Читать книгу: «Бесконечное путешествие: Начало», страница 21

– От этой загадочности только больше проблем. Да где же выход, – продолжал возмущаться Эрик, ползающий вдоль стены в поисках другой двери.

– Позвольте, – Нэнэкси медленно отошёл от Готинейры. – Если вам так не терпится уйти, позвольте показать вам выход.

– Хм, так просто? В чём подвох? – опять насторожился парень.

– В моих словах нет подвоха. Я просто говорю вам правду.

Хозяин этих покоев плавным шагом направился к стене, где висел занавес. Нэнэкси неспешно шёл, что ещё больше напрягало Эрика, который, будучи на нервах, хотел поскорее найти выход и двинуться дальше.

– Ну почему так медленно? – продолжал возмущаться он.

– Медленно? Мы никуда не спешим.

– Вы, может, и нет, а мы очень торопимся.

– Не стоит. Время вокруг и здесь идёт разным ходом. Пока вы спешно стараетесь жить, то вовсе не замечаете, как время уходит в забвение. И даже сам сон превращается в обузу между вечером и утром. Но не здесь. Вы можете спешить, но тут это ни к чему. И даже после многих лет ожиданий в этих чертогах любой, кто захочет вернуться назад, по возвращению обнаружит, что его привычное время совсем не ушло.

Пока парень слушал его речь, то заметил, что привычная вибрация, создаваемая пробудившимся пожирателем миров, полностью отсутствует. Будто на это место действительно не влияло разрушение поезда.

– Значит, время здесь движется иначе, чем за пределами этого места?

– Вы наблюдательны. Очень, – довольно произнёс Нэнэкси.

Хозяин этого места, наконец дойдя до занавеса, одним касанием отодвинул его, открыв проход в помещение величественной красоты, оказавшееся театральным залом. Множество рядов мягких кресел одиноко пустовали, кроме одного – первого. Перед самой сценой сидели две статуи, вросшие ногами в пол, а руками в подлокотники кресел.

– Они были так полны надежды, хоть совсем и не дождались желанного, – продолжил Нэнэкси, подойдя к изваяниям. – Это место грёз, оставшихся в памяти бесконечных гонок жизни. Раньше сюда приходили старики, осознавшие всю трагедию неправильности своего выбора. Бородатые дети, всю жизнь думающие, что они живут, а на самом деле лишь бежали через года непонятно куда, совсем не замечая самых мелких радостей. Их было много, и они все плакали, осознавая, что их жизнь подходит к финалу, а они так и не успели вкусить сладость её плодов. Но я их любил, как мать своё чадо, и я позволял им отбросить всю глупость и насладиться теми ушедшими воспоминаниями юности, от которой они убежали во взрослую жизнь.

Эрик и Готинейрой следовали за Нэнэкси, параллельно с этим осматривая могучих размеров зал. И внезапно девушка, заметив что-то интересное, метнулась к одному из рядов.

– Готи, ты чего?! – крикнул парень ей вслед.

– Эрик, смотри, это же дядюшка Лин! – отвечала она, подбегая к одному из кресел, где сидел скелет.

Но когда девушка, обрадовавшись, очутилась совсем близко, то поняла, что Краус сидит неподвижно, а его кости – гранённый камень.

– Что с ним? – ошарашенно спросила Готинейра.

– О, вы нашли своего друга, – флегматично сказал Нэнэкси, неожиданно появившись рядом. – Историю его не излечить никакими цветами. Если только… – он сорвал с плеча Крауса распустившийся бутон, – …розами. Сколько силы в этом чуде алой вуали.

– Что с ним? – спросил подошедший Эрик, увидев окаменевшего Лина.

– Почти ничего. Моя работа – даровать то, что упустили в безжалостном шторме жизни – драгоценные воспоминания. Это место – театр памяти. Я же – кукловод потерянных грёз. А те славные бедняги… – продолжил он, посмотрев на две каменные статуи в первом ряду, – …так и не дождались, утонув в пучине собственной надежды, в которой до сих пор продолжают пребывать утопленниками. Но вы можете помочь мне, а я помогу вам… выбраться отсюда.

– Что? Серьёзно? Значит, выход отсюда всё же есть? – обрадовался Эрик. – И что же ты хочешь?

– Лишь одну маленькую услугу. Когда-то сюда приходили многие, потерявшие свои грёзы в круговороте жизни, но желающие вспомнить, испытать былую радость, которую упустили в погоне за ничем. Мои славные куклы помогали воплотить эти моменты в жизнь, обыграть воспоминания, растопить льды обречённости и упокоить блуждающих. Но всему приходит конец, и даже моим силам, и даже моим куклам. Они испустили свою жизнь, и уже не слышат меня, а я не могу до них докричаться, не могу даровать последнее представление последним гостям. Гостям, которые восседают здесь и по сей день, обременённые тяготой нерушимой надежды.

Нэнэкси, пройдя вдоль рядов, подошёл к двумя статуям, что сидели в кресле, и дотронулся до них, осветив кости внутри их каменной оболочки.

– Ну, так как? Вы поможете мне? – протянул Нэнэкси.

– И что надо делать? Только давай поскорее, – нетерпеливый Эрик уже прикидывал в голове предстоящую работу.

– Для начала… хм… сменить эти уродства, – отозвался Нэнэкси о тряпье, надетом на парня, да и вообще об испачканном в крови и сточных водах одежду и Эрика, и девушки. – Пройдёмте, я всё покажу.

Он повёл своих гостей обратно – туда, где они встретились с ними впервые. А затем, сдвинув очередной занавес, открыл проход, где оказалась гримёрная. Когда все прошли туда, то Нэнэкси сказал:

– Прошу, – он показал на примерочную, куда и проследовал Эрик.

– Нам бы, – начал парень, – сперва смыть с себя… всё это.

– Конечно, – спокойно протянул хозяин театра. – Вы найдёте тёплые воды за сей дверью, – указал он пальцем на стену, и она сдвинулась. – Я буду ждать вас тут… хоть вечность. Спешить нам некуда.

Эрик, пройдя внутрь, очутился в красивой круглой комнате. Она была вся исписана цветной резьбой, золотым орнаментом, да и выглядела столь комфортно и уютно, что успокаивала одним своим видом. Обнажённые статуи стояли рядом с кругами, которые были вымощены плиткой на полу. И в центре этих кругов, в пространстве, находились капли, словно замершие в невесомости.

– Неужели я сейчас избавлюсь от всей этой грязи, – обрадовалась девушка.

– Ты не находишь это странным?

– М? – вопросительно мыкнула Готи. – Что именно?

– На протяжении всего пути не было ни минуты покоя. Всегда что-нибудь происходило. А сейчас вдруг затихло. Мы несколько минут назад не могли и думать о спокойствии, желали поскорее идти дальше. Но вдруг такое… даже подозрительно.

– Согласна, – ответила черноволосая. – Но почему бы этому покою не настать хоть на какое-то время? К тому же, ты слышал Нэнэкси. Он сказал, что время тут идёт иначе.

– Ну да, я помню. Надеюсь, не опоздаем спасти этот… поезд. Может, всё же побыстрее сделаем всё, чтобы отсюда уйти и продолжить путь?

– Ну ты же видел Нэнэкси. Он такой спокойный, медленный, невозмутимый… Совсем не слушал тебя. Вряд ли он выпустит нас так быстро. Да и вибрация… Когда мы сюда попали, то я её больше не чувствовала. Будто бы и вправду мы попали в место, у которого своё собственное время. Помнишь, это как с Хаосом? По ощущениям мы пробыли в его разуме много часов, а на самом деле лишь минуту.

– Помню, – вздохнул Эрик. – Ладно, давай уже начнём, – закончил он, идя к другому кругу.

Когда парень оказался там, ступив в пространство с застывшими в воздухе каплями, то обнаружил, что они чудным образом начали двигаться, покрывая кожу и смывая с неё всю высохшую грязь. Он даже не прилагал для этого никаких усилий, лишь стоял и наблюдал, ожидая.

– Нет, так оно не отмоется. Надо снять одежду, – заговорила Готи, стоящая в другом круге.

Они не могли видеть друг друга, поскольку между ними находилась большая перегородка из статуй, застывших в объятиях другом с другом.

Эрик снял с себя всю одежду, бросил её на пол, а косу отложил в сторону. И только затем он прочувствовал всё блаженство от этих ощущений, когда его тело полностью погрузилось в водяной сгусток, образовавшийся вокруг парня.

Через десять секунд вода мелкими каплями рассеялась в воздухе, и Эрик увидел, что его тело стало идеально чистым и лишённым даже намёка на запах сточных вод. Затем он с удивлением обнаружил, что рядом появился, будто пришедший сам, манекен в одеяниях.

– Угу, а это, значит, и надо надевать, – пробубнил он себе под нос, затем принявшись снимать с манекена одежду и облачаться в неё.

Готинейра тем временем тоже отмылась от всей той засохшей гадости, и уже надевала одежду, взятую с другого манекена, который тоже чудесным образом появился рядом с ней.

Через несколько минут парень, облачённый в красивые одеяния, вышел из круга. На Эрике красовался красный, весьма необычный, приталенный камзол, закреплённый кожаными ремнями; массивный, чёрный, развивающийся, подобно дыму, шёлковый плащ, способный закрыть всё тело от шеи до колен; чёрные, покрытые спереди серебряными пластинами, сапоги из приятной на ощупь замши, и такие же перчатки. А финальный штрих – стальная маска с прорезью для рта, и с длинными рогами, уходящими назад; а на задней части маски, на затылке, красовался плюмаж из длинных, толстых, имеющих метр длинны, волос белоснежного цвета.

Девушка тоже вышла из своего круга.

– Какие потрясающие одеяния, – восхитилась Готи, увидев Эрика.

– Тебе тоже очень идёт, – отозвался он о её наряде, который мало отличался от предыдущего платья, если не считать подол юбки, что спереди был коротким, а сзади, словно хвост, доходил до колен. Ещё на ногах девушки были чёрные колготки.

– Спасибо, – улыбнулась она, наклонив голову.

– Теперь можно начинать, – флегматично протянул Нэнэкси, появившись из неоткуда.

Он даже ничего не объяснил, просто развеялся дымом. А затем и сам свет погас.

– Что происходит? Готи? Нэнэкси? – оторопел Эрик.

К его удивлению свет вновь наполнил пространство. И парень обнаружил, что он каким-то неведомым образом очутился на сцене. В пустом, казалось бы, зале, если присмотреться, то можно было увидеть слабо различимые очертания призраков, сидящих неподвижно.

Буквально на расстоянии вытянутой руки от лица Эрика начал появляться пожелтевший лист, парящий перед глазами, куда бы они не посмотрели. Из-под потолка спускались декорации в виде зданий на фоне звёздного неба.

Эрик растерялся, не зная, что делать, ведь ему ничего не объяснили. Готинейра и Нэнэкси куда-то бесследно пропали. И вдруг на листе, что парил перед глазами, начал вырисовывать на своих строках текст.

Парень быстро сообразил, и начал читать:

– Эм… Я помнил страстный, огненный рассвет, зарёй взревевший из мучительного плена в тот день, когда оскаленный запрет мне даровала человеческая сцена. Я помнил рай. Меня учили жизни постулаты: и как любить, и как смотреть на мир. Мне за ошибки рвали кожу аппараты, а за заслуги клали в пасть зефир.

И сразу позади Эрика возникли декорации, выдвинувшиеся из пола. Они представляли собой мрачные и жуткие здания, рядом с которыми толпились существа. Мимо них шли тощие создания, чьи тела были изуродованными различными надписями – некими правилами, что шрамами вырезаны на коже бедолаг.

А Эрик продолжил читать:

– Я ненавидел всё, чего не понимал. Крутился в колесе земной сансары: всех непохожих на меня я убивал, разлив их красные кровавые нектары.

И декорации сменились на поле бое, где армия изуродованных созданий рвала в клочья любых, кто посмел им перечить. Позади сей армады на помосте возвышалась мрачная фигура. Затем сам Эрик, следуя написанному тексту, упал на пол. И к нему, спустившись на канатах, подошла Готинейра, сияющая от ауры вокруг неё. И она заговорила, склонившись к парню:

– Но разве ты не думал никогда, что можно жить не по чужой указке. И все прошедшие кошмарные года тебе лгуны натягивали маски. Ты с ранних лет топился в океане привитых мыслей и надуманных идей. Крещённый в вековом дурмане, оторванный от истин-матерей.

Декорации сменились на сказочные равнины, где ходячие трупы под крик тёмной фигуры убивали мирных существ, а сами забирали их детей.

Девушка же продолжала:

– Ты непорочной будучи душой пылал армадами бесчисленных раздумий, но заточился монстрами твой лик святой в покорную купель бездумий.

Эрик ответил, читая текст:

– Быть может, истина действительно твоя, и я в бессмысленном своём тону бреду. Но где же в океане сумасшествия края, которые дадут понять, что я в аду.

И вдруг мрачная фигура, укутанная в мантию, исчезла на декорациях, но зато спустилась на тросах на сцену. И когда чёрная ткань была сброшена, то парень с девушкой увидели Лина. Он держал в руке кнут и пряник, картаво голося:

– Отставить мысли и отвратные сомнения! Не поддавайся оборотню фактов! Не затуманит пусть тебя сей восхищения из проклятых и сладостных абстрактов.

Скелет во время своей речи указывал на Готинейру.

– Кого ты слушаешь? Всевидящих богов? Иль сей исчадие душевных угнетений? Ты думаешь, что выпрыгнешь с оков, но сам погибнешь от извечных размышлений! – Краус заливался надрывающимся смехом.

Готинейра вдруг села на колени и начала поднимать Эрика.

– Очнись, ты был рождён по заповеди лжи! Но убеждённый в правоте лгунов, что все учения – святые миражи тебе достались будто от богов, – громко говорила она, показывая Эрику на мрачные декорации, где существ клеймили страницами жутких книг. – Ты верил им, покуда был мальчишкой. Во всех грешащих видел невиновных. Но задохнулся собственной отдышкой в руках отцов-учителей духовных!

Парень, продолжая следовать тексту, поднялся с пола, и увидел новые декорации: как персонаж, которого он отыгрывал, сидел среди спокойных созданий, мирно наслаждающихся красотами пейзажа. Но всё резко поменялось, и существа уже шествовало вместе с другими, кричащими в унисон то, что было выклеймено на их телах.

– Я… помню – жил по голосу других: безумных лжепророков мировых. И им плевать, что ноша тяжеленая, когда в душе сгорает целая вселенная. Я жил в иллюзиях бессмертных колдунов! Но трещина в их лжи мне принесла сомнения. Я понял, убежав от суррогатных мыслей-двойников, что всё вокруг – кошмарная мистерия.

Персонаж на декорациях, ногтями сдирая с себя клеймо, убегал невесть куда, а за ним гнались его же собратья, обезумевшие после долгих пыток словом. Готинейра продолжала:

– Всё так! Сорви с себя чужую истерию! Восстань c кошмара мёртвого народа! Где лжежрецы так славят индустрию агоний человеческого рода.

– Не может быть, я только осознал! Я вторгся в грязь кладбищенских пустот младенцем, одурманенным с рождения зловонной тонной разных нечистот, что только может созидать воображение. Кричали мне и всем пророки о святынях, бросали дождь из сладостной морали. А сами, гордо восседая на твердынях, грешили, отрывая от детей детали.

На сцене появились клетки, где сидели существа, а рядом стояли жуткие твари, и день ото дня повторяли то, чему хотели научить своих рабов. И те, в итоге сходя с ума, начинали повторять за тварями. А Эрик продолжал читать:

– Я в клетке жил, я радовался грязи. Я древом был в лесу дремучих идиотов. Кто не со мной – те пагубные мрази. Из нас стругали мёртвых патриотов страны, которая давно мертва. Где гражданин – безмозглая машина. Где правит сладостный обман, молва о восхвалении фекалий господина. Меня лечили вирусною рвотой, что вырывалась изо рта дворян и их рабов. Свободным сделали от разума работы, поставив в ряд таких же дураков. Пытался пробудиться временами. Я болен был попыткой осознания. Но быстро усыплялся лжеврачами, что поклялись скрывать всю правду мироздания.

И стоило ему закончить, как заговорил Лин, играющий того, кто на декорациях восседал на вершине пирамиды, смеясь.

– Невероятно, как ты разорвал обман? Ведь я веками ткал всю эту паутину! Всю жизнь я дураков кидал в туман! Вы все обязаны, уроды, господину! Я так люблю вас, глупые создания! Своим диагнозом вы дарите мне власть! Кричу в момент, желая дать образование: "откройте для дерьма пошире пасть!". Вы не услышите реальности вещей, я прострелил вам уши сладкой ложью. Могилу глупости построил порыхлей и вновь её наполнил молодёжью.

Готинейра закричала:

– Вот видишь? Ты сорвал обмана маску с тирана, угнетающего мир! И в исступлении он всё подверг огласке! Сей до чужой агонии вампир.

А Лин, размахивая руками, бросающими в стороны клубящуюся, словно дым, тьму, надрывался:

– В мою харизму верят миллионы, поверивших в актёрскую игру! Я призываю всех вас чтить законы, хоть сам, в крови купаясь, их не чту. Я ветеран речей и праведного гласа! Но не устану строить я из трупов города. Пока в мои слова так продолжает верить мясо, что для "святых" лишь ежедневная еда. Молчать! Я призываю чтить вас постулаты! А сам, детей готовя на пару, взгляну, как на параде дураков лауреаты ножом испытывают тела глубину. Я призываю вас любить друг друга! Но сам плевал на всяк чужое горе. Ведь вы – моя безмозглая прислуга в моём марионеточном терроре!

Декорации сменились на горящие города, где клеймённые существа убивали тех, кто их когда-то пытал. Эрик говорил:

– Теперь я вижу свет перед собой. И чувствую внутри приливы истин! Как ложь в душе дала финальный сбой и показала сколь её отец корыстен. И я теперь свободен от иллюзии. И разум стал на капельку светлей. Отныне не участвую в диффузии пожизненных обманов для людей.

Всё всполохнуло самым настоящим огнём, буйно рвущимся вверх. А затем, появившись, воссияла яркая вспышка, заставившая всех отвернуться. И когда они открыли глаза, то увидели последние декорации, где, пребывающие в спокойствии, сидели существа, мирно любующиеся красотой пейзажей.

Статуя, сидящая на переднем ряду, вдруг моргнула, а затем, легко улыбаясь, начала крошиться, выпуская из себя голубоватый дым, который постепенно развеивался в воздухе.

Декорации же рассыпались, а Лин, подойдя ближе, застучал зубами. Нэнэкси, стоя неподалёку, сказал:

– Вы исполнили желание томящейся души… спасибо вам, – и он растворился в пространстве.

– Что это сейчас было? – спросил Эрик, смотря на Лина.

– Дядюшка Лин! – обрадовалась она. – Мы думали, что потеряли вас.

Но скелет, не слушая их, ловко спрыгнул со сцены, и затем, что-то голося парню с девушкой, направился прочь из зала. Эрик и Готинейра, ничего не понимая, двинулись за ним. Они пытались своими вопросами разузнать у него об этом месте. Да вот только Краус их постоянно поторапливал. Пространство за дверью, ведущей на выход, уже не было укутано тьмой. И все трое зашли туда, проходя в следующий вагон.

Глава 17. Сброс

Когда они вышли через дверь, то очутились в коридоре канализаций. Всё вокруг выглядело идентично тому, где Эрик с Готинейрой очутились после того, как их смыло. Но одно значимое отличие бросалось в глаза: огромных насекомых, собирающих смердящие нечистоты, было в разы больше, и они, подобно муравьям, ползали нескончаемыми рядами друг за другом, появляясь из небольших тоннелей, похожих на вентиляцию, и уползали туда уже с добычей.

Звуки, издаваемые жуками, напоминали нож, режущий стекло. Они так противно и раздражающе стрекотали, что парень с девушкой покрывались мурашками. Огромный коридор, тянущийся на сорок метров, заканчивался обвалом.

– Чёртов тупик, – выругался Эрик. – Неужели придётся возвращаться? Может, другой путь есть? – он оживлённо забегал взглядом по всему, что бросалось в глаза.

Готинейра обернулась, в надежде увидеть дверь, из которой они сюда вышли. Вот только увидела она лишь голую стену, будто здесь не было никакого выхода.

– Что? Куда он пропал? – она начала нажимать на покрытые мхом кирпичики, надеясь, что проход откроется, вот только тщетно.

– Коль запечатался проход – нам следует ступать вперёд, – Лин указал на узкие тоннели, куда заползали жуки.

– У-у-ух, – поморщился Эрик. – А разве эти насекомые не опасны? Я сомневаюсь, что они позволят нам пролезть по их путям.

– Не ужасайтесь санитаров сточных вод. Они не тронут ни один животный род.

– Ох, ну и гадость. Зачем я только представила это, – девушка поморщилась, ощутила подступающий рвотный рефлекс, но сдержалась. – Неужели нам и вправду придётся ползти по этим… тоннелям?

– Насколько я знаю мастера Крауса, он не шутит, – Эрик покосился на тоннель, куда заползали насекомые, измазывая всё вокруг остатками гнили, прилипшей к их лапкам. – А лучше бы шутил.

– Дядюшка Лин, может, вы всё же уберёте эти завалы? – с большой надеждой произнесла Готи.

– Просто меня, дитя родное, но магия моя ещё не возродилась. Ступать туда придётся, вытерпливая самочувствие дурное, покуда сила не восстановилась, – и, произнеся это, он, никого не дожидаясь, зашагал к одному из входов в маленький тоннель.

Девушка с парнем поспеши за ним. На пути у них под ногами встречались выбоины, заполненные всякой мерзостью, да и сама мощённая плиткой дорога была скользкой, то и дело намереваясь уронить кого-нибудь с ног.

Насекомые, видя чужаков, реагировали абсолютно спокойно, и даже пропускали их, останавливаясь. Когда все трое дошли до входа в маленький тоннель, то Лин, стоя к нему ближе всех, нагнулся, замер, а потом, махнув рукой, велел залезать внутрь.

Готинейра решила оторвать нижнюю часть подола платья и обмотала полученной тканью руки, чтобы, когда залезет внутрь, не соприкасаться кожей с мерзостью, что покрывала тоннель.

– А что ты на меня так смотришь? – глянула она на парня. – Ты вообще нырял в эту гадость за косой своей. Или забыл?

– Такое невозможно забыть, – Эрика передёрнуло, стоило ему вспомнить тот момент.

– Ну что, вы так и будете стоять, аль собираетесь залезать? – Лин, будто его вообще не смущало царящее вокруг зловонье и разложение, приготовился заползать внутрь.

– Давай, иди за ним. Я пойду последним, – Эрик посмотрел на девушку, а она на него.

– Хорошо, – произнесла она, и посмотрела на Лина, которого уже не было на месте.

Из тоннеля, мигая и шевелясь, излучались красные огни, как из двух фонарей.

– Что? Когда он успел? – изумился Эрик.

– О, хотела бы я знать ответ на этот вопрос. Ты никогда не увидишь его ползущим или карабкающимся. Это же не грациозно. А он это так любит, что всегда умудряется отвлечь внимание, чтобы никто не увидел его в позе на четвереньках.

– Да уж, я заметил. Он обожает пафос даже в самых напряжённых ситуациях, – ответил Эрик, садясь на корточки. – Ну, давай, полезай.

Готинейра, кивнув, села на колени, упёрлась обмотанными руками в пол, поморщилась, и поползла вглубь тоннеля. Эрик, немного подождав, полез за ней.

– Ну что, долго там ещё ползти? – громко спрашивал он, не смея поднять голову, боясь удариться затылком об потолок узкого и низкого тоннеля.

– Да чтоб тебя! – крикнула Готинейра, явно вляпавшись во что-то склизкое. – Не знаю, просто ползи за мной.

– Мастера Лина не видать?

– Только красные огни. Какой же он всё же быстрый.

Они продолжали ползти, иногда проходили повороты, в общей сложности преодолев около шестидесяти метров расстояния.

– Ай, – вздрогнул Эрик, ощутив, как сзади в него что-то упёрлось.

Это оказался жук, который полез следом. И он, постукивая клешнями, слегка бодал парня, как бы подгоняя его.

– Чёрт. Ты видишь выход? А то за мной уже небольшая пробка.

– Да, ещё метров десять.

И вот, когда Готинейра наконец доползла до выхода, то прекратила отвечать.

– Готи, ты чего замолкла?

Эрик, наконец дойдя до конца тоннеля, выполз из него, очутившись явно в просторном и прохладном помещении. Он, поднимаясь на ноги, сразу повернулся к девушке, стоящей рядом.

– Неужели так сложно ответить? Я уже успел запережи… ох. Это ещё что за чертовщина? – Эрик выдавил из себя слова с придыханием.

Огромное помещение, куда они попали, было сплошь завалено засохшими телами разных существ, а в самом центре находилась огромная гора обглоданных трупов, с виду совсем свежих, ещё даже не успевших засохнуть. Останки созданий вываливались из широких труб, торчащих из потолка. А вот мумии, чьё высохшее мясо было коричневым, подбирались жуками, которые тащили добычу куда-то вглубь помещения, в итоге скрываясь в маленьких тоннелях, подобно тем, через который только что вылезли Эрик, Готинейра и Лин.

Вся эта омерзительная картина норовила вызвать у парня с девушкой рвоту, но они сдерживались, затыкая носы и стараясь мысленно отвлечься.

Лин, кажется, замер, но если присмотреться, то было видно, что он очень медленно поворачивает голову то направо, то в другую сторону, точно преисполненный невиданным шоком от увиденного; будто он ожидал увидеть совсем иную картину, но узрел лишь открывшееся жуткое зрелище.

– Дядюшка Лин, – спросила Готинейра медленно, осторожно дыша, словно её сейчас вырвет, – что это такое? Куда мы попали?

Но Краус, услышав её вопрос, лишь помотал головой, не оборачиваясь.

– Мастер Лин? – с осторожностью спросил Эрик.

– Слова все ваши сейчас не важны. Нам нужно быстрее идти, если желаем остаться для жизни нужны, – он говорил медленно, будто боясь повышать тон; и, как только закончил, качнул головой и пошёл вперёд, вдоль стены, где можно было пройти, не наступив на останки.

– Но что? Что именно происходит? – немного напугано спрашивал Эрик, в ответ не получая ничего. – Мастер Лин, да что здесь творится? – он направился за ним вместе с девушкой.

Пока они оба шли за скелетом, то Готинейра смотрела чётко прямо, а вот Эрик с подозрением озирался, присматриваясь к тому, как жуки утаскивают высохшие тела, и как с насекомых порой капает жидкость, имеющая лёгкие оттенки фиолетового.

И тут до парня начало доходить предположение касательно творящегося вокруг. Он помнил, как ему говорили, что пробудившаяся сущность пожирателя начнёт как можно скорее возвращать контроль над своим телом, чем и является поезд. Эрик вспомнил момент, когда ещё в самом начале путешествия увидел фиолетовую фигура, и как испытал галлюцинации в вагоне с чёрной сферой. И, по всей видимости, как предполагал парень, пожиратель, неумолимо прорываясь через защитные системы, начинает буквально проникать в разумы всех живых существ, постепенно овладевая ими.

– Он подчиняет всё, да? – крикнул Эрик Лину, который слишком быстро шёл, что его было сложно нагнать, и пришлось перейти на бег трусцой. – Сколько у нас ещё времени осталось?

– Эй, ты о чём? – не понимала девушка. – Что ты понял?

– Эта тварь, похоже, начинает проникать в головы всем, кто есть на поезде. И если мы не поторопимся, то….

Он, не успев договорить, почувствовал себя дурно: как к горлу подходит ком, а ноги слабеют, грозя согнуться под тяжестью тела. Готинейра тоже остановилась и замерла. Её руки слегка подёргивались в судорогах, а коленки задрожали.

Насекомые, всё это время безустанно таскающие тела, побросали свою работу и начала крутиться вокруг собственной оси, в конечном итоге с грохотом плюхаясь на землю.

Эрик и Готинейра наблюдали, как изображение перед взглядом дрожит, затем становится мутным, растягивается. Но потом зрение быстро восстановилось, слабость в теле исчезло, и сознание прояснилось.

Лин, не говоря ни слова, мигом подбежал к ним, а потом дотронулся до плеча каждого, заставив их обоих чувствовать себя лучше. Вот только на его рукаве третья роза, которая совсем недавно восстановилась, опять погасла.

Краус громко веля встать и идти дальше, пошёл вперёд, не став их дожидаться.

Парень с девушкой, переглянувшись, даже не успели ничего понять. Они поспешили последовать за Краусом.

– Что произошло? Это пожиратель, да?

Скелет, повернув голову, но не останавливая шаг, несколько раз твёрдо ударил ладонь об ладонь, как бы соглашаясь со словами парня. Лицо Готинейры выражало готовность к чему-то опасному, что вот-вот должно произойти. Эрик же твёрдо сжал за рукоять косу, сняв её с пояса. И оружие само приняло боевой облик.

Все трое шли дальше, продвигаясь вдоль стены – единственное место, свободное от трупов и прочей гадости. Они старались не смотреть на тонны гнили вокруг, но слышали насекомых, которые возились с обглоданными телами, издавая мерзкие звуки, словно лопающиеся на огне слизни. Огромные трубы, выходящие из потолка, иногда срыгивали новые порции нечистот вперемешку с костями. И все эти массы либо сваливались в общую кучу, если труба находилась над ней, либо, если трубы выступали над резервуарами, то вся гниль плюхалась в них.

И вот, когда все трое дошли до конца огромного помещения, то сразу очутились у массивной стальной двери, чья поверхность была исписана жуткими узорами, напоминающими пугающие инопланетные рисунки из фантастических фильмов. Лин провёл по ним рукой, и створки, тяжело уезжая вглубь стен, принялись открываться с огромным трудом, издавая адские скрипы, что заставляли вздрагивать даже насекомых.

По ту сторону находился коридор, стены которого частично обвалились. И на местах, где зияли дыры, выпячивали наружу гигантских размеров мышцы, покрытые кровеносными сосудами, что имели толщину больше человеческой руки. Поезд, а вернее его оболочка, «нашитая» на пожирателя миров, постепенно разваливалась, освобождая тело этой гигантской твари, чья пробудившаяся душа медленно возвращала себе контроль над утерянным телом.

Лин последовал вперёд, ничего не говоря, что не похоже на него, ведь он обычно слишком разговорчив и оптимистичен. Эрик не понимал такого тотального изменения в поведении скелета. Ведь Краус вёл себя бесстрашно и весело даже в самые напряжённые моменты, а если и затихал, то всё равно что-нибудь говорил. Но сейчас он упорно молчал, почти не оборачивался, хотя сама ситуация конкретно сейчас была спокойной, не смотря на общий хаос сверху, в самих вагонах. Лин, обычно безумный в своём неугомонном оптимизме, сейчас словно умер. На его костях едва заметно виднелась какая-то плёнка, слабо мерцающая тем же алым светом, что и розы на рукаве. Но сами цветы, по крайней мере, светились ярко.

– Эрик, – послышался голос за спиной парня, и на его плечо легла костлявая рука, покрытая полупрозрачной фиолетовой оболочкой.

От такой неожиданности он, сам от себя не ожидая, с размаха полоснул по воздуху косой, чуть не попав по Готинейре, которая вовремя успела отскочить.

– Эрик, ты что творишь?! – от удивления и испуга выкрикнула глаза.

– Я. Не знаю. Опять всякое мерещится.

Когда они преодолели половину коридора, то услышали, как позади в закрывшуюся дверь кто-то принялся стучать, причём количество стуков увеличивалось с каждой секундой.

Стоило Эрику, Готи и Лину дойти до следующей двери, как она открылась без всякого вмешательства. За ней оказался очередной зал, выглядящий как предыдущий, вот только тел здесь было значительно больше, как и огромных, размером с кабана, насекомых. Они все ползали, занимаясь своими делами, утаскивая трупы в норы. А в конце зала виднелась дыра в обрушившейся части потолка. И когда Эрик, Готинейра и Лин, обходя жуков и разлагающиеся останки, шли дальше, то насекомые заметно сконцентрировали на них своё внимание.

– Ох и не нравится мне это, – Эрик держал оружие наготове.

И не зря, потому что на девушку, плетущуюся позади, наскочило одно из этих существ. Парень, быстро среагировав, со всей силы двинул жуку по панцирю, пробив хитин остриём лезвия, заставив тварь бежать с противным писком. Другие его сородичи, побросав свои дела, начали хоть и медленно, но уверенно подходить к чужаках, окружая их со всех сторон.