Читать книгу: «Мерцающие», страница 4

Сказка о Змее

(вставная новелла из романа Лунь)

В далекие времена в далеких северных землях у подножия скал, за гребнем которых шумел океан, соленый и буйный, возникла деревня. Высокий горный хребет верным полукольцом защищал ее жителей от ледяных ветров, сокрыв за собою бесконечное белое море, недоступное глазу. Многие, пытаясь добраться до побережья, бесследно исчезали в глубоких скалистых оскалах горных расселин.

Так длилось десятилетия. Покуда нечто неладное произошло на Малой Земле, отчего весь Мир двинулся с места, и каждый из рода людского ощутил на себе этот сдвиг. Небеса опустились под неведомой тяжестью, стали свинцовым, низкими, с редкими багровыми проблесками, пульсирующими, как нарывы, готовые вскрыться. Даже воздух изменил привкус. Жители деревни затравленно озирались, вскидывали головы, вглядывались в темноту, которая стала опасной и кислой, как желтый древесный плод. По ночам она не давала сомкнуть глаз, шевелилась за окном червивыми шорохами, леденящими сердце.

Поговаривали, что там, в горных пещерах и подземных каналах, пробудилось кровожадное зло, посланное в наказание за грехи. Путешественники рассказывали о могучем Змее, которому тысячи лет. Предания гласили, что нельзя убить существо, ибо лишь оно могло уничтожить себя, когда придет время. Невероятных размеров достигало чудовище, однако расти не прекращало. Волхвы заверяли: однажды Змей станет таким длинным, что обхватит собою весь мир. И едва он дотянется пастью до хвоста, небо погаснет навечно. Так поведали духи предков, вышедшие из могил, и нельзя было не верить им.

Немногие выживали после встречи с чудовищем. Понизив голос, они описывали виденное, озираясь, и поседевшие волосы обрамляли их лица. Пасть Змея, усеянная длинными клыками, перекусывала взрослого мужчину. Мощный хвост одним ударом сносил голову. Гибкое тело овивалось кольцом вкруг тела и перемалывало кости. Быстрый и сильный, Змей всегда достигал цели. Поистине великим было это зло.

Немного дней утекло, как принялось оно пожирать деревенских жителей и домашний скот. Стоило желтому диску на звездном небе налиться полным шаром, словно плод на древесной ветви, и спускался Змей с горного хребта подобно черной волне, дабы унести новую жертву – всегда только одну.

Силен был Змей: огибая телом углы домов, крошил и ломал он деревянные балки, в труху превратить мог даже камень, овив его кругом. Хитер и алчен был Змей: являясь ночами, оставался незаметен, только большие круглые глаза, выпуклые и далеко посаженные друг от друга, мерцали лимонным светом в непроглядной тьме. В гнетущей тишине чешуя чудовища шелестела, соприкасаясь с землей, словно тысячи насекомых. Тихо спускался он с гор, плыл среди темных домиков, объятых глубоким сном, следил за спящими и долго выбирал себе жертву. Ужасной была смерть от клыков его.

В той деревне у горной полуцепи жили отец, мать и дочь – девочка двенадцати лет от роду. Звали ее Лилит, и не было в мире более нежного, невинного и наивного существа, чем она. Не глядя на малый возраст, не было ей равных по красоте даже на Большой земле за ледяным океаном. Тонкий стан, глаза-изумруды и снежные волосы до колен очаровывали всех, кто видел ее. Молва путешественников рассеяла по всему свету рассказы о юной Лилит.

Луна за луною девочка росла, тело ее наливалось мясом, кровью и зрелостью, и щадил Змей маленькую красавицу, и не касался ее дома и кончиком хвоста. С нетерпением ждал он момента, когда завершится великий цикл, и понадобится ему плоть, способная выносить чудовищное потомство.

И вот, рассеялось небо, приближая миг своего конца, и решил Змей: «Хватит», и вознамерился похитить Лилит. Среди белого дня, купаясь в солнечном свете, спустилось чудовище с гор и поползло к селению, с корнем вырывая толстые стволы деревьев на своем пути. В оцепенение впали жители деревни, привычные к ночным нападениям. Страх великий объял каждого, и не нашлось бы среди них того, кто мог защищаться. Те, кто не лишился чувств и не потерял рассудок, стояли и смотрели, как длинное гибкое тело струится по земле черной рекою с блестящей рябью, как ищут кого-то внимательные желтые глаза, как сияет крупная матовая чешуя, что не пробить стрелою и не взять огнем.

В тишине огибало людей чудовище, подбираясь к дому, где жила избранная и предназначенная. И на беду не оказалось поблизости родивших ее на свет. Покуда солнце не спускалось на скалистый горизонт, не опасались отец с матерью оставлять в одиночестве чадо свое. Но надвинулось горе при свете дня, и никто не мог отвести его.

Догадывались жители, что наступит день, когда явится Змей, не пожрав никого, но дабы забрать с собою красивейшую из дев, что видывал свет. Тело ее нужно чудовищу, дабы завершить великий цикл, и откроется миру новое тысячелетие без смертей и погибели. Так исполнится пророчество на устах волхвов, предреченное духами предков, словам которых нельзя не верить.

И, обернувшись, узрела пред собою Лилит черное туловище, блестящее, как горный уголь, замерла на месте и выронила круглую чашу, полную молока. Разбилась у ног каленая глина, растеклась по земле жирная белая жидкость. Не было смысла убегать, ибо только за нею спустилось чудовище, что всегда настигало того, кто им избран.

Много повидала девочка смертей, дабы смириться со своею собственной. Но не стал Змей убивать маленькую красавицу, не причинил ей вреда. Бережно обхватил хвостом тонкую талию и возвратился в горы. И никто не смел остановить его, страшась мучительной смерти.

В темной пещере очнулась Лилит и долго плакала от горя. Густая мгла окружала ее, душила, твердые стены не имели проходов. Лишь когда забрезжил снаружи свет, стало видно, как ребристая глотка логова уходит вниз, в недра пещеры. На самом дне широкого тоннеля оставили Лилит.

Свет проникал совсем едва, и увидела девочка пищу, и бросилась к ней. Не осталось у нее сил даже на попытку побега. Слишком крутым казался ей выход из логова, слишком скользкими были стенки глубокой глотки, словно ползали по ним древесные слизни. Насытившись, заснула девочка прямо на земле.

Громкий шум разбудил ее погодя. То чешуя змеиная терлась о стенки тоннеля, и глухо скрежетали ее пластины, каждая размером с дверь. Приблизилась к девочке широкая плоская пасть с выпуклыми глазами. Зажмурилась от страха маленькая красавица, но шум прекратился, и все затихло. Распахнула девочка зеленые глаза и узрела пред собою высокого мужчину в толстых складках змеиной шкуры. Чешуя рассыпалась на нем, словно зола, оставленная полевым пожаром.

– Для чего не погубило меня, чудовище? – прошептала Лилит.

– Не для того похищена ты из дома родного, – ответили ей.

И догадалась девочка: коль скоро не может она послужить пропитанием, то должна послужить продолжению проклятого рода, ибо сказано давным-давно: лишь самая красивая среди людей понадобится чудовищу через тысячу лет, и прежде сдвинется Мир с места, как страшное знамение, дабы вспомнили люди о том, что должно свершиться.

– Убей, – взмолилась девочка и пала на колени, обливаясь слезами кровавыми. – Убей!

Ничего не ответили ей.

Был Змей и в теле человеческом жесток по-звериному, сладострастен и алчен. Гипнотизировали пленницу золотые глаза его, и сделалась она безвольной, словно мешок, набитый тряпками. Отныне только ему принадлежала Лилит, и ничто не могло помешать осуществлению пророчества.

Долгое время Змей находился с девочкой, покуда не убедился, что семя его прочно осело внутри юного тела, созревшего носить плод. Тогда снова обратился он чудищем, и привалил ко входу в логово огромный кусок скалы, дабы не сбежала Лилит, и уполз добыть пищи обоим.

Лишилась девочка рассудка после того, что сотворили с нею. Покуда не было рядом желтеющих глаз, в изнеможении била себя по животу, дабы чудовищный плод не успел завязаться и окрепнуть во чреве. Однако известно ей было: лишь подарив наследника Змею, станет она ненужной ему. Новая жизнь послужит залогом к спасению старой, и рождение победит смерть, как и было предначертано.

И возвращался с охоты Змей, и вновь обращался мужчиной. Шел поначалу к избранной своей и прислушивался, сжимая девичье горло, и проверял, растет ли бремя, не загубила ли. И росло оно и развивалось внутри не по человеческим срокам.

Прознав о случившемся, отправился в горы добрый молодец. Жаждал он освободить Лилит от гнета Змея и заслужить право взять ее в жены. Не взял с собой оружия храбрец, дабы подвиг его стал действительно великим и жил много веков, прославляя род и семью его. Крупным и сильным был юноша, и множество подвигов, обычным людям непосильных, успел совершить за малый срок жизни своей. Сражался он с болотным чудовищем голыми руками и перегрыз зубами шею его жилистую. Схватился и со зверем лесным: ногтями разодрал волосатое брюхо и вынул наружу кишки длинные, пузырчатые. Похитил у птицы огромной, живущей в горах, птенцов из гнезда соломенного размером с дюжину стогов сена. В воды морские нырял, дабы выдрать жабры у рыбины костяной, с шипами на хвосте и острыми плавниками, что рассекали камень, словно бы масло.

Знал добрый молодец, что голыми руками одолеет Змея, и деяние его станет сюжетом легенд и преданий потомков рода земного. Ко времени оному вырос зародыш во чреве красавицы, ибо звериным законам подвластно семя зверя, и поднял живот ей, и шевелился ночами проклятый клубок, готовясь выйти на свет. Привыкла девочка к похитителю, казался он ей простым человеком. Как прежде, редко говорили они меж собою, однако приносил Змей пленнице пищу и питье, выводил наружу ее, дабы могла прогуляться под строгим надзором обремененная змеиным семенем.

И вот, узрели они на пути своем доброго молодца. Вышел он из-за деревьев могучих и посмотрел на девочку и на мужчину рядом с нею, и понял он, что оборачиваться может чудовище древнее, а потому еще легче будет справиться с ним.

– Кто ты и для чего явился в эти владения? – вскричал Змей и схватил за руку Лилит, дабы та не сбежала.

– Я тот, кто одолеет тебя, чудовище мерзкое! – дерзко отвечал юноша. – Я пришел освободить девочку, дабы стать ее законным супругом.

– Ни к чему тебе губить жизнь свою, и без того короткую, в горах диких, безлюдных. Никто на помощь тебе не поспеет. Моих наследников носит она. Уходи, глупец, и назад не возвращайся.

– Не уйду я без девочки. Взгляни: безоружен я. Давай же сразимся в честном бою. Пусть заберет ее себе тот, кто окажется сильнее.

Тогда заплакала девочка кровавыми слезами. Долго ждала она спасителя, и явился он за нею, бесстрашный и могучий, дабы одолеть чудовище подземное, угольное, жестокое. Знала красавица: недолго осталось терпеть издевательства, скоро свидится она с отцом да с матерью, свадьбу сыграют скромную, и увезет ее муж любимый да ненаглядный в далекие края, где не бывает чудовищ.

Но обратился Змей к Лилит и сказал ей так:

– Знаем мы оба, что погибнет он. Если убежать задумаешь, все равно настигну тебя.

И, сказав это, прыгнул высоко Змей, обернулся кольцом и в мгновение ока из мужчины обратился в создание длинное, гибкое, черное, чешуйчатое. Одним ударом хвоста исполинского опрокинул героя, раздробив ему кости. Одним укусом пасти острозубой откусил буйну голову светлокудрую и с жадностью невиданной пожрал тело его. Не осталось на земле сырой и косточки доброго молодца, героя храброго и юноши смелого. И капли крови не осталось от него на траве высокой, на листьях древесных.

Вновь зарыдала маленькая красавица, пуще прежнего обливаясь слезами кровавыми. Мужем и хозяином стал для нее Змей, отцом потомства будущего. Живот ее рос стремительно, и все страшнее становилось девочке с увеличением срока. Близился час, когда неведомое выйдет на свет из чрева, опороченного чудовищем.

И спросила Лилит у Змея:

– Почто избрал ты меня?

И ответил Змей, что полюбилась она ему боле всех прочих.

– Хочешь ли, дабы стала тебе женою и любила тебя и детей наших?

И ответил Змей, что хочет. И поняла Лилит, что так оно и будет, ибо ведала, что любовь к истязателю объяла ей сердце.

Страшные предродовые боли мучили девочку несколько дней. И пролилась на сырую землю черная кровь вместе с желтым гноем. И выгрызли девичью плоть изнутри и показались на свет первые змееныши. Крошечные и слепые, не превышали размером они человеческий палец, и тела их сплетались меж собою в черный червивый клубок.

И кричала роженица от боли и ужаса. Словно из подземного логова, выползали из нее детеныши, и было их бессчетное количество. Наконец, разрешилась мать от бремени, и опал живот ее. Провела она в беспамятстве некоторое время, а едва очнулась, узрела, как множество змеенышей длиною в локоть оплетали ей руки и ноги, словно ядовитый плющ в глубине дремучего леса. И сказал Змей, что боле она не нужна ему, но дети их нуждаются в пище.

Заплакала Лилит и поняла, что напрасно поверила Змею, ибо все, что сходило с уст его, было ложью. Ведь не зря говорили волхвы, что любая змея несет обман, и так рассказывали им духи предков, вышедшие из могил своих, и нельзя было не верить словам их.

И обратился тогда мужчина в чудовище угольное, блестящее, и точным ударом хвоста расплющил о скалу голову девочки, дабы не мучилась она, пока тело ее будут есть заживо. И пожирали змееныши плоть ее день, ночь и еще один день. Насыщало материнское мясо их силой особою, от которой росли они быстро, уподобляясь породе отца своего.

И расползлось потомство Змея по всему свету, и поселилось в самых глубоких уголках его, и заснуло, дабы через тысячу лет, когда жив останется лишь один из них, вновь завершить великий цикл, предначертанный началом времен. А Змей обернулся кольцом гигантским, опоясал черным телом воду и сушу, сомкнул пасть на хвосте своем, и не стало больше той деревни, и скалистых вершин, и белого моря, и ледяного ветра.

Запретная тема

Открыв глаза, я обнаружила себя в каком-то незнакомом помещении. По виду, спальне, и очень даже уютной, несмотря на вездесущий хлам. Рядом, с головой под одеялом, кто-то лежал. И, самое интересное, что моя нога (как я обычно люблю делать во сне) была закинута на тело этого человека в районе бедра. В глубочайшем шоке я не смела шевельнуться, лишь бы не разбудить мирно сопящего рядом.

Господи, где я? Как такая порядочная и правильная девушка, как я, может проснуться НЕ У СЕБЯ ДОМА? Неужели измена? Пьянка? Этого не может быть. Я всегда была верна своему парню. И никогда не гуляла в клубах и шумных пьющих компаниях. Но это не дом моего парня! И это явно не его тело полностью под одеялом. Из горла вырвался хрипловатый стон разочарования и сожаления. Я не пью, не гуляю и не курю траву, чтобы вот так просыпаться в беспамятстве неизвестно где и с кем! Что же происходит?

Я находилась в такой панике, что не могла вспомнить даже вчерашнего вечера. Мысли спутались, как волосы после сна. Да-да, как мои волосы сейчас. Малость взяв себя в руки, я попыталась найти самое логичное объяснение происходящему. Кажется, я просто спала до этого, либо сплю сейчас. Мне все это или приснилось, или сейчас снится. Либо меня похитили. Что тоже, впрочем, маловероятно.

Дыхание пришло в норму, и я стала рассматривать комнату, постепенно находя ее знакомой для себя. Определенно, я тут была. Это стало точно ясно после минуты подробного осмотра. Но когда именно? В душе поледенело. Неужели?.. Я была тут раза два в жизни. Один раз я проходила тут тест по истории, когда у меня не было интернета, а другой раз – я ела тут клубнику. И это было гораздо, гораздо раньше. Около года назад.

Прояснение ситуации все только усугубило. Если я была права – это не сулило ничего хорошего. Это означало, что я, скорее всего, изменила своему парню. Этого факта я никак не могла принять. Я совершенно не такая. И этого не может быть. Хаос в голове снова поднялся, как ил со дна реки. Но в тот момент, как я начала вроде бы смутно припоминать вчерашний вечер, тело рядом зашевелилось, совершенно выбив меня из колеи. Пока оно лежало неподвижно, я могла думать, вспоминать, проклинать себя – все, что угодно, но теперь я не могла думать ни о чем, кроме одного. Сейчас одеяло опустится, и я увижу…

Из-под белой ткани показалась русая голова, затем – заспанное лицо молодого парня, с острым носиком и серыми глазами-листочками. Я вскрикнула от испуга и упала с кровати, попытавшись убежать в положении лежа. Самые худшие предположения подтвердились. Тело поднялось и удивленно вскинуло брови, оказавшись моим одногруппником. Одеяло откинулось, и я увидела, что на нем кроме спальных шорт ничего нет. С ужасом я осмотрела себя, все еще не вставая с пола – слава богу, я была одета. Причем одета как-то странно, совсем не в спальное: безразмерная серая майка с черепом, такие же не по фигуре шорты, мужские носки. Лифчика нет.

Я смотрела на него с пола, а он, с кровати, уже сидя, на меня. Оба ничего не понимали, но яро пытались вспомнить. Его волосы торчали вверх, обветренные губы были плотно сжаты, добрые глаза насторожены. Я решила даже не предполагать, как сама сейчас выгляжу.

Схватившись рукой за одеяло, я начала медленно подниматься обратно на кровать. Медленно. Вот я уже на кровати. Сижу рядом с ним. Мы все так же молча продолжаем смотреть друг на друга. Будто и не видели друг друга два этих года, что вместе учимся.

– Между нами ничего не было? – с надеждой спросила я.

– Нет. Ты не помнишь, что ли?

– Смутно, – ответила я. Как же я обрадовалась отрицательному ответу!

Мы с Валерой никогда друг другу не симпатизировали, мы дружили. И довольно крепко. Мы почти всегда сидели вместе, из какой-нибудь жопы, куда вместе попадали, выбирались тоже вместе. Этакие два шутника-затейника в группе. Сначала мне понравился Валера, как мальчик, в первый день на первом курсе. Но когда я узнала его получше, то поняла, что никем больше, кроме друга, он для меня никогда не станет. Основой нашей дружбе послужила небольшая борьба характеров, случившаяся еще в начале первого курса. Мы долгое время не любили друг друга. Да что там, я его просто ненавидела. Пройдя этап с колкими высказываниями в адрес друг друга и черными списками в социальных сетях, мы как-то незаметно стали дружить. Сначала – в одной компании, потом откололись.

Я всегда знала, что Валере нравится другая девочка. Много других девочек. Я в его вкусы не вхожу, никогда не входила. И о ревности не могло быть и речи, хотя я порой и признавала за собой негласный грешок. Мимолетный.

Мы хорошо общались, хорошо и часто. Обнаружили много общих интересов, даже чувство юмора у нас было практически одинаковое. У нас было столько приколов и специальных фразочек, которые больше никто не понимал. Даже танец был свой. Иногда одногруппники, наблюдая за нашими выходками, крутили пальцами у виска. Любовно, понятное дело, без презрения. Наш с ним общий дебилизм никогда не отталкивал людей, наоборот, притягивал. Дурачков любят, шутов любят, и таких придурков, как мы, тоже жаловали. Но так было. В последнее время мы общались намного хуже и реже. Все из-за одной девочки. Ну, и моего очень ревнивого парня.

Я никогда не могла представить нас с ним, бывших хороших друзей, в одной постели. Именно как парня и девушку. Нет, никогда. Но ирония судьбы вносит в жизнь свои коррективы. И теперь мы имеем то, что имеем. И все-таки как же я рада отрицательному ответу!

– Внатуре не помнишь что ль? – удивился он.

– Бля, сказала же, что нет.

Вот он, наш обычный тон общения. Теперь я почувствовала себя в своей тарелке. Любовники, проснувшись в одной постели, явно так друг с другом не разговаривают. Наверняка это все какая-то грандиозная ошибка…

– Ну епте, – он негодующе вскинул руки вверх и закатил глаза. Тоже давно изученная манера реагировать. Так Валера выражает удивление, негодование, возмущение и даже злость. – Я ей помогаю, а она потом даже не помнит!

Мы оба начали улыбаться, постепенно понимая, в чем дело и почему мы проснулись в одной постели у него дома.

– Я вчера не смогла уехать домой из города… – осторожно начала я, подбирая слова, – потому что…

– Ты написала мне, что на последнюю электричку не успела, а денег на автобус не хватит…

– Точно. Теперь вспомнила. Я так испугалась, что я не дома, и со страху все позабывала.

– Ну и когда ты теперь домой?

– Ты охренел? – разозлилась я. – Я только встала, а ты меня сразу гонишь!

– Да не гоню я! – раздраженно повысив голос, возразил он. – Просто спросил, че, ты ж тут жить не останешься все равно.

– Спасибо, что выручил. Что бы я без тебя делала? На вокзале ночевала?

– Не за что, – все еще недовольный моей вспыльчивостью, ответил Валера и уставился на меня.

В тот миг я почувствовала, что еще никогда за эти два года, что мы с ним знакомы, у нас не было возможности вот так наедине поговорить. Открыто, честно, искренне и о чем угодно. Без посторонних ушей и ртов, любящих разводить сплетни на пустом месте.

– Почему ты лег со мной на диван? – прикусив губу и заправив прядь волос за ухо, спросила я.

Вчера, когда я ложилась спать, он еще сидел за компом. Он вообще задрот на тему стратегий еще тот.

– Пф, а ты видишь еще какую-то кровать в моей комнате?

– Нет, но я думала… Не знаю.

– Ну и че, я из-за какой-то женщины должен на полу мерзнуть? Диван – огромный. Че я тебе, мешал, что ли?

– Вроде нет, – ответила я, вспоминая, как спала, преспокойно закинув на него ногу. – А я тебе?

– Мне вообще пофиг. Я спал как убитый.

– Хочешь, я пожрать приготовлю? Как знак благодарности за ночлег?

– Не. Мамка не любит, когда ее посуду трогают. Так что не надо.

– А она еще дома? – испуганно прошептала я, отпрянув.

Валера протянул руку к тумбочке и взял свои наручные часы, которые я за время нашей дружбы таскала на себе уже много раз.

– Не, на работу ушла полчаса назад. По крайней мере, должна была.

Валера жил с мамой в двухкомнатной квартире практически в центре города. Он был оболтусом, игроманом, лентяем, но что-то приятное и близкое для меня в нем было. Иначе дружбы не вышло бы. Валера был из тех, кто не тупой, но троечник; кто не высыпается и большую часть дня посвящает компьютеру.

– Слушай, я вчера была так расстроена, что придется остаться в городе… Даже не помню, как переоделась.

– Ну, че, ты сказала – неудобно, – он зевнул и упал на подушку, закинув руки за русую голову. – Я тебе и дал, че на полу валялось.

В комнате у Валеры, и правда, был срач, достойный настоящего сорокалетнего холостяка: горы посуды, пустых коробок и пачек у вечно включенного компа; одежда разбросана по всем поверхностям в таких количествах, что приходится расчищать себе дорогу, как сквозь сугробы; кровать никогда не заправляется; книжки и учебники шатко громоздятся на столике и тумбе вперемежку с обрывками листов, тетрадками, проводами от наушников и подзарядок. Полнейший хаос, в котором нереально найти что-то, если вдруг потеряешь. Когда я попала сюда в первый раз, руки чесались все прибрать и помыть. Но Валера категорически запретил, сославшись на то, что не хочет выслушивать расспросы матери о «девочке, которая приходила». Тем более, что этой особой была я, а уж меня он точно как девочку не воспринимал.

Я осторожно легла обратно, подложив руки под прохладную подушку. Было как-то неуютно, и в то же время хотелось тут оставаться и дальше.

– Мой парень убьет, если узнает, где я ночевала. И меня, и тебя.

– Пф, так не говори ему, че. Большое дело, можно подумать, – врать.

– Все равно уже доверия не будет.

– Ну тогда брось его. Хули он вечно тебя к столбам ревнует.

– Не знаю. Но к тебе он ревнует больше всего. И на столб ты не похож.

Валера молча смотрел на меня.

– Я на первую пару не пойду, – сказал он после минутного раздумья.

– А че?

– Не кайф.

– И как я, одна пойду?

– Ну раньше же ходила как-то сама.

– Так раньше я у тебя и на ночь не оставалась ни разу.

– Все равно.

– Я поняла. Ты просто не хочешь, чтобы нас увидели вместе. Так стесняешься меня, друг? Я такая некрасивая? Или не твоего уровня? – Я распалялась. – Лучше бы на вокзале ночевала, блин, – ядовито бросила я и начала вставать.

Но Валера остановил одним своим тоном:

– Вер, хватит нести параноидальную хуйню. Я тебя никуда не гоню. Хочешь – оставайся, а ко второй вместе пойдем.

– Не надо делать мне одолжений, – я гордо поднялась, поправляя волосы и задравшиеся шорты, шорты Валеры. – Я все понимаю и уйду раньше. Ты же еще хочешь вернуть ее.

– Вера, блять. Хорош выебываться. Я тебя достаточно знаю.

– А я тебя вообще знать не хочу, после всего того, что вы делали за моей спиной.

Как легко, оказывается, высказать наедине все, что накипело!

– Так, мы вроде договорились, что не будем это вспоминать.

– Я бы и не вспоминала, если бы ты свое слово держал. Как настоящий пацан.

Валера перевернулся на бок:

– Я с ней и так не общаюсь. Пусть валит к своему дружку-пидарку. Ее у меня даже во Вконтакте нет в друзьях.

– Она на днях сказала, что ты есть у нее в Твиттере и на Фейсбуке. Проговорилась, да?

Валера замолчал. Молчал он потому, что был умным парнем, и раскрытую правду никогда не отрицал.

– В этом ты весь. Двуличный.

– Чего, блять?

– Ненавидишь педиков, а у самого друг – бисексуал. Все знают, что он брал в рот! Сказал, что больше ее знать не хочешь, а сам ее из Вконтакте для вида удалил, а во всех остальных соцсетях оставил.

– Да не оставил я ее! Я и правда не общаюсь с ней, только здороваюсь, и то потому, что она в нашей группе. И че я вообще перед тобой оправдываюсь за свою личную жизнь? На то она и личная!

– Да, ты прав. Ты не должен оправдываться, конечно. Это я лезу в твою жизнь, и прости меня за это.

– Проехали. Ляжешь?

Я легла обратно и уткнулась носом в подушку. Люблю его за его отходчивость и необидчивость. В универ не хотелось ужасно. Валера прикрыл глаза, долгое время мы молча лежали.

– Валер?

– Че?

– Ты любил ее?

– Бля-а-а, не знаю, отвали.

– Сука ты, Валера.

– Ага, – сонным голосом согласился он. – А ты – стерва и дура, потому что женщина.

– Молчал бы, лицемер, – вяло откликнулась я, чисто для поддержания живости беседы.

– Да ты охренела в моем же доме мне указывать.

– Я хоть сейчас могу уйти.

Валера промолчал. И это меня удивило. Обычно в таких случаях он отвечает: ну и проваливай, мне-то че?

Мы долго молчали и наконец задремали.

Проснулись мы одновременно от того, что соприкоснулись ногами.

– Бля, че ты грабли-то свои раскинула, женщина? – Валера недовольно протер глаза и посмотрел на наручные часы. – Вот сука-а-а…

– Что случилось?

– Да времени до хуя уже. Третья пара идет.

– Как?! – я подскочила на месте.

– Ой, да забей.

Я поколебалась между чувством ответственности и тем, чтобы привычно махнуть на все рукой. Как всегда, выиграло второе.

– Сегодня там все равно несерьезные пары.

– Думаешь? Можно и весь день прогулять? – с сомнением спросила я, приняв положение полусидя.

– Вер, может, поговорим?

– О чем?

– О нас двоих.

Я выпучила глаза.

–Валер, это вообще ты? Тебя, наверное, подменили, пока я спала.

– Вер, я вот подумал, что твой парень не зря тебя ревнует ко мне.

– Конечно, не зря, мы же всегда были не разлей вода – тут любой дурак подумает о том, что у нас роман. А сегодня ночью я вообще…

– Сегодня ночью ничего не было, – прервал он, приподнявшись на локте. – Но будет. Обязательно.

– Чего-о-о? Ты… – голос мой прервался под его серым приближающимся взглядом. Он поцеловал меня. Неглубоко, но достаточно серьезно, чтобы я поняла его намерения. Меня прошиб холодный пот. Это для меня было то же самое, как если бы меня поцеловал родной по крови брат. Ужасно, страшно и неправильно.

– Валер, ты че? – ошалело смотрела я, отодвигаясь.

– Вер. Не думай сейчас, что я тебя использую ради чего-то. Ты знаешь меня давно – я не такой. Если ты не хочешь, чтобы я к тебе прикасался, ничего не будет, и я к тебе больше никогда не притронусь.

Я слушала, затаив дыхание и сжав руки на груди под одеялом. Я была очень напугана тем, что он так неожиданно снял маску и показал свое истинное лицо.

– Валер, ты мне нравишься, но…

– Но. Это из-за парня, да? Или из-за Беллы?

– Валер, послушай, мне тоже есть, что тебе сказать.

– Нет, послушай ты. Сегодня ночью я просыпался и выходил на балкон курить. Я думал о тебе. Я понял, что мне с тобой всегда было хорошо и уютно, почти как с другом. Почти. Я думал о том, что сегодня моя кровать не пуста. В ней спишь ты, со мною рядом. Я никогда не знал точно, как ты ко мне относишься. Нравлюсь ли я тебе? Я не рисковал выяснить это, потому что дорожил нашей дружбой. Мы хорошо дружили, и я решил оставить все как есть. Потом у тебя появился парень, и я убедился, что сделал все верно, что я – не твой человек, и ты ко мне равнодушна как к парню. Я делал вид, что мне пофигу, и весьма удачно. Я решил, что ты счастлива с ним, и я буду довольствоваться дружбой с тобой. И мне этого вначале хватало. Потом сделалось сложнее, но тебя я решил не трогать, увидев, что с парнем тебе хорошо. Я закрутил роман с Беллой. Просто чтобы отвлечься. Хоть она и была твоей подругой, это была ее идея – скрыть все от тебя. Но она оказалась сукой. Она испортила даже дружеские отношения между нами…

– Валер, прекрати. Мне неприятно это вспоминать.

– Ты никогда не думала, почему я сам рассказал тебе о нашем с ней разрыве? Я хотел проверить твою реакцию. Будет ли ревность? Может, тебе не все равно на меня? Но получил только злость. Ты решила, что мы тебя предали, и на полгода отправила меня и Беллу в черный список. Не только в сети, но и в жизни.

– Валер… – на глаза накатили горячие слезы.

– Ладно, я больше не скажу на эту тему ничего. Я просто хотел, чтобы ты знала, как все было на самом деле. Я был с ней только от безысходности. Так вот, когда я, стоя на балконе, выкурил полпачки в раздумьях, стоит ли пользоваться шансом все тебе открыть, я вернулся в комнату и увидел тебя на своей постели. И у меня внутри будто защемило. Такого не было, даже когда ты рассказывала о своем парне. Тогда я понял, что стоит. Я ведь часто мечтал видеть тебя здесь, и вот ты здесь. Так удачно не смогла уехать домой и обратилась за помощью именно ко мне – своему старому другу.

Никогда еще за два года знакомства Валера не произносил столь длительные и откровенные монологи. И то, что он говорил, поражало меня с каждым словом все сильнее.

– Валер, я не знаю, что на это сказать. Ты мне всегда нравился. Но я видела твое чисто дружеское отношение ко мне все это время, и поняла, что надеяться не на что. Решила оставить это дело. Настроила себя на то, что никем, кроме друга, ты мне никогда не станешь. Наверное, если бы я хоть раз увидела интерес к себе с твоей стороны, у меня была бы какая-то надежда, и я не стала бы встречаться с тем, с кем я сейчас…