Читать книгу: «Орден», страница 4

– Чорт, а мы в полутора! – она дала всю мощность на движки, отключив даже липтонное поле, стараясь отлететь подальше. Но не успела. И вскоре “сон гипера” на время успокоил как ее, так и реактор истребителя.

– Красный код, – заорала Кончита, – Красный код, следить за выходом истребителя Розарио!

– Это ты к чему? – спросил Кортасар.

– Дурной ты, Энрике. Разведчик мы не видим, но истребитель-то вот он, на телеметрии, системы позиционирования не отключились. Сейчас считаем траекторию входа в гипер.

– Опа. А я и не сообразил. Респект.

– Мы не будем знать расстояния, но будем знать направление. А вдоль одной прямой не так много систем.

– Ты круче меня, Кончита.

– Да ладно. Два по сто!

– Лечу с верфи к себе, подлет три минуты.

– Возвращаю остальным код на “оранжевый”, тебе и Трехо остается “красный”. Сразу по возвращении идешь по координатам, которые даст искин. Группа Трехо – прикрытие и разведка. Натаниэль, готов?

– Да, мы уже под парами.

– Первая задача – вытащить Розарио. Вторая – попытаться выяснить, а кто это вообще. И про лазер все всё поняли?

– Да, Кончита. На малые дистанции истребителям подходить нельзя. То есть только торпеды. Ну и главный калибр Натаниэля, он издалека достанет.

– И липтонные поля. Непонятно как, но они помогают.

– Да, и они. Хоть и странно: разрабатывались против менталистов, а помогают против когерентного инфракрасного света. Как вообще? – удивился Два по сто.

– Какая тебе разница? Потом подумаем, – вмешался Мнемент, – Изучим лазеры получше – внесем коррективы, а пока и так нормально. Никогда ведь раньше лазеров в космосе не было. Толку от них – чуть. А поди ж ты, убили парня.

– Он этого просто не ждал, – добавил Мигель Чавес, – Не мог ждать. Жалко его.

– Так, всем собраться, есть траектория, – прервала его Кончита, – Все “поймали”?

– Да.

– Группа Трехо, берите “Нант” в коробку и по его готовности – сразу в гипер.

– Принято!

***

– Привет, Фритьоф.

– Ты знаешь мое имя. Почему-то я не удивлен.

– Я знаю и твое истинное имя, но стоит ли произносить его вслух? Можно мне войти?

– С чем ты входишь ко мне?

– Надеюсь, с миром. Если нам повезет, между нами не будет вражды, ведь сейчас ее нет. И – да, меня зовут Имрын. Будем знакомы.

– Ты сразу назвал истинное имя. Ты не боишься?

– Я уже давно боюсь только сойти с ума. Тихо так и незаметно. Знаешь ведь, как бывает.

– Знаю.

– Вот. Всего остального я не боюсь, незачем, однако.

– В каком поколении ты шаман?

– Шестнадцатое или семнадцатое, не помню.

– Понятно. Заходи. Мне с тобой не тягаться, хотя… Обидно.

– Не обижайся, Фритьоф. Ты все сделал как надо, ошибся только в одном.

– И в чем же, по-твоему, я ошибся?

– Власти захотел. “Напрямую”. А шаману так нельзя. Хочешь власти – получи ее “обычным” способом, принятым среди людей. Вместе с шаманством, параллельно.

– А ты – получил?

– Да. Учился во флотской академии, дослужился сначала до старпома на большом рейдере, а потом до вице-командора ордена. Это – определенная власть. Но получена она не шаманством, она “обычная”. И потому на мои отношения с духами не влияет. А твоя – влияет, ведь основана она на общении с теми самыми духами. Получается “замкнутое кольцо” или “лента Мебиуса”. Это ловушка, Фритьоф, ловушка нашего сознания. Достаточно духам поменять настроение – и у тебя не останется ничего, ни связи с ними, ни власти. Одновременно, полностью и ничего. Так нельзя, однако. Так – глупо.

– Они уже поменяли настроение. Я больше не слышу их, – с горечью сказал Фритьоф, – И ты прав, теперь я – вовсе ни к чему.

– Не торопись. Духи вернутся. Они не злы на тебя, просто отвлеклись на что-то для них новое… Точнее, на кого-то, – Имрын усмехнулся, – Но они вернутся. Не бойся. Не бойся будущего, даже если ты не в силах создавать его сам, это еще не значит, что его надо бояться.

– Легко сказать!

– Но это истина. Ты ведь понимаешь разницу между истиной и какой-то сиюминутной “правдой”?

– Да. Понимаю.

– Тогда давай покурим синей травы и ты мне расскажешь, что вообще произошло. Я хочу знать, и я хочу услышать именно от тебя.

– Хорошо. Сбились с курса – с кем не бывает. Нашли после выхода пригодную для жизни планету – я и нашел, я был как раз на дежурстве, то есть не спал. Кое-как запрограммировали подход и посадку, дежурный навигатор, он же по совместительству капеллан, был вдребезги пьян. Нашел когда напиваться. Но он сказал, что “ему было видение, что нет никакого Бога-отца, а есть Богиня-мать, и потому вся церковь в жопе”, и продолжал пить. Так-то никто бы и не против, но нас было всего трое, инженер еще, так что запил парень немножко не вовремя. Про “расширения” пояса астероидов мы с инженером ничего не знали, а навигатор лыка не вязал. Влетели в три контакта с довольно крупными булыжниками, получили повреждения и решили тех, кто уже проснулся, сбросить на боте. Но бот разбился, мы это видели в телеметрии. Жаль их. Останься на борту – может, и выжили бы. Потом пошли прямо к пригодной для жизни планете, по пути постоянно получая от камней. Уже тогда от корабля мало что осталось – ну, от внешней его части.

– Почему вы просто не обошли пояс?

– А как? Вот ты – умеешь?

– Естественно, это ведь просто.

– А я вот не умею. Я вообще не пилот и не навигатор, я по программной части больше. В общем, при подходе к планете мы выяснили, что ни маневровых движков, ни посадочных соленоидов у нас нет: камнями снесло. Решили садиться “на задницу”, тормозя маршевыми…

– Так вот почему секции не разделились!

– Да. Поэтому. Только и маршевых у нас осталось два из пяти, причем на одной стороне. Дисбаланс тяги. Навигатор в невменяйке. Я “тянул” эту посадку как мог, как умел. Но у меня – не получилось. Корабль разбился всмятку.

– Ты? Именно ты?

– Да, я. Инженер был в панике, не мог ничего делать, а навигатор – пьян в дюпель. Они оба погибли, кстати, при той посадке, да и я обе ноги поломал. У меня был костюм с экзоскелетом и куча медицинских стимуляторов, потому и смог выбраться. А когда мы рухнули – вдруг слышу в голове: “Бери живых и убегай, здесь будет смерть”. Спрашиваю – “Кто говорит?”, а в ответ – “Мы духи ваших предков, вам рано умирать”. И я пошел собирать живых. Кожух реактора поломался, радиация была серьезная, и из тех, кто успел проснуться и убежать со мной, выжила только половина. Я… Я убил больше двух сотен тысяч человек. Но я же не умею сажать корабли! Просто не умею!

– После нескольких таких случаев всех из “дежурных смен” стали обучать базовому пилотированию. Теперь даже админы могут посадить корабль. Да что там, даже уборщики. Но… Но это сейчас. Да.

– Хорошо, если так. Но тогда… Тогда я их всех просто убил.

– Не ты. Судьба.

– Ты бы видел, как на меня смотрели выжившие, потерявшие в аварии своих близких! Думаешь, спасителем считали? Убийцей они меня считали. И изменилось это только после того, как я понял, что духи полностью меня не оставили, не бросили. А поначалу мне пришлось в одиночку построить себе вот эту вот хижину на отшибе, потому что никто меня соседом видеть не хотел. Хотели скорее повесить, только духу не хватило, наверно, и так мало нас осталось. Я сделал все, все что мог, пусть и не мог многого. Но я дрался за эту посадку до последнего. Как умел. Ну, точнее, как НЕ умел. Но до последнего, Имрын. Ничего, что я по имени?

– Ничего, камрад, нормально.

– Камрад?

– Ты не враг мне, теперь это точно. И духи вернутся к тебе. Ты – шаман. Я – тоже шаман, значит, мы коллеги и камрады. Разве не так?

– Хорошо, если так.

– Так. И что было потом?

– Духи помогали мне. Практически во всем. И вышло так, что любить-то меня люди не начали, а вот бояться – очень даже. С годами память об аварии, о погибших постепенно истиралась из памяти, а повседневная жизнь и я, могущий на нее повлиять – вот они. А я… “Своим” я никогда не признаюсь, наверно, а тебе, Имрын, скажу: я страшно, смертно обиделся на них всех. Они выжили фактически благодаря мне. И не поблагодарили, наоборот, обвинили в убийстве своих близких. Обвинили не тех, кто составлял инструкции по подготовке экипажей и готовил эти экипажи – что их обвинять, они бесконечно далеко! Меня. Просто потому, что я здесь и живой, а их родные – мертвы. И я решил – хорошо же, пусть вы меня ненавидите, но тапки мне лизать будете. И духи помогли мне и в этом. Ведь они знают, они понимают. Все духи погибших на нашем корабле – они на моей стороне. Ну, были, по крайней мере.

– Да, они подтверждают, что ты сделал все, что мог, и в тебе нет зла. Одного не понимаю: почему ты не стал учить мальчишек шаманству?

– Вот еще! Они – из “этих”. Из ненавидящих. Я – злобный демон, угробивший их бабушек и дедушек. Брать таких в ученики? Да ну нафиг.

– Расслабься уже, камрад. И возьми мальчишек в ученики. А за закидонами их присмотрит Рамота, она уже согласилась.

– Рамота?

– Она будет руководить заселением соседнего континента – на ваш мы не полезем, на вашем нам надо только место под твоей хижиной, – усмехнулся Имрын.

– Стоп, а подробнее?

– Подробнее: именно на месте твоей хижины нам надо построить факторию, ну или шахту, как пойдет. Вот вперлось нам и не выпирается. Можно тебя переселить? “Поле выбора” – любое место на планете, жилище с теплым смывным сортиром за наш счет, все дела. Это если о географии. А если о Рамоте – то это самый замечательный дракон, которого я когда-либо видел. Ну, точнее, “драконица”, наверно, ведь она женщина.

– Дракон?!

– Скоро познакомитесь, однако. Представитель разумной – и очень, надо сказать, вменяемой – негуманоидной расы. Со многими из них у нас большая дружба, это союзники.

– Драконы – союзники людей?

– Если и не всех людей, то наши – точно. Дружелюбные ребята, с ними приятно иметь дело.

– Офигеть. Драконы.

– Да не офигевай ты, Фритьоф. Ну, похожа “внешняя” раса на драконов из людских сказок – и что теперь? Может, и сказки возникли не на пустом месте, ведь дракон – сам себе гипергенератор, способен к прыжку без техники. Сейчас – на небольшое расстояние, но кто знает, как оно было раньше? Мало ли, кто-то тоже “с курса сбился” и угодил на Старую Землю?

– Ага, а люди в лучших своих традициях его убили.

– Да, это так, скорее всего. И еще и историй насочиняли, какой дракон плохой. Тырит, понимаешь, девственниц. Хотя на самом деле зачем они ему – вообще нифига не понятно.

– Биологическая несовместимость?

– Полная! Ты представь, обмен кислородный, но на основе меди!

– Медь вместо углерода? Да быть не может.

– Что значит “не может”? Есть, живет и размножается, дружит с нами, пьет алкоголь и ругается неприличными словами. Вот запросто. Один из старших сыновей Рамоты, Кант, тоже втыкает насчет духов – ну их, драконьих. Много раз трепались, причем иногда в баре – выпьем по стаканчику, а когда и не по одному, и давай предкам кости мыть. Обычно-то драконов не все “слышат” – разговор у них телепатический – но если духи помогают, нормально все.

– Телепатический разговор?

– Ну да. Они звуковой речью не оснащены, в слышимом диапазоне могут разве что “пи” сказать.

– Вообще офигеть. И полностью разумные?

– Ну не менее, чем мы с тобой. Если не более.

– Вот ты ж. Хочу увидеть хоть раз в жизни.

– Ну, Рамоту-то точно увидишь. И детишки ее могут подтянуться – хотя какие они детишки, взрослые уже все, не только Кант. Ты мне другое скажи, ты на переезд согласишься? А то у тебя под задницей эти, полезные ископаемые нарисовались. Которые надо типа добывать. Промышленным способом.

– А, то есть тут руда какая-то или вроде того?

– Именно. Минералы. Ценные. Надо карьер устраивать, ну или шахту – в зависимости от глубины залегания. Но как устроишь, если твоя хижина аккурат над этим местом и есть?

– Да мне-то и не уперлось, на самом деле. А минералов отсыплете?

– Запросто. Поскольку рудник будет основываться по месту твоей задницы, имеешь право на “задничную долю” – процент там от добычи или два. Обещания построить тебе новый дом это не отменяет.

– А если три?

– А можно было и сто, если бы ты озаботился геологоразведкой под собственной филейной частью. И сам начал выработку. А ты чем занимался?

– Аххаха, ты прав, – засмеялся Фритьоф, – Да я и не геолог. Ладно, я же не из жадности, у меня вообще другой интерес.

– И какой?

– Ты сказал, что вы будете селиться на другом континенте.

– Ну да.

– А мне предлагаешь переезд, причем в комфортабельный дом.

– Предлагаю, да. Ты имеешь ввиду, что хочешь – туда, на другой континент?

– Хочу. Ну их всех нафиг, любезных-нелюбезных соседей. Пусть живут как умеют. А я – там, с вашими поселенцами. Не как шаман, а просто как “еще один из”.

– Ну, шаманом перестать быть нельзя.

– Нельзя, но я же не об этом.

– Понимаю. Договорились, однако! Как начнем селить людей – и тебя туда перевезем.

– Отлично! И когда это будет? Месяц, два?

– Фритьоф, ты и отстал от жизни, и кое-чего не знаешь. “Это” начнется через двадцать часов.

***

Розарио еще не успела толком проснуться от гипера, но сразу же выдала “полный газ”. Дальше, дальше, дальше от этой трахучей “колбасы”! Где она вообще – подумаем позже, а сейчас – дальше. Истребитель маленький, у него хоть и нет маскирующих полей, но пойди найди его, если он далеко. А значит – дальше. Еще дальше. Удрать. Спрятаться. Затеряться. И, вроде как, ей это удалось: “колбаса” продолжила свое движение к… Другой “колбасе”. Даже не так, “колбасище”. Огромный, с колонайзер или линкор размером, круглый в сечении корабль был просто облеплен меньшими “колбасками”, и то, что притащило Розарио с собой, собиралось занять место между них. Вместе с ними.

– Это не наши, – сказала сама себе Розарио, – Это не люди, не драконы. Это чужие. Так не строят, так не летают. Мне надо вернуться и рассказать, даже если и не вернуться, то рассказать. Но единственный шанс вернуться – “приклеиться” к следующему их кораблю, идущему к нам. У меня нет гипердрайва! Блин! А полетит кто-то из них к нам опять? Или нет? Дэйв, мне сказали, что ты шпион, но это что, значит, что я тебя меньше люблю? Два раза блин! Я практически сдохла, хоть до сих пор и жива! Ну почему так?! Если меня не найдут раньше, чем кончится воздух, я отстреляюсь “до железки” по этой “колбасе”, а потом пойду на таран. Искин, ты пишешь?

– Да, все параметры, включая голос и видео.

– Сбрось запись на независимый носитель и сбрось наружу сам носитель. Пусть он останется тут, на границе системы. Пусть от меня хоть что-то останется.

– Сделано.

– Хорошо. Мелочь, а все-таки. Пока продолжай писать телеметрию, сбросим потом второй носитель… Если успеем, – какие-то с трудом отслеживаемые сенсорами отметки устремились к машине Розарио. Они, впрочем, просчитались, навязав ей истребительный бой в пространстве. Вот как раз это она – умела. И умела хорошо.

– Подраться решили? – крикнула Розарио, – Отлично! Но это будет последняя ваша драка, неудачники! Святая Мария, помоги мне, я иду в бой!

“Ситроен” закрутил спираль, которую атакующие явно никогда раньше не видели. Их было более двух десятков, но они растерялись. И похоже… И похоже, они не имели торпед – иначе давно бы выпустили. А вот этим стоило воспользоваться, и Розарио решила приберечь свои.

Первые два “фрага” случились почти одновременно, когда длинная очередь, развалившая одного из атакующих, достала и еще одного, от которого полетели куски обшивки и чего-то еще. “Йу-хуу, случка фрагов!” – прокричала на общей Розарио и поменяла вектор своей спирали. Этого тоже явно никто не ждал. “Да я вас сейчас на ноль помножу!” – выдохнула Розарио и отстрелялась по еще одному непривычному и чужому истребителю. Тот начал очевидно выходить из боя – то есть она опять попала. Непонятно куда, но попала.

– Вы… Суки… Будете… Детей пугать… Именем… Розарио… Рамонес! – пять из семи вражеских машин, которым досталось всего-то по паре-тройке болванок, явно потеряли управление, а значит, их системы управления были уязвимы. “Лазер, отклонение липтонным полем 99 процентов” – равнодушно сказал искин. “Значит, попали и по мне” – подумала Розарио. Генератор поля больше не казался ей уродливым наростом, он был милым, белым, пушистым, теплым и мягким. Почти таким же милым, как синицы на “старине Бельграно”. С ним хотелось дружить и болтать о своих женских секретах. Раньше в своих мыслях она доходила даже до вопроса – а не стать ли из сеньориты Рамонес сеньорой МакКормик? Но вот о своей искренней и нежной любви к генератору липтонного поля она и помыслить не могла. А поди ж ты. “Лазер, отклонение липтонным полем 98,5 процентов”, – добавил искин, – “Оружие противника при активном липтонном поле представляется неэффективным”.

Расстреляв как в тире еще трех нападавших, Розарио уже почти успокоилась – летать-то не умеют, явно не воевали – но искин заявил: “Подход второй волны, маскировочные поля, оценка – не менее тридцати бортов”. То есть вместо того, чтобы сбежать, они послали на убой еще более серьезную группу. Хотя – а почему на убой? Они знают, что она одна, и что болванки у нее в конце концов кончатся. А лазер – ему только энергия нужна. Шах и мат. Если они не жалеют своих пилотов, они ее достанут. “Возьмут измором”. Активировав редко используемый “мозаичный режим” у торпед, она запустила их все. Это было сильным ходом, этого они тоже не знали и не были готовы: от подлетающей группы осталась хорошо если половина. Торпеду с разделяющимися боеголовками легко обойти пилотажем или отклонить полями – но это если знаешь, что она такое. А если нет – несколько сегментов до тебя долетят. Фрегату, даже эсминцу – только почесаться, им целая торпеда нужна, а вот истребителю… Эти – не знали. “Ну что ж, счет двадцать три-ноль в мою пользу”, – подумала Розарио, – “Очень неплохо. Хотя, даже если доведу до ровного, будет пусть и тридцать или сорок, но тридцать или сорок-один. Заряды-то кончаются. Жаль.”

– Жаль, мать его так! – проорала она в пустую общую, – Не хочу подыхать сеньоритой, вообще не хочу подыхать! Ну что же это такое, опять одна!

И “пустая общая” вдруг ответила – голосом всем на флоте известного Два по сто:

– Сеньорита Рамонес, назад. Быстро назад. Очень быстро. И – ты не одна, сестра. Мы здесь.

– Си, сеньор! – взвизгнула Розарио.

Она развернула свой “Ситроен” и рванула прочь, успев заметить целых три полных группы бортов с “Нанта”, промелькнувших мимо и сходу открывших огонь, нападавшим на нее чужим явно ничего не светило, ведь сброшенная ею телеметрия была, очевидно, прочитана. От “большой колбасы” оторвались аж пять или шесть “колбасок”, как та, что притащила ее сюда, но и это было их ошибкой: людской истребитель маскировочных полей не имеет, а вот тяжелый фрегат – очень даже. А фрегатов оказался целый десяток, и все тяжелые. Походя “порвав на феньки” выставленный заслон, они где-то с двадцати тысяч принялись дырявить “большую колбасу”, выпустив при этом целое облако торпед. Еще до входа на “Нант” Розарио успела заметить, как огромная, с ее истребитель размером, ядерная торпеда одного из фрегатов долетела-таки до “колбасы” и выгрызла из нее кусок. Пришвартованные поблизости “колбаски” просто исчезли. Это было круто. Но самое главное – ее спасли. За ней прилетели. Не бросили.

– Мы орден, – сказала она на общей, давясь слезами, – Мы сестры и братья. Мы никогда не бросим никого. Мы пошлем всех, чтобы спасти одного. И так должно быть.

– Воистину так, – ответил Натаниэль Трехо, – Так должно быть, и так есть.

– Так а иначе кто мы? – сказал Два по сто.

Розарио плакала. Она не знала, что на Старой Земле были и рыцарские ордена, и государство Израиль – последнее, впрочем, существующее и в современности – где главенствовал и главенствует такой же подход: никогда не бросать своих и, если надо, послать группу, эскадру, флот, даже несколько флотов для спасения одного-единственного человека. Она не знала всего этого и продолжала плакать, когда дежурный палубный тех сказал ей: “Штатная посадка. Добро пожаловать на “Нант”, сеньора пилот”.

***

– Кайса, а не пора ли тебе в школу?

– В школу? А откуда тут школа, Менолли?

– А мы специально для тебя придумали, даже учителя нашли. Младших классов. У него подготовки достаточно. Нам так и так школы открывать, так почему бы не сейчас и не специально для тебя?

– А чему он меня будет учить?

– Ну чему обычно в школе учат – читать, писать…

– Я уже умею!

– Тогда хорошо считать в уме и вообще соображать.

– По-аргентински?

– Аххаха, Кайса, нет никакого аргентинского языка. Есть испанский.

– То есть когда мама учила меня читать не только по-фински, но и по-аргентински, она учила меня этому языку, как его?

– Испанскому.

– Интересно. А почему так?

– На Старой Земле была такая страна – Испания. Очень старая, старше Аргентины, ведь именно переселенцы оттуда Аргентину и основали. А свой язык они просто “привезли с собой”. Это давно было, целую тысячу лет назад, если не больше, никто уже не знает, как именно. Разве что Жан-Клод, он всю историю знает.

– Вообще всю?

– Вообще. Но обычно не признаётся.

– А ему нельзя.

– Нельзя? Что нельзя?

– Ни в чем признаваться. Он ведь этот, магистр.

– Оххх, Кайса, – засмеялась Менолли, – Кто тебе это сказал?

– Папа сказал. Он вообще говорит, “Раз ты рыцарь – то ты рыцарь всегда, а раз ты магистр – то раз этот лишний”. А кто такой рыцарь? Ты знаешь?

– Знаю примерно, но долго это рассказывать. Похоже, основам истории придется тебя учить с самого начала.

– Но мне же интересно! А где будет школа, на планете?

– Пока здесь. “Вниз” еще нельзя.

– А почему?

– Ну, вот это я как раз могу тебе объяснить. Смотри: чтобы люди могли жить, надо построить им дома, так?

– Ну да.

– Обычно на новой планете первые дома собирают из готовых частей, как в играх – ты в такие играла?

– Да! Собери то, собери се… И дома так же собирают?

– Почти всегда. Первые дома, по крайней мере. Но нам-то они не подходят. Ведь нам надо, чтобы в любой дом мог войти – и жить, и прийти в гости – хоть человек, хоть дракон, а они ведь очень разные. На строительных складах полно готовых частей домов, но нам они не годятся. И строить придется на месте, а это намного дольше, чем просто собрать, как в игре. Мы собрали несколько стандартных домов для самих строителей, но дальше они будут работать “с самого начала”. А пока придется нам остаться здесь, “наверху”.

– Мама очень хочет “вниз”. Она раньше не хотела никуда лететь, а теперь говорит – если уж быть, то первой. А папа наоборот хотел лететь, а теперь ему, похоже, все равно.

– Время идет, люди меняются. Не обращай внимания, Кайса. Вы же друг друга любите, так?

– Конечно! Мама с папой раньше ссорились, а теперь уже вроде и перестали.

– А как у тебя с Сат?

– Ой, она такая интересная! То есть она постоянно где-то пропадает, но когда мне скучно, я ее зову – и она сразу появляется. И рассказывает такие истории! И она их очень смешно рассказывает. Я у нее как-то спросила, откуда в море крабы. Так она так рассказала, что я весь вечер смеялась. И даже поняла, что такое “запрос к мирозданию”.

– Ничего себе! И что же тебе рассказала Сат?

– А был один краб, ходил на двух ногах и постоянно просил: пусть у меня будет ну хотя бы четыре ноги. А лучше шесть. А лучше восемь или вообще десять. А то ходить неудобно, по дну моря-то. А драконы тогда не ловили крабов, чтобы съесть, но постоянно просили: ну пусть у них будет побольше ног, а то неинтересно их ловить, там кроме ног и есть ведь почти нечего. И краб, и драконы обратились к Безымянной, а та и говорит: ну если все просят об одном и том же – будет у краба десять ног! Крабы очень обрадовались… Но ненадолго. Потому что для драконов они стали едой. Так вот они и появились.

– Туши свет, Кайса! Да, примерно так они, вероятно, и появились. Мы все, наверно, появились в результате недостаточно продуманного “запроса к мирозданию”. Но крабы – в особенности.

***

– Нат, Два по сто, так кто это вообще был?

– Да хрен его знает, Энрике, – ответил Два по сто, – Но, похоже, мы перестарались.

– Перестарались?

– Ага. Нат телеметрию сравнивал, как мне показал – я что-то засомневался.

– Вы о чем, парни?

– Ты понимаешь, брат командор… – начал Натаниэль.

– Все никак не привыкну, – улыбнулся Кортасар.

– Короче, Энрике, я тут сравнил параметры “выстрела” их маленького корабля, уничтожившего наш истребитель в самом начале, и такого же “выстрела” их большого корабля – первого выстрела – который поймал сам, правда, уже на липтонные поля, мы ведь получили данные Розарио и сразу все активировали. И тут интересно получается, на самом-то деле.

– Не темни.

– Энрике, наш борт сбили предупредительным выстрелом.

– Что?! Его же производят заведомо мимо!

– Это кто как. Их машинки покрыты чем-то, способным отражать когерентный свет, которым они и стреляют. Так вот. При наличии подобного покрытия, даже без полей первые их выстрелы были бы для нас не страшны – недостаточно мощности. Заведомо недостаточно.

– То есть та “первая колбаса”, что заявилась сюда, хотела Кристобаля просто отогнать? Ты это имеешь ввиду?

– Да. Будь он на их истребителе – получил бы лишь оповещение о выстреле, не более. Но он был на нашем, причем с неактивными полями – и потому испарился к такой-то матери. Дальше – они утянули за собой Розарио, ну и закрутилось. Их “малышня” атаковала Розарио уже по-настоящему, но кто знает, не началась ли у них паника после того, как они убедились в ее неуязвимости, она ведь врубила липтонное поле на полную. И стреляла не стесняясь. Может, хотели просто эскортировать или еще что – но связи-то нет, оружие неэффективно, противник опасен, запросто лупит по уязвимым частям бортов… Откуда им знать, что их уязвимые места Розарио “поймала” чисто случайно? А когда они увидели нас – тоже начали с очень “мягкого” импульса. Только до нас и “жесткий” не долетал. А мы с перепугу врезали из всего, что есть. А было у нас, как выяснилось, достаточно, и теперь там нет кусочков больше пачки сигарет. То есть понимаешь, Энрике, миссия выполнена, сестра Розарио спасена, противник помножен на ноль – в буквальном смысле – только сомнение осталось: а стоило ли на ноль-то множить? Может и не противник был, а так, сосед непонятливый? Вот теряюсь.

– Да ладно, Нат, все вы правильно сделали. “Сначала метко стреляем, потом смотрим – в кого”. Это не я сказал, это Станислав Лем.

– Какой-нибудь известный адмирал?

– Нет, известный философ. Это я у Жан-Клода нахватался.

– Но что теперь, Энрике?

– А ничего. Маскировочные поля у них лучше наших, но в гипере они заметны. Мнемент уже “на взводе”, говорит, мама его научила “ловить” подобные возмущения. Прилетит кто-то еще – отправим сообщение о возможности переговоров. Над ним работает Эмилио.

– А, “особист Гомес”? – спросил Натаниэль.

– Именно, он все-таки специалист. Случившийся инцидент мы не то что просто объявим “случайной непоняткой”. Ведь все это и было случайной непоняткой, по-настоящему. Так что все честно объясним и даже извинимся, если надо будет. Конечно, с упоминанием, что их “корабль-матка” со всеми “кораблями-детишками” за одного нашего пилота – это такой нормальный “размен”, которого мы будем придерживаться и в будущем. Я тут с Николаем говорил, он это назвал “сибирским пацифизмом”.

– Ну он вечно что-нибудь скажет.

– Это да. Но пока – “Санта-Мария” занята очень плотным патрулированием границ системы, а ты, Два по сто, отправляешься в компанию к Фернандо, будете оперативным резервом. Как, собственно, и ты, Нат: в головоломных построениях фон Эмдена для твоих “толстяков” нет места, а авианосцам нужно прикрытие.

– Ну это мы запросто. А что Николай?

– Они что-то намутили с Зигом, и теперь откуда к нам не войди – упрешься либо во фрегат, либо в крейсер. Причем с гарантированными истребителями в тылу.

– А что Рамота?

– Она “внизу”. И говорит, что ей там есть чем заняться.

– То есть наш единственный линкор – пустой?

– Ага, щяс! “Трясогузка” даже в автоматическом режиме может эффективно отстреливаться, но на самом-то деле там несут вахты Рамотовы детишечки, за исключением Мнемента, у него другие задачи. Они, может, и не так хороши, как мама, но если что – никому мало не покажется. Так что весь наш главный калибр полностью функционален. Будет что большое – огребет по полной. Я бы, на самом деле, и сам уже пострелял, а то скучно.

– Энрике, ты лучше рома выпей, – засмеялся Два по сто, – А то когда от скуки стреляют двести пятидесятым…

Заржала вся эскадра, простите, флот, простите, орден: ведь великий командор Кортасар как всегда забыл выключить общую, устраивая “секретное совещание”.

***

– Штурмовая группа, я вас сейчас удивлю, – раздался веселый голос Мигеля Чавеса.

– Да тю, – ответил Рабинович, – Капитан, мы таки полетим бомбить креветок для упрощения рыболовства?

“Санта-Мария” в полном составе, включая находящихся на патрулировании, прислушалась, ожидая очередного шоу, которое не заставило себя ждать.

– Ну что ты, Натан, – продолжил Мигель, – Попасть тяжелым нуклеаром по креветке я не могу требовать даже от тебя. Хотя вы с парнями, возможно, справитесь и с этим.

– А ничего, что глушить что рыбу, что рачков атомной бомбой – это несколько непродуктивно? – задумчиво спросил Рабинович, – Хотя мы можем, да.

– Да, и вообще, что значит “с парнями”? – добавила Луиза Миркина, – Я, например, женщина, хотя вот Натан этого и не хочет видеть.

– Я таки не то чтобы не хочу, я просто когда вижу – настолько впечатляюсь, что боюсь перевпечатлиться, и потому отворачиваюсь. Не гунди, Луиза! – ответил Рабинович.

– Луиза, может тебе надо просто похудеть? – спросил кто-то из пилотов, – А то командир тебя, похоже, боится.

– Ну ты чего, камрад, – ответила Луиза, – куда мне худеть-то? Тут вот давече померялась, у меня сто-пятьдесят-восемьдесят. То есть худеть я могу только в области сисек, а они мне дороги: это же мое главное достояние! Ты таки предлагаешь мне лишиться последнего?

– Не, ну раз ты это так воспринимаешь – тогда нет, конечно. Не предлагаю, прости, Луиза. Вообще знаю много парней, которым как раз нравятся женщины с большими… Достоинствами.

Экипаж “Санта-Марии” начинал потихоньку веселиться: любой выход двадцатки израильских штурмовиков как правило становился довольно забавным – в том или ином смысле.

– Вот именно что достоинствами! А кое-кто их и видеть не желает, – обиженно сказала Луиза, – Отворачивается, видите ли. Перевпечатлиться боится.

– Картина маслом: “капрал Миркина пытается предъявить свои прекрасные сиськи лейтенанту Рабиновичу, а тот испуганно отводит взгляд”. Луиза, а можно мы тоже посмотрим?

– Да будто в сауне не видели! Я ведь о другом.

– Это да, это о другом, ты права. Натан, почему ты игнорируешь сиськи Луизы? Отчитайся уже наконец перед товарищами, мы же должны понимать своего командира!