Читать книгу: «Лучшие пьесы», страница 4

Автор: Снова не угадал! Я же сказал, угадать совершенно невозможно. Что с ней такое происходит, будто и не ссорились вовсе?! Да уж, семейная жизнь сложна и непредсказуема, но все в этом бренном мире когда-нибудь заканчивается – закончится и она. А если не закончится, значит, изменится в лучшую сторону, потому как изменяться в худшую сторону уже некуда. Так мне пообещала одна уважаемая фирма, лидер на рынке фармацевтических продуктов.

В сторону кухни.

Ты не забыла поперчить супчик, дорогая?..

Сцена 5

Там же через несколько дней. Вечер – в окно светит яркая луна. Закутанный в одеяло Автор лежит на диване и завороженно на луну смотрит. Из кухни выходит жена.

Жена: Сегодня в магазин хлеб мягкий завезли, из пекарни. Попробуй, какой горячий.

Автор: Не хочу.

Жена: Да и черт с тобой… Какой-то ты сегодня не такой.

Автор: Какой не такой?

Жена: Подозрительно задумчивый.

Автор: Болею.

Жена (удовлетворенно): Ага, понятно, что болеешь… (Каким-то – экспериментальным, что ли – тоном). Хочешь… рыбу тебе пожарю?

Автор: Это ты сегодня не такая. Ты же рыбу на дух не переносишь. Обычно, если я тебя прошу приготовить рыбу, брезгливо мне отвечаешь: «Фу, какая гадость! Она же рыбой пахнет!». Твои подлинные слова.

Жена: Ну как хочешь… Мне-то, в конце концов, что за дело?

Гордо удаляется на кухню.

Автор (самому себе): В самом деле, что это с ней? Неужели порошок Папы Карло подействовал? Ай да порошок!

Хотя нет, не подействовал – не мог так быстро подействовать, поэтому на лучшее надеяться не приходится. Вероятно, обыкновенная демоническая провокация. Сначала, как водится, притворяется человеком, потом – в самый неожиданный и потому болезненный для мужа момент – выскакивает наружу: или выкрикивает какую-нибудь особую скабрезность, или делает какую-нибудь непредставимую гадость, которую особенно тяжко принимать от близкого и родного человека.

Просто демон научился притворяться еще более лицемерно, чем прежде. Спросить у мужа, не приготовить ли на ужин рыбу! Подумать только – на ностальгические чувства, что ли, эта циничная тварь рассчитывает? Может, еще прекратит повышать голос по всякому поводу и без повода? Или подушку с одеялом принесет, бережно застелет на диван и скажет, целуя мужа в натруженный лоб: «Отдохни, любимый!» Или спросит: «Любимый, мне сегодня пол пропылесосить нужно. Когда лучше, чтобы тебе не помешать?» Или пододвинется поближе со словами: «Милый, я тебя люблю. Как хорошо, что ты у меня есть». Сука, лицемерная сука! «Хочешь, я тебе рыбу пожарю, любимый?» Так издеваться над мужем, который тебе ничего плохого не сделал! Который работает как проклятый, чтобы прокормить семью! Который вынужден сносить ежедневные оскорбления, а на людях изображать легкую семейную размолвку, хотя в минуту проявления демонической сущности с удовольствием удушил бы виновную.

В комнату входит жена.

Жена: Любимый, мне сегодня пол пропылесосить нужно. Когда лучше, чтобы тебе не помешать?

Автор: Что??? Как ты меня назвала?

Жена: Любимым.

Автор в ужасе отшатывается и надувается, словно красный воздушный шарик.

Автор: Сука! Сука! Что ты делаешь? Что ты делаешь? Как ты можешь быть такой лицемерной? Что ты мне тычешь в рожу своим пылесосом, когда всю жизнь испоганила? Зачем притворяешься, думаешь, я не знаю, что ты обо мне думаешь? Мне все о тебе известно? Явилась из загробного мира и полагаешь, никто не заметит? Как ты могла на это понадеяться? Посмотри на себя, в тебе же ничего человеческого не осталось – только слепец может принять тебя за человека. Но меня-то ты не проведешь, сколько ни притворяйся! Мне известно, кто ты на самом деле: злобная нечеловеческая тварь, с которой невозможно договориться по-человечески. Ты не человек, ты другая – это о тебе сняты фильмы «Чужой», «Нечто», «Тварь из преисподней» и «Бруклинский вампир». И тебе тоже известно, что мне о тебе все известно. Спишь и видишь, как свести меня в могилу. Твоя, как и остальных женщин, заветная мечта: чтобы мужья обеспечили вас на всю вашу оставшуюся нечеловеческую жизнь, а потом сдохли. Зачем мужья нужны, когда они свидетели вашего перерождения? «Прости, дорогой муженек, я буду о тебе вспоминать, если мне недостанет завещанного тобой содержания, а в остальном покойся с миром!» Кишки ты мне совсем выела, сука, и душу вымотала.

Жена удовлетворенно смотрит на мужа и убегает на кухню. Слышно, как она набирает телефонный номер. Затем из кухни раздается ее оживленный голос.

Жена (радостно): Галя, здравствуй. (Сочувственно). Я тебя не отвлекаю, нет? Послушай, у меня тут такие дела. (Показательно рыдает в трубку). Мой-то как с цепи сорвался. Представляешь, я ему хотела ужин поставить, спросила, что лучше сделать, его любимую рыбу надумала пожарить, а он как вздыбится, как на меня набросится! Полчаса орал как ненормальный. (Пауза, во время которой боевая подруга высказывает слова одобрения и успокоения). Вот я то же самое ему сказала! «Какое хамство!» – говорю я ему. – «Какое хамство так измываться над женой!» Он что думает, я ему теперь вечно буду ужины готовить? Да сдался он мне, мужлан проклятый. Пользы от него, как от козла молока. Нашел себе домработницу, которая его и обстирывать будет, и кормить, и гавно за ним подтирать. Да пусть загибается, черт с ним.

Оглядывается в комнату и прикрывает дверь, в результате чего голос становится неразборчив. Автор, который все слышал, приподнимается с подушки и хватается за голову.

Автор: И это то самое загубленное существо, которое, как я надеялся, встанет на путь осознания и исправления? Это его я, сострадательный человек, надеялся излечить при помощи порошка за девяносто девять долларов (какие деньги напрасно потратил!)? Этого демона, который обосновался в теле жены, как в безопасном убежище, и хохочет оттуда при первом удобном случае? Это загробное существо, которое из вредности превратило мою жизнь в ад? Которое ежедневно изводит меня? повышает на меня голос? выклевывает печень? требует не бить газетой кровососущих насекомых на потолке, а засасывать пылесосом (sic!)? вытягивает из организма последние жилы? орет, как отравленная: «Не пачкай грязными ботинками половой коврик!»? усаживается мне на затылок, чтобы долбить черепную коробку? требует ставить чайник носиком от стены, а посещать универсам исключительно после обеда? больно жалит, как только ее раздвоенный язычок выскакивает изо рта, что происходит на каждом вдохе и выдохе? забирает все заработанные мной деньги и при этом еще недовольна, что мало заработал?

Нет, не может такого быть! Не поверю, чтобы я настолько низко пал, что мог пожалеть это обернутое в халат потусторонее существо. После стольких безуспешных попыток договориться о мирном существовании, вернуть семейную идиллию в прежнее русло у меня не могло остаться к этому существу ни жалости, ни ностальгических иллюзий. Просто я утомился. Почувствовал себя не в своей тарелке, отчего в больной голове все перемешалось: жены, демоны, собаки и тараканы. Жену не могло быть жалко, потому что ее захватил вездесущий демон. Демона не было жалко, потому что он заставлял некогда любимую жену лаять, как собака. Собаку не было жалко, потому что никакого особаченного соседа у меня отродясь не бывало, следовательно, и травить было некого. А вот тараканов…

Автор скатывается с дивана и, в поисках тараканов, забирается под него, не забывая при этом произносить монолог.

Несчастные, мирные животные, вы-то чем провинились? Вы незаметно бегаете по щелям, не делая ничего плохого, и лишь испуганно вздрагиваете хрупким телом, когда зловещий тапок взмывается над вашими головами. Молитесь, чтобы зловещее орудие убийства – зловещее, ибо единственное из всех орудий убийства убивает расплющиванием – задело по пути табуретку, отчего вы успели бы ускользнуть под спасительный плинтус, где спокойно перевести дух. Дрожите всем телом, боясь высунуться наружу. Но и расползаясь по щелям, тоже боитесь. Боитесь всего: того, что вас вытащат из щели за лапу и все-таки расплющат, и того, что случайно заденете оголенный электрический провод, и всего остального, что только способна изобрести ваша до смерти перепуганная фантазия, но более всего боитесь отравления. Садисты в домашних халатах изобрели массу веществ – твердых, жидких и газообразных, – вызывающих околевание и высыхание ваших по-спортивному плоских тел. Безжалостные истребители насекомых, люди разбрасывают, разливают и распыляют эти вещества всюду, куда только достают их пальцы, шланги и распылители, отчего беззащитные тараканы околевают и высыхают в самых неприспособленных для этого укромных уголках. Но и этого мало: даже вещества, не предназначенные для убийства тараканов – в частности, порошок Папы Карло – действуют на тараканов пагубным образом. Человеческие жены лишь сходят с ума, однако насекомые гибнут не понарошку. Их никто не отвозит в сумасшедший дом, чтобы лечить в условиях стационара, не подает по утрам судно, не кормит из мисочки, не прикладывает к черной спинке стетоскоп, спрашивая: «Вам лучше, больной?» Немногие экологические голоса в защиту насекомых глушатся официальной пропагандой. Более того, тараканы – по понятным причинам – не могут обратиться к адвокату, что неслыханным образом нарушает их административные права. О тараканах некому позаботиться, поэтому они самые обездоленные существа на земле. Люди, будьте гуманны! Не обижайте тараканов!

Жена выглядывает из кухни и некоторое время слушает. Потом кидается к телефону, на радостях забывая притворить дверь.

Жена: Галя, Галя, это снова я. Послушай только – мой-то совсем рехнулся! Нет, не понарошку, а взаправду. Ты догадайся, что он сейчас предложил? Догадаешься? Сказал, что убивать тараканов негуманно, потому что каждая капля тараканьего яда может быть использована на более человеколюбивые цели, ты представляешь! Если бы ты только слышала! Вообще, он последние дни сам не свой: бормочет что-то, заговаривается, на луну часами смотрит. Часами, представляешь? Вчера целый вечер смотрел не отрываясь. А с утра на меня наорал, чтобы я телевизор выключила, потому что, понимаешь ли, ему эти телевизионные рожи видеть тошно. По-моему, это рецессивной сугрессией называется. Да, вот именно, рецессивной сугрессией. Как считаешь, нормальный он после этого?

Пауза, во время которой Галя на том конце провода высказывает авторитетное суждение.

Да-да, вот и я о том же! У него и голова чаще стала болеть, раньше так никогда не болела. Может, он такой ненормальный от лекарств сделался: наглотался в детстве анальгина, а на старости лет начинает сказываться? Как думаешь, может шизофрения развиться из-за анальгина? Он же шизофреник, у него чувство реальности утеряно. И книги такие странные, одна странней другой: чем дальше, тем странней. А знала бы ты, какую ахинею он сейчас пишет, прочитаешь – не обрадуешься! Про рыбалку, представляешь? Полный бред, читать невозможно. Пыжится, пыжится сутками напролет, только куда ему до Семеновой или Донцовой. Они намного лучше него пишут. Что?.. Как ты думаешь?.. Чего опасаешься?.. Нет, с ножом на меня пока не набрасывается. Но веришь ли, Галя (здесь голос демона, получившего новый питательный повод для размышлений, становится плаксивым), я начинаю бояться. Вот те крест, боюсь, что в один прекрасный день на меня с ножом набросится. Он же псих законченный, по всему видно. Мне знакомые так и говорят: «У тебя муж какой-то ненормальный, сдала бы ты его в психушку, что ли, чтобы ненароком кого ножом не пырнул!» А я пока не сдаю, жалею. Все-таки столько лет вместе прожили, может, поправится еще… Нет, нет, Галя, не надо меня утешать. Я все выдержу: и тараканов его поганых, и луну, и телевизор выключенный. Выдержу даже, если муж в сумасшедшем доме окажется, хотя силушек моих терпеть его глупости не осталось. Все нервы, подлец, измотал. Мне бы, по-хорошему, в санаторий поехать подлечиться на месяц, да куда там…

Автор, закончивший монолог о тарканах, заглядывает на кухню. Что-то на кухне высматривает.

Ай! Галя, извини, я тебе потом перезвоню!

Автор: Нож где?

Жена (испуганно): Какой нож? Зачем тебе нож?

Автор: Костромской сыр порезать.

Жена (с явным облегчением): Ступай ложись, сама порежу!

Автор возвращается на диван. Жена отрезает кусок сыра, небрежно бросает на тарелку и относит мужу, после чего бегом возвращается к телефону.

(Плаксивым тоном). Галя, Галя, ты знаешь, что сейчас было? Зашел на кухню и спрашивает, где ножик… ему, видишь ли, костромского сыра захотелось порезать. А я не верю ему, ну совершенно не верю, что это он сыр порезать хотел… Он, по-моему, все больше и больше на острые предметы косится. Имею я право за свою жизнь опасаться или не имею? Вдруг схватит тесак, да мне вместо костромского сыра по башке съездит? А у меня ребенок, он с каникул скоро возвратится, что тогда? Да и мне на тот свет из-за его шизофренических замашек рановато, как думаешь, а? Может, действительно психиатрическую неотложку вызвать? Пускай его посмотрят, продиагностируют в лечебнице, как полагаешь? Чувствую я, чувствую, без неотложки не обойдется… так, может, ее заранее вызвать? Ему же лучше: чем раньше к лечению приступят, тем раньше вылечат. Как думаешь? Если еще раз ненормально себя поведет, сразу же вызывать? Вот и я думаю. Пока, Галя, – пойду, посмотрю на него, а тебя буду держать в курсе дела.

Выглядывает из кухни. Автор уже за компьютером, пытается работать.

Автор: Где, черт возьми, отвертка? Принеси мне отвертку! Я не могу больше сидеть на этом стуле, потому что он разболтался. Я его подкручу.

Жена взвизгивает и скрывается в кухне, откуда слышатся гудки набираемого номера и взволнованная женская трель, сквозь общий поддельно-трагический тон которой прорываются торжествующие нотки.

Жена: Алло, неотложная психиатрическая помощь? Приезжайте, пожалуйста, у меня муж свихнулся! Я за свою жизнь опасаюсь и за жизнь ребенка в особенности. У меня ребенок завтра с каникул возвращается, а у мужа чувство реальности утеряно. Нет, на психиатрическом учете не состоит, но уверяю вас, настоящий сумасшедший. Разговоры какие-то ненормальные и поведение неадекватное. Сейчас вот отвертку попросил, а зачем она ему? Не иначе как психическое обострение. А еще на луну глядеть обожает и в обмороки бухается… Приезжайте поскорей, пока худа не случилось.

Автор, так и не дождавшийся отвертки и оставивший всякую надежду починить разболтанный стул, ложится на диван. Жена трусливо следит за ним из кухни. Через некоторое время слышится звонок в дверь.

Это ко мне!

Бросается открывать. В комнату проходят Врач с Санитаром из неотложной психиатрической помощи. Жена о чем-то коротко беседует с ними на пороге, после чего прячется за спины медицинских работников, знаками указывая на Автора. Тот, пока супруга открывала дверь, успел подняться с дивана и теперь снова постукивает по клавиатуре.

Врач (обращаясь к Автору): Здравствуйте, больной.

Сцена 6

Темное помещение, темное – оттого что на улице раннее утро, а свет не включен. Автор, у которого в руках листы бумаги, зачитывает текст, проверяя его на благозвучие.

Автор: Здравствуй, любимая. Пишу, не будучи уверен, дойдет ли мое письмо до тебя и даже – смогу ли его отправить. Поэтому не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти строки, прольешь ли две-три горькие слезинки над ними. Может, и прольешь, хотя уверенности в этом нет.

Если ты все еще заботишься о здоровье своего бедного мужа, спешу сообщить, что мне гораздо, гораздо лучше. Не переживай за меня, любимая, – в настоящий момент я здоров как бык! Головокружения прошли совершенно, а головные боли беспокоят эпизодически, тем более я перестал любоваться по ночам на луну, зато в состоянии любоваться телевизионными передачами, во всяком случае, теми немногими из них, которые этого достойны. Короче, моя депрессия в прошлом – я излечился, как излечивается большинство больных, и что в этом особенного?

Пишу, однако, не затем, чтобы осведомить тебя о состоянии своего здоровья, а затем, чтобы объясниться. Вероятно, нам – когда еще мы оставались вместе, – следовало объясниться, да твое демоническое состояние не позволяло. Теперь же, когда мы существуем поврозь, на безопасном друг от друга отдалении, я способен высказать тебе все свои мысли начистоту, а ты способна выслушать не перебивая. В этом преимущество эпистолярного жанра, который я как человек, утружденный профессиональным сочинительством, раньше на дух не переносил, а теперь вот сам практикую и другим советую.

Конечно, нас обоих не могла не взволновать эта сумасшедшая история с сумасшедшим домом, ввиду которой наше супружеское единение оказалось нарушено. За время своего нынешнего одиночества ты наверняка многое передумала и, уж конечно, многое для себя уяснила… однако многое в произошедшем наверняка остается для тебя загадкой, объяснить которую способен лишь твой пишущий эти печальные строки супруг. Именно того я и добиваюсь – объяснить то, что тебе непонятно, – поэтому начинаю с того самого момента, когда у меня появилось неудержимое желание… ну, ты понимаешь!

Эка невидаль, убить жену! Время от времени оно появляется у девяносто девяти процентов мужей, а оставшийся процент просто, по причине склероза, о нем позабыл. В желании избавиться от надоевшей половины я не был одинок или преступен. Только не рассказывай, что у тебя никогда не возникало желания стать вдовой! Такое желание наверняка появлялось: убежден, что черное вдовье платье ты неоднократно примеряла в мыслях – в этом жены ничем не лучше мужей. Да, собственно, твое встречное намерение отправить меня в сумасшедший дом есть не что иное, как желание покрасоваться в черном вдовьем платье, ибо где муж покоится, на кладбище или в сумасшедшем доме, не имеет принципиального значения.

Итак, я захотел тебя убить – или отправить в сумасшедший дом, что одно и то же, – однако, захотев, не предпринял никаких действий, а излил подсознательное желание в рукописи. Лишь в безобидной рукописи… с которой ты втайне от меня ознакомилась.

Ты полагала, мне неизвестна твоя неистребимая привычка лазить по мужниным файлам, как большинство жен лазит по мужниным карманам. По файлам или карманам, какая в сущности разница? Ты лазила по моим файлам, читала мои незаконченные рукописи, как будто могла в них что-то понять, и делала какие-то свои, вроде бы неизвестные, но легко угадываемые выводы. Конечно, это были выводы для меня нелицеприятные. Ты лишний раз залезала мужу в душу и ковырялась в ней своими по-женски неумелыми пальцами, переполняясь тщеславием от чувства своего мнимого превосходства над супругом. Но даже простейший сюжетец с убийством жены не привлек бы твоего внимания, если бы не был написан от имени автора. Однако в сюжете фигурировал автор… Ну как же, автор, замысливший убить жену! Ты догадывалась, насколько тесно во мне, натуре творческой и целеустремленной, переплетены низкая реальность и высокий художественный вымысел, и всполошилась, прочитав о порошке, который герой рукописи прикупил для освобождения от семейного счастья. В рукописи говорилось: автор спрятал препарат «в глубине своего вместительного письменного стола, среди черновиков, старых дисков с копиями и другого канцелярского хлама». Не правда ли, очень напоминает мой письменный стол, наполненный таким же канцелярским хламом?

Зная тебя и твое неразвитое прямолинейное воображение, я нисколько не сомневался, что первые опасения по поводу, а не слишком ли реальность и вымысел перепутались в моей больной голове – точнее, не является ли вымысел точной копией реальности? – у тебя зародятся. А когда зародятся, тебе захочется поскорей проверить, насколько они оправданны. Поэтому ты не преминешь порыться в ящиках письменного стола мужа на предмет, нет ли в нем маленькой коробочки с бесцветным безвкусным веществом, скрытым под этикеткой «Порошок Папы Карло. Приправа от Т.».

Каково же, надо полагать, было твое изумление и озлобление, когда ты и в самом деле обнаружила в моем письменном столе такую коробочку и такое вещество. Тут-то ты и смекнула, насколько вымысел соответствует реальности, а реальность – вымыслу, и еще раз убедилась, какая бессердечная скотина твой муженек, не только задумавший спровадить жену в сумасшедший дом, но и цинично описывающий свои переживания в бездарном бестселлере. «Он хочет меня отравить!» – наверное, вздумалось тебе закричать на весь белый свет, а может, мелькнула мысль, что уже успел отравить тебя – «Ах, боже! Муж меня отравил!», – однако отсутствие симптомов отравления и документальных подтверждений злодейского умысла остановили тебя. Не считать же доказательством рукопись, пусть в некоторых деталях подозрительную, тем не менее рукопись художественного произведения, а также спрятанное в письменном столе средство от тараканов?

Ты всегда утверждала, что я знаю тебя недостаточно хорошо… но все-таки я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы представить подленькую реакцию в подобной двусмысленной ситуации: промолчать, сделать вид, что тебе ничего не известно, но отравить мужа его же препаратом. Тебе прекрасно известно, моя любимая, что ты так и поступила – ты задумала меня отравить, для чего перепрятала находившийся в баночке порошок, а баночку тщательно вымыла, пересыпав на место порошка Папы Карло безобидные витамины, какой-нибудь размолотый компливит или альфавит, я полагаю. Я, по твоей дьявольской задумке, должен был подсыпать жене в картофельный суп красный перец с витаминами, а уж ты супругу в вареные яйца – перемешанный с солью яд… Не правда ли, все было в точности так, как я рассказываю?

Нет, я вовсе не осуждаю твоих бесчеловечных намерений, демон. Тебе ведь в самом деле казалось, что муж желает спровадить тебя в сумасшедший дом – а раз так, отчего нельзя спровадить в сумасшедший дом мужа? Ты была взбешена предполагаемым с моей стороны отравлением и жаждала ответить той же каверзной монетой, не подозревая, что художественный вымысел и непредсказуемая реальность в некоторых своих частностях не совпадают. В частности, встреча с торговым агентом и покупка у него порошка Папы Карло, этой злополучной коробочки с приправой от тараканов, была от начала до конца мной вымышлена. Не было – увы и ах! – никакого торгового агента в фирменной маечке с аптечной змеей, как не было и порошка Папы Карло. До сих пор не знаю, что такое бензоатный дихлоэцителен… хрень какая-то. А что же тогда коробочка, обнаруженная тобой в глубине моего письменного стола, с которой и началось наше разъединение, с которой литературный вымысел, преодолев барьер времени, свободно излился в реальность? Коробочка, как ты понимаешь, была – в ней находились размолотые в порошок заурядные витамины… так что травила ты меня безвредными витаминами, как и опасалась быть отравленной ими же.

В результате переплетения реальности с вымыслом я имел несчастье убедиться, что ты готова пойти на любое преступление против мужа, лишь бы подходящий повод нашелся. Как будто я не знал этого раньше! Дело ведь в подходящем поводе, а не в нравственных муках. Если муж или жена мечтают овдоветь, они уже нравственно созрели для убийства, и если не убивают свою осточертевшую половину, то только из-за отсутствия подходящего повода или способа, но не из-за непереносимых мук нравственности. Сей грустный факт ввергнул меня в депрессию, которую по неразвитости и легковесности своей натуры, равно как и отсутствию медицинского образования, ты приняла за сумасшествие.

Убедившись, что порошок Папы Карло действует и, следовательно, твоя афера со встречным отравлением удалась, ты позвонила в неотложную психиатрическую помощь и сама – сама, напоминаю тебе об этом первостепенном обстоятельстве, любимая! – потребовала: «Приезжайте, дорогая психиатрическая помощь! – сказала ты им. – В квартире обосновался опасный, непригодный для совместного проживания сумасшедший». Они и приехали – без всякого, как и полагается для неотложной помощи, отлагательства.

Надо было видеть произошедшую сценку – боюсь, у меня не достанет таланта достойно ее описать! Впрочем, ты сама была ее непосредственным участником, не так ли? (Увлекаясь воспоминаниями). Ты помнишь, помнишь, любимая, как все происходило?

Действие откатывается назад, к тому моменту, когда в комнату входят Врач с Санитаром из неотложной психиатрической помощи.

Врач: Здравствуйте, больной.

Автор: Добрый вечер.

Врач: Вы знаете, кто мы такие и зачем приехали?

Автор: К сожалению, доктор. Моя жена считает меня психически ненормальным. Она всем подругам об этом в последнюю неделю трезвонит. Может быть, переговорим наедине? Все-таки, обсуждать предстоит деликатные, касающиеся моей психики вопросы.

Врач: Что же, я не против.

Оборачивается к Жене автора и Санитару, которые проходят на кухню, причем жена с явной неохотой.

А вы сами себя считаете нормальным?

Автор: Ну, это вам определять, доктор. Вот если бы вы ко мне обратились по поводу аллитераций или амфибрахия, я бы вам, наверное, смог что-нибудь подсказать.

Врач (заинтересованно): А что такое аллитерация и амфибрахий?

Автор: Это из области литературы.

Врач (вздыхая): Понятно. Присядьте, пожалуйста, на стул и закиньте ногу за ногу.

Автор присаживается, после чего Врач стучит Автору по коленке, затем измеряет пульс.

Вы специалист в области литературы? Чем вы вообще занимаетесь?

Автор: Я – писатель. Пишу преимущественно триллеры. Подарить какую-нибудь книгу с автографом?

Врач: Ну, если не сложно…

Автор достает с полки книгу, на обратной стороне которой красуется его портрет, надписывает и дарит Врачу.

Вот спасибо. А с чего бы это вашей жене вызывать скорую? Вы что, поссорились? Вы ей угрожали?

Автор: Нет вроде бы.

Врач: Тогда зачем?

Автор: Не имею представления, доктор. Меня самого это пугает. Конечно, последние годы нашей совместной жизни нельзя назвать идеальными, однако я не заслуживаю подобной предвзятости. Видимо, навязчивая идея. Я не психиатр – хотя, как всякий писатель, немножко психолог, – поэтому не могу объяснить, что стало причиной. Неделю назад она принялась обзванивать подруг, рассказывая каждой, что я свихнулся. Какие-то нелепости, знаете. Нет, я далеко не идеальный человек, у меня тоже случается мрачное настроение, но я никому, кроме как в своих триллерах, не угрожаю. У всякого терпения, знаете ли, свой предел. Поэтому, когда она позвонила в психиатрическую лечебницу, я решил не мешать ей и дожидаться вашего диагноза. Вдруг я в самом деле сумасшедший?

Врач: Пока я этого не нахожу. С другой стороны, каждый из людей немножко сумасшедший. Вы не против, чтобы пригласить в комнату вашу супругу?

Автор: Нет, конечно. Я же с ней годами в одной комнате нахожусь.

Врач приглашает с кухни Жену, которая смотрит напряженно-выжидательно, и Санитара.

Жена (Автору): Дорогой, я тебе сейчас вещички соберу.

Врач: Думаю, не стоит, поскольку стационарное лечение вашего мужа отменяется.

Жена: Что такое?

Врач: Не вижу в этом необходимости.

Жена (нервно): Да он же псих законченный, только посмотрите на него! Ведет себя, как дебил. Пишет какие-то книги дурацкие…

Врач машинально вертит в руках надписанный Автором томик.

…чтобы их напечатали. Часами на луну смотрит, как будто ему заняться нечем. Да вы что, не видите? У него же рецессивная сугрессия в выраженной форме?!

Врач (удивляясь): Рецессивная… извините, что?

Жена: Рецессивная сугрессия!

Автор, из файлов которого жена позаимствовала лихой диагноз, позволяет себе слабую улыбку.

Врач (начинает смотреть на женщину с профессиональной заинтересованностью): А что такое рецессивная сугрессия?

Жена (визжит): Он телевизор смотреть не может! У него сразу приступ делается.

Врач: Совсем не может? Это любопытно. (Автору). Вы позволите?

Протягивает руку к телевизионной кнопке.

Автор: Да ради Бога.

Врач включает телевизор. Телевизионный экран медленно разгорается. Автор спокойно смотрит на экран и пожимает плечами, в то время как жена, видя равнодушную реакцию мужа и не понимая ее причин, бьется в истерике и даже пытается накинуться на мужа с кулаками.

Жена: А-а-а-а-а!!!

Действие возвращается в темное помещение. Впрочем, уже совсем рассвело, поэтому помещение не такое темное. Теперь видно, что это квартира Автора, в которой происходило большинство предыдущих сцен. Автор стоит посреди комнаты с листками бумаги в руке, продолжая зачитывать письмо.

Автор: Знаю, любимая, все знаю. Я сильно рисковал, описывая на бумаге процедуру твоего вымышленного отравления, однако не мог лишить тебя шанса на исправление, последнего шанса самой изгнать из своего тела потустороннюю силу и спастись. Ты не справилась или не захотела справиться с недомоганием – тебе, вероятно, лучше меня известно, что ты ощущала на самом деле, – поэтому отныне мы разделены. Я, сидя на разболтанном стуле, пытаюсь как-то художественно закруглить свое драматургическое произведение, а ты находишься на излечении в стационаре. Твоя рецессивная сугрессия произвела на главного столь незабываемое впечатление, ты так упорно не желала признавать ошибки в употреблении полюбившегося термина и так гневно выражала протест против непрофессиональных, с твоей точки зрения, действий психиатров, так сильно жаждала выцарапать мне глаза, а потом продемонстрировать, как я опасен, когда нарезаю столовым ножом костромской сыр, что у медиков не осталось иного выхода, как забрать тебя на психиатрическое обследование. Разумеется, с согласия ближайшего родственника, то есть меня. Обследование продолжится не меньше недели и когда закончится, неизвестно. Сама виновата: твое поведение представляло несомненную опасность для моей жизни и жизни нашего возвращающегося с каникул ребенка. Так думаю я, и вызванные тобой психиатры придерживаются того же мнения. Как видишь, медицина в конце концов разобралась, кто из нас представляет опасность для окружающих, и моя ли вина, что выбор эскулапов оказался не в твою пользу.

Не переживай, каждому свое. Возможно, докторам удастся побороть овладевшую тобой демоническую сущность – тогда все останется по-прежнему, как было когда-то, в самом начале нашей рухнувшей семейной жизни. Однако надежда на это мала: все-таки тебя лечат нейролептиками, а это такие препараты, с которыми лучше не связываться – куда до них мифическому порошку Папы Карло!

Обещаю наведываться как можно чаще. Приемные дни в сумасшедшем доме по вторникам и четвергам, я узнавал. Постарайся вернуть утраченное чувство реальности… и, позволю себе добавить, чувство юмора тоже. Только не вздумай оскорблять санитаров, как последние годы оскорбляла мужа – эти мстительные существа способны отравить жизнь, а то и попросту избить любого пациента сумасшедшего дома, во всяком случае, так описывают сумасшедшие дома в художественных произведениях. Еще один добрый совет: в разговорах с лечащими врачами не упоминай рецессивную сугрессию – и твои шансы на возвращение в семью повысятся.