Читать книгу: «Часы», страница 4

Он придвинулся ко мне так близко, что почти дотронулся кончиком носа до моего. Я поджала губы. К глазам подступили слезы, я из последних сил держалась, чтобы не заплакать.

– Ты знаешь, – спросил он вкрадчивым шепотом, – что такое – кого-то сильно любить?

Первая слеза скатилась по щеке, но я не отводила взгляд. Тень падала Джейку на лицо, казалось, его глаза стали совсем черными. При этом они страшно блестели, как у загнанного в клетку дикого зверя, который пытается защититься и не понимает, что ему делать. Злоба, смешанная с болью.

– Да, – я отвела взгляд и стала наблюдать, как капли падают мне на платье, оставляя на нем небольшие темные пятнышки. Мой голос был тихим и сдавленным, но не настолько, чтобы Джейк не расслышал моих слов.

– Что-что? – с издевкой переспросил он и картинно приложил ладонь к уху. – Хотя нет, не отвечай… Давай так…

Он выставил руки вперед, словно собирался мне что-то объяснять.

– Когда человек любит другого, он ставит его во главу своих интересов. Его тянет к родной душе…

– Родной душе? – я молча наблюдала за тем, как мерзко он себя ведет, но после этой фразы мне стало забавно. – Джесс – твоя родная душа, значит?

– Я к этому и веду. Я люблю ее! – его губ коснулась непривычная холодная улыбка. За что он меня так ненавидел? – А то, что у вас со Скоттом…

В висках стучали слова: «Я люблю ее!» – многократным непрекращающимся эхом, и я гневно сверкнула глазами.

– К Скотту это отношения не имеет! – вскрикнула я и вскочила, вытирая глаза руками. – Какой же ты слепой…

– Да? А вот валяться с ним на траве и целоваться можно? – он тоже вскочил и навис надо мной настолько, что мне пришлось податься назад.

– Не твое дело!

– Нет, мое! Ты нравишься ему. И давно, – я почувствовала, как столешница уперлась мне в поясницу. Бежать было некуда.

– С каких пор тебе это важно? Ты давно оттолкнул меня от себя, ты не можешь за меня решать, с кем мне быть…

– Я твой брат! И он тоже!

– Вы мне никто.

Холод моих слов, словно стрела, попал в цель. Я сама не до конца давала себе отчет в том, что сказала. Джейк отступил на несколько шагов и растерянно посмотрел в пол.

– Нам не о чем говорить.

– Я не это имела в виду! – я дотронулась до его плеча, но парень отдернул руку, словно от раскаленного металла.

– Не трогай меня! – Джейк развернулся и резко направился к дверному проему – Ну, спасибо за чудесный вечер!

И тут я заметила Скотта. Он стоял, привалившись к косяку, и неотрывно смотрел на меня. Когда Джейк поравнялся с ним и отвесил ему низкий поклон, он даже не обратил на него внимания. Мы остались на кухне вдвоем.

Скотт скрестил руки на груди и стал подходить ко мне. Я повернулась к нему спиной, стараясь вытереть слезы. От нервов меня била крупная дрожь, пальцы тряслись, и я боялась попасть себе в глаз. Он мягко развернул меня за плечи и помог вытереть лицо. Я прижалась щекой к его ладони и потом просто уткнулась лбом в грудь, безвольно опустив руки вдоль туловища. Как только он обнял меня, я почувствовала себя в безопасности и сильней прижалась к нему, обхватив за талию.

– Прекрати, все хорошо…

Его голос странно дрогнул, как если бы он сам сомневался в том, что говорит.

– Зачем он так со мной? – спросила я еле слышно, но Скотт предпочел оставить вопрос без ответа. Вместо этого он молча подвел меня к стулу, а позже сел напротив, протягивая мне стакан воды. Я благодарно улыбнулась ему, но он не посмотрел на меня. Я заметила, что Скотт прячет глаза.

– Скотт?

Он покачал головой, потупившись в пол, и, усмехнувшись, облизал разбитую губу. Я молча наблюдала за тем, как второй дорогой мне человек отдаляется от меня. Но пока он был здесь, я должна была все исправить.

– Ты слышал, да?

Скотт кивнул, потом встал со стула и подошел к холодильнику. Достав оттуда бутылку пива, он сбил крышку о край стола. Если бы Сьюзан видела, ему бы досталось. Он сделал глоток, игнорируя мое присутствие, и снова устроился напротив, погрузившись в чтение состава на этикетке. Я ждала, пока он что-нибудь скажет. Повисла долгая пауза. Я прислушалась: все уже давно разбрелись по своим комнатам. В тишине едва различался приглушенный звук работающего телевизора – наверное, Карлайл смотрел очередной выпуск с рестлерами… Как будто ему сегодня не хватило.

– Сложно было не услышать, вы так кричали…

Скотт поднял на меня свои красивые глаза и грустно улыбнулся. Я вспомнила, что наговорила из-за эмоций, и мое сердце сжалось. Ведь в свете последних событий это даже не могло быть правдой! Я же чуть не призналась Джейку в своих чувствах, несмотря на то, что он так со мной разговаривал. Идиотка!

– Скотт…

– Лу, не надо. Я не дурак, в отличие от него… Просто мне казалось, не знаю… В последнее время между нами что-то поменялось, – это прозвучало скорее, как вопрос, нежели как утверждение. – Ты ведь его… Любишь.

Он взял меня за руку, и я стала следить за тем, как его большой палец гладит тыльную сторону моей ладони, водя вокруг маленькой коричневой родинки. Часы размеренно тикали, отсчитывая секунды.

Почему я ничего не ответила? Что я не знаю – это действительно было так. Мне так хотелось сказать ему, что я чувствовала, но я не могла объяснить это даже себе. Я просто сидела, не в силах на него взглянуть.

Скотт глубоко вздохнул и отпустил мою руку.

– Если он не совсем дурак, он поймет. Но на это нужно время, – каждое слово давалось ему нелегко. – Возможно, это к лучшему. Я ведь все равно собирался уехать… Поговорите, когда оба остынете…

Уехать?

Я потянулась к нему, но он встал и молча вышел. Я слышала, как он рассерженно поднимается по ступеням.

Я сжалась на стуле и почувствовала, как мне сдавило грудную клетку. Дыхание стало прерывистым из-за кома в горле, и я что силы втянула через нос воздух, но не помогло: вместе с выдохом у меня из глаз полились слезы. Я обхватила голову руками, но, вспомнив, что в любую минуту кто-то может войти, вскочила и подлетела к выключателю. Последний освещенный островок в доме исчез, и я вернулась на место, вытирая руками лицо.

Сквозь окно, занавешенное тонкой белой тканью, пробивался мягкий свет луны, прокладывая широкий коридор от подоконника к стене. Из-за встречавшейся на пути мебели он искривлялся, становясь ломаной линией, а предметы, попавшие в него, отбрасывали длинные черные тени. На меня не попадал свет, и я выставила вперед руку. Она в одночасье приобрела светло-голубой оттенок. Я повертела ей из сторон в сторону, наблюдая за тенью, падавшей на стол, и в конце концов убрала ее. В темноте было не страшно. В темноте было… проще.

Я зажмурилась, стараясь прекратить плакать. Слезы текли сами по себе, но ко мне потихоньку стала возвращаться способность рассуждать. Этим мне предстояло заняться в ближайшие несколько часов – смысла ложиться спать не было никакого… Мне не хотелось ничего – лишь разобраться в себе. Мне наконец-то выдалась возможность поговорить с собой по душам. Попытаться разрешить внутренние споры, задать себе серьезные вопросы. Тем более, что новых за это время прибавилось, а вот ответов – даже на старые – не было.

Может, это мне следовало уехать? Взять и перекроить свою жизнь, все свои планы… Нет. Мне все равно не удалось бы сбежать от себя. С каких пор я боялась своих желаний и не следовала зову сердца? Как давно я попала в это сплетение непонятных ситуаций и противоречивых чувств? Я привыкла бороться с трудностями и, похоже, настолько, что сама себе их создавала… Разве можно испытывать столь сильные чувства к двум людям одновременно?

Этот риторический вопросительный знак в конце фразы мучил меня, и мне хотелось зачеркнуть его, убрать, уничтожить… Я внезапно поймала себя на мысли, что передо мной стоял нелегкий выбор. Его не должно было быть, и я бы сказала так любому другому человеку, который бы оказался в моей ситуации. Но не себе самой. Мысль о том, что независимо от моего решения я потеряю одного из них, разрывала мне сердце.

Джейк сам отстранился от меня, будто все, чем мы делились до этого, ничего не значило. Я злилась на него за это. Быть может, поэтому я придумала себе, что не смогу без него? Настолько, что я убедила себя в том, что люблю его?

А Скотт? Он оказывался рядом всякий раз, когда мне требовалась поддержка. Он был мне настоящим другом, сильным плечом, в которое можно было уткнуться, в объятьях которого становилось так спокойно и хорошо… И меня тянуло к нему, словно мотылька на свет. В нем было много света, спрятанного внутри, и я узнала об этом лишь потому, что он доверял мне. А я доверяла ему, могла рассказать ему то, что никогда не рассказала бы Джейку, боясь, что он неправильно поймет. Да, всего за полгода Скотт стал для меня гораздо ближе, чем кто-либо…

Я вспомнила наш поцелуй, поначалу нежный, потом жгучий, как языки пламени, случившийся так естественно, будто само собой разумеющееся. Я вдруг поняла, что втайне от себя сама давно этого ждала. И что же меня так напугало? Реакция Джейка? Или моя собственная?

Я поднялась со стула и начала мерить шагами кухню, полностью выйдя на свет. От соли кожа на лице стянулась, и я смыла лицо под водой. Достав с полки кружку, я налила себе оставшийся с вечера сок и на цыпочках поднялась к себе на этаж. Оказавшись в комнате, я сняла со стены наушники и, подключив их к телефону, стала слушать песни, которые то и дело отправлял мне Скотт. Музыка всегда была для меня чем-то особенным, но в нашем общении она сделалась своеобразным зашифрованным языком, на котором мы делились друг с другом своими эмоциями. Часто вечерами, получив очередную песню, я пролистывала сотни других, которые знала, чтобы прислать ему что-то похожее, подходящее по настроению. Иногда я выбирала композицию моментально, потому что она была любимой, и когда он отвечал, что ему понравилось, у меня еще сильнее улучшалось настроение. Было и несколько песен, которые я хотела послушать с ним наедине, чтобы своими глазами увидеть, что он действительно чувствует…

Тихие меланхоличные мелодии полностью окутали меня в этот поздний час и успокоили, будто бы недавнего кошмара и не было. Более того, я находилась в какой-то эйфории, потому что наконец-то поняла, что Скотт мне небезразличен. Остаток ночи я тщательно подбирала слова, в которые могла бы облечь свои мысли, чтобы достучаться до него, хотя прекрасно понимала, что сказанного ранее это, к сожалению, не сотрет. Когда начало светать, я все-таки собралась с духом и тихонько постучала в его дверь. На самом деле мне хотелось распахнуть ее и влететь к нему без спроса, чтобы попросить прощения за то, что я ошибалась. Я сама создала себе повод для терзаний и настолько растворилась в них, что перестала себя понимать. Мой внутренний голос давно подталкивал меня к тому, что произошло, но я из последних сил сопротивлялась. Это казалось мне предательством, прежде всего по отношению к себе. Но это было глупо…

Глупой девочке никто не открыл, и я взялась за ручку. Возможно, Скотт спал – вдруг ему удалось совладать с эмоциями лучше меня? Или он просто не хотел со мной говорить, что было весьма справедливо…

Когда я вошла, мой взгляд упал на кровать: она была заправлена. Кроме меня, в комнате никого не было. Я машинально подлетела к шкафу и распахнула его – пустые вешалки пришли в движение и, столкнувшись, издали неприятный звук. Я поежилась от холода и обернулась на окно, оставленное открытым… Я медленно направилась к нему, осознавая, что произошло. Как только я захлопнула его, занавески прекратили свою пляску, открыв взору поверхность стола: на углу лежала моя зажигалка и пачка сигарет.

Когда Сьюзан спустилась на кухню, я уже ставила пирог в духовку. Она подошла ко мне и мягко поцеловала меня в щеку с довольной улыбкой.

– Что ты вскочила в такую рань, солнышко?

– Я не ложилась…

– Как это? – она прикрыла рот тыльной стороной ладони – всегда так делала, когда зевала.

– Я люблю тебя! – я резко кинулась ей на шею и заплакала. Она опешила, но понимающе обняла меня и погладила по голове. Не знаю, откуда у нее был такой редкий дар – сочувствовать людям. Она делала это настолько искренне, что и сомнений не оставалось, что ей не все равно.

– Лу, что такое?

Я не отвечала, мне просто хотелось выплеснуть ту боль, которая накопилась в душе. Она молча ждала, пока я перестану, и продолжала водить рукой по моим волосам. Когда я смогла нормально дышать, и мне показалось, что я смогу ответить, я отстранилась от Сьюзан и заглянула в ее обеспокоенные, чистые голубые глаза. Мне пришлось рассказать все с самого начала – еще задолго до того, как грянул вчерашний день… Вскоре вниз начали подтягиваться остальные, и мы стали вместе накрывать на стол. Сегодня нам предстояло завтракать в непривычно малом составе. Когда посыпались расспросы, почему Скотт и Джейк не спустились, я взяла свою тарелку и, извинившись, вышла.

Вечером того же дня я сидела на крыльце, завернувшись в плед, и пила обжигающий крепкий чай. Закат был волшебный. Перистые облака невесомыми клочками расположились на персиковом небе, и тонкая красная полоса очертила горизонт. Качели черным силуэтом раскачивались в лучах заходящего солнца. Как маятник, отсчитывающий не оглядывающееся назад время.

ГЛАВА 4

Среда, 28 августа 2019 года

Я не сразу избавилась от пустоты, которая успела прокрасться в мое сердце вчера. Подобно задумчивому эксперту в темноте маленькой комнаты, устроившемуся на неудобном скрипучем стуле перед освещенной прямоугольным пятном стеной, я вновь и вновь проматывала на стареньком проекторе запись нашей встречи, пытаясь понять, не упустила ли я что-то важное: вроде бы те же самые люди, в привычном, знакомом всем месте… Правда заключалась в том, что многое поменялось. Речь шла не о повышении Сэма или второй беременности Сандры… От прежних нас мало что осталось: мы отдалились, причем настолько, что, скорее, напоминали друг другу давних приятелей, с которыми обычно видишься всего несколько раз в год, и то – по праздникам. Таких людей не слишком-то волнуют происходящие с тобой события и уж тем более твои переживания. Они приезжают, чтобы обменяться бессмысленными подарками, словно это станет залогом теплых и доверительных отношений. К сожалению, это не так: связь нужно поддерживать, если хочешь, чтобы она сохранилась. Наша стала едва заметной, сплетенной из редких тонких ниточек паутинкой, которая не преминула бы порваться от любого неосторожного прикосновения. Я поняла это по слегка печальной и почему-то виноватой улыбке, когда Билл делился с нами новостями, по едким высказываниям Сэма невпопад, по нервным движениям Мэри… Близкие люди порой ведут себя еще хуже, вымещая друг на друге злобу или обиду, но поступают они так, потому что лишь друг другу могут открыть свое истинное лицо. Дело в абсолютном доверии. А мы… Карикатура какого-то бездарного режиссера на нашу прежнюю жизнь, снятая по скомканному и порванному местами сценарию. Увы, не подарок для искушенного зрителя… Щемящая грусть с оттенком внезапного разочарования – все, что осталось после просмотра.

Обстоятельства? Они, безусловно, накладывали свой отпечаток: тоска, которую испытывала Сьюзан, каким-то образом передалась всем нам. За всю свою жизнь я ни разу не видела, чтобы она так безутешно плакала. Кажется, все, что накопилось за десятки лет, сейчас выплескивалось из Сьюзан наружу, словно из переполненного кувшина с соленой водой… В доме нашего детства вдруг стало очень холодно, и гнетущая тишина, чуждая ему, мрачным облаком нависала в воздухе, готовая в любую секунду вновь разразиться потоком слез… Карлайл едва сдерживал свое недовольство, чувствуя, что не в силах помочь жене справиться с горем. Его обеспокоенное лицо было непривычно хмурым и даже отрешенным, он все чаще отлучался куда-нибудь, каждый раз находя разные, порой абсурдные, предлоги, словно то единение, которому они со Сьюзан научились в браке, перестанет существовать, как только он окажется за пределами комнаты. Это не помогало, и я стала замечать, как он то и дело отправляется на улицу со Скоттом, чтобы успокоить нервы сигаретами – пагубной привычкой, к которой не обращался уже очень давно.

Думаю, никто из нас не понимал, почему Сьюзан так реагирует. Тяжелее всего было мне – после услышанного на кухне. Однако еще сложнее было смотреть ей в глаза: за скорбью, болью и разочарованием, которые в них таились, я разглядела кое-что очень важное, что мне не понравилось. Может, потому что я сама находилась на похожей волне? Сьюзан была… напугана. И было за этим что-то, помимо внезапной скоропостижной смерти ее младшего брата… Я тоже боялась задавать себе этот вопрос. Неужели наше время ушло? И мы больше не будем дружной семьей?

Я прогнала эти мысли. Мы и вправду стали другими. Мы выросли. Но ведь нас связывали общие воспоминания, любовь, которую нам дарила Сьюзан и одобрение, которым всегда поощрял нас Карлайл. Мы не могли вычеркнуть это из своей жизни просто так. Даже если бы и попытались.

ГЛАВА 5

Под ногами раздался знакомый хруст гравия, и я поглубже зарыла правую ногу в маленькие серые камушки. Потом, разровняв оставшуюся от моего кроссовка ямку, я направилась к крыльцу, погладила гладкие перила… С утра дерево было холодным, и прикасаться к нему становилось еще приятнее. Я рассматривала все очень внимательно, словно не была здесь много лет. Рядом с дверью красовался причудливый звонок в форме ромашки, и от него тянулась тонкая зеленая линия, уходившая под окно – стебель, который Бекки нарисовала в далеком две тысячи седьмом… Краска уже выцвела, но все еще была заметной.

Я вошла не сразу, несмотря на то, что столько раз в жизни поворачивала ключ в этом замке! Пришлось потянуть ручку на себя и слегка приподнять дверь – со временем она осела. Нужно сказать Карлайлу, чтобы подтянул петли. Не забыть бы, когда мы снова созвонимся. Хотя наверняка он сам прекрасно это понимал. Сейчас его не было дома – он отправился по делам, зная, что я заеду, и Сьюзан не будет одна.

Уже с порога я ощутила сладкий аромат свежей выпечки и, повесив брелок с ключами на скромный настенный крючок, прошла по коридору прямо на кухню. Сьюзан встретила меня в причудливых рукавицах для горячего, которыми совсем недавно вынула из духовки поднос с сахарными плюшками.

– Ты знаешь, как меня порадовать! – я погладила ее по спине в знак приветствия, и она воодушевленно улыбнулась.

– Знаю! Жаль только, что редко удается.

Я потянулась к подносу, но она легонько ударила меня по руке:

– После улицы нужно обязательно мыть…

– Ладно-ладно, – я развернулась на пятках и проследовала в ванну.

Лягушонок Пикли, с которым я любила плескаться в детстве среди мыльных пузырьков, радостно вытаращил на меня свои резиновые глаза, когда я закрыла кран. Я брызнула в него оставшейся на руках водой и усмехнулась: его мордочка не изменилась, но в каплях он стал выглядеть забавнее.

Как я и предполагала, Сьюзан успела перебраться в гостиную и расставляла на журнальном столике чашки.

– Как добралась?

– Хорошо, – я поудобнее устроилась в кресле напротив нее, – но в машине было бы лучше. По-моему, водитель автобуса забыл включить кондиционер.

– Душно? – она подвинула ко мне чашку, но сначала я налила чай ей.

– Уже сейчас. Погода балует нас жаркими деньками…

Сьюзан задумчиво улыбнулась и на секунду закрыла глаза. Ее лицо снова было спокойным и светлым, как если бы все, что произошло вчера, оказалось нелепой выдумкой. Тем не менее, сейчас я сидела с ней наедине не потому, что приехала забрать свою машину. Она позвонила мне и сказала, что хочет поговорить. Она всегда использовала короткие фразы, если сильно нервничала, не вдаваясь в подробности, что было на нее совсем не похоже. Поэтому мне не составило труда догадаться, какой именно темы мы коснемся. Внутренний голос подсказывал мне, что услышанное вчера на кухне от Карлайла было лишь верхушкой айсберга, но наш корабль уже столкнулся с ним и терпел крушение, и только Сьюзан могла предотвратить горькие последствия. Обшивка корабля – залог его надежности и безопасности находящихся на нем пассажиров – была сделала из самого ценного, но в то же время непрочного материала – доверия, и образовавшуюся в ней брешь можно было закрыть лишь правдой. Поэтому Сьюзан решила поведать мне историю Марвина. Вернее, то, что она могла рассказать, поскольку его след терялся где-то далеко в неизвестном направлении. Как рос, как выживал запутавшийся, раненый в сердце мальчишка, она не знала – она сдалась, как только поняла, что никогда не увидит брата прежним. И дело было не в том, что в суде просили максимальное наказание за преступление. Само преступление перечеркнуло жизнь Марвина, и отчасти перечеркнуло ее жизнь. Была проведена черта.

– Я не думала, что в жизни будет еще одно «после». Я надеялась, несчастье с родителями станет единственной трагедией, и я перестану терять близких. Но Марвин… Это случилось совсем скоро. Я потеряла его практически сразу, Лу. Еще задолго до того, как он попал туда…

Я никогда не задумывалась о том, какой была Сьюзан «до» – она не показывала боль, с которой жила все это время. Быть может, временами она отступала, однако исчезнуть полностью не могла: разве можно было совладать со злостью на себя из-за того, что чья-то жизнь была принесена в жертву ради своей? Я бы сама боролась с желанием вернуться и начать снова вытаскивать его из пропасти, ждать его возвращения, поддерживать – даже после того, как сказала ему и себе самой: «Хватит!»

Но люди не исправляются, пока не осознают, что это необходимо. Давал ли Марвин себе в этом отчет?

Я не знала, как относиться и к неожиданному пониманию того, что Сьюзан оказалась одной из нас – она тоже кого-то потеряла. Впрочем, детям проще с этим справиться – они только учится жить. Ну а если ты взрослый, тебе остается лишь биться над очередным коварным уроком, брошенным с барского плеча неумолимой судьбой. И ты учишься жить дальше, через силу, примиряешься со случившимся, и постепенно горе, не меняясь в масштабах, отходит на второй план. Но его черное одутловатое тельце всегда выжидает за нагромождением текущих приоритетов и проблем, и если ты получаешь внезапное напоминание, даже спустя десятки лет…

Сьюзан не была готова. Разве можно подготовить себя к тому, что, вопреки естественному ходу вещей, твой младший брат безмолвно покинет эту землю, поставив тебя перед грубым фактом? И ты даже не сможешь с ним проститься…

Я быстро перебросила одну плюшку с общей тарелки на свою: она была настолько горячей, что обжигала пальцы. Слизнув с них растаявший сахар, я воодушевленно посмотрела на Сьюзан.

– На здоровье, – она нежно взглянула на меня. Было видно, что она хотела начать разговор, но никак не могла подобрать слов. Я решила ей помочь.

– Ты хотела поговорить со мной наедине?

Она замялась и потупила взгляд. Чашка почти беззвучно опустилась на стол.

– Эта новость… Она… Его последним желанием было, чтобы я приехала домой…

– В смысле? – я на свой страх и риск оторвала небольшой кусочек и отправила его в рот. – О, это очень вкусно! Спасибо!

– Не ешь в сухомятку, – она слегка наклонила голову, наблюдая, как я послушно запиваю только что откушенный кусочек. Я благодарно улыбнулась.

– Спасибо, Сьюзан…

Она устало оперла руку на подлокотник кресла и внимательно посмотрела в свою чашку. Ее лицо слегка изменилось – на нем скользнула тень досады.

– Лу…

– Да?

– Я хотела спросить тебя, – она сомневалась, стоит ли ей продолжать. – Почему ты никогда не называла меня мамой?

Для меня этот вопрос стал таким же неожиданным, как гроза в Сиэтле несколько лет назад, заставшая нас со Скоттом на обратном пути из Магнусон-парка: поехать за ежевикой было нашей общей идеей, и разочарованию не было предела, когда мы собрали чуть больше трети молочного пакета. Тем не менее, сухой теплый воздух и яркое солнце не дали нам долго переживать по этому поводу. Стоял душный полдень. Скотт снял с себя футболку и повязал ее на голову, а я спустила лямки майки, оголив плечи, чтобы загореть; мы шли и смеялись над очередной историей, которую он по обыкновению пересказывал мне как преданному слушателю. Мы даже не заметили, как все поменялось. Бывает, ясное небо в момент становится черным, покрываясь тяжелыми набухшими гроздьями спелого винограда, словно вдавленного в вышину. И поднимается такой неистовый ветер, что кажется, будто он собьет тебя с ног и играючи подкинет в воздух, как безвольную игрушку, чтобы потом больно ударить о землю. Ни за что, просто так. Ярость природы через несколько мгновений выплескивается мощными потоками воды, и каждая злобная капля заставляет неприятно ежиться, бежать вперед, то ли от отвращения, то ли от ужаса, – лишь бы достичь укрытия.

Тогда мы со Скоттом оказались в чистом поле, вокруг не было ничего. Мы неслись из последних сил, когда перед нами, на расстоянии четырех шагов, в землю ударила молния, подбросив вверх комья грязи вперемешку с травой. Что, если бы мы оказались на несколько секунд быстрее?

Я упала ничком и закрыла голову руками, Скотт подполз ко мне, беспрерывно считая секунды до первого раската грома после яркой вспышки.

– Бегом! – он практически поднял меня за шкирку, и я испуганно побежала вслед за ним, надеясь на то, что мы добежим до машины раньше, чем электрический разряд пронзит землю снова. Тогда мы успели и, оказавшись внутри, без промедления устремились прочь от того места. До сих пор помню животный страх, который вырывался из моего тела крупной дрожью.

Сейчас мои руки тоже дрожали, но не так сильно. Я поставила чашку на стол и, потупив взгляд, стала рассматривать свои пальцы, которые успели схватиться за край скатерти и нервно теребили его.

Я любила Сьюзан. И это чувство было для меня одним из немногих по-настоящему взаимных. Она сделала возможной мою нынешнюю жизнь, была рядом, пока я неуверенно шагала по непроторенной тропе к своему будущему, не давая мне оступиться, воспитала во мне те качества, благодаря которым я, по большому счету, добилась успеха. И теперь моим долгом было стать поддержкой и опорой для нее, более того, это было моим искренним желанием. Я до сих пор ценила каждую секунду, проведенную в доме Маккарти, и каждое слово, сказанное ею. И, если бы это было в моих силах, я исполнила бы все ее мечты, даже те, что были, увы, несбыточными.

Но при этом я никогда не называла ее мамой. Конечно, она не подавала виду, а я редко задумывалась о том, обидно ли это. Конечно. Я знала привкус горечи, которая каждый раз встряхивала нутро, стоило кому-то произнести, что я – «приемыш». Я никогда не отвечала идиотам, но внутри все сжималось в крохотный клубочек, стараясь закрыться от воспоминаний. Наверное, для Сьюзан слово «мама» значило нечто большее, чем для меня. Но, как бы я себя ни уговаривала, я не могла ее так называть: в моей памяти навсегда осталась женщина в сером драповом пальто…

– Я… я не знаю… Это не значит, что я тебя не люблю….

– Я понимаю, – ее морщинистая рука потянулась ко мне через стол. – Только помни, что ты – моя дочь, как бы там ни было. Просто… Просто хотелось тебе это сказать, вдруг не успею…

Ее глаза сделались влажными, и я переплела ее тонкие пальцы со своими.

– Не говори так… Даже не думай. Мне следовало бы повторять это почаще, но, если бы не твоя любовь, я не знаю, какой бы я была, и как сложилась бы моя жизнь. Я очень благодарна тебе! Спасибо за все!

Она потупилась в пол, но ее лоб нахмурился, и на брюки упало несколько соленых капель.

– Я люблю тебя… – сказала я почти шепотом.

Такие сильные слова нужно произносить едва слышно – так они быстрее дотрагиваются до сердца. Это было искренне.

Она сжала мои пальцы и потрясла рукой в знак благодарности.

– Я теперь все думаю: какое счастье, что у меня есть вы, потому что у Марвина…

Она расплакалась. Я осторожно встала, стараясь не задеть стоявшую на краю столика чашку, и устроилась на подлокотнике кресла справа от нее. Моя рука коснулась тонкого серебристого шелка ее блузки, и я стала рисовать на ее спине незамысловатые узоры. Пальцы плавно скользили по гладкой ткани, и вскоре я ощутила, что напряжение начало потихоньку сходить на нет, ее плечи расслабились и прекратили подергиваться в такт всхлипам. Когда она окончательно успокоилась, я прервала молчание:

– Ты сказала, он хотел, чтобы ты приехала к нему…

– К нам, – поправила Сьюзан, и, встретив мой взгляд, пояснила. – Это ведь и мой дом тоже. Я в нем росла.

Я понимающе кивнула.

– Когда ты собираешься это сделать?

– Я думала, мы вместе съездим туда сегодня… Заодно посмотришь, где я жила раньше.

Каждое путешествие за пределы нашего города было для меня чем-то волнующим: мне всегда нравилось открывать для себя новые места, тем более, что до сих пор времени на это особо не было. Иногда хотелось остановить ход часов и затеряться в каком-нибудь отдаленном, безлюдном уголке, оставшись наедине с природой. Найти маленький зеленый островок спокойствия в какой-нибудь туманной лощине, окруженный с одной стороны густым лесом, а с другой – холодными отвесными скалами, карабкаясь по которым, действительно проверяешь себя на прочность. Но, если не сдашься и сможешь добраться до самого пика, тебя ждет настоящий подарок. Ты встанешь на краю, возвышаясь над бескрайней изумрудной долиной, в которую тоненькими блестящими лентами вплетаются небольшие речушки, встречаясь где-то на горизонте в огромном синем зеркале озера… Облака, замершие на месте так же, как и время, напомнят клочки синтепона, разбросанные по чистому голубому ситцу чьей-то небрежной рукой. И ветер наполнится особым цветочным ароматом, который ты глубоко вдохнешь, закрыв глаза…

Где-нибудь на Земле точно есть такое место, и, возможно, когда-нибудь мне удастся туда ненадолго сбежать, чтобы разобраться с тем, что происходит в моей жизни. Я давно так не выматывалась и не могу сказать, что было этому причиной. Знаю только, что появление Скотта все усугубило…

– Я целиком освободила день, если хочешь, можем выдвигаться прямо сейчас, – я радовалась возможности сменить обстановку, тем более что могла сделать это в компании близкого человека.

– Здорово! Дай мне немного времени, ладно?

Мы встали, и я помогла Сьюзан отнести посуду. Перед самым выходом она спохватилась и убежала на кухню. Когда она вернулась, я не смогла сдержать улыбки: в ее руках был увесистый пакет с плюшками.