раскрыв рот, и ничего не чувствовал.
Наконец, приведя мысли в порядок, нашёл в расписании поезда дальнего следования на Москву. Так, отправление два раза в сутки в восемь и двадцать часов ровно, на утренний я, в принципе, успеваю, если б были деньги местного образца на билет. В любом случае, пройти к кассам, посмотреть на процедуру продажи билетов будет отнюдь не лишним. Вдруг здесь без паспорта никуда не уедешь?
Переместившись к окошку дальнего следования убедился, что оно уже открыто, но народу не сказать, чтоб много. Да что там, мало народу едет! Вот пригородные кассы чуть ли не штурмом берут, тоже плохо. Потоптался невдалеке, вроде бы просматривая тарифы на проезд, посмотрел процедуру продажи билетов, вроде ничего, кроме денег, не спрашивают, это уже лучше. Ладно, вернусь вечером, теперь главное достать энную сумму наличности.
Тут, кстати, подошёл пригородный поезд и толпа народа потекла с перрона через здание вокзала. Из разговоров двух тёток я понял, что они направляются на толкучку. Взглянув на толпу с мешками со всякой всячиной, решил, что не они одни, смешался с потоком и отдался его воле. Лучший способ купить что-либо нужное, как говорил Матроскин, это продать что-либо ненужное. Шапка, билет, жратва мне была нужна, а вот четыре немецких штык-ножа явно лишние.
Эпизод 2
Городской рынок Вологды произвёл на меня тягостное впечатление. Народ кучковался на сравнительно небольшой площадке неправильной формы, ограниченной небогатыми домами и хозяйственными постройками. Под ноги то и дело попадались рытвины в ветхой мостовой, заполненные осенней грязью.
Для порядка немного потолкался, прицениваясь к местным товарам. Всё-таки в экономических реалиях двадцать девятого года я совершенно не ориентировался. Народ суетился и торговался, в основном продавая скоропортящиеся продукты и то, что в девяностых называли «сэконд хенд». Покупать в большинстве старались хлеб и различные крупы, а также хозяйственный инвентарь, посуду и бытовые мелочи. Найдя продавца с топорами и прочим острым железом и выбрав момент, когда народу вокруг стало поменьше, подошёл и, указав на первый попавшийся колун, спросил:
– День добрый! Эта игрушка в какую цену, хозяин?
– Добрый! – последовал не слишком приветливый, судя по интонации, ответ: – Не игрушка это, а справный инструмент для хорошего плотника.
– Пусть так, не хотел обидеть, прости, – с готовностью извинился я. – Так по чем?
– За полсотни рублей отдам.
– А не дороговато ли? Какие-то они у тебя все разные, – попытался поторговаться: – Не фабричные, что ли?
– Да что ты понимаешь! Это я сам ковал, своими руками, а фабричные – мусор, и сравнивать нечего.
– Ой ли? А железо откуда берёшь? На заводе покупаешь?
Продавец потупился, видно вопрос больной.
– Ну лом разный перековываю, но ты не смотри, я кузнец потомственный, своё дело знаю.
– Раз дело знаешь, то скажи мне, добрый человек, – достал заранее приготовленный немецкий штык, – вот эта вещица на какую цену потянет?
Кузнец повертел нож в руках, рассмотрел внимательно, попробовал ногтем заточку и заодно на звук, посопел и изрёк.
– Знатная штука, если б сам продавал, то не дешевле своего топора, но у тебя не возьму, нет у меня денег таких. Да и клеймо на нем больно странное.
– Это знак качества, – соврал я про фашистского орла на свастике. – Может посоветуешь, кому продать такое можно?
– Ты, мил человек, в мясной ряд сходить попробуй, может, кто и возьмёт.
– И на том спасибо.
Да, облом. Не к тому человеку обратился, сразу не мог сообразить, что продавать пользователю нужно, а не производителю. Хоть приблизительную цену узнал, и то хлеб.
Придётся потолкаться среди торговцев мясом, благо их здесь неожиданно много. Вопрос прояснил не в меру разговорчивый торговец, простодушно заявив.
– А чего ради скот беречь? Все одно в колхоз заберут, а так хоть прибыток.
На моё счастье, первая же попытка впарить трофеи вышла относительно удачной, получилось, после яростного торга, продать один нож за сорок рублей. Хотя просил я за него изначально шестьдесят, но видно торговля – не моё, устаю от неё неимоверно, не лежит душа. Стоило только покупателю согласиться на минимально приемлемую для меня сумму, как ударили по рукам и я отправился попытать счастья к соседу, заинтересованно поглядывавшему в нашу сторону. Так, пользуясь стайным инстинктом, все берут – и я возьму, удалось продать ещё два немецких тесака, а вот четвёртый застрял, желающих на него не находилось, пятый же я решил оставить на память.
Уже хотел удовлетвориться достигнутыми результатами в сто двадцать восемь рублей и покинуть нелюбимое мной место торжища, как вдруг меня тихонечко подёргали за рукав.
– Дядя, ножик продаёшь? Глянуть можно?
– Я обернулся и увидел перед собой молодца-крепыша невысокого роста, но широкого в кости. Из-под кепки выбивались белобрысые волосы, а светло-голубые глаза, казалось, рассыпали смешинки. Улыбаясь во все тридцать два зуба, парень прямо смотрел мне в глаза и весь, кажется, лучился изнутри добром.
– Ну что ж, за погляд денег не беру, держи, – достал нож и подал рукоятью вперёд, – али покупать собрался?
– Купил бы, сразу видно – клинок хороший, да удобный, – парень погрустнел. – Да денег с собой нет. Может, дойдёшь со мной до дома? Здесь недалеко, там и по рукам ударим.
– Ладно, веди, коли недалеко, – с лёгкостью согласился я, осточертело уже вертеться на этой толкучке. – Только шапку быстро по дороге куплю, я сюда возвращаться не собираюсь и так полдня здесь убил.
Сделав все свои дела, я с новоявленным покупателем прошёл на соседнюю улицу и дошёл до богатого с виду дома.
– Вход на нашу половину сзади, сейчас обойдём и на месте, – пояснил парень. – А что это за знак на ноже?
– Знак качества, – уже привычно соврал я. – Может, помнишь, такие кресты, даже на деньгах печатали раньше, свастика называется.
– Да, было дело. Но нож уж больно необычный, особенно рукоять. Из чего она?
– Пластик это называется, на ощупь тёплая и не скользит, а форму придать любую можно, – принялся рекламировать я товар.
– Да? Ну-ка дай подержусь! – заинтересовался мой собеседник и остановился.
Мы тем временем обошли дом и оказались в глухом тупике, с одной стороны ограниченном стеной дома с единственной дверью, без окон, с других сторон все закрывал дощатый забор выше человеческого роста. Лишь только рукоять ножа оказалась в руке молодца, как лицо его неузнаваемо переменилось. Мне показалось, что оно резко посерело, оскалилось, а глаза приобрели жестокое решительное выражение и стальной блеск.
– Х-ха!
Все произошло в момент, а я, находившийся в расслабленном состоянии, не успел среагировать. Если бы не броник, то нож торчал бы у меня в левом подреберье. Мой теперь уже противник такого развития событий явно не ожидал и на миг растерялся, что дало мне возможность перехватить кисть вооружённой руки левой и крутануть её наружу, одновременно нанося в лицо хук с правой. Парень отрубился сразу, перевернуть его на живот и связать руки за спиной, было уже делом техники.
Во время этих танцев моё внимание привлекла куртка этого отморозка, решившего зарезать человека ради какого-то ножа. Или, может, следил за мной на рынке, вычислив чужака, и видел как я расторговался? Тоже вполне себе вариант.
Когда он падал, полы разлетелись и при ударе о землю там что-то звякнуло. Быстренько обыскав тушку, нашёл в правом кармане «наган», в левом горсть патронов к нему и немного мелочи, внутренний вознаградил меня двадцаткой.
М-да, коммерция мне не удалась, а вот оружие к рукам прямо таки липнет. Нехорошо, конечно, что я с криминальным элементом пересёкся, надо теперь ноги делать и ухо держать востро. А ну как у него здесь дружков прорва, сунут в сутолоке заточку и поминай как звали.
Вариант с вызовом милиции тоже игнорировать нельзя, ведь это я уже сейчас грабителем получаюсь. Надо бы где-то отсидеться оставшиеся восемь часов до отправления поезда.
Эпизод 3
Рассудив, что следует избегать больших скоплений народа, равно как и безлюдных улиц, шёл по городу сторожась, и ноги как-то сами привели меня в самый центр, к Воскресенскому собору. Службы не было, либо уже закончилась и людей вокруг храма не было, будто его специально обходили стороной. Поднял взгляд на купола и с языка само собой слетело:
– Господи, помоги!
Тут же внутренний голос ехидно заметил. «Нашел время молиться, тем более что крещёный, да не особо верующий. Когда в церкви последний раз был-то? Только на свадьбы да похороны и заходишь. Ни одной молитвы не знаешь, а все туда же, помощи просить собрался».
На что совесть резонно возразила.
«А почему нет? Или это не ты своим болтливым языком товарища Сталина угробил? А следом и весь свой народ? Есть ли грехи тяжелее? Искупать как думаешь? Для этого нужно совершить невозможное, без веры и Божьей помощи тут не обойтись. Достоин ли ты её без покаяния?»
Пока длился этот внутренний диалог, я уже подошёл к дверям и взялся за ручку, распахивая створку. Навстречу вышла древняя старуха и, глядя на меня, проворчала:
– Даже лба не перекрестил, ирод. В храм Божий входишь!
Виновато посторонившись, пропуская бабушку, вошёл вовнутрь. Кроме меня в соборе никого не было, и я, не спеша, прошёл к алтарю, рассматривая по пути лики святых на фресках и иконах. Мне хотелось хоть какого-нибудь знака или ощущения, будто я привлёк чье-то внимание, но святые молчали, строго глядя на меня со стен, не выказывая ни осуждения, ни одобрения, будто я был им совершенно не интересен. И тогда я остановился и, подняв глаза к своду, начал тихо го-ворить:
– Господи, взгляни на меня. Не знаю, как правильно к Тебе обращаться, поэтому буду говорить как могу. Я много грешил и мало молился, поэтому и вырос, наверное, таким раздолбаем, позволившим себе шутить именем предков, многие поколения которых поливали эту землю потом и кровью, строя и защищая свою страну и свой народ. И не мне судить их, ничего путного за все свои тридцать три года не сделавшему, а только Тебе. Вижу свою вину и благодарен Тебе, что у меня есть возможность её искупить. Но как же мои современники? Конечно, мы не самое лучшее поколение, живём, проматывая отцовское наследие. Неужто мой мир недостоин даже страшного суда и Ты его просто отменил, вернув время вспять? Нет, я в это не верю, ведь каждый человек наделен бессмертной душой и её нельзя просто взять и отменить, будто её и не было, есть всего два пути и они известны. Конца своего мира я не помню, исчезнуть просто так он не мог, значит, получается, этот мир параллельный и его будущее для меня сокрыто? Конечно, могу предполагать возможное развитие событий, глядя на миры, в которых побывал, но будущее не определено и, значит, мне оставлена свобода совершать. А раз мне дано знание, то и спрос с меня будет соответствующий.
– Я замолк и стоял, ощущая небывалое спокойствие и уверенность в своей правоте.
– Благодарю тебя, Господи, что принёс покой в мою душу и направил мои мысли. И ещё кое-что, – достал из чехла меч и встал на колено. – Я не отступлюсь, пока жив, эта земля останется нашей.
Торжественно поцеловав клинок, убрал его на место.
– Об одном прошу, если я не оправдаю твоих надежд, или сгину не успев сделать всего необходимого, не допусти того, что я видел во предыдущем мире.
Ох и тяжело быть хоть немного откровенным, даже в храме Божьем. Ладно, как сумел, пора уходить. Подобрал свои вещи, обернулся и упёрся во внимательный взгляд.
– Доброе ли дело задумал, сын мой? Прости, я наблюдал за тобой и видел, как ты клялся на мече. В этом храме такого несколько столетий не было. Не хочешь исповедаться?
Передо мной стоял дед из того, проклятого немецкого мира или его близнец. Если бы не ряса, я бы точно начал себя щипать, а так просто стоял, разинув рот, и тупо пялился на священника.
– Слышишь ли ты меня, сын мой?
– Слышу, отче, не клялся я, ибо сказано не клясться, а говорить да-да, нет-нет. Или как там у вас? Дело у меня доброе, правое и абсолютно необходимое, но очень трудное, от того и пришёл за помощью и благословением, да кто ж мне его даст без исповеди. А исповедаться хотел бы, да не могу, слишком много весит сейчас моё слово и за каждое я в ответе, боюсь навредить.
– Воля твоя, когда будешь готов, приходи, не так уж много сейчас людей без страха в храм заходят. Да и позакрывали храмы коммунисты проклятые, всего четыре на всю Вологду и осталось, видно настают последние времена.
– Уныние грех, отче, все образуется. А скажи мне, сын у тебя есть?
– Есть, но не напоминай о нем, подался в большевики поперек отцова слова, Бога отринул.
– Не сердись на него, хороший он человек, правильный, точно говорю. Скоро сын у него родится, на деда будет похож. Прощай.
– И оставив священника в полной растерянности, подобной той, в которой находился я сам минуту назад, быстро вышел из собора.
Эпизод 4
Вот это да! Мне казалось, что в соборе я провёл не более десяти минут, а на самом деле был там почти два часа! И организм уже стал настырно напоминать, что, укрепив дух, неплохо было бы позаботиться и о теле. Кроме того, надо ещё и в дорогу что-то с собой прикупить, а на рынок я больше не ходок. Пришлось зайти в заведение с вывеской «Ресторан», что, на мой взгляд, было большой натяжкой, но хоть покормили от пуза, недешево, правда. Ещё и заказал на троих, а излишки с собой завернул, бутылку водки не забыв.
Официант, уже нацелившийся на остатки обеда с сожалением посмотрел мне вслед, на его лице прямо заглавными буквами читалось: «Деревеньщина». Вот молодец, на правильную мысль натолкнул, поищу-ка я парикмахерскую. Или как она в этом времени называется?
Ха! Видели бы вы лицо мастера опасной бритвы, когда я спросил у него про женщин в штате! Так оскорбить человека в лучших чувствах! И не будешь же объяснять, что парикмахер неженского пола у меня ассоциируется исключительно с личностью «звезда в шоке». Но! Видимо, тут ещё оставались пережитки демократии и свободного рынка, где желание клиента – закон, и меня шустро подстригла молоденькая девчушка, видно дочка мастера. Одного взгляда в зеркало мне хватило, чтобы все стереотипы прошлой жизни рассыпались прахом, и допускать это милое создание с опасной бритвой к моему лицу я наотрез отказался. Парикмахер, довольный собой, незлобно надо мной подшучивая, быстро и радикально убрал женские огрехи, заодно и сбрил бороду с усами подчистую. В итоге я покинул заведение наодеколоненный и стриженный под Котовского. Что ж, скупой платит дважды, да и результат не так уж и плох, вспомню армейскую молодость.
За всеми этими хлопотами время пролетело незаметно, и вот, ровно в девятнадцать ноль-ноль я уже первым стою у окошка кассы и беру билет до Москвы. К моему великому сожалению, а также благодаря моей глупости, выкупить купе не получилось, задал кассиру прямой вопрос, вместо того чтобы купить билеты молчком. Ответ меня обескуражил своей железобетонной непробиваемостью
– Не положено!
Что ж делать, придётся ехать с соседями и трястись всю дорогу, как бы меня не раскусили. Да где наша не пропадала! С другой стороны, может, чего полезного для себя узнаю, в это мире я ещё ни с кем достаточно долго не общался, а тут деваться некуда.
– И вот наконец паровоз, пыхтя паром, вытягивает состав из вечерней тьмы к платформе. Проверка билетов и посадка пассажиров много времени не заняли, наконец добрался до купе. С замиранием сердца постучался, какие-то соседи мне достанутся?
– Можно, – откликнулся женский голос. – Только этого ещё не хватало после недельных прогулок по лесам без бани! Но деваться некуда, надо входить.
– Здравствуйте, меня зовут Семен Петрович, буду вашим попутчиком до Москвы, – замялся я на входе.
– И вам не хворать! Да проходите же, окно открыто, сквозняк. Зовите меня Александрой Васильевной. А лучше – товарищ Артюхина.
Я невольно улыбнулся.
– Ну вот и славно. Как сказал Гагарин – по ехали!
Глава 4
Поезд Архангельск – Москва
Эпизод 1
Вот так попутчица мне досталась! Нет, внешне – ничего особенного, обычная женщина средних лет, весьма приятная на вид. Первое впечатление портили только сосредоточенное, кажущееся сердитым выражение лица и серьёзный взгляд серо-голубых глаз, которыми она вдумчиво изучала машинописный текст на отдельных листах и в подшивках, извлекая их из одной папки и, часто ставя пометки, зачёркивая и исправляя, складывала в другую. За этим занятием она здорово напоминала мою учительницу начальных классов из, уже далёкого, счастливого детства. Сходство было таким, что я, невольно улыбаясь, уплыл в воспоминания о том, как строгая тётя постоянно отчитывала хулиганистого сорванца, точно так же внушительно делая паузу и поджимая губы после каждой сказанной фразы, глядя сверху вниз строгим взглядом. А я, смотря снизу вверх, ни в чем не признавался, если уж вина была совсем очевидной, просто молчал, как партизан на допросе, стараясь упрямо не опускать глаз. Ох, было времечко! Или, теперь правильно говорить «будет?». Учительница-то моя ещё даже не родилась. Да, наверное, «будет», если очень постараюсь, только вот уже не для меня.
Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся.
И сердце девичье зайдётся
В восторгах чувств не для меня.
Песня, возникшая на задворках сознания, как нельзя некстати наложилась на ставшие грустными мысли, и я, задумавшись, стал тихонько напевать вслух, копаясь в рюкзаке. Пока не поднял лицо и не наткнулся на жёсткий вопрос:
– Казак?
– Нет. – Я растерялся – А, так вы о песне? Хорошая она, больно мне нравится.
– Песня казачья, они враги советской власти, стало быть, вражеская она.
– А вы за советскую власть значит? А если казаки Интернационал станут петь, он что, тоже вражеской песней станет?
Тут уже опешила моя собеседница.
– Как казаки Интернационал станут петь? Не будет такого никогда!
– Да ладно! Уже есть! Буденный ведь казак?
– Не смейте трепать имя товарища Буденного! Он – красноармеец!
– А червонное казачество как же?
Ну вижу, нечем крыть, сейчас тему сменит.
– А вы сами на какой платформе стоите?
– Я, слава богу, на поезд успел и теперь сижу, а вскорости и лечь собираюсь.
– Не прикидывайтесь, вы прекрасно поняли, что я о политической платформе спрашиваю.
– А… Вот вы о чем. Так я из партии политических пофигистов.
– Как это?! – Ага, снова удалось тебя, дорогая, озадачить.
– А вот так, все равно мне, коммунизм ли, капитализм ли, лишь бы людям было хорошо и подонков поменьше, внешних и внутренних, чтоб жить не мешали.
– Политической близорукостью, стало быть, страдаете. Взрослый человек, а как будто не помните, как при капитализме жилось рабочему классу. Только коммунизм может обеспечить трудящимся достойные условия жизни. А всё потому как раз, что мы избавились от паразитов-капиталистов и взяли власть в свои руки. А вы: «все равно».
– — Да какая разница, каких паразитов кормить, капиталистических или коммунистических? А придётся любом случае, – я завёлся не на шутку. – Лишь бы они жрали поменьше.
– Это каких таких коммунистических паразитов? Да любой член ВКП (б) готов костьми лечь за дело рабочего класса! Это нашими усилиями совершилась революция, освободившая народ от гнёта помещиков и буржуазии! Как вы смеете так о большевиках говорить?! Да вас в ГПУ надо сдать, как подрывной элемент!
Опаньки! Язык мой – враг мой. И что теперь с ней делать? Прибить, если заорёт? Пожалуй, придётся, но сначала попробуем как-то успокоить.
– А вы член партии? Простите, не знал и не хотел обидеть…
– Я не просто член партии! – перебила меня разъяренная женщина. – Я член ЦК партии! И трепать коммунистов я вам не дам! Не на ту напал! А за контр революционную пропаганду ответишь…
Последнее её восклицание так и не состоялось, затухнув после того, как взгляд упал на живодёрских размеров нож, который я достал из-под стола.
– Будешь орать – прирежу к чертям собачьим, – мой голос прозвучал тихо, но веско. – Давай лучше поговорим без истерик и крайностей. Честное слово, все совсем не так, как вам кажется.
– В последней фразе я перешёл обратно на «вы», и это несколько разрядило обстановку.
– Говори, – Александра Васильевна, видно, тоже решила не обострять. – Но учти, от меня ты ничего не добьёшься, и распропагандировать тебе меня не удастся. Я твёрдо убеждена в верности коммунистической идеи.
– Не очень-то и хотелось! Просто мне бы, всего лишь, убедить вас в том, что я вашему ненаглядному коммунизму не враг, и тем самым исключить моё общение с органами госбезопасности в негативном ключе.
– Раз чекистов боишься, значит – враг. Что бы ты не говорил.
Вот стерва! Кто о чем, а коза о капусте! Я глубоко вздохнул и начал заново:
– Давайте условимся о некоторых вещах, которые послужат достижению взаимопонимания. Первое – вы не делаете поспешных выводов. Второе – вы слушаете меня до конца и не перебиваете. Все вопросы потом. Третье – перестаньте, наконец, мне тыкать, на брудершафт мы ещё не пили. Впрочем, ещё и не вечер.
– Выбора у меня, я вижу, нет? – собеседница даже слегка улыбнулась, хороший признак. – Так что, валяй… те, говорите.
– Выбор есть всегда, и сейчас вы сделали верный. Но к делу. Уважаемая Александра Васильевна, человечество к настоящему моменту достигло таких высот своего могущества, что уже отдельные группировки способны бороться, ни много не мало, за власть над всем миром. Эта борьба началась уже давно, и мировая война – только явное её проявление, точно так же как и революция вкупе с гражданской войной. Борьба идёт каждый миг и на всех направлениях в виде войн, экономической конкуренции, пропаганды. И даже здесь, в этом купе. Чем же характеризуется эта борьба? А тем, что противники чётко не определены, нет понимания того, кто твой друг, а кто враг. Очень часто получается так, что люди «одного цвета» воюют друг с другом, объединяясь со своими злейшими врагами в один союз. Поэтому первое, что надо сделать – это обозначить стороны этого конфликта и определиться, на какой стороне встать.
Я вижу всего двух противников. И это не какие-то страны или идеологии. Это два принципа. Первый – это принцип созидания. Это сторона творцов, которые живут только своим умом и своим трудом, постоянно развиваясь и стремясь к Богу. Ибо сказано «по образу и подобию», а Бог – творец. Надо соответствовать. Даже неосознанно.
Второй принцип – это принцип присвоения. Это сторона паразитов, которые стремятся завладеть плодами трудов творцов или иными ресурсами, не трудясь и соответственно не развиваясь. Так можно жить, пока ресурсов хватает, но человечество постоянно растёт и рано или поздно ресурсы истощаются.
Творцы в этом случае делают шаг вперёд и находят новые источники существования, паразиты же делят то, что ещё осталось, пока не опустятся до неандертальского каннибализма и совсем не одичают, став частью фауны. Так что путь паразитов – это путь к Зверю.
Вот такая вот религиозная диалектика.
В чем же причина конфликта созидателей и паразитов? Казалось бы, созидатели, хотя бы из милосердия, могут кормить паразитов. Они для тружеников всего лишь ещё один неблагоприятный фактор, воздействие которого следует преодолевать и двигаться дальше. Но проблема в том, что паразиты с виду ничем от созидателей не отличаются, рога у них не растут. А своим образом жизни они тружеников развращают. Зачем работать в поте лица, когда можно украсть и жить припеваючи, пока все не прожрёшь, а потом снова украсть? Вот и получается, что в обществе, которое не борется с паразитами, тружеников все меньше и меньше – и они уже не могут прокормить толпу нахлебников. Такое общество умирает. И человечество в целом таким обществом как раз является. И борьба идёт не на жизнь, а насмерть. Победит принцип созидания – выживем, наоборот – погибнем.
Чтобы проиллюстрировать сказанное, разберём историю России. Сильно углубляться не будем, начнём с Ивана Грозного, этого достаточно. Как выглядело русское общество? Был народ-созидатель, он растил хлеб, ковал железо, то есть создавал материальные блага. Во главе народа стоял царь-отец, который отнюдь не был эксплуататором, его функции совершенно другие. А именно – держать в узде слуг-бояр, строго следить, чтобы они не отнимали у народа сверх необходимого. Бояре же тогда тоже не были эксплуататорами, они считались, как я уже сказал, слугами, которые воюют и выполняют административные функции, народ же их за это кормит. То есть в царстве Ивана Грозного паразитического элемента было очень мало, все были при деле – народ пашет, бояре воюют, царь следит за порядком. И успехи России в этот период очевидны.
Что же произошло дальше? А дальше царя вместе со всей семьёй отравили, и слуги-бояре устроили драку-усобицу за царский трон, в конце концов, там угнездился Романов. Но беда в том, что он царём по роду не был и отчёта в царских функциях себе не давал, а значит, и детей-наследников своих не научил. Вот так на отцовском месте уселся слуга. Какие это имело последствия? Боярин-царь давал боярам-дворянам все большие привилегии, обязанности же их сокращались. Народ, наоборот, угнетался все больше. Из-за дисфункции центральной власти, обеспечивавшей оптимальный баланс в обществе, получился перекос в сторону дворян, и они постепенно стали превращаться в паразитов, жрущих, но ничего не дающих стране. Петр Первый на какое-то время заставил дворян служить, угнетение же народа только усилилось.
– И потом только становилось все хуже и хуже. Паразитов стало так много, что народ уже не мог их прокормить. Это закономерно привело к революции. Так что экономическое отставание России от ведущих стран мира вовсе не из-за монгольского ига, бывшего шестьсот лет назад, а из-за того, что приходилось кормить прорву паразитов совсем недавно.
Теперь посмотрим внимательно на революцию и революционеров. Изначально была небольшая группа, которая стремилась скинуть иго паразитов и создать общество творцов. Но революция совершалась под лозунгами «фабрики и заводы – рабочим», «землю – крестьянам». А для того чтобы это сделать, фабрики, заводы и землю надо ОТНЯТЬ у буржуазии и помещиков. Это привлекло в партию множество элементов, которые стремятся отнимать, а не созидать, то есть паразитов. Яркий пример тому – Троцкий. Его, конечно, обезвредили, но подобных ему, в партии ещё, очень много.
То есть паразиты, мы убедились, среди коммунистов водятся, а они ничуть не лучше прежних помещиков и капиталистов. А есть ли среди капиталистов созидатели? Посмотрим на Форда и можем уверенно утверждать – есть. Так что не в коммунизме и капитализме дело, а в людях. Поэтому я и сказал: «чтоб подонков поменьше было», а остальное – вторично.
Что же касается государственного и социального устройства, то, очевидно, советская власть ограничивает паразитов в наибольшей степени, поэтому да – на данный момент это самая лучшая структура общества. Альтернативы я пока не вижу.
Советская плановая экономика на данный момент наиболее эффективна в наших условиях. Но только на данный момент, в дальнейшем, очевидно, придётся её сделать много гибче.
Ну и, наконец, товарищ Сталин провозгласил курс на строительство социализма в отдельно взятой стране. То есть фактически во главе страны стоит созидатель, и страна уверенно идёт по традиционному для России пути с опорой на собственные силы. Ведь наша с вами Родина никогда никого не грабила и все, что у нас есть, – создано потом и кровью многих поколений наших предков.
Подведём итог. Я полностью поддерживаю товарища Сталина и советскую власть, но не поддерживаю коммунистическую партию как целое, так как нет уверенности в её монолитности и с каждым отдельным членом партии надо разбираться отдельно. Однако и против партии как целого не выступаю по той же причине. Для меня факт чьего-то членства в ВКП (б) ровным счётом ничего не значит. Как вам такая моя жизненная позиция?
– Ну и тараканы у вас в голове, товарищ Семен! – сказала, глядя на меня даже, возможно, с жалостью Александра Васильевна. – И сами запутались, и меня запутали. Вы можете просто ответить, вы за коммунизм или за капитализм?
Епишкин козырёк! Подруга чёрно-белая! А может, так и надо, не заморачиваться глобальными проблемами? Кого и в чем я убедить пытаюсь? И, главное, зачем? Похоже, после моего выступления она меня явным врагом уже не считает, что мне и требовалось. Пора всю эту политику закруглять, а то один долетался, а я, ну понятно.
– Раз вы так вопрос ставите, то за коммунизм. Из этой мечты, при вдумчивом и творческом подходе, может получиться что-то пригодное для реальной жизни. У капитализма же в перспективе только каннибализм. И давайте с политикой закончим, устал я от неё. Да и вы, смотрю, тоже.
– Ладно, – подозрительно легко согласилась собеседница. – Тогда расскажите о себе. Кто вы такой? Вот смотрю на вас и никак понять не могу, где вы таких мыслей могли понабраться. Вы какого происхождения?
Приехали. Лучше бы уж о политике продолжили. И что теперь? Врать? Не был бы дураком, легенду бы подготовил. Или расколоться теперь о своей истинной, «не от мира сего», сущности? Пожалуй, при таком ходе всего два варианта развития событий – ЧК или дурдом, рано или поздно. И то, и то мне не подходит, значит, придётся врать, прямо на ходу.
