Читать книгу: «Истина. Выпуск II. Житие Епископа ИПЦ Михаила Ершова», страница 2

Житие епископа Михаила

Михаил Ершов родился 4 сентября 1911 года по старому стилю (17 сентября по новому стилю) в селе Мамыково Аксубаевской волости Чистопольского уезда Казанской губернии в семье крестьян – Василия Николаевича и Дарьи Михайловны. Отец был очень богобоязненный, знал закон и устав благочестивой христианской жизни. Родители были глубоко верующими православными людьми, старались жить по христианским заповедям, прививая благочестивый образ жизни своим детям. Кроме Михаила в семье росли: старший брат Алексей и сёстры Евдокия, Лидия, Анна и Надежда.

Братья Иван и Василий умерли в младенчестве. Отец зарабатывал на хлеб сапожным ремеслом, жили небогато, но никогда не унывали, вера в Бога поддерживала семью.

В доме любили церковные песнопения, вслух читали Евангелия и Жития святых.

В 1914 году началась русско-германская война, отец – Василий Николаевич – был мобилизован в армию, а перед отъездом на фронт он перевёз семью в свою родную деревню Барское Енорускино Аксубаевской волости.

Там в возрасте шести лет Михаил пошёл в школу. К тому времени сёстры научили его читать, он умел исполнять духовные песнопения, имел свою тайную молитву «Песнь Пресвятой Богородице» и читал её по девять раз с поклонами. Уединяясь в огороде или на чердаке, он, преклонив колени, молился Царице Небесной о спасении души и о своей жизни.

Он был тихим и скромным мальчиком, любил читать Жития святых и Историю Православной церкви. Увлекаясь развитием событий в книгах, он словно не замечал происходящего вокруг, часто пребывая в глубокой задумчивости. На расспросы близких людей неизменно отвечал, что размышляет о Втором Пришествии Господа нашего Иисуса Христа.

К десяти годам Михаилом были выучены наизусть молитвы: заутренняя и обедняя, тропари двунадесятых и святительских праздников; он уже знал о святителях, о жизни всех преподобных и об их подвигах. Познав силу тайного моления, мальчик уединялся в укромном, одному ему известном месте, в поле, в кустах, у реки, и украдкой преклонял колени в своей детской молитве.

Уже тогда его отличала необыкновенная, безудержная любовь к Богу и к Церкви, в которой Михаил подолгу рассуждал о духовном, не предаваясь суетным мирским помыслам. Дружившие с Михаилом дети нередко смеялись над ним, обзывая его девчонкой лишь потому, что никогда не слышали от него непристойных слов, которые попросту не могли возникнуть в его сознании. У молодого праведника вырабатывался собственный образ поведения и восприятия окружающего мира, словно он не собирался надолго оставаться в настоящей суетной действительности.

Михаилу исполнилось одиннадцать лет. Однажды серьёзный паренёк, державший строгий пост в первую и четвёртую недели Великой четыредесятницы, обратил на себя внимание прихожан из церковной общины, которые уговорили старосту принять его певчим в церковный хор. На репетициях хора необыкновенные способности мальчика удивляли многоопытных певчих на клиросе. Они интересовались его именем, родителями и почему он так быстро смог изучить церковные песнопения. На вопросы мальчик отвечал, что его зовут Мишей, а отца Василием Николаевичем, он и научил его петь, поскольку сам хорошо поёт, знает множество молитв, и вообще в его семье такое пение звучит часто.

Семья Ершовых. Слева направо в верхнем ряду: Анна, мать – Дарья Михайловна, Отец – Василий Николаевич; в нижнем ряду: Алексей, Евдокия и Лидия. Михаила и Надежды на фотографии нет.

Спустя некоторое время его начали ставить ближе к книге, чтобы быстрее научить искусству пения, хотя мальчик уже пел без книги, прекрасно знал молитвы на память, пел всегда правильно и никогда не сбивался. Продолжая приходить в Церковь во все праздники и в каждое воскресенье, он спрашивал знакомых прихожан: «Почему служба бывает не каждый день?».

Старший брат часто обращал внимание на перемены, происходящие в характере подростка, и говорил отцу, что из него выйдет что-то особенное.

В 1920–1921 годах в стране был голод. Михаил тогда ещё не успел закончить два класса, пришлось трудиться с отцом, обучаться сапожному мастерству, а спустя год он самостоятельно мог зарабатывать на хлеб для семьи и себе на одежду, что было весьма кстати, поскольку иногда ему нечего было надеть, чтобы пойти в Церковь.

Так сложилось, что при достижении пятнадцатилетнего возраста и позже, он не составлял компании своим товарищам по улице. Михаила не интересовали их забавы и совершенно не влекло к праздной жизни, привычной для деревенских подростков. Некоторые из односельчан насмехались над безобидным певчим из Церкви, другие, случалось, хулили и прогоняли паренька, а иным, напротив, нравилось, что Михаил хорошо поёт, очень вежливый, доброжелательный, исполнительный и за это они признавали его близким себе по духу человеком.

Нередко отказ сына заниматься наукой, отсутствие интереса к играм и мирским забавам вызывал у его матери горькие слёзы. Ничего его не радовало и не увлекало, кроме историй о смысле жизни, добре, Боге и Его величии. Мальчика ни на минуту не оставляли мысли о божественном предназначении, о молитве, страшном суде и вечной жизни. Иногда ему снились удивительные сны, но они его не прельщали, поскольку Михаил думал, что это происки лукавого.

Однажды сёстры пригласили Михаила на занятия драматического кружка. Он очень сильно расстраивался и не хотел посещать драматический кружок и всё-таки поддался на уговоры сестёр. Сходив туда несколько раз, он почувствовал, что у него заболело сердце, вскоре и глаза стали болеть и плохо видеть.

Встревоженная мать стала ходить с сыном по врачам, но никто из докторов не смог установить, чем именно болен подросток. Однажды они узнали о том, что в соседнее село Старое Ильдеряково приехали из Петербурга врачи, специалисты по глазам, лечить трахому. Родительница повела своего сына Михаила на приём к врачам, чтобы узнать, что за болезнь у него. Врачи его приняли и сказали: «Болезнь мы не видим, что будто бы болят у него глаза, мы не находим ничего, и глаза у него ничем не заражены». И так Михаил с родительницей ушёл безрезультатно.

Тем не менее, Михаилу не становилось лучше. Глаза продолжали мучительно болеть, резь стала такой сильной, что было невозможно смотреть на солнце. И без того замкнутый, Михаил молился Богу, всё реже появляясь на улице. По обыкновению, он проводил время с шилом, дратвой и сапожной колодкой, кормил и одевал себя сам, по мере возможностей приносил пользу семье.

Наступил 1928 год, Михаил был воодушевлён твёрдым и пламенным желанием покинуть окружавший его греховный мир и полностью отдать себя воле Всевышнего Отца.

Так тому и суждено было свершиться. Конец двадцатых годов XX века был отмечен жестокими гонениями на христиан. Бесчинствующие атеисты и представители власти разрушали церкви, отнимая у верующих духовные книги, которые сжигались на площадях при большом скоплении беснующихся безбожников.

Богоборцы притесняли и преследовали всех без исключения молящихся и добродетельных людей, если замечали, что те читали Святое Писание. Православных христиан изгоняли из собственных жилищ, высылали в дальние области и заключали в тюрьмы. Почувствовав угрозу, исходящую от безбожной власти, и преимущества от сотрудничества с ней, многие из тех, кто раньше называли себя христианами, поддались соблазну и начали отходить от Бога. Некоторые из отступников и вовсе избрали путь богоборчества. Бывшие добрые христиане присоединились к безбожникам, принявшись громить храмы и сжигать святые иконы.

Веяния нового времени не обошли и семью Ершовых. Поначалу старшая сестра вступила в коммунистическую партию, а вслед за ней туда записался и отец. Новая идеология призывала искоренять христианство всеми возможными способами, поэтому в доме всё чаще звучали разговоры о вреде религии и научном атеизме.

Отступив от Христовой веры, старшие уговаривали Михаила принять их позицию касательно Церкви. Однако он твёрдо стоял на своём, отказываясь даже говорить на подобные темы. На почве несогласия между отцом и сыном часто возникали размолвки, которые со временем перерос ли в открытую неприязнь. Неизвестно, что было тому причиной – страх перед безбожной властью или полное подчинение новой идеологии, но Василий Николаевич никак не мог смириться с убеждениями своего младшего сына. Больше в их доме не были слышны духовные песнопения, а если юноша запевал тропари, в ответ ему звучали ругательства и угрозы отца, он запрещал даже упоминать имя Бога.

На какое-то время слушательницей и собеседницей Михаила стала его младшая сестра – восьмилетняя Надежда. По возможности он украдкой рассказывал ей о Православной вере, учил церковному пению и читал Евангелие. Однако, общение с сестрой было недолгим. Однажды, услышав их разговор, отец резко пресёк богословские занятия и строжайше запретил сыну молиться Богу.

С тех пор по ночам, а иногда в зимнюю стужу, часто без верхней одежды, с непокрытой головой Михаил выходил на улицу и, приклонив свои колени на снегу, возносил пламенную молитву Всевышнему Господу из самого сердца, не ощущая при этом морозного ветра и холода.

Любовь к Богу зажгла в нём необыкновенный огонь благорасположения к молитве и к каждой живой душе, сотворённой Богом. Михаил любил всякого человека и желал каждому добра и спасения.

Он продолжал держать строгий пост, не вкушая ничего по средам и пятницам, и всё чаще молился, с единственной мыслью в сердце: «Почему, Боже, народ так страдает и мучается? Почему люди не познают добро и Христову правду, чтобы жить в добродетели, не делая преступлений?».

Теперь, когда возможность общения с сестрой была утрачена, единственными собеседниками Михаила о вере Христовой стали Мария Ивановна Лизунова – добрая раба Божия и его родственница по линии отца, которая поддерживала его в трудные минуты, и дядя Фёдор Михайлович – родственник по линии матери, справедливый и начитанный человек, высоких духовных и нравственных правил.

Наблюдая за происходящими вокруг переменами и неистовой травлей христиан, которую проводила богоборческая власть, сёстры со слезами просили Михаила не выделяться из среды односельчан. Они уговаривали его жить как окружающие – не замыкаться в себе, чаще выходить на улицу и завести друзей. Однако, Михаил оставался твёрд в своих убеждениях, отвечая, что будет поступать только так, как ему ниспослано свыше. Домочадцы не знали о том, что Михаилу были откровения от Господа и явные сновидения, которыми он пренебрегал, поскольку опасался прельститься лукавым и не желал знать об испытаниях, предстоящих ему в жизни. Юноша был озарён благодатью на путь ко спасению.

Любовь к Богу по его вере зажгла в Михаиле костёр необыкновенного огня любви к молитве Божией и ко спасению, и к народу. Михаил любил каждого человека и желал каждому угодить.

Никто из близких людей даже не догадывался о том, что и в молодости, и на протяжении всей его жизни Михаилу была ниспослана воля Всевышнего, руководствуясь которой он не только исполнял Закон Божий в Православной вере, но и всем своим поведением, даром слова и рассуждения, полученными от Бога, всей своей жизнью неизменно стремился зажечь в других людях пламя любви к Богу. Горя этой неукротимой любовью к Церкви, он говорил: «Если я не сын Церкви Христианской Православной, то и не надо мне жить на свете».

Везде и во всякое время Михаил защищал Христову Церковь, самоотверженно сражаясь с её бесчисленными противниками, будь то большевики, воинствующие атеисты или сектанты, которых с каждым годом в России становилось всё больше. Иногда, словно апостол первых лет христианства, он направлялся в соседние сёла, чтобы побеседовать с единомышленниками о духовной жизни во Христе и для многих становился примером всей своей богоугодной жизнью.

В неспокойном и грозном 1929 году, когда Михаилу исполнилось 18 лет, гонения на Церковь и божьих людей приобрели невиданные ранее масштабы. Если раньше нападки атеистов носили, скорее, порицающий характер, то теперь всех верующих в истинного Бога начали преследовать, судить и заключать в тюрьмы. Следуя указаниям безбожных властей, беснующиеся толпы оскверняли и разрушали церкви и монастыри, выселяя и убивая монахов и священников. Церкви становились складами, мастерскими, клубами и повсюду там, где были святые места, сгущался мрак мерзости и запустения. От наблюдения за искоренением храмов у молодого праведника было тоскливо на сердце и хотелось плакать. Однако, ему ничего не оставалось делать, как ещё сильнее вооружиться молитвой и простым, искренним добрым словом в борьбе за Церковь и Христову веру.

Церковный приход в его селе был упразднён, а храм полностью разрушен большевиками. Единственной нетронутой церковью, из расположенных поблизости, остался храм в селе Сосновка Билярского района. Именно туда Михаил решил пойти на Рождество, чтобы исповедоваться, причаститься Христовых Тайн, помолиться Богу и Толгской иконе Божьей Матери.

Поскольку видел Михаил очень плохо, пришлось обратиться с просьбой к дяде, чтобы тот проводил его на праздник Рождества Христова в Сосновку. Однако Фёдор Михайлович опасался гнева отца Михаила – Василия Николаевича, и поэтому был вынужден отказать. За два дня до праздника Рождества Христова племянник вновь пришёл к дяде и опять получил категорический отказ. Выходя из дома родственника, он сказал: «Свидетель Господь и Вы будете отвечать за меня перед Богом!». Такие слова встревожили благочестивого мужчину. Фёдор Михайлович попросил Михаила вернуться. «Вы знаете, что Вы можете отвечать? – продолжил Михаил, едва ступив на порог, – я вот ушёл бы от Вас, а отец мой ко мне бы и приступил, и мог бы меня соблазнить отступиться от веры Православной, ведь я молод ещё, даже восемнадцати лет нет, то и Вы бы стали отвечать». Озабоченный дядя ответил Михаилу: «Ты прав, прав. Успокойся. Завтра пойдём».

Ранним утром 24 декабря по старому стилю Михаил собрался и пошёл к дяде, а оттуда они вдвоём отправились в путь. До Сосновки было 25 вёрст, падал снег, дорогу замело, с большим трудом к вечеру они пришли в Сосновку и остановились на ночлег у знакомой вдовы, побеседовали и легли немного отдохнуть.

Рождество Христово

Со страхом божиим и трепетом Михаил шёл в храм Божий. Колокольный звон сладостно умилял его душу, легко и беспрестанно текла молитва из разгорячённого сердца. Шла утренняя служба, в переполненном храме пели два хора. Люди рыдали, тяжело вздыхали и умоляли Бога о милости. Служба шла торжественно и величественно, словно на Небесах. Представив перед собой ясли и вертеп, Михаил вдруг подумал, достоин ли он смотреть на родившегося Спасителя? Когда заутренняя подошла к концу и священник приступил к исповеди, Михаил подошёл к нему и заплакал перед аналоем, как ребёнок в объятиях матери.

– Что нам делать, батюшка? – спросил он, вытирая слёзы, – простит ли нам Господь грехи?

– Что Вы так плачете? – удивился священник.

– Как же не плакать? – ответил ему Михаил, – ведь мы гибнем. Посмотрите, что делается – противник антихрист берёт всех нас в свои нечестивые руки, разрушает Божьи храмы и опровергает истинную веру.

– Откуда ты и чей сын? – спросил удивлённый священник.

– Мой отец настроен против Церкви, а ведь какой был верующий, – ответил Михаил и зарыдал, – сейчас он за веру гонит меня, своего сына. Что же это? Мы грешны, нас Господь наказывает. У меня болят глаза, это Господь ожидает покаяния.

– Успокойся, чадо, – сказал священник, накрывая юношу белой епитрахилью. Он тоже заплакал и благословил Михаила.

Юноша отошёл от священника с чистой совестью. Михаил больше не чувствовал в душе тяжести и гнёта, его сердце было преисполнено необыкновенной радости. Продолжая молиться, он подошёл к чудотворной Толгской иконе Божьей Матери и приложился к Ней, попросив исцеления для своих подслеповатых глаз и больного сердца. Затем Михаил отошёл от икон, встал в середине храма и продолжал молиться.

Началась святая Литургия. Глаза у Михаила совершенно прояснились, он стал видеть свет Божий ясно и отчётливо. Заплакав, Михаил возблагодарил Бога за Его милость, а после приобщения к Святым Христовым Божественным Тайнам, он был чист и совестью, и телом, болезни глаз и сердца полностью покинули его. Михаил чувствовал обновление души и тела, и ума, и новое откровение в жизнь.

Новая жизнь во Христе

Выйдя из храма, Михаил уже не держал Фёдора Михайловича за руку, а шагал впереди, поскольку теперь видел путь ясно. Трое суток после праздника из Сосновки Михаил с дядей шли домой, исповедали Бога, Его милость, и сотворённое над Михаилом чудо. С каждым человеком и с молодым, и со старым, с убеждённым христианином, и со всяким сомневающимся в вере – Михаил теперь беседовал безбоязненно и с любовью. С тех пор Господом был положен ему новый путь.

Также, с этого дня Фёдор Михайлович перестал воспринимать речь племянника, как принадлежащую обычному, хотя и начитанному человеку, а внимал его словам, как исходящим от юноши, речь которого была исполнена истиной и благодатью Божией. Хотя он и замечал много великого проявления славы Господней в словах, рассуждениях и делах юноши, но он ни слова не сказал Михаилу, а тот не замечал за собой ничего, кроме устремлённой к Богу горячей ревности в сердце и пламенной молитвы, он полностью отдался воле Всевышнего Творца и созерцанию путей и промыслов Господних.

По их возвращении домой оказалось, что Василий Николаевич уже разузнал, куда ходил Михаил, и кто сопровождал его до храма. Обуреваемый ненавистью, он обрушил на сына весь свой гнев. Накричал, запретил садиться за стол кушать и даже намеревался прогнать из дома. Однако, юноша не проявлял к родителю никакой грубости, помня, что противление родному отцу является неугодным Богу поступком. Выполняя все его требования, которые касались временной, мирской жизни, Михаил, тем не менее, стоял на своём, когда Василий Николаевич затрагивал духовную сторону жизни. Ни уговорами, ни побоями ему не удалось свернуть сына с праведного пути. Более того, с 1929 года молодой праведник перестал принимать в пищу мясо и кондитерские изделия из магазина, поскольку считал их употребление признаком греховности.

Притеснения приходилось терпеть не только от отца, который много раз выгонял его из дома, но и от старшей сестры, не прекращавшей изводить его под самыми разными предлогами. Все нападки окружающих он воспринимал, как нечто само собой разумеющееся, и никогда не вступал в раздоры, поскольку знал Божественные откровения.

Меж тем жизнь дома стала настолько невыносимой, что стало невозможно молиться и преклонять колени. Как и прежде, без верхней одежды, поздними вечерами и ранними рассветами Михаил по два часа молился в глубокой осенней грязи и на снегу, не ощущая никакого холода.

Во время Великого поста 1930 года Михаил с дядей пошли на причастие в Церковь города Чистополя. Вышли в понедельник первой недели Великого поста, а через два дня, в среду, прошагав шестьдесят вёрст пришли в храм. Всё это время Михаил пребывал в унынии, размышляя о том, как сохранить душу от мирских страстей, прельщённого народа, смутного века, грядущих бед и от настоящей надменной эпохи.

Он молился в храме со страхом Божиим, пристально наблюдая за происходящим вокруг, а когда служба закончилась, встал в стороне у входа в Церковь. Увидев нового прихожанина, горожане разного возраста и сословия начали к нему подходить, задавая вопросы и стараясь завести беседу. Михаил охотно отвечал им, он проповедовал Евангелие и рассказывал собеседникам о предстоящем времени, совершенно не превозносясь, а напротив, считая себя греховнее всех людей. Каждому без исключения человеку он желал спасения души. Люди восхищались его светлыми словами и поведением, а священнослужители смотрели на происходящее с подозрением, поскольку в это мрачное время Михаил проповедовал слово Божие бесстрашно, твёрдо и безбоязненно.

Федору Михайловичу, которого красноречие Михаила в немалой степени удивляло, было известно о стремлении племянника посвятить себя служению Богу. Расспросив народ, он сказал Михаилу о том, что на паперти есть прозорливый и юродивый Божий человек, ему нужно подать милостыню и послушать, что он скажет о твоей жизни. Взяв 20 копеек, Михаил направился к юродивому, однако тот, поднявшись ему навстречу во весь рост, поклонился юноше до земли, взял деньги и громко сказал окружавшим людям: «Это Михаил, кланяйтесь ему!». Затем, обратившись к юноше, он сообщил, откуда тот пришёл, и посоветовал ему идти к старцу Платону.

Дядя Фёдор Михайлович подошёл и хотел запретить, а старец сказал следующие слова: «Не вы ему хозяева, а он вам. Вот есть десятина маку. А одна головка расцвела и украшает всю десятину». Поняв смысл его слов, дядя заплакал.

Два дня спустя весь город и окрестности узнали о юном Михаиле. Многие приходили послушать, и когда постигали его горячие устремления и веру в Бога, в душах этих людей тоже начинала пламенеть и разгораться потерянная вера. И старые, и молодые говорили: «Вот как может Господь соделать! Отец идёт одним путём, а сын – другим».

Всё было совершено Господом так, как желал Михаил. Он выдержал пост и причастился, а утром в понедельник, на второй неделе Великого поста племянник с дядей отправились на поиски старца.

Старец Платон вспоминал со своими собеседниками, что ещё в 1910 году ему было Богом открыто пророчество, он говорил: «Ко мне придёт юный Михаил, которого я ожидаю, тогда я только помру. Я его первый увижу, он будет таков…», – и сказал даже о его семье за 18 лет.

В тот же день Михаилу с дядей удалось разыскать старца Платона в чистопольских Новосёлках, находившихся за речкой Берняжка. Они зашли к нему в дом, старец вострепетал и сказал: «Вот и Михаил пришёл, ждал я его 18 лет, и всё же моё откровение справедливо было и сбылось». И стал дядю ругать за то, что он чуть не соблазнился о сём веке. Платоний сказал: «А сей отрок не ваш, он не будет в доме. Им никто не властный: ни мать, ни отец, ни братья, ни сёстры и ты дядя не властный, и я», – сказал старец. «Ему уже время и Господь знает, что дать». И стал Михаилу говорить: «В народ тебя Господь избрал», – и заплакал: «Неужели сей отрок! О, Боже мой! Как Он снесёт грехи народа! Я не ведаю всего, но кое-что, да и уже много Господь открыл знать обо всём». Вот почему Михаил и шёл по пути своего времени твёрдо и действовал как будто самовластно. И сказал старец: «Дома тебе жить нельзя, да и Господь не даст тебе, ибо Он тебя родил для времени и времён последних годов». Побеседовали со старцем и пошли в путь домой.

Прибыл Михаил домой, отец не стал давать ему есть и работать не давал, изгонял из дома вон, велел идти в колхоз и в комсомол.

Юноша сам старался заработать сапожным ремеслом себе на питание и на одежду, но отец всегда был не доволен. По ночам Михаил ещё больше молился Богу своей юной, сердечной молитвой.

Михаилу приходилось нелегко, добрые люди Фёдор Михайлович и Мария Ивановна часто приглашали его переночевать. Иногда его приглашали христиане из других сёл, чтобы послушать разумные слова юного праведника. Михаил мог вести беседы в любое время – и ночью, и днём, он любил слушать и читать слово Божие и всё также продолжал искренне любить церковные песнопения.

Михаил любил народ и желал каждому человеку благочестивой, спасительной жизни, молился за людей и внушал им правду Божию. И так с каждым днём и часом увеличивалось гонение на Михаила от отца и от других людей, которые встали на сторону богоборческой власти.

Летом 1930 года, на первой неделе Петрова поста верующие люди устремились на богомолье в село Билярск, туда, где на святом источнике произошло явление иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Особенно много паломников стекалось к роднику в девятую пятницу. Тогда же туда отправился и Михаил. Впервые он побывал в селе Билярске, где увидел чудо: молодую яблоню, растущую на голом камне. Несколькими месяцами ранее Билярский храм был разорён и находился в запустении, однако в 1930 году по неизвестной причине его вернули прихожанам.

Перед началом службы в церкви скопилось много людей. Михаила переполняла неизреченная радость, поскольку ему, наконец, посчастливилось своими глазами узреть прекрасное торжество и незабываемое утешение, каких он никогда не видел прежде. Его душа ликовала и наслаждалась величественной службой, впитывая слова Божественного наставления.

Михаил встретил в Билярске много христиан, много старцев и прозорливых. Они приняли Михаила доброжелательно, обращались с ним очень кротко, удивлялись его жизни и терпению. Встретил юноша и старца Платония, побывал с ним на беседах, а беседы все наставительные и вразумительные. Народу на беседе очень много было, сотни человек, пение духовное, чтения Святого Писания, слушал Михаил и душа его таяла.

У Михаила сердце загорелось костром неугасимым, жаждой ко всему Божьему спасению. Ведь там можно было встретить всех, из каждого села и деревни шли люди, добрые и прозорливые, начитанные и богобоязненные, полный источник Славы чудес живописный составлялся из народа, и народ таял сердцем и душою, жаждой ко спасению и любовью один к другому. Соединялась общая славная нераздельная семья христиан, славя и воспевая в сердцах и в душах, и в умах своих Господа. Добрые дела подаяния от народа друг к другу происходили с полным чистосердечием и откровенною душою. И так Михаил увидел неувядаемую семью христиан Матери святой Церкви. Тут-то у Михаила, юного человека, воскресло первое воскресение ума и мысли, и откровения духовного: «Вот зачем злой дух и злые люди хотят уничтожить Мать Святую Церковь и сынов её!». Вот тут-то Михаил и познал, что Мать Святая Церковь – Ковчег живота всем сынам христианства, Она то и является Баня, омывающая совесть, она то и является жизнь Царствия вечного, бессмертного Христа Иисуса, рождающая сынов в вечную жизнь, она то и сплетает неувядаемый венец славы из сынов своих, из праведников и из святителей.

В 1930 году Михаил тайно принял монашеский постриг.

Господь полностью открыл Михаилу славу Божию Матери Святой Церкви, и тут многие люди узнали Михаила и повели разговоры о юном человеке. Там в храме впервые он увидел Оленьку Исаенкову и Елену Кулькову, обе женщины были вдовушки. Они пригласили Михаила к себе в дом на Родину. Михаил здесь и сказал: «Господи, если это так, то не нам ли защищать сие богатство Твоей милости нашу родительницу – Мать Святую Церковь, этот столп непоколебимости, эта Царствия нерушимая стена, это богатство живота неистощимое, которое дарит сынам христианства всякое познание и всякое откровение духовное», – здесь-то Михаил сказал: «Я, Боже, защитник Матери Церкви Святой, не отступлю!». Господь посетил Михаила разумением, и сколько мог Михаил охватил (осознал) своим умом.

Закончилось торжество, с новою силою в душе и в сердце, с великим страхом Божиим Михаил шёл домой в трепете, но только печалился о том, как его встретят дома, что ему делать?

Он шёл вместе с Марией Ивановной Лизуновой из своей деревни, пришли они в Аксубаево, там побыли на торжественном освящении Аксубаевского храма, его снова вернули верующим людям, обновили и освятили.

Встретив Михаила недобрым взглядом, Василий Николаевич сразу же начал оскорблять сына и угрожать ему. В ответ отцу Михаил сказал: «Знаете, отец, мне известно, почему происходят гонения на Церковь и верующих людей. Такое происходит потому, что Церковь открывает миру все неправды противника и врага человеческого рода. Именно она обличает неправды и разрушает на земле адскую злобу, потому сыны противления со злобною силою и внушением восстали против Христа и против храмов Его Матери Святой Церкви и её сыновей. Эти противники всем известны и напитаны ещё во дни Христовых апостолов, в послании которых написано, что наследники противления восстанут против Христа и против боящихся Его. Имя этим восставшим – антихристы, которые не были нашими, но вышли из людской среды. Почему они не были нашими? Оттого, что дух злобы не наш, это сатана, от создания являющийся противником Божьим. А люди, которые называются нашими, родились от одной Матери и в одной вере, а потом допустили злобу в собственные сердца и умы. Они пошли против Церкви, поскольку больше уже не являются хозяевами своего естества. Ими владеет дух противления, который изначально был настроен против Бога Отца и борется с Ним как лукавый ангел-противник, который был свержен в преисподнюю Архистратигом Михаилом и воинством Его».

От таких слов отец воспламенился огнём ненависти и закричал:

– Ты что, против власти? Против закона? Против свободы?

– Моя свобода заключается в том, чтобы жить без преступлений душой и телом, – ответил ему Михаил, – исполнять волю Божию и защищать Церковь Мать Святую.

– Погибнешь, сгниёшь и имя твоё никто не будет знать! – кричал отец.

– Я верю и надеюсь на Того, который сотворил солнце, свет и вселенную, спас мир и спасёт меня, – спокойно сказал Михаил, – где бы я ни был, я знаю, что нахожусь под праведным солнцем, под сенью милости и силы Всевышнего Бога и под ходатайством Матери Святой Церкви. Сынов противления я не признаю, ибо их Господь осудит.

Тогда отец стал Михаила проклинать, на что он ответил:

– Проклятие отца на меня не подействует, ибо оно не угодно Господу. Если бы я шёл путём разврата, а ты, отец, шёл путём праведным и проклинал меня за плохие дела, вот тогда твоё проклятие могло бы на меня подействовать.

А сейчас ты проклинаешь меня за дела Божьи. Может ли Господь допустить? Нет, отец, я имею Отца Вечного, который хранит меня. А тебя, отец мой, я прошу и предлагаю покаяться и вернуться на путь благочестивый, на котором ты раньше стоял.

– Ты, сын, будешь меня учить?! – возмущённо закричал Василий Николаевич, – Вон! Вон! Не хочу тебя видеть!

С тех пор отношения между ними окончательно разладились. Преследования и брань в адрес Михаила случались по любому поводу, так что жить дома, исполняя строгий устав монашеской жизни, он не мог. Почти каждый день он ходил к Фёдору Михайловичу, чьи дети уже подросли, и Михаил учил двоюродных братьев и сестёр церковному пению, а дядя наслаждался душою, глядя на благочестивую семейку, и на своего племянника. Михаил искренне, всей душой любил своего дядю.

Между тем наступали тяжёлые и скорбные времена. У многих людей в деревне назревали лукавые и злые замыслы. Всё чаще из семей пропадали люди, на которых кто-то из соседей, сослуживцев или просто недоброжелателей написал анонимный донос. Повсюду начинались массовые репрессии и раскулачивания, людей стали заключать в тюрьмы и ссылать в безлюдные места по самым нелепым обвинениям. Воспользовавшись ситуацией, некоторые сами принялись писать ложные доносы, другие, напротив, отправляли в Москву жалобы на доносчиков и прошения об освобождении заключённых. Михаилу, отец которого принадлежал к числу партийных активистов, стало ещё сложнее. Однажды, чтобы защитить несчастных, Михаил подписал бумагу, которая характеризовала ссылаемых людей с хорошей стороны. Василий Николаевич возмутился и стал бранить сына, тогда Михаил сказал отцу: «Что вы делаете, кого вы хотите погубить, безвинных людей?».