Читать книгу: «Патрология. Период Древней Церкви. С хрестоматией», страница 2

2.3.3. Богословские школы

Главнейшие богословские школы древности – александрийская и антиохийская – не сохранились до наших дней, однако они не утратили своего символического значения, прочно закрепившись в церковном сознании и представляя собой две грани человеческой культуры и человеческой мысли, ведущие (или способные вести) друг с другом плодотворный и созидательный диалог. Именно они стали наиболее характерными символами «Запада» и «Востока», западного и восточного мышления.

Александрийская школа. Самая характерная богословская школа «западного» типа и, вместе с тем, одна из наиболее исторически устойчивых тенденций богословской мысли. Помимо основных характеристик, присущих специфически «западному» стилю (прежде всего – тяготения к единству и тайне), она отличается сильной склонностью к аллегоризму, проявляющему себя, например (и это – наиболее знаменитый и характерный пример), в экзегезе, то есть в толкованиях Священного Писания.

Уходя корнями в дохристианскую древность (а именно в александрийскую «высокую» ученость) и проявляя себя уже с самого начала исторического бытия Церкви, александрийское мышление проходит мощной исторической силою через значительный отрезок исторического времени, оказывая существенное влияние на богословие Церкви в период, по крайней мере, III–VII веков. После этого александрийская школа утрачивает географическую локализацию (вместе с отпадением основной массы египетских христиан от Православия и исчезновением александрийского богословия как явления), и ее богословский менталитет с соответствующими методами и инструментарием постепенно растворяется и ассимилируется в новом мощном направлении святоотеческой мысли, которое мы можем назвать синтезом догматики и аскезы (см. ниже, «поздневизантийская школа» данной главы).

Характерных представителей данного направления мысли чрезвычайно много: можно назвать десятки имен, от Пантена и Климента Александрийского (III в.) до прп. Максима Исповедника (VII в.); наиболее знаменитыми почитаются святители Афанасий Великий (IV в.) и Кирилл Александрийский (V в.). К этой же школе принадлежали ересиархи и основатели таких типично «западных» ересей, как гностицизм (отчасти – вместе с Римом), оригенизм, аполлинаризм, монофизитство и монофелитство.

Антиохийская школа. Самая характерная богословская школа

«восточного» типа. Обладает основными характеристиками, присущими специфически «восточному» стилю – прежде всего, тяготением к многообразию и деталям, конкретике и ясности. Корнями она уходит в семитский, древневосточный менталитет, совершенно не склонный к отвлеченному мышлению, но, напротив, чуткий к изображению видимого и реального. Помимо «общевосточной» богословской платформы антиохийская школа отличается склонностью к буквализму и типологии (что проявляет себя в частности в экзегезе – этот пример наиболее знаменит), а также в пространной, витиеватой, «византийской» красоте речи. Историческое значение антиохийской школы велико и лишь немного уступает значению школы александрийской. Черты специфически антиохийского мышления мы можем найти уже во II веке, у святых Игнатия и Феофила Антиохийских; основной расцвет школы приходится на IV–V века, с этого же времени начинается и ее постепенное угасание, сопровождавшееся своего рода маргинализацией – уходом значительного круга представителей восточной учености в уже осужденную и обособившуюся на Востоке ересь несторианства. Богословие последних крупных представителей богословия антиохийско-палестинского региона, прп. Исаака Сирина и прп. Иоанна Дамаскина, представляет явление, уже не сводимое в чистом виде к рамкам какой-либо одной школы. Подобно александрийской школе и в это же время или немного ранее антиохийское течение растворяется и ассимилируется в других исторически формирующихся потоках церковной культуры.

Среди наиболее характерных представителей антиохийской школы можно назвать таких святых, как свт. Иоанн Златоуст, прп. Ефрем Сирин и блаж. Феодорит Кирский. К этой же школе принадлежали ересиархи и основатели таких типично «восточных» ересей как евионитство, динамизм, арианство и несторианство.

Римо-карфагенская школа. Помимо означенных выше основных характеристик, присущих специфически «западному» стилю и, соответственно, общих у этой школы с александрийским направлением, она отличается склонностью к юридизму (включая сопутствующие ему характеристики, такие как ораторское искусство с его особой риторикой речи, апелляция к справедливости и закону и проч.), выраженному как в понятиях и образах, так и в самих методах, формах и жанрах письменности.

Подобно александрийскому мышлению уходя корнями в античную древность, римо-карфагенское, или, проще, латинское богословие формируется как явление во II–III веках и с этого момента уже не прекратит своего существования вплоть до наших дней. У истоков формирования латинской школы (и вообще латинской богословской письменности) стояли Тертуллиан и свщмч. Киприан Карфагенский, самым же знаменитым представителем ее общепризнанно почитается блаж. Августин Иппонский. К данному течению мысли принадлежали ересиархи и основатели таких типично «западных» ересей как, например, гностицизм (отчасти – вместе с Александрией) и савеллианство.

В каком-то смысле к данному направлению примыкает ряд святых, мысливших и писавших на греческом языке, но в силу тех или иных обстоятельств связанных с Западом, и конкретно – с Римом: св. Иустин Мученик, свщмч. Ириней Лионский, свщмч. Ипполит Римский. Эти отцы, как правило, сочетали в своей жизни и в своем богословии несколько культур, акцентов мысли и школ.

Несмотря на родство римо-карфагенской и александрийской школ, в некоторых вопросах уже в период ранней Церкви они имели существенное различие и даже оппозицию. Характерный пример такой оппозиции являют Тертуллиан и Ориген, равно как и вообще монтанизм (явление малоазийское, но привившееся в Риме) и оригенизм (см. об этой оппозиции ниже, тема 16; п. 21.4.1).

Каппадокийская школа. Эта школа может быть отнесена к «мягкому», сглаженному варианту «восточного» типа мышления. Расцвет ее приходится на IV век, эпоху триадологических споров, – таковы и задачи, с которыми она вошла в историческую память. До этого времени она, надо думать, постепенно выделялась из более мощного антиохийского направления; после этого времени она никак особенно себя не проявила в реальной церковной жизни, в решении ее ключевых вопросов и проблем. Поэтому в хронологическом плане значение ее в истории жизни Церкви достаточно локально, чего нельзя сказать о значении сущностном. Характерные представители: свт. Василий Великий, свт. Григорий Богослов, свт. Григорий Нисский.

Малоазийская школа. С огромной долей условности может быть отнесена к «восточному» направлению богословской мысли. Об этом свидетельствует ее «срединное» географическое расположение, а также связи и широкое общение с западными Церквами (Римской, Галльской), несмотря на возникавшие порой богословские разногласия с последними. Имела наибольший вес в I–III веках и внесла свой вклад прежде всего в сотериологию и раннюю христологию. Значение этой школы в общей истории жизни Церкви довольно локально, поскольку ее богословский импульс весьма рано – уже в начале III века – затихает и быстро сходит на нет. Характерные представители: свщмч. Поликарп Смирнский, свт. Мелитон Сардийский, свщм. Ириней Лионский, свщм. Ипполит Римский.

«Нововосточная», или поздневизантийская, школа. Синтезируя в себе лучшие достижения александрийского и антиохийского мышления, она формируется в тот период, когда данные школы в общем и целом сходят с исторической сцены, а «западное» богословие локализуется в Риме, постепенно увеличивая свой разрыв с Православием. Центральной характеристикой данной школы, которая вскоре фактически превращается в магистральное течение всей святоотеческой мысли, является синтез вопросов и проблем догматики и аскезы – синтез и теснейшее взаимопроникновение догматического и аскетического элементов в богословии. Причины этого мы рассмотрим ниже (см. том III настоящего учебника).

Школа формируется постепенно, в исторический промежуток между VII и IX веками; большое влияние на формирование данного течения мысли на этом этапе оказали прп. Максим Исповедник, а впоследствии деятельность столичного (Константинопольского) Студийского монастыря, монастыря нового типа – центра систематической научнобогословской деятельности Церкви. Выросши из школы в магистральное течение святоотеческой мысли, богословие синтеза догматики и аскезы не прекратит своего существования до наших дней. Богословское оформление исихазма в XIV веке станет одним из проявлений данного течения мысли.

Характерными представителями этой школы являются все крупнейшие поздневизантийские богословы Православной Церкви: прп. Симеон Новый Богослов (X в.), свт. Григорий Палама (XIV в.), св. Николай Кавасила (XIV в.) и другие.

Заметим, что данный термин («нововосточная» школа) не имеет хода в патрологической литературе, так как впервые предлагается в настоящем издании, и вообще может быть применен лишь с оговоркой, поскольку, говоря строго, магистральный ход богословия, пусть даже и имеющий вид одной из исторических тенденций, не может быть назван школою.

Тема 3
Предмет патрологии: Предание в истории

3.1. Что есть Предание?

Церковь Христова, богочеловеческий организм, есть удивительное целое, возникшее при сошествии Святого Духа на апостолов и простирающееся в вечность, живущее в истории, всегда неизменное и в то же время всегда меняющееся; подобно крошечному горчичному зерну, вырастающему в огромное древо с множеством ветвей и плодов, продолжающее свой рост с приложением новых членов, меняющее окружающий мир и взаимодействующее с изменяющимся миром, противоборствующее диаволу, проходящее в этом историческом развитии разные меры своего исторического возраста.

Жизнь и труды отдельных людей, отцов и учителей Церкви, равно как и течения школ, динамика культур, – все это не может быть осмыслено и осознано как совокупность, да и более того, не может быть адекватно оценено, пока не будет соотнесено с этим пребывающим в веках, неуловимым и в предельной глубине неделимым течением церковной жизни, с ее, Церкви, жизненным опытом, взятым как единое целое, – с тем, что обыкновенно зовется Преданием Церкви.

3.2. Предание Церкви как единое целое – высшее «звено» предметной области патрологии

Предание, а вместе с ним жизнь Церкви как целого, есть высшее и наиболее таинственное звено предметной области патрологии. Каждый исторический возраст Церкви по своему являет эту полноту.

3.2.1. Единство и многообразие Предания

Предание с внешней, видимой стороны охватывает совершенно конкретные «вещи» – конкретных людей, их мысли, чувства и желания, их слова и труды, их деяние, наследие, тексты и т. д. С внутренней, невидимой стороны Предание неуловимо, его питает Сам Дух Святой – именно к Нему восходит дух многих людей, церковных членов, который есть «ум Христов» (1Кор 2:16); этот дух составляет в своем единстве невидимую основу Предания, а мысли, чувства, слова и дела членов Церкви составляют его «душу» и «плоть», передаваемую из поколения в поколение, хранимую, прирастающую новыми мыслями, чувствами, словами и делами, вместе с тем являющими в себе то же самое Тело Христово.

Понимая динамику развития этого опыта и опираясь на единый дух Предания, мы оказываемся способны понять мысли отдельных участников грандиозного процесса исторической жизни Церкви – ее отцов и учителей, понять также и значение отдельных течений мысли в этом едином и совокупном потоке.

3.2.2. Исторический рост Предания

Историческая жизнь Церкви и, вместе с тем, развитие ее Предания проходит в своем росте определенные стадии; однако каждый из этих этапов есть момент в жизни Церкви как неделимого целого, он относится ко всецелой Церкви и ко всецелому Преданию.

Знаменитый образ исторического развития церковного богословия и всего Предания приводит прп. Викентий Леринский (V в.):

«Пусть возрастают и в высшей степени пусть преуспевают, по годам и векам, разумение, ведение, мудрость как каждого, так и всех, как одного человека, так и всей Церкви, но только в своем роде, то есть в одном и том же учении, в одном и том же смысле, в одном и том же понятии. Религия, дело души, пусть уподобляется в этом отношении телам. Сии хотя и раскрывают и развивают члены свои с приращением лет, однако остаются теми же, какими были прежде. Цветущий возраст детский и зрелый возраст старческий весьма различны между собою; но стариками однако же делаются те же самые, кои были детьми, так что хотя рост, сложение и наружность одного и того же человека изменяются, однако естество у него, несмотря на это, одно и то же, личность одна и та же. Члены у младенцев небольшие, а у юношей большие, однако же те же самые. Сколько членов у малюток, столько же и у мужей, а какие только являются после с летами жизни, те прежде уже были в зародыше, так что в старцах не обнаруживается потом ничего нового, – такого, чего не скрывалось бы уже прежде в детях» (прп. Викентий Леринский. Памятные записки Перегрина о древности и всеобщности кафолической веры против непотребных новизн всех еретиков. I:23)

Таким образом, сама Церковь, а вместе с тем и ее богословие, а шире – все церковное Предание, подобны человеку; возрасты младенчества, возмужания, зрелости и т. д. сменяют друг друга, при этом в каждом историческом возрасте сохраняется прекрасная и богодарованная полнота «органов» церковной жизни – Божественных догматов, устрояющих церковное бытие. Вместе с тем, каждое время наполняет эти «органы» чем-то своим, новым, особенным, личным, соборно-ипостасным. В каждый исторический момент времени перед Церковью встают определенные задачи, характерные именно для этого этапа ее исторического пути.

3.2.3. Общие закономерности исторического развития богословия

Исторический путь Церкви и ее Предания (в центре которого стоит богословие, мысль Церкви), подобно пути развития отдельного человека, имеет свои закономерности, свою логику. Наиболее очевидно и значимо эта логика являет себя именно в развитии церковного богословия.

Общий ее характер, общие закономерности могут быть выражены идеей, «соприродной» самой истории – от начала к концу: от размышления о Боге, Святой Троице – Причине и Источнике бытия творения и человека; через размышление о Христе Спасителе и совершенном Им деле спасения человека; далее – через размышление о самом человеке, члене Церкви, ипостасно приводимом ко спасению Святым Духом через таинства Церкви и синергийный труд человека, содействующего Богу; к Церкви как конечной цели и смыслу творения, и к концу мира.

Выражаясь образно, богословие Церкви развивается по символу веры, «задавая тон» историческим ее эпохам и определяя их характер (более подробно об этом см. ниже, в параграфе «Краткая периодизация святоотеческой письменности» настоящей темы, 3.5). В общем и целом, для следующих периодов жизни Церкви была первостепенна, особенно насущна, а порою и жизненно необходима следующая тематика:

– I–IV вв.: вопросы введения в богословие и триадология;

– V–VIII вв.: христология и сотериология;

– IX–XV вв.: пневматология и сакраментология;

– XVI–XXI вв. и далее: экклезиология, а в перспективе и эсхатология.

Каждый исторический период бытия Церкви ставит перед ней, а, следовательно, и перед ее мыслью, свои генеральные задачи и вопросы.

Однако это не означает, что генеральными вопросами той или иной эпохи ограничивается ее богословие; вся полнота догматического сокровища Церкви, весь комплекс вероучительных истин, вопросов, тем и т. д., проходя сквозь историю, затрагивается, осмысляется, переживается святыми отцами, переносится ими, подобно драгоценным семенам, чтобы в нужный час, поставленный возрастом церковным, конкретными историческими задачами, раскрыться в новом и обильном слове будущих поколений отцов и учителей Церкви.

Особая акцентуация святоотеческого богословия конкретного периода на той или иной тематике, тех или иных вопросах предполага ет особое внимание отцов и учителей Церкви к этим вопросам, сфокусированность на их раскрытии, стремление «исчерпать тему», рассмотреть тот или иной вопрос всесторонне, со всей ясностью понимания и отточенностью мысли и слов, отсекая неточности, недоговоренности, двусмысленности и неясности; образно выражаясь, расставить все точки над i в текущем вопросе «повестки дня» истории.

«Закрыв тему», богословие Церкви переходит к другому вопросу, а сама Церковь вступает в новый исторический период своей жизни с его новыми реалиями – внутренними и внешними.

3.2.4. Апофатический и катафатический элементы исторического развития богословия

Сам характер такой «смены вех» показывает внутреннюю преемственность исторических задач Церкви; историческая логика внутреннего развития богословия есть именно логика, а не случайный набор задач и тем, не случайные ответы на хаотичные удары по Церкви со стороны внешнего мира: каждая подытоженная тема означает вместе с тем и «открытие» новой, становится ее базисом и опорою в вызревающем церковном самосознании.

В этом смысле и плане историческое движение и развитие церковной мысли имеет две неразрывные грани, две характеристики движущей силы, которые могут быть названы «апофатической» («отрицательной») и «катафатической» («положительной»). С одной стороны, решение различных серьезных вопросов богословия в истории представляло собой ответ отцов и учителей Церкви на возникающие ереси, лжеучения, отвращающие церковную мысль (а вместе с ней и саму Церковь) с верного пути, оторвать от Бога. С другой стороны, каждый новый вопрос являл собой и в себе момент положительного развития, зрелости церковной мысли, приносящей плод на ветвях церковного древа; более того, сами лжеучения способны были появляться в истории Церкви не произвольно, но как некие паразитные наросты на нуждах и мыслях церковных, на запросах самой истории.

Историческое бытие Церкви протекает во взаимодействии с миром (в самом широком смысле этого слова); и историческая зрелость Церкви, ее самосознание и мысль принципиально неотделимы от данного взаимодействия, с какой бы точки зрения ни рассматривать этот факт.

3.3. Определение патрологии

Наконец, перед нами встает тот же самый вопрос, что и в самом начале наших рассуждений: что же такое патрология?

Мы увидели, что она охватывает широкую предметную область, где все имеет свою меру и место. Единый процесс, тенденция и личность – каждая часть имеет свое место и значение в жизни Церкви.

Исторические лица и их труды подобны «атомам» истории, ее церковной жизни – подобны историческому материалу, живым камням Церкви, из которых собирается грандиозное здание ее соборного бытия.

В соборном взаимодействии направлений, тенденций и школ вызревает единство церковного слова – формул и вероопределений Церкви, собираются мысли, чувства и желания, дополняя друг друга и помогая друг другу выразить в полноте единый дух церковного учения и церковной жизни.

Наконец, подобно духу человека, простирающего свою энергию на все пределы человеческой природы, единое и неуловимое Предание, укорененное во Христе и направляемое Духом Святым, сохраняя цельность, неизменность и полноту, вместе с тем охватывает собою лица и исторические процессы, являет в каждом периоде бытия Церкви новую грань ее исторического развития, новую специфику исторического преемства, новый тип взросления Церкви. Жизнь отцов и учителей Церкви показывает нам эти грани, а размышление об исторических направлениях мысли дает возможность понять и осмыслить, как происходил сам рост.

На Предании заканчивается, достигая своего высшего предела, предмет патрологии как науки. Поэтому патрология есть по преимуществу наука о церковном Предании – Предании, заключенном в лицах. Пусть это и будет кратким определением данной науки, расшифровкой этимологии ее наименования как «науки об отцах»: патрология есть Предание в лицах.

3.4. Уникальность патрологии в кругу богословских наук

Вообще любая богословская наука немыслима без опоры на святых отцов, на их мысли, на их слова, на их творения – на Предание Церкви, которое запечатлено в конкретных человеческих лицах прошлого. Но среди всех богословских наук только патрология имеет святых отцов и их творения непосредственным предметом своего научного исследования. В этом состоит особое значение этой церковной науки.

Среди наук, наиболее близких к патрологии, следует назвать, прежде всего, догматическое богословие и общецерковную историю. В чем состоит их основное отличие от патрологии?

Догматика имеет предметом своего внимания цельное учение Церкви, рассматриваемое в систематическом порядке; исторический процесс его вызревания, движения, развертывания и формирования как Предания Церкви, с соответствующей ролью в этом процессе личностей и тенденций, по преимуществу остается «за кадром» внимания этой науки.

Общецерковная история, напротив, обращаясь к историческому контексту церковной жизни, своего рода внешним деталям исторического церковного бытия, по преимуществу оставляет «за кадром» своего внимания единство, полноту и целостность формирующегося учения Церкви, в конечном счете, целостность Предания; эта наука раскрывает важный исторический фон, на который, в свою очередь, опирается патрология.