Читать книгу: «Лев Троцкий и другие. Вчера, сегодня. Исторический процесс», страница 2
Почему я за это взялся?
Вот почему я взялся за это дело: хочу разобраться, кем был на самом деле Лев Троцкий и какова его роль в истории.
Каким материалом я располагал? Я прочитал несколько книг о Троцком, изданных после 1990 года, когда писать на эту тему в нашей стране стало возможно, а также ряд публикаций самого Троцкого – небольшую часть его литературного наследия, изданную у нас с опозданием на 80 лет. Я прочитал все, что было мне доступно, и этого достаточно для того, чтобы составить собственное представление об этой личности.
Мною в свое время была прочтена книга Роберта Конквеста «Большой террор» – повествование, охватывающее период времени политических репрессий в СССР, в котором немало внимания уделено так называемым «троцкистам». Книга не для слабонервных, оставляет много впечатлений. Немало я прочел художественной литературы и публицистики о пред– и послереволюционном периоде российской истории. Все это общедоступно, а изданное, начиная с конца 1980-х годов, уже не подвластно пропагандистским клише советского времени и, следовательно, более или менее заслуживает доверия. Кроме того, я уже далеко не молод, кое-что видел своими глазами и воспринял от других.
В нижеследующей истории из-под моего пера биография Троцкого будет представлена, по возможности, кратко и фрагментарно. Более подробные сведения интересующиеся могут найти в опубликованных книгах о Троцком и его самого. Я попытался взглянуть на события начала ХХ века, связанные с деятельностью Троцкого, с учетом прошедшей истории и реалий сегодняшнего дня. Излагаемый исторический материал будет разбавлен моими собственными суждениями, – иначе и смысла нет затевать это дело: все давно написано до меня, – возможно, недостаточно зрелыми и не вполне объективными. Мое преимущество в том, что писать «в стол», особо не рассчитывая на то, что мои откровения кого-то заинтересуют, можно, не озираясь по сторонам, наплевав на прописные истины. Это моя субъективная оценка людей и событий. Однако подобным субъективизмом я не отличаюсь от других. Всегда, даже в самом «беспристрастном» и «независимом» историческом исследовании можно разглядеть «ослиные уши» собственной позиции автора.
Один из мировоззренческих вопросов, преследующих меня всю жизнь, это вопрос о прошлой революции, ее неизбежности и однозначности, а также о том, возможен ли в принципе социализм «с человеческим лицом»? Возможно, все это утопия, а может быть, что-то в этом есть. Я убежден, что забывать урок, преподанный нам Октябрем, или изображать произошедшее с нами в угоду нынешней конъюнктуре столь же недальновидно, как прятать голову в песок при приближении опасности.
Обратиться к этой теме меня заставили отнюдь не поиски развлечений на склоне лет. Причина намного серьезнее. Россия, в которой я прожил более 70 лет, в которой жили мои предки, очередной раз за последнее столетие оказалась в тупике: политическом, экономическом, социальном и духовном. За это столетие страна пережила революционный подъем, смерч Гражданской войны, мясорубку сталинского террора, опустошительную войну и послевоенную разруху, хрущевскую оттепель, брежневский застой, надежды демократической революции, которые ныне похоронены выстроенной властной вертикалью.
Что же дальше? Куда мы движемся, и движемся ли вообще? Оглядываясь по сторонам, замечаем, как нас обгоняют в развитии гражданского общества развивающиеся и ранее недоразвитые страны. Где наша «птица-тройка»? Жизнь пришла в оцепенение и всеобщее созерцательное бездействие. Нет реально действующих лиц, если не считать дельцов, стоящих по обе стороны закона. Куда делись люди, живущие не хлебом единым? Такие, конечно, есть, но их – ничтожное меньшинство. Куда делись личности, способные на Поступок? Одной из подобных личностей в прошлом, причем яркой личностью, был Лев Троцкий – журналист, революционер и государственный деятель. То, что раньше он был у нас под запретом, и одно упоминание его имени не в общепринятом карикатурном стиле грозило людям потерей карьеры, свободы, а кому – и жизни, что и теперь в изображении Троцкого продолжаются традиции давно минувших дней – все это свидетельствует о том, что он остается опасной фигурой для власть предержащих.
Может быть, время революций ушло безвозвратно, но, может быть, оно еще вернется – и мало нам всем не покажется. Революционную ситуацию порождают, прежде всего, «верхи» – своей недальновидностью и недалекостью, своей неадекватностью вызовам времени, своим корыстолюбием и хамством. Застой и деградация не могут длиться вечно. Это завершится либо дальнейшим распадом России, либо иными потрясениями на новом витке Истории.
Разговор с «пушкинистами»
Как только я взялся за это дело, то был немедленно атакован родственниками.
– Сдался тебе этот Троцкий! – взывали они. – Зачем он тебе нужен? Займись лучше своим здоровьем или, на худой конец, пиши мемуары, если делать нечего.
– Мое здоровье, – отвечал я, – никому не интересно, а мемуары – тем более. Что я – ученый с мировым именем или полярный исследователь, или чей-то тайный советник, на худой конец? А Троцкий – это наша история, преднамеренно забытая.
– Ну и что же, кому он теперь интересен? Сейчас другое время, другие интересы. А та революция проклята и забыта.
– Это я вижу: теперь все только жрут и пьют, знать ничего не желают. А История за это наказывает…
И я стал плести известную байку о том, как человечество наступает на те же грабли, и что потом получается. Однако это не помогло.
– Но почему именно Троцкий, что у нас – нет достойных личностей? Пушкин, Толстой, Достоевский. Да мало ли. вот и пиши о них, если делать нечего!
– О Пушкине уже написано столько, что язык отвалится перечислять. Целая армия пушкинистов, десятки диссертаций, памятники, музеи, полстраны кормится его именем. Почти столько же – и о других корифеях. О Троцком написано мало, противоречиво и лживо. И вообще, нелюбовь к Троцкому – наша национальная традиция. У нас он организовал Октябрьскую революцию, – к ней можно относиться по-разному, но это великое событие; всю Гражданскую войну он был военным министром и председателем Реввоенсовета Республики; Фрунзе сменил его на этом посту только в 1925 году и через полгода умер. Однако Михаил Фрунзе увековечен в памятниках и музеях, а единственный музей Троцкого находится в Мексике.
– Да что ты знаешь о Троцком? Ты был лично знаком с ним или читал его архивы или другие первоисточники? Все сведения о деятельности Троцкого получены тобой из ранее опубликованных материалов! Что ты можешь добавить к этому?
– Если бы я был лично знаком с Троцким, меня бы давно расстреляли. В остальном согласен: ничего нового, тем более – неизвестного о Льве Троцком я не скажу. Значит, буду заниматься плагиатом, как все «пушкинисты». Но отличие все же есть. О Пушкине все ясно и определенно. Остаются отдельные нюансы, которые дадут пищу еще не одному поколению соискателей. Троцкий – и в самом деле фигура противоречивая. А мне он интересен именно тем, что олицетворяет собой целую пережитую Россией эпоху революционных потрясений, которые из сегодняшнего далека видятся совсем иначе, чем это было вблизи.
При прочтении материала у меня сами собой возникали аналогии и сравнения с днем сегодняшним. Если бы меня спросили: стоило ли затевать ту революцию ради того, чтобы без малого сто лет оказаться там, где мы теперь находимся, то ответ был бы отрицательным. Но История не заканчивается сегодняшним днем, и о том, что будет завтра, можно только гадать. Одно можно сказать определенно: что есть сегодня, что будет завтра и послезавтра – незримой нитью связано с тем, что было вчера. В частности и по этой причине те революционные потрясения, которые преобразовали Россию и весь мир, вызывают у меня особый интерес. Короче, я за это дело взялся «всерьез и надолго». Однако вскоре был вновь атакован «пушкинистами». И тогда я сказал:
– Кстати! А вы знаете, что Троцкий – потомок Пушкина?
– Какой еще потомок, что ты плетешь? – возмутились «пушкинисты».
– Об этом нам поведал историк и писатель Леонид Млечин, сославшись на Льва Анненского. А тот рассказал такую историю. Короче, дело было так. Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин как-то познакомился с одной молодой полькой. Совместное увлечение поэзией, чтение стихов, возвышенные чувства… от чего и появилось дитя любви мужского пола, нареченное именем Леонтий, которое по просьбе Пушкина воспитывалось в семье Раевских. В зрелом возрасте этот внебрачный сын поэта, в свою очередь, завел роман с одной из кузин вдовы Раевского. И все повторилось: родилось еще одно внебрачное дитя мужского пола. А тогда существовал обычай: незаконнорожденных детей дворян отдавали в надежную, непьющую еврейскую семью.
– А разве такие бывают?
– Не умничай и слушай дальше. Так вот, этот мальчик, внебрачный внук великого русского поэта, нареченный именем Давид и получивший фамилию Бронштейн от приемных родителей, и есть отец будущего революционера. И косвенным доказательством этого являются некоторые признаки, унаследованные Львом Троцким от прадеда: редкие беспричинные обмороки, нервный тик в левом углу рта и, самое главное, владение пером. Правда, Троцкий стихов не сочинял, его поэзия – революция.
– Ну, допустим. А мама Льва Троцкого – тоже подкидыш?
– Нет, она была обычной еврейской барышней из городских мещан.
– А зачем, собственно, Леониду Млечину понадобились эти бредни?
– Он сказал, что в характере Троцкого присутствуют черты великороссов: храбрость, решительность, бескомпромиссность, азарт – все лез на рожон. А евреи наоборот – народ смирный, компромиссный, осторожный.
– Ничего себе, осторожный! А помнишь демонстрацию в Москве на Красной площади в августе 1968 года против ввода советских войск в Чехословакию?
– Ну и что?
– Они развернули плакат, но их быстренько повязали советские патриоты в штатском, которые случайно оказались поблизости.
– Ну и что?
– Повязали, слегка побили… даже выбили кому-то зубы. А дальше как положено: кого в тюрьму, кого в психушку – все по закону. Потому что время и место демонстрации не были заранее согласованны с властями.
– Допустим, ну и что?
– А то, что из этих восьмерых демонстрантов четверо – евреи.
– Всего-то четверо? Это из двух миллионов душ? Прав Леонид Михайлович, евреи очень осторожный и даже боязливый народ. Но Троцкий – правнук Пушкина. Сейчас у пушкинистов кризис: о современниках поэта все давно писано-переписано, и трудно раскопать что-то еще. Теперь уже рассказывают о предметах, связанных с жизнедеятельностью поэта. Недавно по «телику» была специальная передача о пистолете, из которого Дантес стрелял в Пушкина на дуэли: как попала к Дантесу эта прелестная вещица? А я вам предлагаю живого потомка Пушкина. То есть, не совсем живого, зато настоящего. Итак, колебания в сторону, выбор сделан, Лев Троцкий, – правнук Пушкина – мой герой.
Несколько деликатное обстоятельство
Но прежде всего я хочу прояснить одно деликатное обстоятельство, ибо это все равно пришлось бы сделать по ходу повествования. Почему, спросит читатель, Вас так интересует этот Троцкий, – давно отработанный персонаж прошедшей эпохи? Может быть, это Ваш дальний родственник или соплеменник?
Должен признаться, что в родстве со Львом Троцким ни с какого боку не состою, а вот второе предположение верно: Троцкий – мой соплеменник. И я бы выглядел лицемером, если бы стал отрицать, что мой интерес к Троцкому подогревается еще и этим обстоятельством. Значит ли это, что в своей оценке Льва Троцкого как личности и политической фигуры я буду субъективен? – вполне возможно. И прошу читателя учесть это обстоятельство. А кто не субъективен? Ведь взгляды каждого из нас на окружающий мир концентрированно отражают весь наш жизненный опыт, начиная с родственных и национальных корней, включая наш социальный статус, духовные предпочтения. И, в зависимости от внутренней позиции, у разных людей одни и те же явления, исторические события, их герои, и даже отдельные предметы могут вызывать различную, иногда и прямо противоположную реакцию. Например, для верующего христианина икона Божьей матери есть средоточие святости и надежда на защиту от сил зла, а для атеиста – не более чем объект идолопоклонничества и суеверия.
Далее, будучи соплеменником Троцкого, я не смогу избежать в своем исследовании отражения определенного «еврейского акцента» в событиях революционного и послереволюционного прошлого России. Это как раз то обстоятельство, которое тщательно замалчивалось в советской историографии, а ныне, наоборот – выставляется напоказ определенного рода, скажем, патриотами в своих пропагандистских целях. Если это кого-то шокирует, то ему следует сразу прекратить чтение и заняться полезным для себя делом.
Но должен заметить, что Троцкий, как и другие большевики-евреи – отнюдь не подарок своему народу. Как интернационалисты они были решительными противниками идеи воссоздания еврейского государства в Палестине, и активно противодействовали сионистскому движению в СССР. Они видели решение национального вопроса русского еврейства в рамках советского государства. Последующий запрет на эмиграцию евреев из СССР и постепенная ликвидация их национальных культурных институтов внутри страны обрекало этот народ на ассимиляцию путем растворения в численно превосходящем этносе. В этом плане применительно к еврейскому нацменьшинству большевики, вернее, те, кто пришел им на смену, отступили от ими же провозглашенного тезиса о праве наций на самоопределение. Во имя великой цели большевики-евреи отреклись от своих национальных корней. Но эта жертва оказалась неоправданной. Ибо та модель общества, которая в итоге была создана в СССР, разительно, – а в отдельных чертах и карикатурно, – отличалась от идеала «самого справедливого» общества, присутствовавшего в их горячих головах. Сами же они, – кому не повезло погибнуть в Гражданской войне, – были почти поголовно истреблены.
Часть I
Россия – Европа
Формирование личности
«Познать закономерность совершающегося и найти в этой закономерности свое место – такова первая обязанность революционера. И таково вместе с тем высшее личное удовлетворение, доступное человеку, который не растворяет своих задач в сегодняшнем дне».
Л. Троцкий, «Моя жизнь».
Лев Давидович Троцкий родился 25 октября 1879 года по старому стилю или 7 ноября по новому в деревне Яновка, Херсонской губернии. Это был год возникновения в России террористической организации «Народная Воля», вынесшей смертный приговор «царю-освободителю» Александру II, который был приведен в исполнение 1 марта 1881 года. Факт рождения Л. Троцкого в день свершения в будущем Октябрьской революции лично я случайностью не считаю. По моему мнению, в Истории вообще не бывает случайностей. Сам же Троцкий не придавал этому совпадению никакого значения: «Мистики и пифагорейцы могут из этого делать какие угодно выводы. Сам я заметил это курьезное совпадение только через три года после Октябрьского переворота», – писал он. Не заметить такого совпадения можно только при крайней занятости человека, и это говорит о насыщенности жизни Троцкого событиями более важными, чем собственный день рождения.
«Мое детство, – писал он в книге «Моя жизнь», – не было детством голода и холода. Ко времени моего рождения родительская семья уже знала достаток. Но это был суровый достаток людей, поднимающихся из нужды вверх и не желающих останавливаться на полдороге. Все мускулы были напряжены, все помыслы направлены на труд и накопление».
Отец Троцкого, Бронштейн Давид Леонтьевич, был землевладельцем, – сначала мелким, затем крупным. Он владел более чем 100 десятинами земли и около 200 десятин держал в аренде. Владеть землей в большинстве российских губерний евреям было запрещено, за исключением малонаселенных в то время Херсонской и Екатеринославской губерний, в которых образовалось около сорока еврейских колоний с населением около 25000 душ. Чтобы решить проблему скученности еврейского населения «черты оседлости», царское правительство разрешило переселение евреев «на землю» в пределах указанных губерний и в разной степени поощряло их занятие сельским хозяйством, уравняв в правах евреев-земледельцев с крестьянами, но – только до 1882 года воцарения в России Александра III.
По ходу изложения позволю себе небольшое отступление, посвященное этой царственной особе. Отношение современников к Александру III было неоднозначным. С одной стороны, он был олицетворением мощи и благоденствия Державы. При нем страна оделась в сеть железных дорог, строительство которых было начато еще при Николае I. Темпы строительства железных дорог, которые были в то время, не снились нашим современникам, несмотря на примитивную, в сравнении с нынешним днем, строительную технику. При нем бурно развивалась промышленность, и аграрная страна шла к капитализму, сокращая свое отставание от Запада. При Александре III Россия ни с кем не воевала. В то же время в общественной жизни были круто завинчены гайки, ослабленные его предшественником на троне. Общественное развитие России затормозилось.
Подданных российской империи «иудейского вероисповедания» Александр III не любил, что и демонстрировал ужесточением ограничительных законов в отношении этого народа. Приход на царствование Александра III был ознаменован серией еврейских погромов на юге империи, что стало неожиданностью. В то время евреи вели себя тихо, в смутах не участвовали, а участие евреев в организации «Народная Воля» было незначительным и не на первых ролях. Нелюбовь к евреям Александр III передал своему сыну Николаю II – будущему последнему императору России. Впрочем, это – давняя традиция в российских монархических кругах. Подобное, в целом негативное, унижающее национальное и человеческое достоинство отношение царского правительства к этносу, обладавшему большой взрывной силой, послужило, возможно, одной из причин бесславного конца Российской монархии.
В северной столице Александру III был поставлен памятник, призванный символизировать мощь и незыблемость его царствования: на большом камне была установлена массивная скульптура коня, на котором восседала не менее массивная фигура царя в головном уборе. Злые языки этот памятник охарактеризовали следующим образом:
«Стоит комод,
На комоде бегемот,
На бегемоте идиот,
На идиоте шапка».
Не жаловала российская интеллигенция – от разночинной до революционной – своих царей-императоров.
Хочу отметить, что по своему социальному статусу и условиям существования Л.Троцкий разительно отличался от подавляющего числа своих соплеменников, проживавших в нужде и бесправии в западных и южных губерниях в пределах «черты оседлости», что было обусловлено рядом ограничительных и запретительных законов в отношении евреев.
Мать Троцкого, Анна Бронштейн, происходила из городских мещан. Из восьми рожденных детей Лев, – в метриках Лейба, – был пятым; кроме него выжили старшие брат Александр, сестра Елизавета и младшая – Ольга.
Семья выращивала на продажу зерно. У них было крепкое хозяйство, включающее необходимые орудия производства, помещения и подворье, домашний и тягловый скот. Была и мельница, которая работала не только для «экономии», но и на всю округу. В хозяйстве использовался наемный труд.
Первые девять лет Лева почти безвыездно жил в деревне. Для нашего изложения эти годы интереса не представляют. Жизнь в Яновке регулировалась исключительно ритмом земледельческого труда. Все остальное, кроме цен на мировой бирже зерна, казалось безразличным.
Начальное образование по русскому языку, арифметике и библии на древнееврейском Лева получил в местной школе, а в 1888 году его отправили учиться в Одессу. Во время учебы он жил в семье племянника матери Моисея Филипповича Шпенцера, в интеллигентской среде, которая помогла ему достаточно быстро преодолеть деревенские «комплексы» и превратиться в горожанина. Здесь же были заложены основы самодисциплины.
Десятипроцентная норма для евреев в казенных учебных заведениях была введена в 1887 году. Попасть в гимназию, как писал сам Л.Д., было почти невозможно: требовалась протекция или подкуп. Эта норма распространялась и на реальные училища, но наплыв сюда был меньше, и поэтому шансов попасть больше. Из-за конкурса Лева был зачислен в училище не сразу, а после года посещения подготовительного класса. В реальном училище Лев успевал по всем предметам и считался первым учеником в классе до тех пор, пока не произошел конфликт с преподавателем французского языка, повлекший за собой серьезные последствия. А к чтению он пристрастился еще до поступления в училище, и в дальнейшем любовь к слову, начиная с русской классики, сопровождала его всю жизнь.
Режим в училище, как и в других подобных учебных заведениях России, был жестким, исключающим какой-либо либерализм в отношениях между преподавателями и учениками. За нарушение дисциплины неизбежно следовали разные виды наказания. В свою очередь, ученики компенсировали свое бесправие тем, что особо отличившемуся в несправедливости, – в их понимании, – преподавателю устраивали «концерт». В момент, когда после окончания урока он направлялся к выходу из класса, вслед ему неслось дружное подвывание всем классом, не разжимая губ, чтобы по виду нельзя было определить, кто участвует в хоре. После одного такого концерта, устроенного «швейцарскому французу» Бюрнанду за несправедливо поставленную единицу ученику – немцу Ваккеру, последовало разбирательство и поиски виновных. По доносу нескольких учеников, включая самого Ваккера, единственным виновным в «подстрекательстве» был назначен Лева Бронштейн. За это он был исключен из второго класса училища, но с правом возвращения в него. Это был «мягкий» вариант исключения. А могли исключить и без права поступления в какое бы то ни было учебное заведение и тем поставить крест на дальнейшей учебе Л. Троцкого.
Возвращение в училище состоялось осенью того же года, для чего требовалось только сдать несколько экзаменов по предметам. Дальнейшая учеба в реальном училище прошла без происшествий. Свои впечатления о годах учебы Троцкий резюмировал следующими словами:
«…В общем, память об училище осталась окрашенной если не в черный, то в серый цвет. Над всеми школьными эпизодами, и горестями, и радостями, возвышался режим бездушия и чиновничьего формализма. Трудно назвать хоть одного преподавателя, о котором я мог бы по-настоящему вспомнить с любовью. А между тем наше училище было не худшим. Кое-чему оно меня все же научило: оно дало элементарные знания, привычку к систематическому труду и внешнюю дисциплину. Все это понадобилось в дальнейшем. Оно же, наперекор своему прямому назначению, посеяло во мне семена вражды к тому, что существует. Эти семена попали, во всяком случае, не на каменистую почву».
Я вернусь к эпизоду с исключением Л. Бронштейна из реального училища и позволю себе некоторое обобщение. Фактически, решение о его исключении базировалось на ложном доносе нескольких соучеников, так как никакого «подстрекательства к бунту» со стороны Л. Б. в действительности не было: в описанном эпизоде он вел себя точно так же, как и остальные ученики в классе. Почему же показали именно на него?
Наиболее вероятной причиной этого поступка была зависть. Возможно, не вполне осознанная, но зависть. Л. Б. с большим отрывом превосходил остальных учеников в успеваемости и, хотел он того или нет, был неформальным лидером в классе. А успешность и лидерство одного не оставляет равнодушными окружающих. И здесь возможны два варианта поведения: или восторженное, – в разной степени, – преклонение, или зависть и ненависть. Но возможно то и другое одновременно. Однако стоит лидеру оступиться, показать слабину – в нашем «скотном дворе» его затопчут.
Описанный эпизод с исключением Левы Бронштейна из училища символичен. В дальнейшем Троцкому еще придется испить горькую чашу предательства со стороны бывших соратников и наблюдать оргию топтания шкуры еще живого льва его врагами после того, как он лишится властных полномочий.
После окончания реального училища в судьбе Л. Бронштейна произошел неожиданный поворот, подготовленный как внутренними причинами, так и внешними обстоятельствами. Вместо того чтобы продолжить образование для обретения инженерной специальности, – чего желал его отец, или реализовать свои математические способности в научной карьере, Л. Б. постепенно оказывается ввергнутым в водоворот событий, приведших его к осознанию собственной персоны в качестве борца с «прогнившим режимом» за свободу и справедливость. Это произошло не вдруг.
Что подвигает молодого, впечатлительного человека к протесту? Ясное дело – несправедливость в обществе, хамство и беззаконие со стороны власть имущих. Эпизоды подобного хамства, – с одной стороны, и бесправия простого народа – с другой юный Л. Бронштейн наблюдал даже в своей деревне. Вот как описывает Троцкий один из таких эпизодов.
«Приехал однажды в отсутствие хозяина урядник, грубый, жадный, наглый, и потребовал паспорта рабочих. Он нашел два просроченных. Владельцев их он немедленно вызвал с поля и объявил арестованными для отправки на родину по этапу. Один был старик с глубокими складками коричневой шеи, другой молодой, племянник старика. Они упали в сенях сухими коленями на земляной пол, сперва старик, за ним молодой, гнули к земле головы и повторяли: «Сделайте такую Божескую милость, не губите нас». Плотный и потный урядник, играя шашкой, и отпивая принесенного ему из погреба холодного молока, отвечал: «У меня милость только по праздникам, а сегодня будни». Я сидел, как на жаровне, и что-то протестующее сказал срывающимся голосом. «Это, молодой человек, вас не касается», – отчеканил строго урядник, а старшая сестра подала мне тревожный сигнал пальцем. Рабочих урядник увез».
А какими инстинктами движим обычный «нормальный» человек на своем жизненном пути? Важнейший из них, – и в наше время тоже, – инстинкт приобретательства. От этого инстинкта, мелкобуржуазного жизненного уклада и кругозора – от них, по собственному признанию Троцкого, он отчалил резким толчком и на всю жизнь.
Отношения с религией своего народа также не сложились. По настоянию отца Лев одно время брал частные уроки у одного ученого старика. Однако веру в Бога эти занятия не укрепили. Не очень волновали молодого человека в то время и национальные моменты. Открытого антисемитизма в реальном училище не было, чему способствовала национальная пестрота его учеников. Никто не был заинтересован в раздувании национализма. Он также лично не ощущал неудобства процентной нормы, благодаря своей отличной успеваемости. И все же, по признанию Троцкого, национальное неравенство послужило, вероятно, одним из подспудных толчков к недовольству существующим строем, но этот мотив совершенно растворялся в других явлениях общественной несправедливости и не играл не только основной, но и вообще самостоятельной роли.
В школьные годы, по признанию Троцкого, безотчетно формировались оппозиционные устремления и неприязнь к существующему строю, к несправедливости и произволу. Откуда? – из условий эпохи Александра III, из полицейского самоуправства, помещичьей эксплуатации, чиновничьего взяточничества, национальных ограничений, из несправедливости в училище и на улице… из гуманного духа в семье Шпенцера, из чтения стихов Некрасова и других книг, изо всей общественной атмосферы вообще.
В седьмом, последнем классе Л. Бронштейн учился уже не в Одессе, а в Николаеве, который в то время был вполне провинциальным городом. После окончания учебы начались поиски дальнейшего жизненного пути. Отношения с родителями ухудшились. Парень не желал подчиняться отцовскому авторитету, непримиримо боролся за свою самостоятельность. Кончилось тем, что он отказался от материальной помощи семьи. Жил «по-спартански» – коммуной с подобными ему ищущими молодыми людьми, давал частные уроки, занимался самообразованием, читал нелегальную литературу, которую можно было достать.
Поддавшись уговорам семьи, не оставлявшей попыток вернуть молодого человека к реальной жизни, осенью 1896 года Л. Бронштейн уехал в Одессу к дяде – инженеру и владельцу завода. Предполагалось поступление на математический факультет. Но все кончилось возвращением в Николаев и возвратом к старым знакомым и интересам. Они обсуждали последние книжки радикальных журналов, спорили о дарвинизме, неопределенно готовились и ждали. Искали связи с рабочими. К этому времени для молодого человека «точка невозврата» была пройдена. Развитие личности закончилось, круг интересов расширился, в силу внутренних побуждений произошел поворот в сторону революционного радикализма. Возврат на дорогу, ведущую к мещанскому благополучию, стал невозможен. Но пока все эти настроения укладываются в картину юношеского максимализма, выразившегося в неприятии существующих порядков и мещанского благополучия. Подобное состояние было знакомо многим молодым людям из интеллигентской среды в России конца ХК века. Требовались дополнительные импульсы для того, чтобы стихийный протест перерос в осознанные действия, определяющие судьбу человека. И вскоре такие импульсы возымели место.
