Читать книгу: «Адресат тины», страница 4

Прошли похороны и теперь, я и не знаю, что теперь, зачем мне деньги и всё, что она оставила, если её нет рядом, я не понимаю, как жить дальше, но, наверное, я смогу это пережить, и я надеюсь, что мама простит меня. Она всегда желала мне лучшее и очень сильно меня любила, и я надеюсь, что она простит.

Я думала помолиться Богу, но я почему-то не могу, я не верю, наверное, хотя последнюю неделю я почти каждый день ходила по церквям. Я представляю метель, и как мама забирала меня со школы, и мы шли мимо кладбища. Тогда ещё время переводили, но было темно, где-то шесть вечера. Каждый раз она брала меня за руку, когда мы переходили дорогу, а там грязный, но такой любимый мною снег. Ещё на одной из улиц собачка сидела на крыше одноэтажного дома и лаяла на нас постоянно.

Я написала стихотворение ей посвященное:

 
Явились мне позавчерашней ночью
Грёзы, всесильней всех надежд
Где я была послушной дочкой,
Где не было тех траурных одежд

И я бродила меж деревьев,
Вдоль альбионовских лесов
И чудным дивом отзывалось пенье
Всех соек, ласточек и псов

А наяву опять цветы, – гвоздики
Несу сквозь ветер и сухие листья
Когда уж боль предстанет дикой?
Когда туман меня очистит?

Я больше мертвого не встречу…
Ни в грёзах, не спрошусь на явь
Давным давно их время лечит
С Хароном отправляясь вплавь.
 

Всё самое лучшее, что могло быть в моей жизни происходило зимой…

Я ещё не до конца осознаю то, что её больше нет, ещё неделю назад для меня это были просто слова, я чувствую себя ужасно, у меня ощущение, что у меня больше нет внутренностей, и я пустое тело.

Надеюсь, что с тобой все будет хорошо, главное, ты живой.

Мне так страшно, очень страшно, что я потеряю всё, что ты тоже погибнешь ты. Иррационально, но жизнь хрупкая как хрусталь, наверное. Я тебя люблю, и мне греет душу осознание, что мы друзья, мне тебя не хватает и нашей прошлой относительно беззаботной жизни, до всего, что происходит сейчас. Я говорила тебе о своей любви много раз, но мне важно, чтобы об этом знал, чтобы ты верил мне и понимал, что я что угодно ради тебя сделаю!

Кажется, что я достигла конечной точки и ни в какого Бога я никогда в жизни не поверю и в загробную жизнь тоже. Очень тяжело с этим жить. Просто я высказываю свои эмоции чувства впечатления, ощущения. Думаю, что когда-нибудь, наверное, смогу отпустить эту ситуацию, но человека нет живых… И везде смерть. Я сделала слишком мало, у меня были обязательства и ответственность, а я всё….

НАВЕЧНО ТВОЯ ВАЛЕНТИНА"

"Приветствую тебя и целую твои руки. Мне очень жаль. Я не знаю, какие слова можно подобрать, когда к кому-то приходит вечный сон…

К сожалению, часто происходит, что люди уходят из жизни, когда они не успели сделать все необходимое, когда не все цели исчерпаны, когда у них еще не остыла душа, когда не притупились чувства, когда ответственность за совершенное и за близких все еще поддерживает внутренние силы. Но думаю, твоя мама за столь короткий срок смогла совершить немало поступков, что не сотрутся в памяти многих людей еще долгое время, она принесла в этот мир многое, подарила ему свои старания, отдала себя своей миссии и близким людям, скорее всего, она не переживала об упущениях или недосказанности, ибо мало было таковых. Увы, такова черта взросления, что люди вокруг тебя умирают, и дальше только больше утрат. Смерть повсеместна. Придется научиться жить с этим, хотя и грустно осознавать это.

Думаю, тебе должно стать легче, если прибегнуть к холодному фатализму: кто-то вообще рождён, чтобы, не загоревшись, погаснуть, хотя спасти может лишь волосок, если будет желание ухватиться. Я вспомнил отрывок из Братьев Карамазовых, где героиня рассказывала сказку из детства, там говорится о шансе спастись, про луковичку, за которую нужно ухватиться. Поскольку не захотел очернять этот отрывок, специально переписал его и отсылаю в первозданном виде. Надеюсь, ты оценишь мои старания:

"Это только басня, но она хорошая басня, я ее, еще дитей была, от моей Матрены, что теперь у меня в кухарках служит, слышала. Видишь, как это: «Жила-была одна баба злющая-презлющая и померла. И не осталось после нее ни одной добродетели. Схватили ее черти и кинули в огненное озеро. А ангел-хранитель ее стоит да и думает: какую бы мне такую добродетель ее припомнить, чтобы богу сказать. Вспомнил и говорит богу: она, говорит, в огороде луковку выдернула и нищенке подала. И отвечает ему бог: возьми ж ты, говорит, эту самую луковку, протяни ей в озеро, пусть ухватится и тянется, и коли вытянешь ее вон из озера, то пусть в рай идет, а оборвется луковка, то там и оставаться бабе, где теперь. Побежал ангел к бабе, протянул ей луковку: на, говорит, баба, схватись и тянись. И стал он ее осторожно тянуть и уж всю было вытянул, да грешники прочие в озере, как увидали, что ее тянут вон, и стали все за нее хвататься, чтоб и их вместе с нею вытянули. А баба-то была злющая-презлющая, и почала она их ногами брыкать: „Меня тянут, а не вас, моя луковка, а не ваша“. Только что она это выговорила, луковка-то и порвалась. И упала баба в озеро и горит по сей день"

И правда, я тоже скучаю по нашей безмятежной, легкой жизни, когда мы могли часами проводить беседы о разных вещах.

Я просто хрустальный мальчик, который боится, что его в очередной раз надломают, потому что я никогда не умел справляться с эмоциями, они захлестывали меня и приводили в исступление. Я буду жить, покуда есть ради чего, я понимаю, что должен хоть какую-то частицу себя оставить в этом мире, что будет недостойно бесцельно бродить по земле."

"МОЙ МИЛЫЙ А.

МНЕ ВСЁ ВРЕМЯ ХОЧЕТСЯ ПИСАТЬ ТЕБЕ ПИСЬМА.

Я каждый день о тебе вспоминаю, потому что ты – это единственное светлое, что было за последний год. Уже осень. И в принципе, мне ничего боле не остаётся, потому что скучать и думать о живом человеке гораздо легче, чем о мёртвом. Вокруг меня только смерть. Я думала, как можно примириться с этой жизнью, но у меня нет особых идей… Никто не может понять, какую боль я испытываю, и я не могу обрести поддержку ни в чём. К сожалению, или, к счастью, никто, кроме тебя не знает мои глубокие мысли и переживания. И, да, верно мне нечего ждать от этого мира какого-то понимания или сострадания, потому что то, что происходит в моей жизни – не касается никого. Это никак не смягчает боль, не нивелирует её, напротив, все мои чувства кажется мне незначительными, словно я не имею на них права.

Я знаю, что ты меня никогда не обманывал, ничего не обещал, просто был снисходителен к моей печали, но от этого ещё хуже. Вместо любви я начинаю испытывать ненависть. Я считаю тебя самым мерзким и ужасным человеком в моей жизни! Ты знал, каково мне было переживать агонию матери, ты знал, что я была не в себе, и всё равно твоё самолюбие и похоть оказались дороже моей жизни! Ты ведь прекрасно понимал, что я люблю тебя, люблю с того самого первого поцелуя на кладбище… И ты всё равно мной воспользовался! Я же не могу отказаться от ласк того, кого люблю, какой бы не держала моральный кодекс, какие бы не были последствия. Это выше моих сил. Я получала единственное утешение от твоих ласк!

Я не знаю, чего ты хотел этим добиться, но мне было очень больно. Вообще, когда тебе разбивают сердце – это больно. Но всё равно, время, проведённое с тобой, навсегда остаётся лучшим в моей жизни… Я не смогу никого сильнее полюбить, чем тебя, не смогу открыться никому так же, как тебе. Никто не прикасался ко мне так нежно и робко, как это делал ты, не гладил по волосам и не держал за руки. И теперь мне это совершенно не нужно. Ни от кого.

Ко мне в гости приходил старый приятель семьи, принёс мне красные хризантемы и говорил какие-то обнадеживающие слова вкупе с комплиментами, но я всё время думала только о тебе. Под конец визита он обнял меня за талию и поцеловал в щеку, сказав, что я очень красивая, что взгляд у меня беззащитный и невинный. А ты мне никогда не говорил, что я красивая!

Знаешь, если ад есть, то он на Земле. Я впервые возненавидела эту жизнь. Впервые не могу найти в себе силы любить мир. Мне кажется, что это в действительно конец моей жизни, и я попытаюсь её закончить. Если не получится самостоятельно, то я уже не знаю… Выйду ночью на трассу и буду ждать, пока меня подберут какие-нибудь интересные личности, изнасилуют и убьют. Но это как-то совсем не романтично! Слова я их жертва. Надеюсь не придётся.

И прости меня за то, что я тебе написала, мне больше некому, Я ВЕДЬ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Твоя? Тина"

"Приветствую тебя и целую твои руки.

Ты пытаешься воззвать к моей совести, чтобы я начал задумываться над своим поведением, ощущал стыд и вину, и, может быть, в следующий раз я так не поступлю… Я убеждён, что люди не меняются, и ты должна это запомнить. Ты мне не безразлична, и мне больно читать о том, что ты собираешься рыть себе могилу.

Я хочу тебя увидеть. Я возьму увольнительное через две недели, как раз тогда, когда вся листва должна будет опасть, и деревья будут похожи на голые тюремные прутья. Ты читала про эксперимент Зимбардо? Он представляет собой исследование реакции человека на лишение свободы, на условия лагерной жизни и на влияние навязанной и единственно верной модели поведения в обществе. Собственно, я подопытный кролик. Я полагал, что зависимая от авторитетов и приказаний толпа – это то, что я изучил в достаточной мере, так же, как и их главарей, воющих от сладости власти. Любопытство исчерпано. Люди в своей массе едва ли мне теперь интересны.

Вероятно, я сам себе противоречу, но я испытываю чувство стыда и угрызения совести, боюсь, что мне будет тяжело говорить с тобой. Тебе не за что меня любить. Я тобой воспользовался. Ты красива. Ты действительно хотела этих слов от меня? Оправдывать себя спонтанными действиями и желаниями – полная чушь, я делал всё вполне осознанно, думаю, что ты и сама это прекрасно знаешь. Конфликт жажды похоти и совести – вот умора.

Но, милая, не забывай о том, что в борьбе с чудовищем, ты сама им становишься и истязаешь меня, как Цербер своими упреками. Ты по-прежнему мой Друг, а дружба – это отношения между перформативными субъектами, включая свойство этих отношений в безиерархической коммуникации, то есть равноправной. Какое равноправие есть у нас? Ты рассуждаешь с позиции выше, мы разбираем эту проблему по твоей инициативе, хоть я и не отказываюсь от своих негативных чувств из-за моего поступка, но вспоминать об этом и вовсе не желаю. Не вводи излишне драматические ноты в беседу и не будь мученицей.

Не смей умирать. Если умрёшь – навсегда останешься рабыней.

До встречи. Твой вечный друг."

…Я чувствую себя выжженным полем, маковым полем, потому что маки – мои любимые цветы. И верно, что я так себя чувствую. Кажется, что я бесконечно и навсегда одинока, что я все время глушу это возникающее чувство, я занимаю мысли любой бессмыслицей, словно страшусь жизни, времени, самой себя и одиночества. Мы приходим одни в этот мир, живём одинокими и умираем в одиночестве. Я воображала, что можно иметь близость, будь то дружескую или романтическую, и понимать Другого, лишая его чувства одиночества. Но, наверное, любовь – есть блажь, ведь невозможно понять Другого человека. Каждый человек бесконечно далёк и недосягаем, его мысли, его чувства, переживания – невозможно осознать и почувствовать, невозможно сострадать кому-то больше десятой доли. Человек всегда Другой. Адресат писал, что не знает, что следует говорить скорбящему. Незнание кроется в том, что мы никогда не поймём, что чувствует другой, мы никогда не сможем примерить на себя его чувства, а если и пытаемся, то совершаем ошибку, а после приходит непонимание и осуждение. Люди словно одну рубашку примеряют, несмотря на свой социальный статус, возраст, вес, пол. Нищему – и грязная, непорванная рубаха сойдёт, тогда как состоятельный человек даже руками не притронется к ткани; толстому – будет в пору, а с худого свалится. И так со всеми.

Почему я выжженное поле?

Потому что мне не с кем быть откровенной, потому что все – бесконечно Другие. С каждым прожитым днём я осознаю свою никчемность и страдание, что окутывает меня как белый саван. Это вечное ощущение чужестранства, вечная иллюзия, что мне нет здесь места…

Даже адресату я и вовсе не нужна. ПУСТОТА! Обещаю, что это последнее стихотворение, что я ему посвящаю:

 
Посмотри, я с петлёй
Одиноко стою на распутье
Я душу себя, милый мой
Цепляясь за острые прутья

Отдай мне своё дыхание
Взамен разбитой души
Ты – извечная мания
Жизни меня лишил

В поцелуях с тобой засыпая —
Крепко сжимаю шею
Псина спасается лаем —
Я терпким обманом смею

Подойди же, снимешь верёвку
С ранимой души моей
С грязной и наглой воровки
Ради последних дней

Ты уходишь – прекрасно
Не поцелуешь в лоб
Навеки буду несчастной
И под землёй – гроб
 

ЧАСТЬ IV

Когда становятся слышны шаги на старых ступенях и мелодии открывающихся замков – приходится вставать с грязного линолеума, пытаясь измерить число временных отрезков, шестых, четвертей, третей часов, которые были потрачены на рыдания. Я прекрасно понимаю, что, когда мы хотим приготовить вкусный грибной ужин, мы уходим за плодами природы в лес, и обязательно нужно найти съедобные, а не мухоморы с поганками. Как трапезничать с блюдами из последних? Это же не еда, а отрава получится. Как сказать умирающей, что любишь её, если в лесу нет шампиньонов и опят?!

Нужно поступать соответственно, останавливаться на чем-то и пренебрегать остальным, но и не осуждать то, что отброшено, только потому, что эти вещи не имели счастья получить одобрение. Мне же хочется вместе отпраздновать ее день рождения в театре на Бенсалеме, поесть галерины и наслаждаться "Травиатой" Верди. К сожалению, вчера я ходила в оперу в одиночестве, облачившись в траурный наряд, как мне и подобает, потому что со смертью мы правда подружились, она часто ласкает меня по ночам, воодушевленно танцуя в красном свете и рассказывая о своих планах. Теперь нужно отделить шляпки от ножек и промыть их в холодной воде. На длительные временные отрезки их замачивать не стоит, поскольку шампиньоны подобно губке впитывают в себя воду.

– В действительности я не понимаю, что мне и как делать, что правильно, а что нет. Сплошной сюр, который я совершенно отказываюсь принимать!

– Поэтому ты ничего не делаешь?

– Да…

– Доченька, так нельзя. Тебе следует перестать бояться – не закрывай глаза на пугающие образы, не затыкай уши от грязи. В этом мире необходимо уметь бороться, и тебе в любом случае придётся этому научиться.

– Ты несомненно была права в этом вопросе. Жаль, теперь я говорю со стенами в пустой комнате с жёлтыми портьерами. Бутылочка с техническим спиртом так и стоит на мраморной полочке вместе с бинтами.

Если же мы планируем подать шампиньоны на гарнир к мясу, то необходимо подать горячими. Не менее увлекательна возможность сделать грибной аперитив или закуску, но тогда придётся брать и мыть линолеум слезами, периодически слушая церковные колокола. Слезинок по числу больше звёзд на небе, отчего есть желание сесть на галеон и отправиться на Бенсалем, ведь оттуда не возвращался ещё ни один корабль, жаль, но и там не убежать от звона кампанилы. Я убью себя, если поверю в Бога. Нельзя! Нельзя! Нельзя! Нельзя забывать, что христианство – религия сущего высокомерия, обмана и ненависти к человеку, вербующая прощать из-за снисхождения и конфессиональной элитарности, что ещё более омерзительно, чем быть сторонницей либертинажа. "Есть немало людей, которые совершают зло только в порыве страсти. Справившись с заблуждением, их душа возвращается на путь добродетели. Вот так в ошибках и угрызениях совести проходит их жизнь, и в конце ее они уже не знают, какова же была их роль на земле. Эти люди должны быть несчастны: всегда колеблющиеся, всегда нерешительные, они проходят по жизни, ненавидя утром то, что было ими сделано накануне. Познавая удовольствия, они дрожат, позволяя их себе, и таким образом становятся порочными в добродетели и добродетельными в пороке." – утверждает герцог Бланжи, с чем я не могу не согласиться, да и ты мне рассказывала, как терпеть не можешь верующих, которые по воскресеньям ходят в храм замаливать грехи, а в понедельник вместо опят с улыбкой продают волоконницу.