Читать книгу: «Клиника «Возрождение»», страница 3

Ей не хотелось отвечать. Однако она понимала, что, вдоволь не наговорившись и не исполнив свой врачебный долг, Джангер ее не отпустит.

– Я думаю, что ценность жизни как таковой сильно преувеличена. Хотя человек ищет поводы жить, как и любое другое животное.

Джангер кивнул.

– Да, тигры на этой планете вымерли не вследствие массового суицида. Они хотели жить, но их истребили люди. Но люди… Они не как животные. Они совершают самоубийства. Сегодня – сплошь и рядом. Почему?

Малил внимательно изучала его толстое лицо. Ей стало тревожно от того, что разговор вышел из поля «врач-пациент». Впрочем, кто знает, возможно, эти философские бредни по их мнению – часть лечения.

– Потому что людям хватает мозгов понять, что иногда жизнь уже не стоит свеч. Например, Цицерону, подставившему шею под мечи врагов. Жить в страхе – это не жизнь. Некоторые считают это трусостью. Но это не всегда так. Иногда просто… приходится.

«Кто такой Цицерон и откуда я про него знаю?».

– Тогда вам в смелости точно не откажешь, – усмехнулся Джангер.

«Сарказм. Агрессия. Что-то не так».

– Но Цицерон – не самый удачный пример. Он предпочел смерть не по своей воле. Вы же упрямо лишаете себя жизни собственными руками. Или колесами поезда, как в последний раз. Или оконным стеклом, как до этого. Знаете, почему мы не заменили стекла в окнах на пластик или что-то другое? Почему у нас до сих пор не стоят решетки на окнах? А стены не обиты резиной? Вы правильно заметили – человек существо умное и изобретательное. Вы всегда найдете способ, как себя убить. И, вместо того, чтобы вам мешать, мы каждый раз возвращаем вас к жизни. Каждый раз. У вас, и у тысяч других людей, которые каждый год проходят через нашу клинику, должен быть выбор. Загонять вас в тюрьму абсолютной безопасности, где вы не сможете причинить себе вред – значит опускать вас до уровня животных. Поймите, мы делаем все это не из собственного эгоизма и жажды кому-то что-то доказать. Мы действительно даем вам и многим другим шанс, которого раньше у вас бы не было. Мы пытаемся вас вылечить.

У Малил все внутри зарокотало. Ей захотелось вцепиться доктору в горло. Она постаралась себя успокоить.

– Наверное, так чувствовал себя тигр, когда ему давали вольер побольше. Иллюзия выбора. Смерть – отвратительная вещь, мистер Джангер. Но то, что делаете вы – еще отвратительнее.

В глазах врача явственно проступило недоумение. Или презрение.

– Отвращение к жизни – рудимент далекого прошлого, удел слабых и отсталых. Впрочем, не думайте, что я плохо отношусь к нашим пациентам. Нужно время, много времени, чтобы осознать новый порядок вещей. Взять хотя бы наше уголовное право. Ведь оно построено вовсе не на осознании исключительной ценности жизни. Его главный постулат в том, что человек должен умереть естественным образом, от старости. Таким образом, оно лишь ограничивает право одного человека на убийство другого, но никак не подчеркивает важность жизни самой по себе. Появление нашего учреждения – следующий шаг на этом пути. Возможно, последний.

Он вскинул голову и продолжил, пристально глядя ей в глаза.

– Ценность жизни – двигатель прогресса человечества. Чем дольше человек живет, тем дольше он сохраняет бесценные знания и опыт, позволяющие ему добиться большего. НАМ ВСЕМ добиться большего. Поэтому с каждым новым веком продолжительность и качество жизни увеличивались. Нам больше не нужно было бороться за нее. Мы, наконец, могли использовать эту жизнь за тем, за чем нам дал ее бог – чтобы становиться лучше. Постепенно три всадника апокалипсиса были побеждены. Но Смерть… она дольше всех не хотела нас отпускать. Мы уничтожили ее. Казалось бы – победа! Однако появился пятый всадник – Сомнение.

«Чокнутый проповедник».

Наконец, Джангер замолчал. Он больше не смотрел на нее и вообще потерял интерес к разговору. Но вскоре снова нарушил молчание.

– Миссис Хатчер, мне сообщили о первых признаках улучшения вашего самочувствия. Да что там – это настоящий прорыв! Сегодня прекрасная погода, не правда ли? Опишите мне, что вы видите за окном.

Малил хотела напомнить ему, что окон в его кабинете нет, но, инстинктивно обернувшись, осеклась. Между шкафами, под самым потолком, действительно было два квадратных окошка, больше похожих на форточки.

Она посмотрела на Джангера и все поняла.

– Лиловая темнота. Мертвая земля до горизонта. Все та же чертова лиловая хрень, что и вчера. Что и десять лет назад.

– Что’ж, я рад, что мы с вами говорим начистоту, – врач положил очки на стол и посмотрел ей в глаза. У Малил внутри вновь зарокотало.

– Ты, долбаный идиот! Что за балаган ты здесь устроил?! Кто дал тебе право уродовать мою жизнь? Это не твоя жизнь! Кто ДАЛ ТЕБЕ ПРАВО?

Неожиданно для нее самой, Малил обнаружила себя возвышающейся над столом Джангера. Сзади хлопнула дверь. Чья-то хватка обожгла ей запястья. Она попыталась вывернуться, но ее схватил кто-то еще. Она заревела. В затылке полыхнуло болью. Глаза заволокла лиловая темнота.

Глава 2

– Эд, я все вспомнила. Они узнали об этом и избили меня. А потом накачали…

Он молчал. На этот раз она видела его лицо вполне отчетливо.

– Господи, что за ерунду ты говоришь… Я зайду позже, когда тебе станет лучше.

– НЕТ! – Малил сама не поняла, откуда у нее взялись силы, но она пружиной вскочила на кровати и схватила его за руку. – Поверь мне… Синяки… Должны остаться. И укол, на плече…

Эд взял ее руки. Затем осмотрел плечо.

– Послушай… это просто галлюцинации, они пройдут.

– НЕТ!

– Нет никаких синяков, Мал!

Внутри у нее что-то упало. Она села на кровать.

– Ты же знаешь, что они делают с телом. Они на все способны… – она слышала свой голос, и он показался ей жалким. – Эд, просто поверь мне. Они все знают. Они не лечат меня. Они сводят меня с ума. Заменяют чем-то другим. Ты должен забрать меня отсюда. Я знаю, что уже много раз просила тебя об этом. Но сейчас ты обязан мне поверить.

Эд смотрел ей в глаза. Малил поняла, что он смягчился.

– Ты и правда помнишь. И тогда ты должна помнить, чем все кончалось. Я не хочу опять делать ту же ошибку. Мал, ты убивала себя. Каждый раз.

– Ошибка оставлять меня здесь!

– Послушай, это режимное учреждение. Я подам документы на расторжение договора, но это займет время…

– Я убью себя, если останусь здесь. Это я тебе обещаю.

* * *

Она не думала, что идти будет так тяжело. Видимо, лекарства, которыми ее накачали, еще продолжали действовать. Иногда Эд поддерживал. Затем пропадал в дымке перед ее глазами, и она слышала то лязг открываемых дверей, то звуки борьбы. Рядом кто-то упал и засипел. Потом рука Эда вновь поддержала ее за плечо. Наконец, пахнуло открытым пространством. В носу и гортани засвербило. Она уже знала, почему, но сейчас ей было наплевать. Холодный воздух бодрил и вышибал из головы остатки наркотика. Она хотела запахнуть халат, но обнаружила, что на нее накинуто какое-то пальто.

– Одень это, – услышала она голос Эда – в руках у него была пара туфель. Он подождал, пока она обулась, а затем они полубегом устремились по аллее клиники.

Малил подумала, что Эду сейчас, вероятно, представляется осенний вечер в золотистых тонах. Она помнила такие. Ряды деревьев с желто-красными кронами, звездное небо. Сейчас ведь, вроде, октябрь, она видела календарь на столе у Джангера.

Перед ее глазами стояла другая картина. Покрытая пылью земля, по которой струится тусклый лиловый туман. Он наполнял все вокруг, от ее ног до свода неба, словно она была внутри огромного стеклянного шара, какие дарят на Рождество. Он, наверное, слышал шорох листвы под ногами, а у нее под туфлями скрипел песок, толстым слоем покрывавший землю. Даже воздухом они дышали разным – точнее, так им казалось.

Почему он ей помог? Она была уверена, что все, на что он способен – это разговор с Джангером, который ее, конечно же, никогда бы не отпустил. Может, амнезия лишила ее и воспоминаний об Эдварде? Может, она на самом деле понятия не имеет, что он за человек? Она призналась себе, что вообще ничего о нем не помнит, кроме того, что он ее муж. Но сейчас она была ему благодарна.

Малил закрыла глаза, а когда открыла их, ее наполнила непонятно откуда взявшаяся решимость. Она вдруг поняла, что это первый момент за очень долгое время, когда она МОЖЕТ нормально мыслить. Над головой проплыла кованая вывеска: «Клиника «Возрождение». Ваш путь к выздоровлению».

Наконец, из тумана проступил массивный черный автомобиль, припаркованный под фонарем у дороги. Видимо, Эд сделал все тихо – никаких звуков погони со стороны клиники не было. Стояла полная тишина, какая бывает только посреди ночи. Эдвард усадил ее на заднее сиденье, а сам сел за руль. Закурил. Затем посмотрел на нее из зеркала заднего вида.

– Ты не думаешь, что это твое прояснение с памятью… результат их лечения?

– Серьезно? Ты сейчас хочешь устроить мне допрос?

– Слушай, раньше ты и дня не могла провести без попытки себя убить. Не узнавала меня. Я как будто с трупом твоим разговаривал. А сейчас… что вообще ты помнишь?

– Я помню, что у меня была другая жизнь. И я ни секунды не хочу здесь оставаться, – процедила она сквозь зубы.

– Если я сейчас увезу тебя отсюда и тебе опять станет хуже…

– Ты силой вытащил меня оттуда. А теперь хочешь всучить обратно … Послушай, Эд, потом можешь проваливать… Но сейчас – увези меня из этой чертовой клиники! – она перешла на крик. – Иначе можешь достать свой пистолет и пристрелить меня прямо здесь, потому что я обещаю тебе…

– Замолчи! – он ударил ладонью о приборную панель. Она замолчала. Сказать ей все равно было уже нечего, да и сил на это не оставалось.

– Что ты предлагаешь делать дальше? Нас будут искать. Я могу тебя спрятать…

– Нет. Ты сможешь найти для меня кое-кого?

– Да… Но давай сначала уедем отсюда.

Сейчас Эдвард был ее единственной соломинкой. Единственной связью с настоящим и прошлым. И ей хотелось нащупать другие.

* * *

На другом конце трубки послышалось прерывистое сопение.

– Берт? Это я, Малил. Ты помнишь меня?

Он еще некоторое время помолчал, а затем ответил – медленно, видимо, взвешивая каждое слово.

– Малил? Это правда ты? Я думал ты давно мертва.

– Ты не узнаешь мой голос?

– С тех пор, как ты тогда внезапно исчезла… Я… я даже не знал, где ты. Господи, сколько же лет прошло. Что с тобой произошло?

– Не по телефону, Браун. Ты можешь встретиться?

Опять молчание.

– Зачем?

– А ты не понимаешь?..

Тишина.

– Берт, не бросай трубку. Я… долго рассказывать, со мной много чего случилось. Я помню, что мы были с тобой как-то связаны. Я просто надеялась, что ты объяснишь… кем я была.

– Мал, слушай, не все так просто. Я под надзором… уже давно. Я даже из дома не могу выйти, чтобы за мной не следили. Я бы рад, но я просто не понимаю, как.

– Это важно. Найди место, где тебя не будут искать и встретимся там.

– Ты уверена, что это нужно делать?

– У меня нет выбора, Берт. Материалы с нашими исследованиями еще у тебя?

– Господи, нет! Ты в своем уме?! Где вообще ты была все это время? Ты ничего не знаешь?

– ГДЕ ОНИ, Браун?

– Ты же понимаешь, что нам не дадут встретиться. Не дадут нам…

– Ты не представляешь, через что я прошла. Мне уже все равно.

– Что ты от меня хочешь?

– Просто… одну встречу. И я оставлю тебя в покое.

Снова нервное сопение.

– Хорошо. Ты хоть что-нибудь помнишь? Помнишь, где мы оставили нашего друга?

– Что?.. – в памяти всплыл образ человека с яркими глазами и пышными усами, которого она видела в клинике.

– Где мы попрощались с твоим другом детства…

– Да, кажется, помню. Это здесь недалеко.