Читать книгу: «Леди, которых не было», страница 5
Как же я устала после прогулки. Но зато Люси быстро уснула и дышит спокойно. Я рада, что ей стало лучше.
11 августа.
3 часа ночи.
Я слишком взволнована. С нами приключилось нечто невероятно и кошмарное. Я уснула, не успев закрыть дневник… Проснулась я также внезапно. Меня охватило какое-то чувство одиночества и пустоты. Я не могла видеть кровать Люси, но, когда я подошла к ней, оказалось, что Люси нет в постели. Я зажгла спичку и поняла, что ее нет и в комнате.
Дверь была закрыта, но не заперта, хоть я и запирала ее. Я не стала будить мать Люси из страха навредить здоровью этой старой больной женщины, а потому оделась и сама отправилась на поиски. Люси ушла в одной ночной рубашке, а потому я предполагала, что найду ее дома.
Но пока я осматривала комнаты, мне становилось лишь страшнее, Люси нигде не было. Входная дверь была открыта, и я начала бояться, что Люси вышла на улицу. Мне некогда было раздумывать, как так вышло, что слуги забыли запереть дверь. Я выбежала на улицу, но нигде не могла высмотреть белую фигуру Люси. Я пробежала по Северной террасе и добежала до Западного утеса, и с его края постаралась разглядеть Восточный. Я предположила, что Люси могла пойти на наше любимое место, в парк, где мы постоянно гуляли. Так и оказалось. Луна высветила одинокую фигуру в белом платье на нашей любимой скамье. В неярком свете луны мне показалось, что за спиной ее стоит какая-то тень. Я не стала ждать, пока тучи разойдутся и свет станет ярче, а побежала к Люси. То время, что я бежала, показалось мне бесконечным, я задыхалась, а колени мои дрожали.
Но я сумела прибежать в парк вовремя, как мне кажется. Какая-то черная тень стояла, нагнувшись над Люси. Я в испуге закричала, тень отпрянула, подняв на меня голову, и я рассмотрела белое лицо с ярко-красными глазами. Я бросилась к Люси, из-за чего на какое-то время потеряла ее из виду, когда скамейка оказалась загорожена от моего взгляда небольшой церковью. Когда я оказалась рядом с Люси, она была совершенно одна, сидела с откинутой на скамью головой.
Она всё ещё спала – удивительно! При этом, стоило мне подойти к ней ближе, как она бессознательно разорвала воротник своей ночной рубашки несмотря на то, что она вся дрожала от холода. Я завернула ее в свою теплую шаль, заметив при этом, что на шее у нее остался небольшой след прокола, который, как мне кажется, причинял ей боль. Я бы решила, что я сама неосмотрительно оцарапала ее, но в моей голове набатом раздалось будто бы голосом моей родной Джейн: «Пьют кровь, кусают шею».
Господи, я схожу с ума! Мне кажется, что тот ужас, что встретила Джейн, монстр с корабля и белолицая тень как-то связаны. Ведь до чего странно, что всё это внезапно происходит в одно и то же время! Или странно, что я вижу связь между этими событиями? Где же тот психиатр, что так дружен с Люси? Думаю, уже не Джейн, а мне нужна его помощь.
Я сумела разбудить Люси, хоть и не без труда. Когда она поняла, где находится, она без удивления, с детским послушанием пошла за мной.
Мы добрались до дома, я заперла дверь на ключ и, привязав его к своей руке, уснула.
Полдень.
Я настояла, чтобы Люси еще раз написала своему другу-доктору. А пока буду надеяться, что мой рассудок не покинет меня.
12 августа.
Спала сегодня неспокойно. Мне всю ночь чудилось, что в закрытое окно будто бы бьется нечто большое, будто бы обезумевшая птица. Люси дважды пыталась выйти, отчего я дважды просыпалась. Но наутро она выглядела здоровой и веселой, а потому я рада за нее.
Всего двух подруг послала мне судьба, так почему же одну одолевает странный недуг, а другая пропала, окруженная опасностями? Всё, чего я хочу, так это счастья для моих родных несчастных страдалиц!
13 августа.
Я снова спала с ключом в руке и снова проснулась из-за попытки Люси уйти из комнаты. Я снова услышала странный звук за окном, и на этот раз решилась посмотреть. За окном беспрестанно носилась крупная летучая мышь. Я никогда не видела здесь подобных. Нужно будет утром расспросить Люси об этих странных животных.
14 августа.
Люси впала в свое полусонное состояние посреди бела дня. Мы гуляли в нашем любимом месте, и она внезапно застыла и сказала:
– Опять его красные глаза.
При этом она пристально смотрела на ту саму скамейку, где я нашла ее той ужасной ночью. На скамейке сидел какой-то господин в темных одеждах.
Вскоре после этого Люси очнулась, и мы пошли домой. К вечеру у нее заболела голова, и она рано отправилась спать. Я же решила прогуляться перед сном.
Когда я вернулась, уже ярко светила луна. В окне лома я заметила Люси и подумала, что та встречает меня. Но, подойдя ближе, я разглядела, что Люси сидит на подоконнике в своем полусонном состоянии, а рядом с ней расположилась будто бы огромная черная птица. Я бросилась вперед в испуге, что Люси может упасть или же простудиться, но, когда я вошла в комнату, она уже спала в своей постели.
На утро Люси была бодра, но бледнее обычного, а под глазами у нее залегли темные тени.
Пьют кровь! Вот о чем я думаю и ничего не могу с собой поделать.
17 августа.
Люси становится всё бледнее и слабее. Она постоянно встает во сне и сидит у окна. По утрам же ее почти невозможно разбудить, так она слаба. Я слежу за ней неустанно, а потому так устаю сама, что у меня нет сил даже вести дневник.
Сегодня, пока она спала, я осмотрела ее шею. Маленькие ранки не только не зажили, их будто бы становится больше.
Днем приезжал доктор Сьюард. Я рассказала ему о фантазиях Джейн, солгав, что подобными идеями страдает моя родственница, а потому я не могу сообщить уважаемому доктору имя или возраст пациентки. Также мы поговорили с ним о том, чем могут быть чреваты попытки логически связать события, которые на самом деле суть случайности. Доктор Сьюард с грустью признал, что подобным недугом страдают даже самые умные люди, и пообещал, что вышлет мне несколько статей на эту тему, раз уже меня так заинтересовал этот вопрос.
Люси почти не вмешивалась в беседу, но я видела, как горели ее глаза. Думаю, она всё ещё не оставила надеж свести нас с доктором. Я должна признать, что он и правда крайне интересный и приятный мужчина. Но разве могу я сейчас думать о чем-то, кроме опасности, которая, возможно, нависла над Джейн и над самой Люси?
Напоследок я попросила доктора осмотреть шею Люси, хотя это и не было его специализацией. Но странная рана заинтересовала его, и он пообещал немедленно написать мне, если сможет узнать, кто или что, могло оставить такой необычный след.
18 августа.
Люси снова стала прежней, она бодра и весела, что не может меня не радовать. Но именно поэтому я заметила еще одну странность в ее поведении. Стоит мне заговорить о странной красноглазой тени, как Люси тут же становится будто бы не собой, ее смех кажется неестественным, а улыбка натянутой. Она не может сказать, спала или бодрствовала в эти страшные моменты. Она говорит о странных чувствах и эмоциях, говорит о каком-то горьком томлении или о том, что видела, как я пытаюсь ее разбудить, но не чувствовала этого.
Мне кажется, что-то темное будто окружает нас, всё сжимая и сжимая свой ужасный круг.
19 августа.
Я так рада! Наконец-то я получила весточку от Джейн! Конечно, обстоятельства и ее состояние не способствуют радости, но я так счастлива, что она жива. Я так счастлива!..
Омрачает мою радость лишь то, что я не знаю, когда увижу мою дорогую Джейн. Она больна, а я для нее не сестра и даже не дальняя родственница, а потому вряд ли кто позволит мне приехать ухаживать за ней. Мне остается только верить, что она скоро поправится и приедет к нам. И я верю! Моя сильная, храбрая Джейн! Я так тебя жду!
Письмо сестры Агаты, больница Святого Иосифа и Святой Марии, мисс Вильгельмине Мюррэй
12 августа.
Будапешт
Милостивая государыня!
Пишу по желанию мисс Джейн Харкер, которая еще недостаточно окрепла, чтобы писать самой. Она пролежала у нас около шести недель в сильнейшей горячке. Она крайне волнуется, что вы переживаете за нее, а потому настояла на том, чтобы вам письмо как можно скорее. С письмом я отправляю вам дневник мисс Харкер, также по ее воле и настоянию.
Взамен она просит вас, если есть такая возможно, взять на себя часть оплаты больничных расходов, так как она считает, что здесь есть множество нуждающихся, кому бесплатный уход нужнее, чем ей. Мисс Харкер обещает, что возместит вам траты, как только сможет встать на ноги и вернуться к работе. От себя могу добавить, что это произойдет уже в скором времени.
Примите уверение в полном моем уважении и да благословит вас Бог.
Дневник мистера Сьюарда
18 августа.
Вчера у меня случилась крайне интересная беседа с мисс Люси и ее подругой, что гостила у нее. Мы обсуждали различные помешательства, особенно углубившись в тему навязчивых фантазий. Мисс Мюррэй рассказала мне о родственнице, что воображает себе пьющих кровь колдунов. Мне показалась эта идея чем-то схожей с зоофагией Рэнфилда, которого я пристально наблюдаю, но я промолчал, решив не расстраивать юную девушку столь неприглядной историей.
Еще более интересным стал случай, который мне довелось наблюдать самому. Как я узнал, прекрасная мисс Люси иногда ходит во сне, и однажды смогла пораниться – или кто-то ее поранил – необычайным образом. Я оглядел пару небольших проколов на ее шее, но сходу не смог придумать им разумного объяснения. Также мисс Люси показалась мне куда более утомленной и малокровной, чем я ее помнил.
Я заверил взволнованную мисс Мину, что обязательно займусь этим вопросом, а если вдруг дорогой нам обоим мисс Люси станет хуже, то я напишу об этом случае своему хорошему другу и наставнику, специалисту по различным диковинным случаям.
В ответ же мисс Мина высказала предложение написать моему эксперту сразу же, если вдруг я пойму, что сам не могу найти ответ на эту загадку. Я посетовал, что мне не хотелось бы отвлекать столь ученого и мудрого человека таким мелким случаем, на что получил удивительно разумный ответ:
– Опишите ему этот случай. Решит он заняться им или нет – всегда только его выбор, а потому вы никак не можете винить себя, что потратили его время на решение столь незначительного дела.
Письмо Авраама Ван Хелзинка доктору Сьюарду
19 августа.
Дорогой друг,
получив твое письмо, я тотчас же собрался выехать.
Ты зря переживаешь, что отвлек меня от важных дел. Описанный тобой случай крайне меня заинтересовал, и я вовсе не нахожу его незначительным.
К тому же, ты ведь спас мне жизнь, очистив мне рану от удара грязным ножом, который нанес мне наш нервный знакомый, а потому я всегда буду обязан помогать тебе и твоим близких. Но если это тебя успокоит, знай, что эта поездка не наносит никакого ущерба моим делам.
Я попрошу тебя обеспечить мне комнату в гостинице, чтобы я мог постоянно быть неподалеку от пострадавшей. И если возможно, я бы хотел увидеть эту леди уже завтра.
Ван Хелзинк.
19 августа.
Мой друг Рэнфилд вчера снова напомнил о себе. Около 8-ми часов с ним произошла неожиданная перемена, и, словно пес на охоте, он стал нервно расхаживать по комнате. Его обычное раболепие перед служителями сменилось надменностью и нежеланием разговаривать.
Служитель передал мне, что тот сказал лишь, что его господин рядом, а потому мы все для него больше не существуем. В этом служитель углядел религиозную манию, и я склонен был с ним согласиться.
В 9 часов вечера я сам решил посетить Рэнфилда. Я своими глазами увидел его надменное выражение и услышал слова про господина в ответ на любые попытки разговорить пациента.
Каюсь, разговор о маниях, что произошел у меня пару дней назад, видимо, крайне захватил мой разум, а потому я неожиданно для себя самого задал Рэнфилду вопрос о том господине, что прибыл к нему:
– Он пьет кровь?
– Откуда вы знаете?! Кто вам сказал?!
Надменность Рэнфилда тут же сменилась крайним удивлением. Он смотрел на меня совершенно другими глазами, как на человека, посвященного в некую общую с ним тайну. Я ответил Рэнфилду, что расскажу ему, только если он успокоится. Но он не перестал нервно расхаживать по комнате, а потому я сообщил ему, что мы продолжим разговор завтра, и покинул его.
У себя я тотчас уснул. Но в два часа ночи пришел дежурный с сообщением, что Рэнфилд сбежал. Я торопливо оделся. Этот пациент слишком опасен; я не знаю, на что он может быть способен, оказавшись на свободе. Крайне не хотелось бы, чтобы он добежал до Карфакса.
Служитель ждал меня в комнате пациента. Он сказал, что его привлек звук разбитого стекла, но когда он бросился в комнату, то увидел лишь, как Рэнфилд бежит по темному пустырю, а затем поворачивает налево. С помощью служителя я выбрался из окна и побежал в указанном направлении. Я увидел, как сумасшедший карабкается по высокой стене, отделяющей владение соседей. Вернувшись за лестницей, я также наказал позвать четырех служителей на случай, если Рэнфилд впадет в буйство.
Но когда я также перелез через стену, я увидел, как Рэнфилд стоит на коленях и будто бы с кем-то разговаривает, не обращая внимания ни на что вокруг.
«Я здесь, господин мой, чтобы выслушать Ваше приказание. Я Ваш раб, и Вы вознаградите меня, так как я буду Вам верен. Я давно уже ожидаю Вас. Теперь Вы здесь, и я жду Ваших приказаний и надеюсь, что Вы не обойдете меня, дорогой мой Господин, и наделите меня Вашим добром».
Четверо служителей также перебрались через стену, и мы смогли схватить Рэнфилда, хоть тот и отбивался словно лев. Это был ужасный припадок бешенства, подобного которому я надеюсь никогда не застать. Но всё же нам удалось связать его и отвести в его комнату.
20 августа.
Вместе с доктором Ван Хелзинком мы навестили дом Вестенра в Уайтби. Нам пришлось сказать, что мы пришли к мисс Мюррэй по поводу ее рассказа о родственнице и странных фантазиях той, чтобы не волновать мать нашей пострадавшей. У бедной женщины слабое сердце; насколько мне известно, болезнь прогрессирует и миссис Вестенра осталось недолго. Не хотелось бы стать причиной ее тревог и лишь ускорить печальный конец.
Мы действительно побеседовали о маниях и фантазиях, и я даже упомянул о том, как отреагировал Рэнфилд на мои слова о пьющем кровь господине. Мисс Вильгельмина тут же изъявила желание познакомиться с моим пациентом, и мы условились, что 24-го числа, когда мисс и миссис Вестенра вернутся в Гилингэм, она может навестить нас с Рэнфилдом в любое время.
Вскоре после этого миссис Вестенра удалилась отдыхать, и мы смогли начать осмотр. Люси сняла бархотку, что скрывала ее шею. Как раз над внешней шейной веной виднелись две небольшие точки, злокачественные на вид. Болезненного процесса в них не было, но края их были очень бледны и точно разорваны.
После осмотра мой друг необычайно помрачнел и стал очень задумчив. Он серьезно посмотрел на меня и сказал, что это может оказаться вопросом жизни и смерти. Я аккуратно заметил, что, хотя девушка и выглядит ослабевшей и бледной, но вовсе не кажется умирающей. Ван Хелзинк печально взглянул на меня и сказал, что ему тоже хотелось бы в это верить.
Я принялся расспрашивать моего друга, но он ничего не ответил, лишь сказал, что ему нужно всё проверить, чтобы не пугать меня понапрасну. Он покинул город так быстро, насколько это было возможно, чтобы забрать необходимые вещи и книги из Амстердама, и в полную силу приступить к лечению.
Дневник Мины Мюррэй
20 августа.
После известия о том, что Джейн больна, я практически успокоилась насчет ее страшных посланий. Я убедила себя, что это лишь фантазии, вызванные лихорадкой.
Но сегодня история доктора Сьюарда вновь растревожила меня. Он сказал, что наблюдаемый им сумасшедший откликнулся на слова о колдуне, пьющем кровь.
Может быть, и я схожу с ума, но я решила выписать из журналов расписание кораблей, чтоб выяснить, могла ли разбившаяся шхуна привезти к нам то зло, о котором писала Джейн.
Доктор Сьюард и его друг провели осмотр быстро и профессионально. Но мне показалось, что они решили что-то скрыть от нас. Доктор Ван Хелзинк фальшиво улыбнулся нам с Люси и заверил нас, что всё хорошо, но отчего-то я ему не верю.
21 августа.
Ночью снова видела огромную летучую мышь. Странно, но, когда я спросила Люси об этих зверьках, она удивленно ответила, что никогда не видела их здесь. Более того, она вспомнила, как мистер Моррис однажды рассказывал ей, что такие летучие мыши описанного мной размера водятся только в тропических странах.
Могла ли мышь быть частью груза разбившегося корабля? Возможно, как и собака, она смогла сбежать после катастрофы?
Пишу, сидя в библиотеке. Искала в подшивке газет сообщения о кораблях, идущих в наш порт. Оказывается, в одной деловой газете есть целая рубрика для ожидающих корабль с грузом, где отмечают, в каком порту сейчас какой из ожидаемых кораблей. По-видимому, газета получает телеграммы от своих контрагентов, чтобы дать читателям надежную информацию.
«Дмитрий» был в Трансильвании!
Дневник Люси Вестенра
Гилингэм, 23 августа.
Я решила последовать примеру Мины и записывать всё, что со мной происходит. Думаю, при встрече мы сможем обменяться нашими дневниками. Я знаю, что Мина получила дневник Джейн, и нахожу это крайне милым жестом. Он написан стенографией, и я не могу его прочесть, но Мина решила перепечатать его на машинке.
Надеюсь, она не оставит эту затею. Когда она читала дневник, то становилась всё мрачнее, начинала что-то выписывать и сверять, а однажды даже вскрикнула, выронила блокнот и прижала руки ко рту. Я не хочу тревожить ее расспросами, но я волнуюсь за нее. Во время расставания она подарила мне по ветке шиповника и рябины, а также головку чеснока, и со слезами на глазах попросила носить их всегда с собой. Это показалось мне странным, но я честно не выпускала эти вещи из рук, а когда легла спать, то положила их рядом с подушкой.
Возвращение домой влияет на меня не лучшим образом. Я чувствую странную слабость, а моё сознание кажется мне спутанным и смутным. Но странным образом сегодня я спала без кошмаров.
Сегодня приходил Артур, и я не нашла сил притвориться веселой. Он был в ужасе. Как же мне жаль расстраивать столь дорогого мне человека! За этой встречей я также совсем забыла о странных подарках Мины, а когда вернулась к себе в комнату, то обнаружила, что служанки выкинули сухие ветки. Чеснок, по их словам, они отдали на кухню. Надеюсь, это не слишком опечалит Мину.
24 августа.
Мне снились кошмары и чудились хлопки огромных крыльев. Сейчас я ощущаю ужасную слабость, у меня болит шея, а лицо отдает страшной бледностью.
Думаю, я отвыкла ночевать одна. Возможно, мне стоит упросить Мину еще погостить у меня.
Дневник Мины Мюррэй
24 августа.
С утра была в больнице доктора Сьюарда, как мы с ним и договаривались ранее. Он показал мне того удивительного пациента, но, увы, мистер Рэнфилд вел себя довольно буйно, а потому я смогла поговорить с ним лишь через небольшое окошко на его двери. У нас состоялся очень странный диалог.
– Мистер Рэнфилд, вы не расскажете мне о своем господине?
– Мистер? Разве так теперь общаются с умалишенными?
– Даже с помутненным разумом человек остается человеком.
– Ха-ха! Слышали? Слышали? —Тут он явно посмотрел на стоящего рядом со мной врача и даже погрозил ему пальцем. – Так зачем же пришла столь вежливая мисс?
– Расскажите мне о своем господине. Я слышала, он пьет человеческую кровь.
– Зачем вам это знать, вежливая мисс?
– Я боюсь, он причинит вред моим подругам.
– Вред? Это он может! Он в этом мастер.
– Так скажите же мне! Он приплыл сюда на корабле? Зачем он здесь?
– Здесь много людей. Значит, целый пир для него. А как он добрался сюда, я не знаю.
После этого Рэнфилд начал метаться по комнате и что-то бормотать о своем господине, а доктор Сьюард принялся меня отчитывать, что я потакаю бреду несчастного сумасшедшего, еще больше смущая омраченный разум.
Мы вернулись в кабинет доктора Сьюарда, где я столкнулась с доктором Ван Хелзинком. Очевидно, тот только вернулся из Амстердама. Он выглядел несколько взволнованным и настаивал на том, чтобы как можно скорее отправиться к Люси. Как удачно сложились для меня обстоятельства! Ведь я тоже волновалась за нее и искала повода встретиться с ней как можно скорее.
Люси встретила еще бледнее, чем я запомнила ее при отъезде из Уайтби. Мы побеседовали с ней об ее кошмарах, и доктор Ван Хелзинк еще раз осмотрел ее шею. Когда я уже собиралась уходить, моя бедняжка Люси так жалобно попросила меня остаться на ночь, что я не нашла в себе сил ей отказать. Люси так устала от осмотра, что сразу же удалилась готовиться ко сну, наказав слугам проводить нас в наши комнаты.
К моему удивлению, доктор Ван Хелзинк воспротивился этому решению. Он горячо поддержал идею того, что несчастной больной нельзя оставаться в одиночестве, но настаивал, чтобы наблюдать за ней остался непременно один из докторов: либо он, либо доктор Сьюард, а лучше оба. Я так устала от всех этих ужасов, от загадочных опасностей, нависших над Люси и Джейн, от пьющих кровь колдунов и сумасшедших, что мои нервные переживания дали о себе знать, и я ответила довольно резко:
– Я не против, чтобы вы остались. Но даже не думайте выгонять меня. Я останусь сторожить сон моей бедняжки Люси! Если вы закроете передо мной дверь в ее комнату, я лягу под дверью или буду сторожить под окнами, но никуда не уйду.
– Какая смелость таится в столь хрупком теле! Разве я могу отвергнуть такой порыв, – растроганно ответил мне престарелый доктор, – но поймите, возможно, нам предстоит крайне опасное дело. Настолько опасное, что вам и вообразить будет сложно, с какими ужасами мы можем столкнуться. Это работа для крепких мужчин, никак не для нежной леди.
– Так скажите же мне, что это за опасность! Пока вы молчите, я воображаю себе ужасы страшнее, чем жизнь могла бы предложить.
– Я не могу вам этого сказать, пока не проверю всё должным образом. А пока что я просто прошу вас довериться моим словам. Лучшее, что мы можем сделать для больной, – это сторожить ее сон, самим не смыкая глаз. Если мы хоть на минуту покинем ее и с нею что-нибудь случится, то едва ли мы будем в состоянии когда-нибудь после этого спокойно уснуть. Но я ни в коем случае не могу подвергнуть этому риску юную леди! Это просто невозможно!
Доктор Сьюард поддержал слова своего друга, хотя и очевидно было, что он сам не понимал, о каких опасностях тот толкует. А потому мне пришлось отступить.
– Хорошо, я останусь спать в другой комнате. Но раз вы так настаиваете, что рядом с бедняжкой Люси обязательно нужен крепкий охранник, почему бы вам не позвать ее жениха? И, может быть, еще того господина, что так же, как и вы, обещал ей быть верным другом? Вы могли бы разбиться на вахты и стеречь ее сон от любого ужасного создания, которому она приглянулась.
Когда я упомянула создание, доктор Ван Хелзинк бросил на меня заинтересованный взгляд, но затем отвернулся и начал живо расспрашивать доктора Сьюарда о названных мной джентльменах.
Дневник доктора Сьюарда
25 августа.
2 часа ночи
Ван Хелзинк предложил мне записывать весь дальнейший ход болезни самым тщательным образом, утверждая, что случай с Люси явится, может быть, одним из интереснейших в медицине всего мира. Но сообщить подробности он отказался, говоря, что ему самому не все ясно, и что он до сих пор не совсем уверен в диагнозе.
Думаю, подробные записи помогут мне не уснуть до той поры, как я смогу разбудить моего друга мне на смену.
После нашего разговора я поднялся к миссис Вестенра, осторожно рассказал ей о том, что состояние ее дочери нас немного тревожит, а потому доктор Ван Хелзинк велел мне просидеть эту ночь у постели девушки.
Когда я зашел в комнате Люси, та еще не спала, хоть и ушла раньше всех готовиться ко сну. Я также рассказал ей о рекомендации Ван Хелзинка, и та не стала протестовать. Хотя Люси и казалась невероятно уставшей, спать она не собиралась. Наоборот, когда сонливость одолевала ее, она будто бы вздрагивала всем телом в попытке одолеть сон. Я понял, что по какой-то причине она не хочет засыпать, а потому спросил ее об этом.
– Мои сны – настоящие предвестники ужасов. Я боюсь засыпать!
– Что это значит? Я вас не понимаю.
– Я и сама не понимаю. Но будто бы эти сны и приносят мне слабость.
– Тогда, уверяю вас, сегодня вы можете спать спокойно. Если я замечу у вас признаки кошмаров, то тотчас разбужу вас.
– Я верю вам.
После этих слов она успокоено вздохнула и вскоре действительно отошла ко сну. Я честно продолжаю сторожить ее сон, пристально наблюдая за изменением состояния больной. Но я не вижу ничего подозрительного. Ситуацию усугубляет и то, что я не знаю, что должен увидеть. Что такое страшное заметил мой друг? Это травма? Болезнь? Психоз?
3 часа ночи.
Не знаю, важно ли это, но в окно настойчиво бьется летучая мышь. Я даже в какой-то мере благодарен ей за то, что она не дает мне спать. Мельтешение этой летучей твари навело меня на мысль, что состояние мисс Люси может быть вызвано укусом подобного существа и последующим заражением или же вирусом, распространившимся из раны на шее. Но почему тогда мой друг настаивает на столь экстравагантных методах лечения?
Дневник Люси Вестенра
25 августа.
Сегодня проснулась поздно. Меня разбудил доктор Сьюард. Вид у него был несколько разбитый, но он искренне обрадовался тому, как свежо я выгляжу с утра. Он сообщил мне, что Мина ушла несколько часов назад, странно веселая и нервная. Впрочем, как заверил меня доктор Сьюард, она не забыла поинтересоваться моим здоровьем.
За завтраком я спросила, спит ли еще доктор Ван Хелзинк, но получила отрицательный ответ. Оказывается, после своего ночного бдения этот пожилой доктор так и не ложился спать, а отправился в город за каким-то лекарство. И всё ради меня!
Ближе к обеду доктор Ван Хелсинг вернулся. Он принес большой букет симпатичных белых цветов, один из которых тут же вручил мне.
– Это лучшее для вас лекарство, – торжественно сообщил мне доктор, но не успела я испугаться, что мне придется есть эти цветы или пить какой-то отвратительный настой, как он уверил меня, что достаточно будет лишь вдыхать запах цветов и держать их при себе.
Я начала рассматривать эти цветы, и меня тут же охватила досада:
– Это ведь самый обыкновенный чеснок! Зачем же вы так шутите со мной!
Но удивительно: Ван Хелзинк ответил мне совершенно серьезно и даже с некоторым порицанием:
– Я бы и не подумал насмехаться над вами. Прошу вас слушаться моих рекомендаций и не спорить со мной. Хотя бы ради тех, кто вас окружает. Я желаю вам только добра; поверьте мне, прошу, в этих цветах ваше спасение.
Затем он сам сплел мне венок и разложил цветы по всей комнате. Пока он раскладывал цветы, он строго-настрого запретил кому-либо рассказывать о моем «лекарстве». Как выразился доктор, «чтобы не смущать и не расстраивать» остальных. Всё это кажется мне пугающим и странным. Но я доверяю моему другу доктору Сьюарду, и раз он верит этому старику, то верю и я.
Когда я кивнула в согласии с его требованием молчать, Ван Хелзинк тут же обратился к доктору Сьюарду:
– Идем со мною, друг Джон, и помоги мне осыпать комнату чесноком, присланным из Гарлема. Мой друг Вандерпуль разводит эти цветы в парниках круглый год. Мне пришлось вчера телеграфировать ему – здесь нечего было и мечтать достать их.
Весь день я проходила словно сказочная фея, с белыми венками на голове и на шее. На недоумение матери я сказала, что готовлюсь таким образом к свадьбе и хочу показаться жениху в столь романтичном образе, а не больной страдалицей, которой он видел меня на днях.
Вскоре прибыл Артур, а с ним и его друг мистер Моррис. Как оказалось, мои доктора позвали их, чтоб и дальше стеречь мой сон. Как много людей готовы идти ради меня на такие жертвы. Я так счастлива, и вместе с тем мне невыносимо печально.
Меня уже ждут к ужину. А затем, я думаю, мы все сядем в гостиной и за приятной беседой хотя бы на пару часов забудем обо всех этих странностях и ужасах.
Дневник доктора Сьюарда
25 августа.
Поступки профессора были, конечно, чрезвычайно странны; я не нашел бы этого ни в какой медицинской книге: сначала он закрыл все окна, заперев их на затвор; затем, взяв полную горсть цветов, он натер ими все щели, дабы малейшее дуновение ветра было пропитано их ароматом. После этого взял целую связку этих цветов и натер ею косяк двери и притолоку. То же самое сделал он и с камином.
Когда же я спросил о значении этих ритуалов, Ван Хелзинк лишь снова ответил, что пока не уверен и не смеет рассказать мне правды.
Телеграмма
25 августа.
Трехчасовой поезд. Надеюсь на встречу.
Джейн Харкер
Дневник Мины Мюррэй
26 августа.
Радость! Радость! Долгие месяцы ожидания – и вот моя Джейн стоит передо мной. Она чрезвычайно бледна и выглядит болезненно, но это она, живая и передо мной!
Мы как в старые времена проговорили несколько часов, обсуждая разные мелочи, отвлеченные новости и далекие планы на будущее. Но как бы мы не избегали этого, разговор всё же коснулся недавних событий. Джейн наотрез отказалась говорить о том, что произошло в замке, лишь спросила, прочла ли я ее дневник.
Будто бы извиняясь за то, что отказала мне в этом обсуждении, она подробно рассказала мне о своих днях в лечебнице. Моя бедняжка! Ей пришлось пережить жуткую лихорадку и ужасные кошмары – и всё это в одиночестве, в чужой стране. Джейн рассказывала, как раз за разом отвечала проверяющим ее монахиням, что все увиденные ею ужасы были лишь кошмарами, чтобы ее скорее признали здоровой.
– Мне нужно было говорить, что я не видела того, что видела в действительности. И всё же, как ни пыталась я забыть ужасы того замка, как ни пыталась убедить себя, что это лишь хитроумная фантазия, вызванная лихорадкой, ничего не выходило. А от того мой разум только сильнее мутился. Иногда я просыпалась утром и уже не верила самой себе. Но разве я могла признаться в этом хоть одной живой душе?
Я призналась, что, кажется, начинаю верить в то, что написано в ее дневнике. И что мне кажется, похожие события разворачиваются здесь и сейчас. Я увидела, тревога охватила мою милую подругу, но вместе с тем в ее чертах проявилось какое-то внутреннее спокойствие, непоколебимая уверенность. Будто бы только после моих слов она наконец-то уверилась, что не потеряла рассудок, а до этой секунды лишь балансировала на краю отчаяния.
Позже.
Я не смогла уговорить Джейн подождать и отдохнуть, а потому сейчас пишу в дороге. Лишь услышав о болезни Люси, Джейн тут же вскочила, позабыв о собственной слабости. Как я ни пыталась убедить ее, что два доктора уже заботятся о здоровье нашей подруги, ничего не могло остановить ее.
