Читать книгу: «Эффект прерванного счастья», страница 3

– Сколько мы не виделись? Год? Два?

– Около того.

– Да-а, слушай, надо бы собраться как-то, пивка выпить, вспомнить лицей. Ты как?

– Как-нибудь можно.

– Не, к чёрту тебя с твоим «как-нибудь»! Дозвониться до тебя и так сложнее, чем до президента, так что в эту субботу у меня, лады?

Его взгляд вдавил меня в спинку стула, и у меня не было другого варианта, кроме как согласиться.

– Пообещай, – настойчиво произнёс Артём.

Услышав моё «обещаю», он довольный встал из-за стола, сказал, что ждёт меня ближе к вечеру, а после растворился в дверном проёме.

Настала суббота. Я вышел из дома заблаговременно, планировал немного прогуляться, перед тем как запереться в душной квартире с малознакомыми людьми. Я уже тысячу раз пожалел о своём обещании, но держать слово всё-таки надо. С Артёмом мы какое-то время довольно тесно общались, что по многим причинам казалось мне странным. В основном его круг общения состоял из околотюремных ребят. Они вели долгие разговоры о «понятиях», слушали шансон и одевались соответствующе. В личной беседе он всегда поправлял моё «спросил» на «поинтересовался», хоть этого я и не понимал, но всё же запомнил и даже стал использовать в повседневной жизни. Сам он, конечно, мало был похож на своих друзей, что, в общем-то, меня и удивляло, чувствовались в нём доброта и преданность. Казалось, что к нему можно обратиться за помощью в любое время дня и ночи и он не подведет, но обычно как раз таки обращался за этой самой помощью сам Артём. Встревал он в переделки двадцать четыре на семь. Было ощущение, что проблемы сами его находят, а он особо и не сопротивляется. В один из таких дней, когда мой товарищ привлек к себе достаточно лишнего внимания, директор лицея, обращаясь к Артёму сказал: «Ты точно не своей смертью умрёшь, Зубилов». Мы, конечно, все посмеялись, но в сущности такой фразой я его бы и описал.

Нажимая на звонок квартиры, я решил, что уйду при первой же возможности. Дверь отворилась, на пороге меня встретила худая невысокая девушка с острым маленьким носом и чёрными прямыми волосами, представилась она как «Алиса» и проводила меня на кухню.

– О, старик, ты вовремя, – Артём копошился с закусками, а если быть точнее, пересыпал чипсы и сухарики из упаковок в тарелки.

– Тебе помочь? – спросил я.

– Да, будь так добр, отнеси запивон в гостиную, – оборачиваясь ко мне, он указал на две упаковки сока, – а ты чё это с тортом?

Он звонко засмеялся и крикнул на всю квартиру:

– Детка, он пришёл с тортом!

На что в ответ услышал такое же громкое:

– Да, малыш, я видела.

Мне слегка стало не по себе, и я стал было оправдываться, мол, что я не пью, а с пустыми руками приходить не вежливо, но в чём-то он был прав – я мог принести бутылку вина. Почему я взял торт?

– Ладно, мужик, тащи его тоже в гостиную, устроим чаепитие, – так же задорно хохоча, он вернулся к подготовке своего фуршета из чипсов и сухарей.

В гостиной, уставившись в телефон, сидела Алиса. На столе уже стояла кое-какая закуска, бутылка недорого виски и две пустых бутылки пива. Телевизор транслировал популярные клипы, среди которых за всё время я не увидел ни одного знакомого. Квартирка была небольшой, виден был качественный ремонт и чувствовался уют из-за приглушенного света ламп. Спустя пару минут одну за одной Артём стал вносить тарелки, судя по их количеству, приглашен был далеко не я один.

И правда, примерно через полчаса в квартире уже было не протолкнуться. Я был рад двум вещам: я уже успел сесть в кресло в углу (движение вокруг меня было сведено к минимуму), и я мог очень скоро уйти так, что Артём бы этого не заметил. Курили почти все, а на балконе могло поместиться от силы человека три-четыре, так что большинство выходили на лестничную площадку. Оставалось отсидеть лимит вежливости, дождаться, когда хозяин квартиры выйдет на балкон, и свалить. Среди гостей я никого не знал. Практически у всех парней были одинаковые причёски, тату на предплечье, футболки с вызывающими надписями и джинсы с дырками на коленях. Под боком у каждого была девушка с каре и с татушкой на шее. Все через одного потягивали виски из стакана и пялились в телефон, и также через одного кричали: «Сейчас моя», после чего включали песню, неотличимую от предыдущей. Конечно, все они не были копирками, наверное, каждый был уникален в своём протесте по отношению к этому миру, но мне было лень разбираться в уникальности каждого. В своё время я эту борьбу проиграл, и, как остальные лузеры, стал называть это гармонией. Накатила волна ностальгии по временам, когда я пил пиво в подъезде, пока мой школьный товарищ через жестяную банку вдыхал тлеющую щепотку спайса вперемешку с табаком. Мало в этом было приятного и благоразумного, если посмотреть объективно, но ещё до товарища с жестяной банкой были товарищи с целлофановыми пакетиками и клеем. Удивительно только, как я дожил до своих лет без какой-либо зависимости или без судимости, но в тех компаниях мне было спокойнее и уютнее, чем в квартире с этими людьми. Одна из девушек, подойдя к книжной полке, подвинула стоящего там Будду, так что теперь он понимающе смотрел на меня, и из-за его спины вытащила роман Буковски «Женщины», быстро листая его, она дважды презрительно поморщилась и один раз улыбнулась. Я подумал про себя, что, если бы она поморщилась один раз и два раза улыбнулась, то я бы, может, задержался тут, подошел и заговорил бы с ней, но теперь в этом не было никакого смысла, это была последняя капля.

Уходя, я заметил, что купленный мною торт был уничтожен подчистую, в свободной кресло тут же плюхнулись две худенькие девочки. На балконе курили одновременно и Артём, и Алиса, так что останавливать меня никто не стал, все были слишком увлечены обсуждением видеоигр.

Морозный вечерний воздух ударил в ноздри. Я поднял голову вверх, из окон той самой квартиры бил свет и лилась музыка, но больше мне понравилось, как падал снег. Из-под сугробов нахмурено на меня посматривали сталактитовые домики из дерева, и только в это время года на них в ответ можно было взглянуть без острой боли. Но жить в них без боли было на порядок сложнее. Я прыгнул в рейсовый автобус без уверенности, что он отвезет меня, куда нужно, ведь куда мне нужно, я не знал.

IV

– А в чём твоя проблема? – я произнёс это, не ожидая, что получу ответ даже отдаленно похожий на искренний.

Те самые каштановые волосы сейчас были спрятаны под вязаную шапку, но отдельные локоны непослушно сползли на покрытые румянцем щёки.

– Порой мне кажется, что это я создала весь мир и все вокруг – продукт моего больного разума. Сойдёт за проблему?

– Хм, даже не знаю, – ответил я, ещё до конца не понимая уровень искренности такого ответа. – Я тоже часть твоего разума?

– Не более чем.

– Хотел бы я, чтобы это оказалось правдой.

– Почему?

– Тогда бы я знал, кого во всем винить.

Кажется, мой ответ ей показался забавным.

– Ха, чем тебе Бог для этого не годится?

– Бога я не видел, и какое мне дело до него, а вот тебя я вижу, ты здесь и сейчас: живая и красивая.

– На счёт живой я бы поспорила.

Она молча отвела взгляд и уставилась куда-то вдаль, краем глаза я заметил, как уголок её рта борется с позывом заостриться в милой улыбке. Но, пытаясь оставаться серьёзной, она крепко сжала свои губы и спустя секунду спросила:

– А всё же, если бы он сейчас в эту минуту снизошёл до нас, чтобы ты у него спросил?

– У Бога-то?

– Ага.

– Даже не знаю. Наверное, ничего бы не спрашивал.

– Что, совсем ничего? – она искренне удивилась и ещё сильнее развернулась ко мне.

– Совсем ничего, – я улыбнулся и посмотрел на неё, – мне кажется, он неимоверно устал от вопросов, тем более я бы хотел найти ответы самостоятельно, в тот самый момент, когда я был бы готов их понять. Так что Бога… его бы я, наверно, просто выслушал, не важно, о чём бы он мне рассказал: какая у него тяжёлая работа или о том, что ему пришлось уволить повара за то, что он использовал для шарлотки яблоки, в общем-то, не важно. Мне в любом бы случае это было интереснее, чем его объяснения смысла нашей жизни.

– Никогда бы не подумала, что ему надо высказаться.

Её задумчивая гримаса окончательно сменилась улыбкой и, уводя вектор разговора к более земному, я спросил:

– Если всё вокруг – часть твоего разума, то откуда у нас атомное оружие и космические станции, ты же даже устройство микроволновой печи не знаешь?

– Выходит, что всё-таки знаю.

– Как это?

– Моё сознание – тоже часть этой игры, где-то глубоко во мне хранится вся информация, существующая в головах остальных, но к которой я пока не могу получить доступ, – минуту она разглядывала свои кроссовки и едва заметно шевелила губами, видно было, что она тщательно подбирала слова, чтобы продолжить свою мысль, и, наконец, она заговорила: – Знаешь, мне так действительно проще. Звучит, конечно, глупо, не спорю, но мне помогает не запариваться и не забивать голову мнением других людей. Какая разница, что о тебе думают созданные тобою же человечки, они перестают существовать для меня, как только пропадают из моего поля зрения.

Её голос ещё эхом оседал в моей голове. Не забивать голову мнением других людей – звучало так просто и так сложно одновременно. Я взял её за руку, и она обернулась. Выглядела она растерянной, её взгляд ещё мгновение оставался мутным и безжизненным. Я лёг на спину и слегка потянул её за собой. Мы лежали на холодной земле и смотрели в абсолютно черное небо.

– Закрой, пожалуйста, глаза, – произнёс я, не отрывая свой взгляд от повисшего над нами чёрного пятна без единой звезды.