Читать книгу: «Сиротки. Отцеубийцы», страница 6

– Я же сделал все, как ты просила!

Его крик разнесся по всему замку. Он забыл, что стоит прямо в коридоре Гильдии и зеваки жадно пожирают его взглядами, чтобы потом пересказывать эту историю на каждом углу столицы. Морра, новая Морра, гордая, статная, холодная, магистр Гильдии, первая ученица Свортека, хватает его за руку и уводит прочь от любопытных глаз, но не для того, чтобы успокоить, а чтобы приподняться на цыпочки и прошептать на ухо: «Я никогда тебя не любила, и ты никогда не любил меня. А теперь пошел вон, или я расскажу Свортеку!»

Появились Римрил и Лотто. Наверное, только они и удержали Рейнара в его ярости от непоправимой ошибки, оттащили от Морры и выволокли во двор. В короткой потасовке Рейнар умудрился разбить Лотто губу, пока сильный Римрил не заломил ему руки.

– Опомнись, Рейн! – шептал Римрил. – Забудь о ней! Что скажет Редрих?

– Пусть говорит что хочет! Вы жалкие, покорные шавки! – орал он в мрачные лица братьев. – С такими, как вы, наш род превратился в пыль! Презираю вас!

Резкая боль пронзила тело Шарки.

Свортек лежал на спине в огромной королевской палатке. Белый, словно из него выкачали всю кровь, он прижимал руки к свежей, наскоро зашитой чудовищной ране, что пересекала весь торс от левой ключицы до паха. Редрих, не менее бледный, ходил перед ним из стороны в сторону; казалось, что короля с минуты на минуту вырвет прямо на пол. Герцоги и военные советники стояли чуть поодаль, тревожно переглядываясь, но не решаясь обронить ни слова.

С новым приступом боли кьенгар протяжно застонал, и похожие на пауков длиннопалые руки заскребли по телу, размазывая выступившую на швах кровь. Редрих упал перед ним на колени, схватил окровавленную руку и поднес к губам:

– Ты не можешь меня оставить, Свортек, брат мой! Не сейчас, когда проклятая Аллурия стучится в мои двери. Прошу тебя…

– Черт тебя дери, Редрих, – прорычал Свортек сквозь боль. – Как будто я сам хочу вот так вот сдохнуть в этом поле!

Последние слова он проорал королю в лицо, и тот отпрянул, кутая окровавленные руки в плащ. Редрих был жалок, как в тот день, когда Свортек впервые появился на поле боя, – хотя по сравнению с нынешним то была легкая прогулка под руку со старым приятелем Яном Хроустом.

Армада Аллурии захватила порт Отарак, а с ней крепость, в которой находился единственный шанс Свортека на спасение. Теперь Аллурия перегруппировывает силы, что прибывают с каждым новым кораблем, наступает все ближе к их военному лагерю, полному раненых и бесполезных…

– Беги, Редрих, – выдохнул Свортек. – Бери грифонов и улетай в Хасгут. Все кончено!

– Но ведь ты говорил, что, если мы сможем доставить тебя в Отарак к твоему артефакту, ты сможешь их отбросить!

– Что-то не вижу крепости…

Редрих снова склонился к нему, но уже без гримасы отчаяния:

– Нет, мы отобьем крепость. Послушай меня! Может, у них есть армия и двое кьенгаров, но у нас все еще девять грифонов и всадники. Они атакуют крепость сверху, ты проберешься внутрь через башню, ты ведь сможешь! А потом…

– Нет. Это самоубийство Я, может быть, и сумею добраться до своего артефакта, но грифоны и всадники…

– Разве есть иной выход?

Не сговариваясь, они бросили косые взгляды на герцогов Митровиц, которые в молчании ожидали решения короля и его правой руки.

– Они сделают все для королевства, – прошептал Редрих, и полубезумная улыбка растянула его губы. – Мы посадим тебя вместе с Римрилом, он самый сильный. А к остальным всадникам присоединятся наши лучшие воины. Девять грифонов, семнадцать самых могучих мужей Бракадии и кьенгар – разве этого не достаточно?

– Ты обещал, ты клялся Хладру, что присмотришь за его сыновьями, Редрих! А теперь готов бросить их в самое пекло?

– Я готов бросить кого угодно в пекло ради Бракадии.

Свортек долго смотрел на короля, превозмогая спазмы, сотрясающие его тело, – и с новым приступом согласился.

…Римрил и Свортек на сером грифоне приземлились последними. Остальные уже повергли в хаос стены и башни крепости Отарак. Рейнар и могучий Златопыт бились бок о бок, пока Такеш – грифон Рейнара – ударами крыльев и лап сбрасывал аллурийцев со стен. Лотто со своей знаменитой булавой в виде шипастого черепа и его оруженосец вгрызались в самую гущу ошарашенных врагов. Рыжий грифон Лотто, самый молодой, как и его всадник, пробивал огромным зубастым клювом латы, превращая несчастных в закованный в железо фарш. Другие грифоньи всадники и знаменитые рыцари королевства сеяли повсюду смерть, выкрикивая что было сил боевой клич: «Здар, Редрих! Здар, Бракадия!»

Свортек, обессиленный, хватающийся за последние обрывки сознания, соскользнул с седла, когда Римрил наконец расправился с его ремнями. Гарнизон аллурийцев был не так уж силен: основные силы они успели переправить к главным воротам порта, чтобы атаковать лагерь Редриха. Крепость – это все, что нужно было кьенгару. Там, внутри, хранилось его оружие, о котором он не рассказал ни единой живой душе, чтобы никто им не воспользовался. То был единственный шанс выйти отсюда живым. Свортек, прикрывающий руками рану, под защитой Римрила и его грифона медленно пробирался по стене вниз, ко двору, прочь со стен, где бушевала битва. Туда, откуда заветная дверь выведет его к городской темнице и новому Дару…

Серый грифон вздрогнул всем телом и зашипел: его горло пробил гарпун, выпущенный из баллисты на другой стене. Римрил издал страшный, полный боли вой, глядя, как его верный зверь падает со стены, харкая кровью. А в следующее мгновенье сам паладин Редриха рухнул следом за грифоном со стрелами, торчащими прямо из лица.

– Нет!

Рев Лотто заглушил шум битвы. Рейнар обернулся на голос брата, пока Златопыт, изрыгая проклятия, прикрывал его спину. Свортек отбивался теперь сам, посылая на аллурийцев крылатые тени, но чувствовал, как с каждой секундой силы покидают его, отдавая во власть чудовищной боли. Не менее трех грифонов и семи всадников уже отправились к праотцам. Кьенгары Аллурии, должно быть, были совсем рядом: торжествующие крики гарнизона возвестили об их появлении. Свортек попытался проскользнуть во двор, но тут Рейнар с бешено расширенными глазами кинулся к младшему брату, забыв о своей миссии…

Слишком поздно. Стена огня поглотила сразу трех грифоньих всадников и грифона целиком. Свортек вздрогнул от душераздирающего вопля Лотто, погибавшего самой мучительной из смертей в плавящихся доспехах. Кьенгар Аллурии отпустил руку, с удовлетворением глядя на груду раскаленных кусков металла и мяса.

Свортек успел лишь заметить, как Златопыт подхватил обезумевшего Рейнара и швырнул себе за спину, не давая броситься к аллурийскому кьенгару, нависшему над дымящимися останками Лотто. Под оглушительный клекот Такеша Свортек наконец добрался до заветной двери…

Шарка не поняла, что произошло потом. Какая-то старая женщина, протягивающая Свортеку кинжал, – последнее, что она увидела ясно. Затем – каша из черных монстров; полет, который она столько раз видела во сне; полная сумятица в голове, но острая, как оргазм, радость и желание бешено рассмеяться – вот что чувствовал Свортек. Его боль испарилась бесследно, он окреп, вырос и затмил собой все небо, раскинув над охваченной огнем крепостью огромные крылья. Лихорадочный бред длился целую вечность, и в нем смешались Тени, монстры, крылья, огонь, дымящиеся трупы, запах подпаленной кожи, вкус крови на клыках, блаженство, смех! А потом вновь появился Рейнар.

Герцог стоял на коленях перед тем, что осталось от Лотто, и плакал навзрыд. Свортеку – целому и невредимому – до него, впрочем, не было никакого дела. Окруженный трупами, он смотрел, как Редрих, не верящий своим ушам и глазам, подъезжает к крепости, и думал только о том, как бы не рассмеяться.

– Морра!

Это было новое воспоминание Рейнара, хотя Шарка не сразу узнала его в этом нервном оборванце, который едва стоял на ногах, настолько был пьян. Заросший, как нищий, одетый в тряпье, с глубокими тенями под воспаленными глазами, он шатался по коридорам замка, время от времени ревя во всю глотку:

– Морра! Я знаю, что ты здесь!

Взгляды и перешептывания не пугали и не стыдили его, и никто не осмеливался приблизиться, отрезвить его, вывести прочь. Римрил и Лотто мертвы – они больше не оттащат его от позора, как в тот последний раз, когда он плевался в них ядом.

– МОРРА! Мне просто нужно поговорить!

Рейнар остановился, завидев в другом конце коридора Свортека. Кьенгар, которого битва тоже не оставила прежним, презрительно смотрел, как герцог приближается к нему на ватных ногах, схватившись за рукоять меча.

– Заткнись! – прошипел Свортек, когда их разделяли лишь несколько локтей. – Тебе не о чем говорить с Моррой.

– Это не тебе решать, кьенгар. Я не видел ее четыре месяца. Пусти меня к ней…

Рейнар бросился к двери, из которой Свортек мгновением ранее выскочил, но на полпути застыл как вкопанный. Тени Свортека, его мрачные черные вороны, впились в его ноги и руки, повиснув на них мертвым грузом.

– Да чтоб ты сдох, Свортек! – закричал Рейнар, и один из демонов вцепился в его длинные волосы, заставив откинуть голову. Но герцога это не остановило. – Какое ты имеешь право? Ты ей никто! Никто! Дай мне просто увидеть ее!

Оглушительная пощечина, удар по ребрам – и Рейнар наконец перестал орать и обмяк в хватке птиц из мрака.

– Приведи себя в порядок. Возвращайся к Кришане. Морру ты не увид…

– Это ты будешь указывать мне, что делать? Из-за тебя погибли Лотто и Римрил! Ради тебя и твоего Ред…

Свортек резко опустился на пол рядом с Рейнаром и зажал ему рот ладонью:

– Если хочешь смерти, то лучше просто вскройся! А если хочешь мести, то возьми себя в руки и сделай то, что должен. Я даже готов тебе помочь. Но о Морре – забудь.

И Рейнар сделал то, что, по его мнению, должен был – но один, по собственному плану. Без Свортека, который, забрав у него все, вдруг решил поиграть в заботливого союзника, но с другим, не менее опасным, за которым он уже наблюдал из темного угла таверны в маленьком городке на окраине Бракадии, накуриваясь мадеммой, чтобы побороть желание вылететь отсюда пулей и забыть об этой безумной идее. То, как легко ему удалось устроить встречу, не могло не тревожить. Что, если это ловушка? В конце концов – сын Хроуста…

Шарка не сразу узнала его, героя мятежной Бракадии. Латерфольт, юный, шумный и чрезвычайно довольный собой, веселился в окружении друзей и восторженных девиц, еще не успев обзавестись бородой и длинной гривой. Рейнар все сомневался, хотя Латерфольт уже заметил его и указал ему на дальний зал таверны – пустой, отданный только ему и его гостю.

– Вот так-так, – болтал он, закрывая за собой дверь и осматривая Рейнара с головы до ног. – Кто бы мог подумать, что я встречу герцога Митровиц, да еще и с таким предложением! Если ты, конечно, не врешь и все это не ловушка ради моей головушки, хе-хе!

Кажется, егеря снедали те же сомнения, что и самого Рейнара, но он был безоружен, а во взгляде светился искренний интерес.

– Я предложил тебе встретиться подобно тому, как встречались наши отцы, – отозвался Рейнар. – Надеюсь, у тебя хватит чести не оскорблять память той встречи.

– Не тебе мне рассказывать про честь! – беззлобно вскинулся Латерфольт. – Я не головорез, в отличие от твоих дружков. Я сын Бракадии и пришел помочь своему народу освободиться! Я готов выслушать даже тебя, если это поможет остановить кровопролитие.

– А что на это скажет Хроуст?

– Когда я приду к нему с головой Редриха, он возражать не станет!

Напыщенность хинна веселила Рейнара, хотя внутри все замирало в ужасе, пока он пересказывал свой план – и кому? Латерфольту! Названному сыну Яна Хроуста, злейшего врага Бракадии! А хинн смотрел на него жадно, потрясенно, с детским обожанием. Но все же Латерфольт был не глуп и, стоило Рейнару умолкнуть, задал главный вопрос:

– Скажи, Рейнар из Митровиц, самый странный человек из всех, кого я встречал, – это все ради короны? Ты вправду хочешь стать королем, купаться в золоте и повелевать людишками, поэтому готов пойти на мир с нами?

– Корону можешь взять себе, если тебе есть до нее дело. Забирай сам или отдай Хроусту. Я устал от королей. Я…

Он запнулся, ужаснувшись тому, что собирался сказать. Казалось, дурман мадеммы развеялся, оставив его в кристальной трезвости. «Неужели, – думал он, – я, сын Хладра, действительно готов так поступить? После всего, что Редрих сделал для меня?»

После того, как здоровый как бык отец внезапно скончался, едва между ним и Редрихом возникло непонимание. После того, как Редрих женил Рейнара на своей полоумной племяннице. После того, как Римрилу пробила череп стрела, а Лотто сгорел в расплавленном доспехе. После того, как первый слуга короля украл у него Морру…

– Редрих отнял у меня все.

Улыбка сошла с лица Латерфольта. Он медленно и серьезно кивнул, и в его глазах заблестели слезы: неподдельные слезы человека, который знал, каково терять близких.

– Я верю тебе, Рейнар, – торжественно возвестил Сын Хроуста и протянул Рейнару руку через стол. – Обещаю, что ты можешь на меня рассчитывать.

– И я обещаю. – Он пожал протянутую руку, и голова снова стала тяжелой: мадемма вернулась и накрыла его с еще большей силой. – Обещаю, Лотто…

– Латерф, балбес ты обкуренный, – хихикнул хинн.

Но спустя несколько тайных встреч с егерем – чувствовалось, что показывать их подробно Рейнар не хочет, – в Хасгуте его настигла неожиданная новость. И принес ее лично Редрих:

– Молодец, Рейн, сын мой!

Король заключил его в объятия, чуть поморщившись, когда до носа долетел запах мадеммы от дублета. Но он пересилил себя и так обнимал герцога целую вечность, поглаживая по затылку, пока сам Рейнар боролся с желанием свернуть шею его величеству.

– Ты наконец сделал это! Кришана беременна!

Рейнар отступил от короля, ошарашенный. Да, месяц назад он действительно поддался желанию, впервые с битвы при Отараке. Укуренный до беспамятства, он представлял на простынях длинные черные локоны и шептал про себя совсем другое имя. Кончив, он оставил Кришану и отправился бродить по темным улицам Хасгута, где раньше прятались по темным углам они с Моррой.

– Наконец-то два наших рода вновь сольются воедино, дав крепкое потомство, которое возвеличит Бракадию! – продолжал Редрих, игнорируя его потрясение. – Конечно, мы пока не будем говорить об этом никому, Рейн, слышишь меня? Пусть плод окрепнет. Я не хочу слышать сплетни о слабости нашей крови от сплетников и предателей, если с ребенком что-то случится. Кришана, увы, не так крепка… Через пару месяцев мы во всеуслышание объявим, что она в тягости.

Он надвигался, пока Рейнар пятился.

– Мне жаль лишь, что Римрил и Лотто не увидят своего племянника. Видит бог, Рейн, я корю себя каждый день!

На глазах гордого короля действительно выступили крупные слезы и, сорвавшись с век, стекли в тронутую сединой бороду. Редрих, никогда ни перед кем не преклонявший колена, опустился на пол перед ним:

– Я вечный должник твоего рода…

Так план, согласно которому Рейнар должен был сообщить егерям о том, когда и как король поедет навещать гробницы предков и в котором он поклялся доверчивому Латерфольту, полетел ко всем чертям. Теперь сама эта мысль не вызывала у герцога ничего, кроме ледяной оторопи. В конце концов, решившись, он позвал Латерфольта на встречу перед самой ночью покушения.

Хинн нервничал, как лисица перед псом, чувствуя, что взгляд Рейнара изменился. Наконец, вооруженный с головы до ног, дрожащий от тревоги Латерфольт сорвался на крик:

– Ну же, Рейн! У нас мало времени, мои люди ждут сигнала! Что ты там хотел мне сказать?

Сильные руки обхватили его сзади, сдавили шею; захрустели сломанные стрелы в колчане, пока Латерфольт бился и задыхался в хватке Фубара, не сводя глаз с Рейнара. С губ все пытались сорваться проклятия, но Фубар сжал его крепче: обездвижить хинна ему не составило никакого труда.

– Убирайся из Бракадии навсегда, – произнес Рейнар, и черные глаза хинна, в которых явственно вспыхнула ненависть, закрылись. Фубар утащил безвольное тело в чащу леса, но предупреждать остальных людей Латерфольта времени уже не было.

Известие о покушении на короля облетело столицу за считаные мгновения. Хасгут наводнили солдаты, а Златопыт и Тайная стража сбивались с ног, пытаясь понять, откуда кучке мятежников стало известно о перемещениях короля. Теперь на стене, разделяющей Нижний и Верхний город, красовалось в назидание всем новое украшение: колья с нанизанными на них еще теплыми телами егерей.

Двор гудел. В тронном зале собрались все самые близкие Редриху люди, перешептываясь и недоверчиво глядя друг на друга. «Хроуст», – говорили одни. «Латерфольт», – возражали другие. «Предатель», – шептал Златопыт Свортеку.

Рейнар стоял, прижимая к себе Кришану, которая рыдала так, словно покушение удалось и Редрих был мертв. Он надеялся лишь, что жена не почувствует, как его самого бьет сильная дрожь.

– Как они посмели поднять руку на самого короля?! – всхлипывала Кришана, вжимаясь в мужа все сильнее.

– Прошу тебя, перестань, – уговаривал он ее, – ты ведь не хочешь потерять ребенка? Его величество жив и здоров.

Самого короля в зале не было, но наверняка он наблюдал за каждым из тайника за троном, зорко всматриваясь в каждое лицо. Рейнар и сам в них всматривался, словно убеждая себя, что предатель не он, предатель кто-то среди остальных… Он заметил, как от толпы резко отделился Гримвальд, за ним по пятам проследовала Морра, и при виде Рейнара и Кришаны ее рот искривила резкая усмешка. А затем и Свортек стремительно прошел мимо. Ветер раздувал его черный плащ, как крылья, и когда он оказался совсем рядом, Рейнар услышал:

– Какой же ты идиот!

Из окна тронного зала был виден кусок стены, над которой застыли на кольях казненные люди Латерфольта.

– Он здесь, пан магистр.

Свортек отпустил слугу, едва рассмотрел в тусклом предрассветном свете, к кому и зачем его привели. Прямо по луже крови он прошел к бездыханному телу, раскинувшемуся на полу, и присел перед ним на корточки, словно голодная ворона перед свежим трупом.

Кинжал все еще был зажат в руке, превратившейся в кровавые лохмотья плоти. Рейнар не просто вскрыл себе вены – кажется, он пытался если не отрезать себе руки, то раскромсать их до самых костей.

– Какой же ты идиот! – вновь пробормотал Свортек, касаясь неподвижного белого лица.

Но герцог был еще жив.

Свортек осмотрел раны. Правую руку Рейнар не успел изрезать так же глубоко, и жизнь вытекала из него через левую. Кьенгар сжал куски мяса, словно пытаясь склеить разбитую чашу. Кровь вспыхнула синим, когда между его ладонями и плотью Рейнара загорелось тусклое пламя. Но Дар медлил: Свортек так и не научился пользоваться им столь же искусно, как Бликса, которая сшила его собственную рану за мгновения. «Быстрее!» – подгонял он пламя, уже слыша в коридоре тяжелый топот. Ошметки плоти нехотя смыкались, останавливая кровь, но до полного исцеления было еще далеко. Между тем Редрих уже ворвался в комнату, захлопнул за собой дверь и издал тяжелый, протяжный вздох.

– Он мертв? – резко спросил король, подходя ближе, но так, чтобы не испачкать сапоги в крови.

– Еще нет.

Редрих уселся на стул и уставился в белое лицо Рейнара – впервые за долгое время спокойное, как в глубоком сне.

– Позови кого-нибудь, – нарушил молчание Свортек. О Даре Исцеления не знал в королевстве никто, даже Редрих, кьенгар не собирался раскрывать этот свой секрет. – Он так долго не протянет.

– Нет.

Свортек нахмурился:

– Мой король, ты поклялся Хладру при мне, что защитишь его сыновей. Двое уже погибли за тебя. Теперь ты собираешься дать сдохнуть и третьему?

– И что? Я не кьенгар, чтобы быть скованным клятвами, – жестко ответил Редрих.

– В Митровицах начнется бунт, если их последний герцог умрет в Хасгуте.

– Да, ты прав. Я могу потерять Митровицы. Но разве справедливо спасать человека, который сговорился с отребьем Яна Хроуста меня убить?

– Никто не знает точно, был ли это он.

– Я знаю, Свортек! – вскричал Редрих, вскочив на ноги и наступив таки в лужу крови. – Я видел это в его глазах! Рейнар и его братья верили, будто это они – наследники короны. Хладр им так говорил. Все это время они, как падальщики, кружили вокруг трона и прикидывались добрыми сыновьями, дожидаясь, пока я ослабну. Не смотри на меня так! Я знаю, о чем говорю!

Свортек упрямо зажимал раны Рейнара уже обеими руками.

– Хладр… Митровицы… А-а-а, будьте вы все прокляты! – Кажется, ненависть и долг разрывали Редриха на части. На несколько мгновений его лицо исказила гримаса боли, словно это он, а не Рейнар, лежал на полу со вскрытыми венами. – Я дал и даю Рейнару в тысячу раз больше, чем этот ублюдок заслужил! Слушай же, Свортек, как я милостив! Мой род не прервется на Зикмунде. Но и Рейнару королем тоже не быть, даже если сегодня он выживет. Кришана беременна, об этом никто не знает… Я заберу этого ребенка и объявлю, что это сын Зикмунда и мой внук. Кришану и Рейнара я разведу, объявив, что их брак так и не был консумирован. Тогда на престоле будет восседать наследник моей крови. А Рейнар…

Он присел рядом со Свортеком на колени и взял Рейнара за подбородок, поворачивая его лицо к себе.

– Сделай что-нибудь, чтобы одна мысль о предательстве могла его убить и он об этом знал, – прошептал король, впиваясь ногтями в обескровленную кожу. – Я хочу, чтобы он ни шагу не мог сделать без моего ведома и позволения! Ты, кьенгар, разбивший в одиночку армаду, – ты ведь можешь это сделать, Свортек?

– Как будто твоего плана с ребенком недостаточно, – хмыкнул Свортек. – Любой отец в таких условиях превратится в покорного пса. Особенно если ты все же получишь собственного наследника и отпрыск Рейнара станет тебе не нужен, но с помощью ребенка ты сможешь вечно держать Рейнара и Митровицы как на поводке. Таков ведь твой план?

– Увы мне… Мы оба знаем, что это невозможно. Но даже так у меня останутся и Митровицы, и наследник, и, на радость Хладру, Рейнар, который больше не предаст меня. А если предаст…

Он не закончил фразы, но Свортек додумал ее сам.

– Сделай, что нужно, – устало сказал Редрих, – не теряй времени.

– Пусть мне принесут иглу и моток ниток, мой король. Я сделаю все как надо.

Редрих замер, все еще глядя на зажатое в его пальцах лицо Рейнара. Веки герцога дрожали, приоткрывая мутные глаза. Редрих склонился к нему и прошептал:

– Прими мою милость, Рейнар, герцог Митровиц, сын мой. Я простил твое предательство. Я оставил тебя в живых. Я посажу на трон твоего выблядка. Что тебе еще надо? И ты все еще думаешь, что я твой враг?!

Он разжал пальцы, поднялся и вышел из комнаты, оставляя за собой кровавые следы. А вскоре и Свортеку принесли то, что он просил. Взяв левую руку Рейнара, кьенгар плюнул прямо в рану, заполненную сворачивающейся кровью; то же самое он сделал и с правой. Затем поочередно сжал изуродованные руки и позволил Дару закончить начатое. Синее пламя сшило плоть, как смогло: неуклюже, с трудом справляясь с такими ужасными ранами.

– Теперь ты поступишь по-моему! Попробуй только и на этот раз все просрать… Будешь слушаться меня и делать, как я скажу, хочешь ты этого или нет, – едва слышно произнес Свортек.

Веки Рейнара снова дрогнули; взгляд нащупал силуэт кьенгара лишь на мгновение, прежде чем глаза снова закатились под веки. Все так же тихо, но теперь чуть нараспев Свортек продолжил:

– Передаю тебе Дар Щита, от Свортека Рейнару, от богов человеку, от Изнанки – миру живых. Будь ты проклят, если распорядишься им глупо. И будь проклят, если нарушишь клятву!

Он убрал ладони с ран. Кожа все еще была рассечена, но плоть, сухожилия и сосуды под ней уже соединились. Продев в ушко нитку, Свортек укусил себя за губу до крови, облизнул кончик иглы – пузыри слюны повисли на металле – и принялся сшивать края ран, чтобы у Редриха не возникло никаких подозрений.