Читать книгу: «Монстром буду я», страница 16

– Признаюсь, я тоже раньше разделяла его точку зрения, – засмеялась она. – Побывав на войне, увидев всю мерзость и грязь, что есть в мире, теряешь способность верить в лучшее. Ты ее не потеряла, в этом, пожалуй, твоя самая большая проблема. Людям нельзя доверять, никому и никогда.

Последняя фраза определенно прозвучала с намеком, так что невольно съёжилась. Что она ещё себе надумала? Что я с монстром спелась? Так и знала, стоило все рассказать, и она бы сразу решила, что я переметнулась.

– А я и не доверяю, – обиженно насупилась, – а предпочитаю надеяться на лучшее и не отчаиваться. Это разные вещи.

– Да, немного надежды нам бы не помешало, – соглашается Настасья, звякнув кандалами.

– Так мы сможем выбраться отсюда сегодня? – перевожу тему разговора на более насущную.

– От меня это не зависит, – мрачно отвечает мне она, а затем замолкает от скрипа двери в подземелье. Кто-то спускался к нам.

Выглянув, увидела двоих – Айгуль с небольшим серебряным подносом в руках и Маратика, идущего за ней следом. Вторая жена монстра подошла к моей камере и, после короткой заминки, поклонилась мне, едва не выронив с подноса небольшую тарелочку, но разлив воду из нее на поднос. Заместитель также подошел к моей камере и открыл ее большим старым ключом, после чего бросил в меня сапогами. Возможно, я бы в другой ситуации и обиделась на него, но это были мои сапоги! Те самые, которые после этих ужасных тапочек я и не надеялась увидеть.

– Хатун, – неловко позвала Айгуль, а я чуть ли не прыгала от радости, тут же надевая сапоги на ноги. – Госпожа, как ваша рука, болит еще? Может сначала перевязать руку?

Моя радость от вновь приобретенной обуви куда-то мгновенно улетучивается, и на её место приходит подозрение, и следом возникает резонный вопрос: откуда она знает о руке? Так, не хватало ещё снова взывать к своей гениальной теории о связи с монстром. Синяк, может, увидела просто?

– Зачем она здесь? – спрашиваю у Маратика, который на удивление мрачен и молчалив.

– Хан приказал обработать вашу рану, – улыбается Айгуль, отвечая на вопрос вместо заместителя.

Слегка скривив красивый ротик, заходит в мою камеру и опускается на корточки рядом со мной, ставя поднос на пол, протягивает ко мне свои чистые руки без намека на мозоли и шрамы. Даже на вид кожа её рук мягкая и гладкая, словно атлас цвета слоновой кости.

– Прошу, позвольте мне выполнить поручение Хана, – просит она, но её взгляд говорит совсем о другом.

Протягиваю ей раненную руку, в засохшей крови, грязи и ржавчине с решетки. Ледвижка медлит, прежде чем коснуться меня, что вполне понятно, судя по всему, она в жизни не бывала в подобных местах и ничем подобным тоже не занималась. Сомневаюсь, что она держала в руках за всю свою жизнь что-то тяжелее этого подноса.

– Господин так переживает за вас, Хатун, нельзя расстраивать мужа, – приговаривает жена со вторым порядковым номером, вкладывая в эти слова явный для нас подтекст.

Наконец, взяв меня за руку снизу, она принялась свободной рукой смачивать шелковые салфетки в воде и смывать кровь и грязь с ладони. Для первого раза справлялась она неплохо, боли я почти не чувствовала. Маратик же, как наблюдатель, стоял за решеткой и не вмешивался в процесс и, кажется, старательно пытался не смотреть на соседнюю камеру. Причем именно его старания не смотреть туда были очень заметны, поскольку он неестественно высоко поднял подбородок и склонил голову в бок. Руки при этом сцепил в замок за спиной, с нейтральным выражением лица смотря то ли на нас с Айгуль, то ли в никуда. Кошка, что ли, между ними пробежала? Так, я снова слишком романтизирую их непонятные отношения.

– Ваше платье тоже испорчено, – приговаривает ледвижка после того, как очистила мою руку от запекшейся крови.

Пока она с усилием открывает маленькую коричневую баночку, осматриваю свою ладонь. Теперь там должен красоваться порез в виде креста, но его там нет, видна лишь одна вертикальная линия свежего пореза. Почти заживший рубец от маленького кинжала монстра исчез, словно и не было его никогда. Нахожу взглядом Маратика, но не могу понять, о чем он сейчас думает. В их разговоре с монстром упоминалось подобное, только вместо слова шрам использовалось слово «отметина». Возможно это что-то наподобие колец в нашем мире? Неспроста же один шрам пропал, стоило поранить руку чужой Гардой. У нас также кольца меняют в случае второго брака, после смерти первой пары.

– Эй! – звонко и с воинственными нотками в голосе выкрикивает Настасья, а затем слышу, как громко громыхают ее кандалы о решетку. – Ты!

Ни капли не сомневаюсь, к кому моя подруга обращается, но все же поворачиваюсь, чтобы посмотреть на лицо Маратика. Смотрите, какую маску невозмутимости надел на лицо, а уши-то лиловые!

– Я к тебе обращаюсь! – Настасья поднялась на ноги и протянула руку сквозь решетку, маня серенького к себе. – Иди сюда.

И ведь Маратик взял и подошёл к ней, почти к самой решетке подошёл. От такого поворота я немного оторопела, да ещё Айгуль что-то с лекарством медлит, то ли открыть баночку с мазью не может, то ли что ещё.

– А не слишком ли много ты себе позволяешь, пленница? – нагнал суровости Маратик так, что я аж вздрогнула от звука его голоса.

– Ты кандалы мои сними, и я тебе покажу, что себе позволяю, – с угрожающим весельем заявила Настасья, и моя больная фантазия восприняла эту фразу как флирт магессы.

– Для проигравшей ты слишком много машешь кулаками после драки, – иронично ухмыляется Маратик, но от решетки не отходит.

Пожалуй, судя по его самодовольному тону и тому, что он не отрывает взгляда от Настасьи, впервые могу признать его мужиком. Так никудышно флиртовать могут только мужики, отвечаю. Нет, чтобы комплимент сделать, злит ее.

– Это после честной драки кулаками не машут, но нашу я таковой назвать не могу! Ты зашел со спины и оглушил меня заклятием, пока я дралась с вашим монстром! – срывается на крик Настасья и как-то непостижимым образом умудряется схватить его через решетку за одежду и притянуть к ней.

Зашел? Похоже, Настасья уже в курсе, что Маратик – мужик, теперь понятно, чего он на нее так усердно не смотрел: обиделся. Спаситель, он и обижается-то по-женски.

– На войне нет правил боя, женщинам там делать нечего, – он хоть и не догадывается об этом, определённо нарывается, оскорбляя Настасью подобными заявлениями. – Радуйся, что ещё жива, женщина.

В этот момент Настасья опять резко хватает серенького, но в этот раз чуть ли не прикладывает головой о решетку, а затем шепчет что-то на ухо. Я дернулась к решетке, чтобы услышать, но Айгуль схватила меня за руку и потянула назад. Оборачиваюсь на нее, понимая, что она специально мне помешала. Она уже открыла баночку, и на куске шелка у нее какая-то темно-зеленая жижа из трав. Даже несмотря на то, что человек она неоднозначный, могу понять, почему она на стороне сереньких. Ледвижских женщин учат с детства подстраиваться под мужчину, по-другому у них не принято. Понимаю, что другого момента не будет, потому наклоняюсь к Айгуль.

– Серая с рыжими волосами, опасайся ее, – шепчу так тихо, как могу, – она хочет нашей смерти.

Айгуль замирает, ткань с жижей падает на ее платье, но она этого не замечает.

– Та, что прибыла сегодня с Повелителем и его свитой? – шепчет, широко раскрыв узкие глаза, девушка.

– Она – его невеста, – рассеянно оглядываясь на замершего у соседней камеры Маратика, – и, мягко говоря, не в восторге от наличия двух жен.

– Заканчивай, мы уходим! – резко командует Маратик, отстранившись от камеры Настасьи и повернувшись к выходу из подземелья.

Айгуль поспешно отстранилась от меня и трясущимися руками убрала все грязные тряпки на поднос. Мазь из трав она так и не нанесла, всучила мне бинт и как ужаленная выбралась из камеры, побледнев почти до состояния сереньких. Звякнул ключ в замке, и они ушли так же внезапно, как и появились.

– И что это было? – спросила, перевязывая кое-как руку бинтом.

– Я достала ключ от кандалов, – сообщила, почти ликуя, магесса.

– Как? – вырвалось у меня шокировано.

Скрипнул замок, звякнули кандалы, упав на пол, и девушка просунула сквозь прутья бледные и худощавые руки с синими запястьями, чтобы продемонстрировать свою частичную свободу.

– Он носит его с собой, пришлось подобраться поближе, чтобы достать его.

– То есть теперь мы сможем убежать? – просто просияла я от счастья. – Прямо сейчас?

– Нет, сделаем это вечером, мой магический резерв должен восполниться, сейчас я не смогу даже взломать решетку.

– И как восполнить этот резерв? – заставляю себя закатать раскатанную губу обратно.

– Время и сон, мне надо немного поспать без кандалов, – слышу, как она ложится на свой лежак, перед этим отбросив кандалы подальше от себя.

Замолкаю, чувствуя себя не очень хорошо от того, что я всего лишь балласт в ее плане побега. Скорее всего, она его давно продумала, раз так спокойно, освободив руки, ложится дальше спать. Меня же распирает от непонятно откуда взявшейся энергии, и сделать как она, я банально не смогу. Голова чугунная от мыслей, и мне никак не успокоиться. Может, не надо было пугать Айгуль? Вон как ее трясло от страха, бедняжку. Хотя, кто предупрежден, тот вооружен. С этой рыжей ночной гостьей надо быть настороже.

– Любава, – позвала неожиданно Настасья, – скажи, что мы выберемся отсюда и вернемся домой.

Ее голос слегка дрожит, показывая, насколько она сама хочет верить в эти слова. Протягиваю руку через решетку и касаюсь ее головы, чтобы поддержать.

– Мы вернемся домой, и все будет как раньше, – вру ей и себе, прячась в надежде от реальности.

Глава 30. Му Ре

Как раньше уже не будет, больше никогда. Ледвига пала, и за ней очередь Анталты, и ей не устоять против армии серокожих захватчиков. Возможно, понадобится время, чтобы монстры дошли до нашей богом забытой деревушки, да и до ледяной пустоши впоследствии, но война доберется и туда. Чем больше думаю о будущем, тем больше не понимаю, зачем вообще напали на нас серенькие? В стране ходили слухи, что это из-за работорговли, и теперь все захваченные территории почти обезлюдели, люди просто исчезли. Да и с женщинами они поступают очень жестоко, не трогают лишь малых детей и стариков. Они сильнее, опытнее наших воинов, мы легкая добыча для таких завоевателей. Самое прискорбное, что, появившись здесь, серенькие не просто поставили перед собой цель захватить власть на всем континенте, они будто истребляют нас как расу. В таком свете становится понятно, из-за чего они массово отдают в жертву наших молодых и способных рожать женщин. Нет женщин – нет и будущих воинов, мы банально вымрем.

Тяжело вздыхаю, понимая, как скверны наши дела. В голову ничего не приходит, но я все равно надеюсь на лучшее. Я что-нибудь придумаю, или же генералы что-нибудь придумают и спасут нашу страну. Поворачиваюсь к решетке, Настасья мирно сопит, мне бы тоже надо, но не могу. Стоит закрыть глаза, чувствую себя опять в той душной каморке, в руках монстра. Стоит ли говорить, что испытываю при этом отнюдь не только страх?

Что-то здесь не вяжется, вот чувствую, что что-то не так во всей этой истории. Даже Настасья, то, какой хладнокровной и решительной она стала, меня пугает. Так выглядели шпионы-смертники в диверсионных отрядах, которые знали, что для достижения цели придётся пожертвовать своей жизнью. Что-то обреченное таится в ее взгляде, наверное, то же самое можно увидеть и в моем. Даже если мы выберемся из Ледвижской столицы и переберемся за линию фронта, не факт, что нас не убьют свои же, посчитав за изменников родины. За генералами не заржавеет устроить нам подлянку за поддельные планы. Но я смогу, справлюсь со всем лишь потому, что у меня нет выбора. Закрываю глаза, стараюсь ни о чем не думать, но непослушное сердце то и дело скачет в груди, выдавая моё беспокойство. Последнее время только и делаю, что бегу, потому что сражаться нет сил, условия изначально неравные, и я проигрываю. И это я имею в виду совсем не войну, точнее не ту войну, о которой могу говорить вслух. Мне бы очнуться и, наконец, прийти в себя, то, что я чувствую не просто неправильно и постыдно – это предательство моей семьи, страны и родины.

– Любава! – вскрикивает Настасья и трясет меня за плечо.

Поспешно открываю глаза и сажусь, впервые четко разглядывая свою подругу. Настасья в малиновой мантии, помятой, но не грязной. От нее пахнет чем-то знакомым, но не могу понять чем. На лице заметны следы изнеможения, кожа бледная, мешки под глазами, а запястья почти черные от синяков. Но при этом есть какое-то ощущение неправильности. Ну, не выглядят так люди, которых пытали несколько дней, морили голодом и не давали пользоваться никакими благами цивилизации. Или может она уже это, магией себя в порядок привела? Слишком мало ее видела, чтобы сравнить до и после. Решетка в мою камеру выломана, как я не проснулась, когда она с ней разбиралась?

– Ты в порядке? – обеспокоенно оглядела она меня с головы до ног. – Я звала тебя, ты не отвечала, даже на взрыв не отреагировала.

– Какой взрыв? – ошарашенно поднимаюсь на ноги.

– Пришлось немного пошуметь, чтобы выломать дверь, на ней была магическая защита, – тоже поднялась она на ноги, неловко оглядываясь на коридор. – Странно, что защита была лишь на твоей камере, а не на моей.

А меня вот присутствие магической защиты ничуть не удивило, все-таки я столько раз сбегала, что дополнительные меры предосторожности не помешают.

– К тому же защита почему-то запрещала кому-то войти, а не тебе выйти, – протянула, задумавшись, магесса, и я невольно удивилась.

Интересно, а это кто придумал? Неужто результат собственнических замашек монстра? Настасья двинулась вперед по коридору и жестом указала мне молчать и двигаться тихо. Она остановилась в нескольких метрах от дверей и стала делать пасы руками и что-то неразборчиво шептать.

– Жди, – отдала она мне приказ, а затем открыла дверь из подземелья и исчезла за ней.

Такого поворота я как-то не ожидала, но посметь спорить с магессой не нашла в себе желания. Ее не было от силы минут пять, и уже когда я собиралась ослушаться, она вернулась и приказала ей помочь. С опаской пошла за ней по лестнице и, оказавшись в коридоре, увидела два тела сереньких стражников лежащих на полу.

– Ты что их убила? – вырвалось у меня слишком эмоционально.

Настасья в тот момент как раз схватила одного из них за ногу и от удивления выронила ее.

– Любава! Они наши враги! – осуждающе выдала она, разгневавшись. – Лучше помоги их спрятать!

Что это со мной? Нет жалости врагам и захватчикам! Скрипя зубами, схватила стражника за вторую ногу и потащила к той самой злополучной кладовой. Настасья открыла дверь, и я дернулась, будто ожидая там увидеть монстра. Его там не оказалось, что не удивительно. Затащив одного, мы взялись за следующего. Пыхтя и натужно кряхтя, затолкали второе безвольное тело в кладовку.

– А заклятия, чтобы их не тащить, не существует? – тяжело дышу, чувствуя, как болит спина.

– Есть, но мой резерв ещё не восстановился, – прорычала Настасья, боком пытаясь закрыть дверь.

– Да когда же он у тебя восстановится-то? – бухчу, становясь за ней и надавливая всем весом, чтобы дверь наконец-то закрылась.

Прислонившись к стене, привели в норму дыхание и огляделись.

– Тебе надо переодеться, – выдала задумчиво магесса, – слишком выделяешься.

– Кто бы говорил, – язвительно вздыхаю, оглядывая ее помпезную мантию.

– Мы слишком много внимания привлечем в этой одежде, – нехотя соглашается магесса. – Может, их амуницию наденем?

– Нет, ты что, они же ее не снимают, – с отвращением поморщилась, – явно с гигиеной не знакомы.

– И что тогда делать? – растерянно спросила магесса, поворачивая за угол.

– А ты того, наколдовать не можешь? – осторожно повторяю за ней.

– Мой магический резерв…

– Ещё не восстановился, – договариваю за нее таким же самоуверенным тоном.

– Не паясничай, – получаю хлопок по пятой точке, пока мы пробираемся к главному залу. В этот раз толпы там нет, всего пара стражников возле дверей, и две ледвижки, моющие пол и вытирающие пыль.

– Настасья, а ты ледвижский знаешь? – спрашиваю тихо, радуясь, что лестница не дает стражникам нас увидеть.

– Думаю, я и без этого разберусь, – как-то кровожадно улыбается магесса, потирая ладони, которые начали искрить.

Она прошептала какие-то слова, а затем раскрыла ладонь, показывая мне увесистую мышь. В ответ на моё немое удивление, она опустила мышку на пол и довольно улыбнулась. Маленький пушистый комочек, прячась по углам, побежал к ничего не подозревающим ледвижкам. Они не заметили ее, потому, после небольшого пасса рукой от Настасьи, мышка подкралась к одной из женщин и залезла ей под подол платья. Несколько секунд ничего не происходило, затем женщина выронила тряпку и истошно завопила, задирая юбку едва ли не до груди. Вторая женщина, увидев мышку, бросила в нее тряпкой, но не попала.

– Городские, – вздохнули мы вместе с Настасьей с легким презрением.

Мыши всегда водятся там, где живут люди, и избавиться от них очень сложно, лучше котов пока ничего не придумали. Наши три кошки всегда спят в подвале, защищают мешки с зерном от этих мелких вредителей. Стража отреагировала на шум и засуетилась, но женщины уже в испуге бросились бежать, причем в нашу сторону. Тонкие и хрупкие ледвижки совершенно точно не приспособлены к таким страшным зверям, как обычные мыши. Настасья вышла им навстречу, подняв руки вверх. Она коснулась их голов ладонями, после чего те упали на землю, потеряв сознание.

– Настасья, – испуганно зову ее, когда нас замечает стража.

– Бежим! – кричит она, обернувшись, и бежит назад, оставив меня одну перед стражами.

Запоздало соображаю, срываюсь с места и почти добегаю до поворота, как в меня чуть не прилетает горшок с тем священным фиолетовым растением. Благо, он в конечном итоге попал в стража, что бежал за мной. Второй был изворотливее, схватив меня за подол платья, он уже почти дотянулся до меча, как получил от меня горшком. Словом, стоим мы с Настасьей запыхавшиеся, сил даже говорить нет и, молча поглядываем, то на тела в коридоре, то на дверь кладовки. В общем, к ассоциациям, что вызывает у меня эта кладовка, помимо наглого монстра добавилась кучка складированных там тел. Переодевшись и заработав себе грыжу, затаскивая и раскладывая в тесном подсобном помещении наши жертвы, мы были готовы уйти в закат. Хотя уже давно стемнело, но людей в самом дворце было как-то мало, раз никто не заметил, как мы, матерясь, упаковывали в кладовке штабелями сереньких и водружали на них тощих ледвижек.

– Платок повяжи, – подала какую-то тряпку подруга, повязывая себе голову.

Вот чаще бы она его носила, в нём она больше на женщину похожа. Все время оглядываясь, мы пробрались до черного хода, ведь через главный ход было опасно идти, и прошмыгнули к крылу прислуги. Здесь людей было полно, так что решили срезать через кухню. И от увиденного великолепия я буквально зависла. Кухня огромная, просторная с множеством столов и кипящих казанов, с большой жаровней, на которой медленно вертится жирный поросенок. Поваров много, все в белой одежде, с поварскими колпаками и только мужчины, ни одной женщины. Ножей у них куда больше, чем на любой кухне, на которой я готовила, все разной формы и из хорошей стали, а как рыбу разделывают просто загляденье. В животе аж заурчало лишь от одного вида ещё не до конца приготовленных блюд. Ну и за что монстру и его змее-невесте такое счастье? Не сомневаюсь, что вот ради одной ложечки вон того божественно пахнущего супа можно и умереть.

– Любава! – резкий разгневанный окрик Настасьи настиг меня вместе со злой тарабарщиной от местного главного повара.

С болью и разочарованием посмотрела на аппетитную ложку супа в своей руке, а затем на злого ледвижского повара с половником наперевес и не менее злую Настасью уже почти достигшую выхода на улицу. Повар отделяет меня от Настасьи и супа.

Гори оно все огнем, если я не попробую этот шедевр, никто не попробует. С разворота толкнула ногой казан с супом, который перевернуться не перевернулся, но залил все, стоящее рядом. Повар бросился спасать оставшиеся блюда, и я прослезилась от горя, что столько вкусностей пропало из-за меня. Не дело это продукты переводить, особенно когда люди голодают! Возле дверей Настасья схватила меня за руку и практически выволокла на улицу, подперев дверь на кухню шваброй.

– Как ты вообще планы-то достала?! – гневно кричит она, но мы обе знаем, что не хочет она знать, как я их достала.

Опустив глаза в пол, словно обычные ледвижки, под ручку топаем мимо полдесятка стражников во дворе. Руки тряслись, не знаю, как добрались до ворот и выбрались из замка, повезло, что несколько стражников отвлеклись на происходящее на площади. Неужели эти изверги снова женщин в жертву своему богу отдают? Сердце набирает бешеный темп, оглядываюсь, ищу взглядом лошадь или хоть что-то, на чем можно будет добраться до дома. Уже собираюсь свернуть в сторону безлюдной улочки, когда Настасья тащит меня обратно, к толпе.

– Что ты делаешь? – испуганно спрашиваю, останавливаясь. – Нужно выбираться отсюда!

– Выбираться куда, Люба? – зло шепчет Настасья, оглядываясь, как и я, по сторонам. – Ледвига пала, черед Анталты скоро настанет.

– Но дома…

– «Но дома» что?! – разъярённо перебивает она, и я вижу на ее лице дорожки от слёз и полный отчаянья взгляд. – Даже если случится чудо, и мы пересечём всю страну и попадем домой, как долго нам ждать, пока монстры доберутся до дома? Неделю? Пару дней? Их армия уже наступает на столицу! Мы обречены, Любава! Обречены!

Она всхлипывает, совсем не как опытный, закаленными боями маг, а как обычная женщина. Знаю и понимаю ее неуверенность, то, что я не задаю себе этих же вопросов, не значит, что я о них не думала.

– Есть же ещё Ледяная пустошь, другие континенты, в конце концов! – пытаюсь ее успокоить.

– Да? – магесса насмешливо улыбается, а затем задает вопрос, который я боялась услышать. – А кто сказал тебе, что им будет достаточно захватить один континент?

Не знаю, что ей ответить. Уверенности в этом нет, как и в том, что мы выберемся отсюда живыми, но я предпочту надеяться на лучшее. Это все, что я могу прямо здесь и сейчас.

– Им и мира нашего мало, – шепчет тихо Настасья, прикрыв глаза.

Мира нашего мало? Странная фраза, что-то в ней есть такое особенное. Мимо нас проходят ледвижки, ещё совсем девчонки и отчего-то смеются, что выглядит странно в нынешних реалиях.

– Настасья, давай пойдем, пока нас не заметили, – то ли прошу, то ли требую от нее.

– Разве ты не понимаешь?! – хватает она меня за руку и сдавливает ее, делая мне больно. – Мы должны это сделать!

– Сделать что? – делаю попытку вырвать руку, но она сильнее.

Не нравится мне ее взгляд, да и слова тоже. Так фанатики сумасшедшие говорят или солдаты, которым нужно во что бы то ни стало выполнить приказ. Настасья резко обнимает меня, но только для того, чтобы прошептать на ухо то, что не должен больше никто услышать.

– Мы должны убить их короля, – говорит она уверенно шепотом.

– Ты что рехнулась? – выкрикиваю, чем невольно привлекаю лишнее внимание.

Настасья тащит меня за собой в безлюдный переулок, но уже не для того, чтобы сбежать. Вот что меня беспокоило с самого начала, она была слишком спокойна, будто солдат, с мрачной решимостью ждущий подходящей возможности, а не попавшая в плен девушка. Она ведь не просто Настасья из моей деревни, а главный маг на фронте.

– Чтобы я убила их короля, мне нужна помощь, – жестко признается она. – Тебе нужно взять на себя главнокомандующего.

– Как я, по-твоему, это сделаю? – все оглядываюсь на безлюдную сторону улицы, там, где маячит свобода. – Настасья очнись, там охрана, мы ничего не сможем сделать!

– Сможем! – уверенно заявляет она. – Если ты мне поможешь, я доберусь до короля и убью его.

– Но нас же тоже сразу убьют! – кричу на нее в истерике.

Может плюнуть на эту сумасшедшую и уйти? Эта мысль такая соблазнительная, если мне повезет, то через неделю буду дома с сестрами. Как же я хочу их увидеть!

– Зато Анталта будет свободна, весь наш народ, все наши родные останутся живы! Как же сестры, ты не боишься, что их тоже отдадут в дар их богу?

Она трясёт меня, словно игрушку, платок спал с моей головы, и волосы закрывают лицо. Сестры моё слабое место, но я не сдамся.

– Даже если мы его убьем, его место займет другой! У этого короля точно есть наследник, и он будет мстить за своего отца! Разве тогда наши смерти не будут напрасны?

– Если ты убьешь главнокомандующего, этого не случится, – с уверенностью произносит она, заставляя меня вздрогнуть. – Следующим королем станет наш человек, и война закончится.

Убить монстра? Как он связан с королем, зачем убивать? Тогда, в кабинете, Маратик что-то говорил об отце. Король – отец монстра? Убить короля, убить его наследника – это практически почти невозможно. Сама мысль меня пугает и тревожит.

– Настасья, – выдыхаю, отступая от нее на шаг, – это безумие, очнись уже, наконец!

– Это ты очнись! – толкает она меня, повышая голос. – Мы – последняя надежда нашей страны и этого драного мира!

– Две женщины? Серьёзно? – смеюсь горько. – Меня ждут сестры, если ты готова погибнуть здесь, то оставайся, а я отправляюсь домой!

Я бы ушла, честно, но она уже схватила меня за руку.

– Слушай, – приказывает она и нажимает рукой на метку, которую сама же и оставила на моем запястье, прямо под укусом Наяны.

Рука жжет огнем, как раньше было, когда магесса выходила на связь, однако теперь она стоит напротив меня и смотрит в глаза так, словно хочет что-то сказать, но не решается.

– Любава, зайка моя, ты там, похоже, решила сопротивляться приказам? – прощебетал у меня в голове голос Ферера.

– Какого чёрта? – спрашиваю у опустившей глаза Настасьи.

– Того самого, моя дорогая, – довольно и расслабленно смеется Ферер. – Я так понимаю, у нашей дорогой магессы не получилось уговорить тебя сотрудничать на благо своей родины?

– Откуда он знает? Это его приказ? – спрашиваю у подруги, но она не отвечает. – Это безумие, что бы он там ни говорил!

– Но-но, – поучительным тоном влезает мне в голову Ферер, – безумием можно назвать только то, для чего нет веской причины, а у вас обеих есть причины пойти и убить короля и его страшного сынка.

Его сладкий и издевательский тон бесит до чертиков, по пустому взгляду Настасьи не могу понять, слышит ли она этого мерзавца. Метка жжет, я пытаюсь содрать ее ногтями, но пока не получается.

– Если тебе надо, то иди и убивай его сам! – кричу, раздирая ногтями запястье и почти зажившие шрамы от зубов Наяны.

– У тебя, Любава, причин выполнить приказ даже больше чем у Настасьи, – все так же самодовольно заявляет Ферер. – Хочешь их услышать?

Сердце испуганно сжалось, и я замерла, со страхом смотря в полные решимости, но мокрые от слёз глаза Настасьи.

– Девочки, поприветствуйте свою сестру, – довольно произносит генерал под девичий вскрик.

– Любава? – испуганно и неуверенно произносит Орыся сиплым голосом.

Моё сердце падает куда-то вниз, а ноги не держат, однако Настасья успела подхватить меня под руку, не давая упасть на землю. Смешно, она же и затоптала меня в эту вязкую канаву.

– Маленькая моя, – шепчу, закрыв глаза.

– Любава! Сестра! – кричат уже хором все сестры, мой смысл жизни.

– Мава, куда ты пропала? – по привычке коверкает моё имя Сара, судя по всему, заливаясь слезами. – Эти дяди забрали папу! Мне страшно!

– Сестренка, где ты? – тоже плачет София, но куда сильнее старшей сестры.

– Не хнычь, Сара! – отчитывает сестер Орыся куда более взрослым голосом, чем я привыкла слышать. – И ты не переживай, София, скоро сестра вернется, и мы поедем домой.

– Правда? – с такой надеждой спрашивает София, что зажмуриваюсь, стараясь не издавать и звука, пока слезы ручьём текут по щекам.

Мне нужно время, чтобы взять себя в руки, чтобы хотя бы голос не дрожал, но времени нет.

– Правда, – отвечает за меня Ферер, – конечно же, ваша сестра вернется, как только кое-что сделает для своей страны, она ведь так сильно любит вас и желает, чтобы вы были в безопасности.

– Ферер! – кричу в гневе, отталкивая от себя Настасью.

– Тише, тише, не пугай девочек, – ухмыляется эта тварь. – Девочки не хнычьте, вот Пауль сидит тихо, не плачет – настоящий мужчина, будущий доблестный солдат нашей армии! Достойный брат героя нашей армии магов!

– Брат, – шепчет Настасья убитым голосом, словно она знала, что мальчик и девочки у него. – Береги девочек и бабушку.

Ее голос решителен, а руки сжаты в кулаки, она прощается с ним, и мне тоже следует попрощаться.

– Любава! – испуганно зовет меня София.

– Все хорошо, мои девочки, – справляюсь с голосом и стараюсь говорить спокойно и убедительно.

– Сейчас вас накормят, а затем, уже совсем скоро я приду к вам, и вместе с папой мы поедем домой.

– Правда? – обрадовались мои младшие, одна Орыся промолчала.

– Орысь, – зову ее, как старшую. – Позаботишься о девочках? Я надеюсь на тебя, ты ведь у меня умница?

– Да, сестренка, – растерянным голосом повторяет моя последняя надежда.

– Ну, все, хватит лирики, уберите с рук детей метки, – приказывает тем временем Ферер и добавляет уже нам с Настасьей: – У вас время до рассвета.

Боль в запястье проходит, будто и не было ее, но голос генерала все ещё резонирует в голове. Он не опускался до прямых угроз, но то, что девочки где-то рядом с Ферером и есть угроза. Смотрю на Настасью взглядом полным ненависти. Даже если ее брат там, откуда он у них? Она ведь знала, что они в плену, но ничего до последнего мне не говорила! Как же так?! Она же отослала письмо! А может это письмо совсем не спасало наших односельчан? Может она, Настасья, и сдала их Фереру? У меня нет слов, какими можно назвать ее, и гнева не хватает, дабы убить на месте.

– Предательница, – самое мягкое определение, которое могу ей дать, но магесса принимает его стойко, с каменным лицом.

– Держи! – вручает мне что-то, завернутое в белый платок.

Только сжав по инерции рукоятку с металлической ручкой, понимаю, что это нож или кинжал. Ткань сползает с острия, какой-то странной он формы, похожий на те, что были у ночной гостьи, и тут я замечаю на толстом лезвии руны.

– Что это?

– Оружие, которое может их ранить.

Настасья разворачивается и идет в сторону толпы, мне ничего не остается, как спрятать нож в карман и следовать за ней. Мне показалось, что сквозь толпу мы пробирались целую вечность, когда, наконец, останавливаемся у самой сцены. Что это, театральная постановка? На сцене нет актеров, лишь тени, которые рисуют историю на белом полотне. Те, кого мы ищем, находятся чуть в стороне: в заснеженной крытой беседке, украшенной еловыми ветками, сидят на искусных креслах и смотрят представление. Сидят, но отнюдь не одни, рядом с ними куча охраны, какие-то роскошно одетые ледвижские семьи, такая толпа, что затеряться не будет проблем. Мы двинулись в ту сторону, но сразу остановились: перед беседкой куча стражи, они здесь, чтобы защитить своего повелителя и так просто не пропустят.