Читать книгу: «Небесные глаза. Ретагор», страница 3

Харник напрягся, выпрямился в кресле, пальцы вцепились в подлокотник.

– Что с ним? Где он?

Они действительно друзья или единомышленники, мелькнуло у Ретагора, увидевшего такую реакцию. И он решил говорить помягче, а потому начал по порядку.

– Я простой охотник, занимаюсь своим нехитрым промыслом, но кроме этого нанимаюсь к разным людям, которым нужно безопасно или незаметно путешествовать. Анур нанял меня в Готибрайе, я должен был провести его до Велина так, чтобы никто нас не видел. В одном дне пути от Велина нас поджидала засада. Может, они шли за нами, но это вряд ли, а может все-таки им удалось нас выследить, хотя не представляю, как. Их было четверо, и Анур был убит стрелой…

При этих словах Ретагор заметил, что Харник как-то сразу обмяк. Он приложил ладонь к лицу и несколько мгновений просидел в такой позе. Потом поднял глаза, в которых вот-вот готовы были навернуться слезы. Для Ретагора это оказалось настолько неожиданным, что он уставился на Харника, не веря собственному зрению. А тот проговорил тихим убитым горем голосом:

– Господь Всемогущий… Это ужасная весть. Это… все, теперь все пойдет прахом. Все наши старания… Теперь страданий всем не избежать.

Выслушав эту бессвязную речь, Ретагор продолжал:

– Двоих из них я убил, еще двое были ранены, что стало с ними, я не знаю.

Харник практически не слушал его, он погрузился в раздумья, потом вдруг встряхнулся и повернул к Ретагору свое искаженное горем лицо:

– Как вы узнали, что должны придти сюда? Вообще, расскажите дальше.

– Как я сказал, двоих я убил, двоих ранил, после чего вернулся к Ануру, которого считал уже мертвым. Но он держался до последнего. Он наказал мне увидеться с вами и передать вам то, что он нес с собой.

Тут Харник вскочил на ноги и, уперевшись в столик между ними, вперил в Ретагора горящий взгляд своих расширившихся зрачков.

– Так он все-таки нес сюда…! – он не договорил, потом добавил громким шепотом: – Ларец! Он нес ларец! Раз вы здесь, вы знаете об этом.

Ретагор перекинул мешок и положил его на столик. Потом подвинул его в сторону Харника, который при этом медленно опустился в свое кресло и, как зачарованный, уставился на него.

– Здесь несколько свитков, еще кое-какие мелочи и ларец, о котором вы говорите, и который Анур наказал мне беречь, как зеницу ока, – с некоторой усталостью в голосе проговорил Ретагор, потом взял бокал и сделал глубокий глоток, откинувшись на спинку сиденья.

Харник нерешительно протянул руки к мешку, положил их на него и, подняв лицо к потолку, громко выдохнул:

– Боже милостивый! Благодарю! Благодарю! – А затем резко посмотрел на Ретагора и добавил: – А вас благодарю особо, дорогой мой человек! От лица… от лица… нет, я не вправе этого говорить, но примите мою… нашу искреннюю благодарность!

Если бы Ретагор был менее толстокож и более сентиментален, он бы непременно покраснел, настолько эти слова прозвучали искренне, чувственно, от всего сердца. Ретагор ощутил, как мягкое тепло растеклось по его груди. Он захотел как-то сгладить все, что происходило, он не любил, когда люди так уж чересчур считают себя ему обязанными.

– Я всего лишь выполнил обещание, данное человеку перед смертью. Мне было несложно, поверьте.

Харник вновь пристально посмотрел на него и проговорил:

– Вы подвергались смертельной опасности и подвергаетесь до сих пор, друг мой. На вас напали не простые грабители, а если и они, то действовали по наущению лю… нет, не людей, просто тех, кто считает своим долгом помешать нам – я уверен в этом. И меня удивляет, что вы, зная это, – ведь вы догадывались об этом, не так ли? – все равно взялись за это опасное поручение. Вы храбрый человек.

Сказав это, Харник раскрыл мешок и бережно, по одному, стал вынимать из него вещи. Личные вещи, свитки, молитвенник, еще одна книга и наконец, ларец. Когда он взял его в руки, в каждом его движении чувствовалось благоговение.

– Вы не открывали его? – спросил он, но тут же сам ответил: – Хотя, что это я спрашиваю? Разумеется, нет. Его невозможно открыть. Разве что сломав его, а он цел и невредим. – Он искоса посмотрел на Ретагора, прищурив глаза: – Я несколько ошибся: вы не только храбрый, но честный человек.

Ретагор пожал плечами и налил себе еще вина, он чувствовал жажду, словно не пил ничего целую вечность.

– Не отнекивайтесь, друг мой. – Харник отложил ларец в сторону, выглядел уже значительно успокоившимся и опять пристально смотрел на Ретагора, но прежней почти враждебности и настороженности в его взгляде уже не было. – Ведь вы могли подумать, что в ларце какое-нибудь сокровище, большая ценность, раз за ними охотятся. Взять да и сломать его. Не правда ли?

Ретагор покачал головой.

– Человек не думает о сокровищах на пороге смерти. Он думает о чем-то много более важном. А если просит сберечь это и передать кому-то, значит, еще более важном, чем можно представить. К тому же Анур сказал кое-что перед смертью.

Харник резко вскинулся.

– Что?

– Он просил передать на словах. Теперь у вас есть ключ, нужно найти, что он открывает, – произнес Ретагор.

Харник сморщил лоб.

– Что же он имел ввиду?

Ретагор лишь мог пожать плечами:

– Не знаю, но видимо, что-то очень важное.

– Вам невозможно представить, насколько важное, – торжественно проговорил Харник, бросив взгляд в сторону ларца. – Но я не представляю, что это за ключ. У нас в Хун… там, где я живу, много ключей, но что именно он имел ввиду…

– Может нападавшие в курсе? – предположил Ретагор. – Они говорили именно о том, что Анур нес собой. И тем подтвердили, что там нечто очень важное.

Харник шутливо погрозил Ретагору пальцем:

– Тогда вы и вовсе принижаете свои заслуги. Ведь вы напали на убийц Анура уже после того, как решили, что он убит, не так ли?

– Верно.

– Но до того, как Анур поручил принести ларец мне.

– Тоже верно.

– Что-то мне подсказывает, что они пытались с вами договориться.

Ретагор улыбнулся.

– Так и было.

– Так почему вы не согласились?

– Что бы это ни было, Ануру это было очень дорого, я не мог отдать это.

Харник пристально посмотрел на Ретагора.

– Знаете, я давно не встречал таких людей, как вы. Вы человек слова, храбрый, решительный, ведете, как я понял, незатейливый образ жизни, и, по-моему, совершенно лишены честолюбия.

– В последнем вы ошибаетесь. Если под честолюбием понимается грабить мертвецов, то да, но ведь это не так. Я хочу стать лучшим, чем бы ни занимался, но не за счет других. Я хочу разбогатеть – а кто не хочет? – но не за счет грабежа или воровства. Разве это не честолюбие?

– Поразительно! Вы рассуждаете, друг мой, как ученый муж, как просвященный философ, а при этом я уверен, что вы не умеете читать.

– Вновь ошибка – я умею читать и писать, хотя до сих пор особой пользы мне это не приносило.

Харник покачал головой:

– Вы человек-загадка. Простой и одновременно сложный. Вот пример того, как опасно опираться на стереотипы.

– Что-то в этом роде сказал мне Анур утром, в день смерти, – с грустью в голосе проговорил Ретагор.

Харник глубоко вздохнул и задумчиво потер руки.

– Да-а. Смерть Анура это большая потеря, очень большая. – Потом повернул к Ретагору лицо и спросил: – Каковы ваши планы на будущее, друг мой?

Ретагор пожал плечами, слегка удивленный таким вопросом. Дело в том, что по тону было видно, что вопрос этот задан не из праздного любопытства.

– Завтра праздник, собираюсь на нем повеселиться, ну а потом, не знаю… я человек вольный, да и без дела не останусь.

Харник, не перебивая, выслушал, после чего встал, подошел к окну и отдернул гардины. Уже была глубокая ночь, за окном было темно, но, похоже, Харника это не интересовало. Он открыл окно, и, не мигая, уставился наружу. Затем он поднял голову, шумно вдохнул свежего ночного воздуха и повернулся к Ретагору.

– Мы очень нуждаемся в таких людях, как вы. Мы потеряли Анура, и это потеря ужасная. Однако Бог посылает мне такого человека, как вы, и я не имею права этим не воспользоваться. Я предлагаю вам нечто очень серьезное, хотя и очень опасное, но мне кажется, что опасностей вы не боитесь.

Ретагору было приятно слышать эти слова, и он воспринял их и предложение Харника довольно серьезно. Но он сразу понял, что это не для него, ему даже было неинтересно выяснять, что именно предлагается ему: стать слугой, помощником, посыльным, охранником, телохранителем или еще что-то – он хотел остаться вольным человеком, который ни перед кем ни в отчете, и ни кому не обязан. Однако Харник говорил искренне, и обижать его не хотелось, не хотелось портить последние минуты встречи, пусть даже они больше не увидятся. Поэтому он собрал всю деликатность, которой наградила его природа и частое общение с различными людьми, в том числе и нанимателями, и произнес:

– Мне очень лестно то, что вы предлагаете, хотя я и не совсем понимаю детали и подробности. Но, к сожалению, я вынужден отказаться – мне нравится тот образ жизни, который я веду, и уже не в том возрасте, чтобы что-то всерьез менять. Простите.

Он начал вставать. Харник подошел вплотную и положил ему руку на плечо. В этот момент он выглядел совсем не так, как тогда, когда Ретагор увидел его впервые. Сейчас он выглядел почти по-отечески. Он поднял голову, потому что был значительно ниже Ретагора и заглянул ему в глаза.

– Насколько я успел тебя узнать, уговаривать тебя нет смысла?

Ретагор сочувственно покачал головой.

– Очень жаль. Ну, так тому и быть. Остается последний вопрос: назови, какую награду ты хочешь за все, что ты сделал? И она может быть очень большой, потому что ты не представляешь, сколь важен твой поступок, и сколь высоко я ценю твою честность и отвагу.

Ретагор несколько опешил, потому что вообще не думал ни о какой награде, тем более, что Харник говорил именно о денежном вознаграждении. Но в какой-то миг его словно ударило какое-то озарение или, наоборот, нашло наваждение, но под воздействием некоего секундного порыва он вдруг произнес:

– Если вы хотите меня вознаградить, то вот моя цена – расскажите, что в ларце, и почему так важно его получить?

Харник не был удивлен ни на гран, словно даже ожидал подобного вопроса, но был непреклонен:

– Это невозможно, друг мой. Сожалею, но я не могу, нет, более того, я не в праве тебе ничего рассказать или объяснить.

Ретагор тоже не выглядел удивленным, скорее, он выглядел раздосадованным, что вообще спросил об этом. Он лишь улыбнулся и посмотрел на Харника, стараясь скрыть свою досаду.

– Тогда мне не нужно никакого вознаграждения – я его уже получил, исполнив волю умирающего. Прощайте!

Он повернулся, чтобы уйти, но рука Харника вновь легла на его плечо, на сей раз более настойчиво. Он сжал пальцы и слегка развернул Ретагора в свою сторону. Несмотря на свой вид, рука у него была тяжелая, а пальцы крепкие и полны неудержимой силы.

– Погоди, – бросил Харник и сделал шаг в сторону. Там находилась тумба, а на ней лежал небольшой сундучок. Харник откинул крышку, вынул оттуда большой кошель, судя по весу набитый монетами, и протянул его Ретагору. Тот мог поклясться, что эта рука привыкла, если и давать деньги, то никак, не протягивая, а скорее бросая. Но в этот раз рука именно протягивала, и это Ретагор сразу оценил. И деньги взял, хотя и не просил их, но от денег глупо отказываться, если они заработаны, и ты их не просил и не требовал.

– Возьми, сынок, будет на что развлечься, – улыбнулся Харник и добавил: – И помни всегда, что сегодня ты сделал, пожалуй, главнейшее дело своей жизни. Храни тебя Господь!

Ретагор еще раз попрощался, толкнул дверь и вышел в ночь.

III

Утром, еще не встав с постели, Ретагор уже ощутил праздничное настроение. Это сказывалось не только в его нетерпении вновь увидеться с Арлетт, но прежде всего в звуках, доносившихся в открытое окно со двора гостиницы и чуть более приглушенные – с улицы. Если во дворе люди только громко разговаривали и весело шумели, с улицы доносилась музыка, гомон, барабанный перестук и звонкие напевы свирели.

Ретагор резко вскочил на ноги, оделся, нацепил оружие, постаравшись, как можно лучше спрятать его, чтобы не бросалось в глаза, и вышел из комнаты. Первым долгом он обратил внимание на то, что двери обеих комнат по соседству распахнуты, и они пусты. Это значило, что его новые друзья уже проснулись и даже успели спуститься вниз. На миг у него мелькнула мысль, что они решили расстаться с ним и тихонько покинули гостиницу, и он быстрым шагом кинулся вниз по лестнице. Его опасения оказались напрасными.

Все пятеро сидели в зале харчевни и завтракали, причем, как было видно, девушки управились с этим занятием гораздо быстрее и теперь подгоняли Рангора и Нектора, нетерпеливо поглядывая в сторону выхода. Впрочем, к Арлетт это не относилось – Ретагор заметил, что ее взор устремлен в обратную сторону, туда, куда спускалась лестница со второго этажа. Увидев его, она радостно улыбнулась, как-то легко и непринужденно встрепенулась, провела рукой по волосам, и помахала ему рукой. Ретагор подошел к столу и поздоровался.

– Ты так громко храпел, что мы решили тебя не будить, – проговорил Нектор, что-то жуя.

Арлетт гневно метнула на него взгляд и сказала, чтобы он не болтал глупостей. Нектор толкнул локтем сидевшего рядом Рангора, и оба засмеялись.

– Ну что, пойдем, наконец? – воскликнула Корвина, самая младшая из всех. Именно она была родственницей Рангора.

– Сначала наш друг позавтракает, – назидательно произнес Рангор.

– Э-э, опять ждать! – Эльза чуть не плакала.

– Ждать не придется, – мягко сказал Ретагор, обращаясь к ней, – я не буду здесь завтракать, поем что-нибудь потом, по дороге. Вот только скажу несколько слов Моруру.

Он стал отходить от стола, когда Нектор крикнул ему вслед, чтобы не вздумал платить, они, мол, за все заплатили, а хозяин может это и малость «подзабыть» и взять плату и с него. Ретагор обернулся и улыбнулся в ответ на эту шутку. Он заметил, что она позабавила и Морура, который сидел на том же месте, что и вчера вечером, только на сей раз не в окружении бочонков и кувшинов, а за пустым столом, но с кружкой браги в руке. Ретагор сел рядом и повернул к нему свое лицо.

– Вы очень помогли вчера, – проговорил он. – Хочу вас поблагодарить за это.

– Не стоит. Господин Харник сказал мне сегодня утром то же самое, – ответил тот, слегка наклонив голову.

– В таком случае, счастливо оставаться. И передайте ему привет.

– К сожалению, это невозможно – он уже ушел.

– Жаль.

Ретагор вернулся к Рангору и остальным, после чего они вышли из харчевни, пересекли шумный, полный людей двор гостиницы и вышли на улицу.

Здесь царило оживление, люди двигались в сторону главной площади города, где были раскинуты палатки и шатры, на деревянном помосте бродячие актеры, менестрели и мимы забавляли публику; на примыкавших к площади улочках окрестные крестьяне, мелкие заезжие купцы и местные торговцы выставили свой разношерстный товар на самодельных лотках.

Рангор обернулся к своим спутникам.

– Давайте так, если вдруг разбредемся, к вечеру встречаемся у Морура, идет? – проговорил он.

Девушки и Нектор рассеянно кивнули. Тогда Рангор повернул лицо к Ретагору:

– А у тебя какие планы?

Тот пожал плечами.

– Если никаких, тоже придешь к Моруру, договорились?

– Договорились, – ответил Ретагор. У него действительно не было никаких планов, он лишь хотел приятно провести сегодняшний день, а что будет завтра – об этом он не задумывался.

Как-то само собой получилось, что Ретагор и Арлетт незаметно затерялись в толпе, предоставленные сами себе. Арлетт потянула его в сторону лотков с шелковыми платками и накидками, затем перешла в ряд, где продавали фрукты и пряности, и, наконец, они оказались в первых рядах перед театральным помостом. Но действие, разыгрываемое на сцене, быстро им наскучило, и Ретагор с Арлетт, держась за руки, вынырнули из толпы и подошли к переносной жаровне, где пожилой мужчина поджаривал куски мяса, заворачивал их в тонкие лепешки и, по желанию покупателей, посыпал всевозможными специями. Они купили по порции и, отойдя в сторонку, стали есть, с удовольствием смакуя каждый кусочек. От сдобренного специями и пряностями мяса им захотелось пить, и они выпили по бокалу вина в открытом кабаке здесь же на ярмарочной площади.

– Устало выглядишь, – весело сказала Арлетт, протянув руку и поправив прядь волос, упавшую ему на лоб.

– Знаю, – ответил он. – Со мной всегда так – не люблю я большие скопления людей, они меня быстро утомляют.

– Странный ты, – проговорила она и с нежностью посмотрела на него.

Ретагор слегка вскинул брови и тоже взглянул ей прямо в глаза. Они стояли на углу одной из улочек, примыкавших к площади, разглядывая, как люди двигаются взад-вперед, покупают, продают, общаются, встречаются и расстаются. Он обнял ее за плечи и притянул к себе:

– Мне всегда хватало слов, а вот сейчас не хватает. Не знаешь, почему?

– А если и знаю, – кокетливо произнесла Арлетт, – то все равно не скажу. Сам догадайся…

Ретагор повернул Арлетт к себе, посмотрел на нее сверху вниз, он хотел что-то ей сказать, но ее замерший в ожидании взгляд смущал его, как никогда в жизни. У него вдруг ёкнуло сердце, он закинул ей вторую руку за спину и поцеловал ее долгим нежным поцелуем. Он боялся, что на этом все их знакомство закончится, пойдет прахом, но она ответила ему.

– А знаешь, – прошептала она, положив голову ему на грудь и заглядывая в глаза, – вчера я хотела к тебе придти. Но ты все не возвращался и не возвращался. Когда ты пришел в свою комнату, я уже спала. Твой разговор затянулся?

– Ты даже не представляешь, насколько. Сначала все никак не могли приступить к разговору, а потом никак не получалось закончить. А под конец я получил весьма занятное предложение.

Арлетт отодвинулась от него и ласково погрозила пальцем.

– Ты таинственный незнакомец. Говоришь загадками, ведешь себя странно. Все лесные бродяги такие?

Ретагор рассмеялся. Его позабавила, что она назвала его бродягой. Но ведь за исключением того, что у него в родной деревне осталась покосившаяся деревянная хибара, он действительно бродяга. Но потом внутренне нахмурился: девушки любят некую таинственность, то только в самом начале знакомства, подумал он, и если не хочешь ее оттолкнуть от себя, следует быть более откровенным. Тем более что не обязательно говорить все правду.

– А ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, что к чему? – спросил он серьезно.

Арлетт пожала плечами, она не хотела выглядеть слишком любопытной.

– Тебе решать. Вообще-то, я не хочу лезть в твои дела…

– Еще как хочешь, – со смехом возразил он. – Пойдем отсюда, а? Я знаю тут за последними домами чудо-место.

– Чудо-место? Как интересно. Я знаю Велин вдоль и поперек, а его окрестности тем более, но ни о каком чудо-месте не слыхала.

Он наклонился к ее уху и нежно прошептал:

– Я тоже. Но оно, наверняка, есть, если мы это захотим.

Так, обнявшись, они пошли по узким улочкам, не обращая внимания на окружающих, хотя и те не обращали на них особого внимания. Через несколько минут они оказались на окраине Велина, перешли небольшой мостик через речку, которая омывала городище с одной стороны, и оказались перед широкой равниной с густой травой, на которой там-сям раскинули свои шатры прибывшие сюда на ярмарку торговцы и зажиточные поселяне из окрестных мест. Невдалеке начинался лес, который Ретагор знал значительно лучше самого города.

– Давай прогуляемся к опушке, – предложил он.

Арлетт с увлечением согласилась. Она была такой живой, заводной, затейливой, глаза ярко горели, что Ретагор рядом с ней стал чувствовать себя старым, удрученным и уставшим от жизни человеком, неисправимым циником. Он с каким-то неожиданным для самого себя ожесточением прижал Арлетт к себе так, что она с удивлением посмотрела на него, инстинктивно отстраняясь.

– Прости, не знаю, что на меня нашло, – пробормотал он, опустив глаза и убрав свою руку с ее талии. Но она вернула руку на место и посмотрела ему прямо в глаза.

– Обычно когда с кем-то знакомишься вот так вдруг, и этот человек тебе нравится, девушки стараются не быть обманутыми. А вот с тобой все так просто, даже не знаю, почему. Хотя нет, знаю. Ты похож на персонажей сказок, которые рассказывают детям, про лесных следопытов, охотников, отшельников. Ответь мне, почему ты всю жизнь сторонишься людей? Не возражай, я знаю, что это так.

Они подошли к опушке леса, который начинался прямо перед ними, а сзади осталась равнина, причем опушка была чуть на холме, ровно настолько, чтобы чувствовать себя немного выше. Он снял свою накидку, которую трудно было назвать чем-то другим, потому что у нее не было ни рукавов, ни капюшона, постелил ее прямо на траве и упал на нее, потянув за собой свою подругу.

– Ты не ответил. – Она приподнялась на локте и смотрела на него сверху вниз.

– Потому что сам не знаю. Сначала мне нравилось охотиться, ставить силки, а потом, наверное, просто отвык от людей, – ответил Ретагор. Он никогда всерьез не думал над этими вопросами, равно как и никогда не думал о своем будущем, о том, чтобы обзавестись семьей, поселиться где-то вроде этого Велина, вести торговлю или открыть кузницу, или еще что-нибудь в этом роде. Нет, все это было ему одинаково неинтересно и далеко. А ведь для большинства именно его образ жизни странен и удивителен. – Оставим это.

Он протянул руки и нежно обнял ее. Его губы целовали ее лицо, шею, руки нежно обнимали тело. Арлетт закрыла глаза и глубоко дышала. Потом нежно и мягко отстранила его руки и села. Она обхватила его за шею и притянула к себе.

– Еще совсем светло, дурачок, – прошептала она и потрепала его волосы. – Расскажи, что это за таинственная встреча у тебя была ночью. Уж, не с женщиной ли?

Губы ее смеялись, но глаза оставались серьезными – несмотря на шутливый тон, Ретагор понял, что ее это действительно волнует.

Он рассказал Арлетт почти всю правду, за исключением того, что в лесу были убиты люди. В этом эпизоде Ретагор опустил многое – в его интерпретации на них напали грабители и убили его нанимателя, затем, испугавшись этого, разбежались, а он, Ретагор, выполнил поручение умирающего, который послал его в таверну Морура. Кроме того, он опустил те моменты, где Анур и Харник трепетно и очень эмоционально относились к ларцу и его таинственному содержимому.

Однако Арлетт почувствовала некую фальшь и, сузив глаза, с сомнением посмотрела на него, когда тот закончил свой рассказ.

– Что-то не так? – спросил он.

– Не верится мне, что ты спокойным образом дал уйти этим грабителям, – проговорила Арлетт. – Ты весь увешан оружием – не отрицай! – и рука твоя привычна к пользованию этим оружием.

Ретагор пожал плечами. Отрицать не имело смысла, только еще большие сомнения бы посеял, лучше сделать вид, что это значения особого не имеет. Арлетт тоже поняла, что, пожалуй, не стоит дальше развивать эту тему, и стала рассказывать о своей деревушке. И о Некторе, который мечтает уехать в большие города.

– Он так и говорит «В большие города», хотя спроси его, какой город он знает, он ничего не ответит. Забавно, не правда ли?

– Не знаю. Ему виднее, – ответил Ретагор. – Не суди и не судим будешь.

– Ты всегда такой нудный? – воскликнула Арлетт.

Он закинул ей руку за плечо и притянул к себе:

– Только когда светло…

Арлетт засмеялась, потом резко посерьезнела и спросила:

– А что было в этом ларце, как думаешь? Наверное, что-то очень ценное, раз тот человек перед смертью завещал тебе передать своему другу. Они были друзьями, не так ли?

– У меня создалось впечатление, что даже очень большими друзьями, – ответил Ретагор, вновь возвращаясь к событиям минувшей ночи. – А что касается того, что было в ларце, то я не думал об этом. И не хочу думать. Это не мое дело. Свое дело я выполнил и получил награду.

– А если бы не получил награду, разве не сделал бы? – с иронией спросила Арлетт. И ответила сама же: – Сделал бы все равно.

Ретагор сел, поджав под себя ноги и уставившись на нее несколько недоуменным взглядом:

– Мне кажется, что ты любой вопрос переворачиваешь в изучение моего поведения.

Она улыбнулась и потрепала его волосы:

– Это неудивительно. Я хочу узнать тебя хорошо. И знаешь, никогда такого желания у меня не было. Может, я взрослею?

Или влюбилась, чуть не вырвалось у Ретагора, но это было столь заметно по ее поведению… Но он не хотел ее смущать, похоже, она из тех женщин, которых такие разговоры выбивают из колеи. Что ж, это вновь произошло. Нежданно-негаданно. После случайной ночной встречи на улицах незнакомого города. Но если Ретагор и раньше замечал, что женщины часто не могут обойти его вниманием, а сам он от таких встреч и таких знакомств старался держаться подальше, чтобы не привязываться ни к кому, то что же произошло сейчас, когда ему приятно это внимание, он понимает, что дорожит им, думает прежде, чем что-то сказать, хочет угодить и не обидеть? Куда девался тот неотесанный лесной бродяга, одиночка, лишенный романтики? Ретагор мысленно пожимал плечами, когда в голове мелькали эти вопросы, а большей частью старался о них не думать. А вслух произнес:

– Не знаю. Ты, кстати, натолкнула меня на мысль…

– Какую?

– Понимаешь, этот человек, тот, которому я передал ларец, предложил мне что-то вроде работы, но даже не пояснил, в чем именно она может заключаться. Уж не был ли он уверен, что я откажусь?

– И что тут такого? Одного взгляда на тебя достаточно, чтобы понять, что никакая работа, ничто, кроме вольного ветра, тебе не мило.

– Нет, что-то тут не так. У него был такой взгляд… Как тебе описать? И еще когда я только вошел, мне показалось… Словно, он видит меня насквозь. Словно, заранее знает, что я скажу, словно знает мои мысли.

– Ты думаешь, он чернокнижник? – испуганно прошептала Арлетт, задохнувшись от этих слов.

Ретагор покачал головой.

– Не знаю, но вполне может быть. И эти свитки, я ведь ничего не понял, хотя умею читать. И этот ларец. Что в нем?

– Ага! А говоришь, что не думаешь об этом? Перестань, Ретагор, мне стало страшно.

Ретагор погладил по голове девушки, прильнувшей к его груди.

– Не бойся. Больше не буду об этом говорить.

– И думать!

– И думать.

Они еще долго лежали, глядя в ярко-голубое небо, и тихонько переговаривались. Им так понравилось это местечко, что они собирались сходить в Велин купить немного еды и вернуться сюда, чтобы провести ночь. Они знали, что в период ярмарок и празднеств к подобным вещам относятся более терпимо, хотя в другое время – они могли оказаться в темнице, чего ни ему, ни ей не улыбалось. Но сейчас праздник, все веселятся, сейчас можно все, только нужно быть настороже.

Однако этим планам Ретагора и Арлетт не суждено было сбыться, а произошедшее кардинально повернуло их судьбы.

Пока же день потихоньку тек своим чередом. Люди шли уже не столько в Велин, сколько обратно, либо возвращались в свои шатры на отдых, либо, как и Ретагор с Арлетт, располагались на пикник, празднество постепенно переходило за окраину городища. Ретагор с Арлетт решили, что сейчас самый удобный момент, чтобы сходить в какую-нибудь таверну перекусить или захватить еду с собой и вернуться вновь на их место на опушке леса, с которого открывался замечательный вид самого Велина и его окрестностей. Велин располагался в неглубокой низине, окруженной невысокими холмами, на одном из которых они расположились, а за ними – лес; а с других сторон городище плавно переходило в зеленую равнину с редким кустарником и одинокими деревьями.

Арлетт аккуратно подобрала накидку своего спутника и заботливо накинула на его плечи. Он поинтересовался, не прохладно ли ей, потому что она была одета лишь в легкую кофту, а небо затянуло облаками и дул легкий ветерок. Она покачала головой и, взяв его под руку, стала спускаться с холма в ту сторону, откуда они пришли. Им оставалось перейти мостик через речку, после чего они вошли бы в Велин, а там Ретагор собирался купить немного еды, кувшин вина и корзинку фруктов. Ему не хотелось устраиваться на обед в переполненной таверне. И Арлетт была с ним согласна. Она, правда, сказала, что было бы неплохо отыскать остальных и пообедать вместе, чем вызвала у Ретагора некоторую хмурость на лице, но тут же рассмеялась, назвала его дурачком и сказала, что пошутила.

– Сегодня я твоя, только твоя, – прошептала она, притянув его голову к себе.

Ретагор улыбнулся и поцеловал ее, хотя грудь неожиданно кольнуло слово «Сегодня». Сегодня… А завтра? Что будет завтра? Впервые в жизни Ретагор задумался об этом. Впервые он не был рад своей свободе, тому, что завтрашний день будет похож на сегодняшний, как сегодняшний был похож на вчерашний. Потому что он – завтрашний день – не будет таким, как сегодня, сейчас больше никогда не вернется. Или нет? Почему ты так уверен, что сегодня все закончится? – спросил Ретагор себя. Может, пришла пора остановиться, может, стоит подумать о будущем. О будущем с Арлетт? А почему бы нет?

Он не заметил, что Арлетт уже дважды его окликала.

– Что? Что ты сказала?

– Говорю, смотри, какой странный человек, – тихо проговорила Арлетт, толкнув его локтем в бок и кивая головой в сторонку. – Одет богато, а ведет себя странно.

Ретагор посмотрел, куда она указывала, и внутренне ахнул. Сначала внутренне, а потом не смог сдержаться и коротко вскрикнул.

– Что с тобой? – взволнованно спросила Арлетт.

– Это тот человек, с которым я встречался ночью, – ответил Ретагор.

Он смотрел на Харника, и все больше и больше понимал, почему Арлетт обратила на него внимание. Харник был действительно одет с неприкрытой роскошью, в расшитый яркий плащ, под которым виднелся алого цвета бархатный камзол, однако при этом вел себя странно и неподобающе. Сначала Ретагор решил, что он пьян, потому что шел шатаясь и то и дело цепляясь за все, что попадалось под руку, стены, ограду последнего на улице дома, а когда она кончилась, то сделал несколько шагов, а затем упал на одно колено и опустил голову.

– Он ранен! – воскликнул Ретагор и кинулся к Харнику, увлекая за собой девушку.

До Харника оставалось шагов десять, и он преодолел их так быстро, как только мог, и через несколько мгновений уже склонился над тем. Харник все еще стоял на одном колене и безуспешно пытался подняться. Что же это такое – с кем я не встречусь, со всеми что-то случается, мелькнуло у Ретагора в голове.

– Харник, что с вами? – спросил он, наклонившись к раненому. Арлетт стояла рядом, растерянно глядя по сторонам, но никому, казалось, не было дело до этого человека, средь бела вдруг упавшего на колени и не могущему с них подняться. Люди шли парами, группами и не обращали на них никакого внимания.

– Это я, Ретагор. Вы можете подняться? – Он подхватил Харника рукой под грудь, чтобы не дать ему упасть, если он потеряет силы или равновесие, и, видя, что тот даже не отвечает, стал медленно его приподнимать, чтобы поставить на ноги. И вдруг, когда тот слегка приподнялся, и его голова оказалась на уровне глаз Ретагора, тот увидел, что затылок у него в крови, светлые волосы намокли и на затылке стали темнеть. Рана свежая, совсем свежая, кровь еще не запеклась, подумал Ретагор и, подхватив Харника, продел руку ему под мышку с другой стороны и аккуратно отвел немного в сторону. Здесь никто не ходил, и Ретагор опустил Харника на траву, прислонив к задней стене какого-то деревянного строения.