Читать книгу: «Леди, которых не было», страница 3

– Также вы можете свободно ходить по замку и заходить в любые комнаты – конечно, за исключением запертых. У меня есть причины не открывать перед вами некоторые двери; если бы вы обладали моими знаниями, то, без сомнения, поняли бы моё решение.

Я согласно кивнула. Тем не менее, и тогда, и сейчас я не могу отделаться от мысли, что этот запрет – то, как его высказал граф – напоминает мне сказку о Синей Бороде, которую я слышала в далеком детстве.

– Помните, что мы в Трансильвании; это не Англия, и здесь можно встретить много всего, что может вызвать у вас недоумение.

После этого мы некоторое время беседовали о тех странностях, что сопровождали меня в поездке и которые граф с легкой усмешкой списал на здешние поверья и сказки. Я решила расспросить его, и граф отвечал подробно и доброжелательно, но, когда я дошла до заинтересовавших меня иностранных слов, что я услышала в гостинице, граф перешел на другую тему.

– Давайте поговорим о доме, который мистер Хаукинс – или всё же вы? – выбрал для меня, – сказал он.

Я была смущена, что так заинтересовалась местными обычаями, что совсем забыла о деле. Я извинилась за свою оплошность и скоро принесла документы о покупке. Пока я была в своей комнате, приводя бумаги в порядок, в соседней послышался звон серебра. Но когда я затем прошла мимо столовой, я не заметила слуг, а стол был уже прибран. Граф ждал меня в библиотеке. Мы углубились в чтение бумаг и документов о его недвижимом имуществе в Пэрфлите. Граф интересовался всем вплоть до мелочей и задавал множество вопросов. Но по его замечаниям и по самой манере вопросов я поняла, что он явно изучал своё будущее жилище и, вполне возможно, знает о нем куда больше меня. Я указала на это, и он не стал того отрицать.

Граф уточнил, я ли отвечала за выбор столь подходящего участка, и, получив утвердительный ответ, стал расспрашивать меня, как же мне это удалось. В итоге я прочла ему свои заметки, что вела в тот период.

«В Пэрфлите, проходя по окольной дороге, я случайно набрела на участок, который, как мне показалось, и был нужен нашему клиенту. Участок окружен высокой стеной старинной архитектуры, построенной из массивного камня и не ремонтированной уже много-много лет.

Поместье называется Карфакс; должно быть, исковерканное старое «quatres faces» – четыре фасада, так как дом четырехсторонний. В общем там около 20 акров земли, окруженных вышеупомянутой каменной стеной. Много деревьев, придающих поместью местами мрачный вид, затем имеется еще глубокий темный пруд или, вернее, маленькое озеро, питающееся, вероятно, подземными ключами, поскольку вода в нем необыкновенно прозрачна, а кроме того, оно служит началом довольно порядочной речки. Дом очень обширный и старинный, с немногими высоко расположенными окнами, загороженными тяжелыми решетками. Он скорее походит на часть тюрьмы и примыкает к какой-то старой часовне или церкви. Я не смогла осмотреть ее, так как ключа от двери, ведущей из дома в часовню, не оказалось. Но я сняла своим «кодаком» несколько видов с различных точек. Часть дома была пристроена впоследствии, но довольно странным образом, так что вычислить точно, какую площадь занимает дом, немыслимо; она, должно быть, очень велика».

Граф одобрил мой выбор:

– Дом не может сразу же стать жилым, а потому я счастлив, что мне не придется обживать новый дом. Также рад я и тому, что в там есть старинная часовня, я, как магнат Трансильвании, не смог бы допустить, чтобы мои кости покоились среди простых смертных. Вы знаете, я уже стар, и моё сердце не способно ни к веселью, ни к радости, а потому больше всего я хотел бы остаться в тишине и покое, наедине со своими мыслями.

Эти слова составили странный контраст всему облику и поведению графа.

Мы закончили работать над бумагами, и граф оставил меня в библиотеке. Моё внимание привлек атлас, открытый на карте Англии. Я заметила на ней россыпь отметок: к востоку кружком была обведена местность с приобретенным поместьем, а на Йоркширском побережье – Эксетер и Уайтби.

Вскоре граф вернулся за мной и, посетовав, что я все еще сижу за книгами, пригласил меня к ужину. Как и в прошлый раз, он извинился, что уже пообедал, но скрасил мою трапезу приятной беседой. Продолжили мы беседовать и после ужина. Я чувствовала, как становится очень поздно, но решила ничего не говорить об этом, так как, очевидно, граф наслаждался беседой, а моим долгом гостьи было проявлять учтивость к желаниям хозяина дома.

Вдруг мы услышали пронзительный крик петуха. Граф тут же вскочил, заволновался и начал извиняться, что за разговорами о своей новой родине – Англии – он забывает о времени и излишне пользуется моей благосклонностью. Мы распрощались, а оказавшись в комнате, я записала то, что произошло за этот день.

8 мая.

Когда я решилась на эту поездку, я испытывала страх и беспокойство, зная, что многие опасности могут подстерегать меня в дороге и в замке. Но при всех моих переживаниях я и подумать не могла, с чем мне придется столкнуться. Я боялась дурных языков и ретивых ухажеров, боялась мошенников, что захотят запутать наивную иностранку, боялась, что граф с гневом отвергнет мою работу или же, наоборот, начнет проявлять неуместную благосклонность. Но то, с чем я столкнулась… Возможно, это лишь игра моей фантазии, что разыгралась из-за полуночных бесед, но если нет… Я пропала!

Я запишу всё по порядку, чтобы хоть попытаться разобраться в происходящем.

Всё началось с утра; я проспала лишь несколько часов и не смогла больше уснуть. Я уже оделась и занималась прической, когда раздался стук в дверь. Я отворила дверь, по рассеянности забыв отложить походное зеркальце, перед которым приводила себя в порядок. Граф – а это был именно он – поприветствовал меня. Но когда я кивнула в знак приветствия, мне показалось, что в зеркале, которое я держала в руке, граф не отражался, хотя я четко видела в нем весь дверной проем.

Этот оптический эффект изумил меня. Я пригласила графа войти и отвернулась, будто бы отложить зеркало. Вместо этого я направила зеркало прямо на графа и вгляделась в отражающую поверхность со всей возможной пристальностью. Зеркало говорило, что в комнате графа нет. И в то же время он стоял за моей спиной и расписывал, какой прекрасный завтра вот-вот подадут слуги. Мне показалось, что он заметил мои манипуляции. Как бы то ни было, стоило мне отложить зеркало, граф стремительно подошел и схватил вещицу со стола. Затем он открыл тяжелое окно и хладнокровно выбросил зеркало. То, естественно, упало на каменный двор и разлетелось на куски.

– Долой эту глупую вещицу, что лишь тешит людское тщеславие! – вот что сказал при этом граф, а затем также быстро и неожиданно покинул мою комнату.

Когда я вышла в столовую, графа нигде не было, хотя завтрак уже стоял на столе. Как и всегда, накрыто было лишь на одну персону. Это заставило меня задуматься, что за всё это время я ни разу не видела, чтобы граф когда-либо ел или пил. После завтрака я решила воспользоваться разрешением графа и прогуляться по замку. Но моя прогулка только сильнее взволновала меня, ведь всё, что я нашла – это множество дверей, и все они были заперты или даже загорожены. В какой-то момент у меня перехватило дыхание от внезапной и страшной мысли, что на самом деле я пленница в этом замке. Мне пришлось опереться на шершавую стену.

Успокоила меня лишь мысль о том, что собственные страхи и переживания моей дорогой Мины подготовили меня к тому, что в поездке мне встретятся опасности и недоброжелатели. Жизнь любой девушки есть извилистая тропа меж множества страхов и бед, а чем больше леди стремится к самостоятельности, к полной впечатлений и событий жизни, тем уже становится та тропа. А потому пусть читатель не смеется над нами, что в своих страхах мы придумываем различные ухищрения и соглашения, чтобы если и не спастись, то хотя бы призвать виновного к ответу.

У меня есть еще пара хитростей, что могут мне помочь. И если однажды эта книга попадет тебе в руки: спасибо тебе, Мина, спасибо, милая подруга, спасибо твоей проницательности и твоему острому уму!

Я тихо подкралась к своей комнате и смогла увидеть графа, готовившего мою постель. Это подтвердило мои подозрения: в замке нет прислуги. Позже я также заметила, как граф сам накрывает на стол, и это только утвердило мою догадку. А значит, граф был и встретившим меня кучером, что чудесным образом усмирял лошадей.

Но боюсь, правда еще хуже. Боюсь, я единственная живая душа в этом замке. А граф… Почему так испуганы были люди что в гостинице, что в дилижансе? Почему каждый встреченный мне незнакомец пытался защитить меня от сглаза? Зачем мне дарили чеснок, рябину и шиповник? Что значили те загадочные слова, что я подслушала?

Я постараюсь разговорить графа и выведать у него его тайны. Боюсь, лишь правда может облегчить мою судьбу.

После ужина мы снова завели беседу с графом. Руководствуясь своей тайной целью, я задавала вопросы об истории этих земель. Граф начал с самой древности, рассказав, что род его происходит из секлеров, воинственного племени, что прошло через множество битв, и поначалу звучал отстраненно, уважительно-заинтересованно, как и любой аристократ, интересующийся историей своей семьи, но постепенно стал отвечать всё более живо и увлеченно, как если бы сам был участником тех событий.

– То был настоящий Дракула! Он искупил великий позор моего народа – поражение в Косово, когда мадьяры и валахи уступили турецким воинам, – он отправился через Дунай и разбил османов в их же землях, – горделиво рассказывал граф, а затем, в гневе сжав кулаки, продолжил: – Но его родной брат, не достойный носить нашу фамилию, сам продал свой народ туркам в рабство. Какой позор!

Рассказ о следующем – или, как мне кажется, «следующем» – Дракуле и вовсе поверг меня в ужас.

– Другой мой славный и воинственный предок также неоднократно переходил реку в Турцию. Его не останавливали никакие неудачи, он посылал полк за полком в жернова кровавой битвы. Не раз он возвращался с поля боя в полном одиночестве, и так однажды пришел к мудрому выводу, что лишь в одиночестве можно достичь победы окончательно. И пусть глупые крестьяне шептались о его кровожадности, разве они на что-то способны без жестокого лидера?

Я содрогнулась от этих слов. Если мои подозрения верны, не просто так возвращался прославленный Дракула в одиночку, ни один лишь злой рок вел его полки к смерти. Мой собеседник меж тем сетовал на то, как редко в наши дни проливается кровь. Наконец нас прервал рассвет.

12 мая.

Вчера вечером граф вспомнил, что в гостях у него не просто милая собеседница, а помощница адвоката, а потому решил задать мне ряд юридических вопросов. Мина постоянно твердит мне, что сарказм мне не к лицу, но хоть в своем дневнике я могу себе позволить выразить чувства.

Граф задавал мне различные вопросы, и сначала мне показалось, что он проверяет меня, подкидывая каверзные задачи. Но затем я решила, что граф что-то замышляет.

Сначала он спросил меня, можно ли в Англии работать разом с двумя юристами. А когда я разъяснила, что, несомненно, можно, но неудобно и расточительно, спросил, можно ли оставить одного при себе как банкира, а другого отправить следить за делами в другом месте. Расспросив графа, я поняла, что тот волнуется за свои сделки и товары, и поспешила заверить его, что нет никакой нужды нанимать больше одного стряпчего, ведь тот всегда может обратиться к своим агентам в нужном графу месте. Затем он спросил меня, можно ли вовсе обойтись без адвокатов и самому управлять своими делами. Я ответила, что и так можно и что так поступают и английские господа, которые по какой-то причине хотят сохранить свои дела в тайне. После этого граф начал спрашивать меня о поручительствах и договорах, и я снова почувствовала себя так, будто не даю советы любителю, а держу ответ перед преподавателем. Положительно, мой собеседник вполне мог стать отличным адвокатом. И к горечи моей, учитывая настроения общества, при должном желании он получил бы и должность, и практику куда раньше меня.

Граф рассмеялся, когда я рассказала ему об этом, желая сделать комплимент. А затем внезапно спросил, писала ли я письма своему начальнику или друзьям. Я призналась, что с тех пор, как я в замке, у меня не было возможности отправить письма.

– Напишите же скорее, – настойчиво сказал мне граф, – уверен, что ваши близкие уже изволновались о вас. Разве же это дело, леди одна в чужой стране, и вот уже сколько дней не посылает весточку, что с ней всё хорошо? И не забудьте написать, что пробудете здесь еще около месяца.

– Неужели вы задержите меня на столь длительный срок?

– Очень бы того желал. И я не приму отказ!

– Но разве не будет это уже несколько неприлично – проживать мне в вашем доме столь долго?

– Вы здесь находитесь вместо своего начальника, а с ним мы условились, что я могу назначать любые сроки, исходя из своих интересов. Не так ли?

Мне осталось лишь согласиться. Мне надлежало думать о работе и об интересах своего партнера. Кроме того, если мои догадки верны, граф Дракула не тот человек, с которым следует спорить.

– Постарайтесь быть краткой и не писать ничего лишнего. – Граф улыбнулся, обнажив свои неестественно белые заостренные зубы, и протянул мне три листа бумаги и три конверта. Я отчетливо поняла, что графу не составит труда прочесть мои письма, и он даже не собирается это скрывать. Потому я написала при нем лишь два официальных письма.

– Прошу вас простить моё промедление, но над этим письмом я бы хотела поразмышлять. Я пишу его близкому человеку.

– Вы хотите написать своему жениху? – равнодушно осведомился граф.

– Увы, нет. Я была слишком занята учебой и дальнейшей работой, чтобы найти время для свиданий. Я собираюсь написать своей дорогой подруге, рядом с которой я выросла, и которая всегда поддерживает меня. Я не хочу волновать ее попусту, а потому должна особенно бережно подбирать слова.

К слову, что я, что Мина отлично владеем стенографией, и я вполне могла бы написать письмо, прочитать которое станет для графа большим затруднением. Но довольно скоро я отбросила эту идею. Непонятные письмена могут разозлить графа, и тот вовсе избавится от неудобного письма, а мне во что бы то ни стало необходимо было, чтобы Мина получила это послание.

Я пока не могу описать задуманную мной хитрость из опасений, что этот дневник попадет не в те руки. Но если вам покажется наша с Миной придумка излишне хитроумной, то не спешите удивляться и расточать похвалу; знайте, эта идея рождена вовсе не из гениальности, а лишь из обычного девичьего страха, обыденного и ежедневного. И предусмотрительность наша ничем не выделяется из многих других договоренностей верных подруг.

Граф только кивнул, совершенно удовлетворенный ответом, забрал у меня письма, положил их к своим бумагам и вышел из комнаты. Я тут же бросилась к столу и начала просматривать бумаги, потому как моя жизнь зависела от того, как много я смогу узнать о делах графа. Записываю адресатов писем, чтобы не забыть: Самуил Ф. Биллингтон и К°, No7, Крешенд, Уайтби; Лейтнер, Варна; Кутц и К°, Лондон; Клопшток и Бильрейт, Будапешт. Но рассмотреть письма я не успела, так как граф вернулся, собрал свои бумаги и с извинениями предупредил меня, что будет отсутствовать весь вечер.

– Заранее пожелаю вам спокойной ночи. И я уверен, что мой совет вам не понадобится, потому как смешно даже предположить, чтобы достойной леди вдруг захотелось бы гулять ночами по замку. Но всё же скажу: стоит вам почувствовать сонливость, немедленно идите в свою спальню; только там ваш сон будет защищен, в забытых же комнатах ничто не спасет вас от ужаснейших кошмаров. Будьте осторожны.

Граф ушел, а я удалилась в свою комнату. Не думаю, что нечто в этом замке может напугать меня сильнее, чем сам граф. Как только он отбыл, я почувствовала несказанное облегчение. Подождав немного, я поднялась на лестницу южной стороны. Только здесь, обозревая из окон чудесный и мирный пейзаж, я почувствовала себя хоть немного свободной и здесь же особенно ощутила себя пленницей этого места. Я с наслаждением вдыхала ночной воздух, подставляя лицо мерцающему лунному свету. Когда же я решилась выглянуть в окно, я с удивлением и ужасом заметила, как окно там, где, как мне казалось, должны были быть покои графа, распахнулось. С удивлением и ужасом я наблюдала, как граф – я узнала его по затылку и рукам – высунулся из окна, затем полностью вылез и пополз вниз по стене, словно огромная ящерица, окруженная развевающимися темными одеждами.

Я надеялась, что это всего лишь игра теней и моего уставшего разума, но с каждой секундой всё меньше верила в это.

Что же за это за существо? Боюсь, ничто меня уже не спасет, и не смею даже думать, что меня ожидает…

15 мая.

Граф снова полз по стене, словно ящерица. Я проследила за ним, пока он не исчез в каком-то проеме. Похоже, граф надолго удаляется таким образом, а потому я решилась исследовать замок. Я обходила коридоры один за другим, стараясь открыть многочисленные двери. Но большинство из них оставались запертыми. Иногда старые засовы поддавались мне, но в тех небольших каморках я не находила ничего интересного. Я лишь устала и сбила непривычные к такой работе руки.

Но в итоге мне повезло. На самом одной из лестниц я нашла небольшую комнату. Поначалу дверь казалось запертой, но я уже привычно налегла на нее всем телом, и та поддалась. Несказанная удача! Я приложила все силы, чтобы открыть тяжелую дверь, и оказалась в уютной комнате. Несмотря на толстый слой пыли, похоже, эта часть замка еще недавно была жилой; в комнате сохранилась приличная мебель в совершенно целом состоянии. Я сразу же прониклась симпатией к этой небольшой комнатке, не в последнюю очередь оттого, что здесь не было ужасного графа и это место казалось мне каким-то тайным убежищем. И пока я писала эти строки при свете своей лампы, чувство покоя всё нарастало в моей душе.

16 мая.

Утро.

Я либо лишилась рассудка, либо в замке творится что-то столь ужасное и неясное, что мне и представить сложно. Я хочу лишь одного – выбраться из этого адского места в трезвом уме и добром здравии. Но если всё, что я видела, – правда, глупо верить, что граф окажет мне какую-либо помощь, и настоящее сумасшествие – думать, что сам граф мне не опасен. Опасен, опасен!

Я поняла предостережение графа, я сама увидела те ужасы, о которых он говорил. И сама в своем недоверии и желании поступить наперекор его словам стала причиной этих страшных событий. Теперь я боюсь не только его, но и всего замка, и собственного доверия к словам этого монстра…

Сегодня я уснула в той комнате наверху. Когда разморенную лунным светом меня одолевал сон, я вспомнила таинственные слова графа, но в упрямстве своем лишь вытащила какую-то запыленную кушетку и лежала, наслаждаясь свежестью и покоем. Уснула ли я, не знаю. Но видения, явившиеся мне в ту ночь, были столь ужасающе реальны, что мне сложно представить, чтобы всё это было лишь сном.

Когда я открыла глаза, рядом со мной стояли три женщины. Их великолепные белые зубы, сияющие, словно жемчужины, и дорогие одежды указывали на то, что передо мной три леди. Они приблизились ко мне и зашептались. Они казались мне одновременно отвратительно ужасающими и в то же время пленительно прекрасными.

Одна из них, светловолосая и светлоглазая, наконец оторвалась от своих подруг и подошла ко мне. Никогда женщины не вызывали во мне подобных эмоций, я чувствовала будто ни тело моё, ни разум боле не подвластны мне. Я могла лишь обмереть и безвольно смотреть на ее чувственные губы и острые пугающие клыки.

Две другие леди, обе с иссиня-черными волосами, с хищной насмешкой посмотрели на меня и продолжили шептаться, потом музыкально рассмеялись.

– Начинай же. Не стесняйся! Может быть, она даже станет нам сестрой!

Сестрой? Что значат эти слова? Что за противоестественный ритуал хотят провести эти ведьмы?

– Мы сразу за тобой. Боишься деву поцеловать? Или боишься, что нам не хватит?

Словно смешливые курсистки, они подначивали подругу. Но меньше всего это было похоже на невинные девичьи игры, на наивные запретные чувства или юные шутки.

В нерешительности светловолосая леди приблизилась ко мне вплотную, обдав могильным холодом. В ее дыхании чувствовалась ужасная горечь разложения и прогорклой крови. Она облизала свои ярко-алые губы, будто в действительности хотела поцеловать меня. Стыд во мне боролся с ужасом и уступал магическому очарованию этой леди. Она подходила всё ближе, сопровождаемая переливчатым смехом подруг, и вот ее губы прошли мимо моих, затем и мимо подбородка. Я почувствовала прикосновение острых клыков к нежной коже горла.

Но внезапно моя мучительница замерла, издав жалобный звук. Я невольно распахнула глаза – не знаю даже, когда успела я их закрыть, – в комнате стоял граф, и был он в настоящем бешенстве. Он схватил несчастную за шею и изо всех сил швырнул ее в сторону. Сама смерть стояла передо мной, от его гневного взгляда перехватывало дыхание и холодело всё тело. Вот каков был граф в тот момент. Будто адское пламя воспылало в его глазах; со всей возможно свирепостью, словно адский демон, развернулся он к испуганным леди.

Хотел ли он отшвырнуть так же двух других, или же жестоко расправится со светловолосой женщиной, застывшей на полу?

Этого я не могу знать. Как и не знаю, откуда взялись силы в моем измотанном теле и истерзанной страхами душе. Лишь секунду назад безвольной куклой я лежала на кушетке, и вот внезапно очутилась перед этим демоном во плоти, а на щеке графа алел след моей руки. Сошла ли я тогда с ума? Подписала ли я себе смертный приговор в ту же самую секунду? Увы, увы. Но разве могла я не сделать этого, не встать между живым ужасом и теми, кто при виде его сжимаются от страха? Разве могла я хладнокровно смотреть, как накинется он на застывшую на полу светлую деву, какой бы ужасной ведьмой она ни была?

Если о чем я теперь и мечтаю, так пусть однажды Мина прочтет эти строки. Надеюсь, она поймет мой безрассудный поступок.

В комнате воцарилась оглушающая тишина. Мне показалось, что никто, кроме меня даже не дышит. И внезапно – граф лишь расхохотался. Я знала, он мог убить меня здесь и сейчас, но он лишь снисходительно глянул на меня.

– Вы даже не знаете, за кого вступились. Не представляете, какую жуткую участь приготовили вам эти негодные девки. Не дайте их чарующей внешности обмануть вас, они жестокие ведьмы, и лишь моё присутствие сейчас спасло вашу душу.

Светловолосая женщина с шорохом поднялась на ноги, а потом рассмеялась:

– Ты ничуть не лучше нас, точно так же не способен на любовь и не ведаешь счастья.

И вот уже все трое бездушно смеялись, спрятавшись от графа за моей спиной.

– Конечно же, я умею любить, вы сами были тому свидетельницами. А пока убирайтесь. И не смейте трогать эту девушку. Пока она принадлежит лишь мне. И если вы будете хорошо себя вести, позже она достанется вам.

– Но что же нам делать сегодня? – Моего плеча коснулась холодная рука, наверное, одна из ведьм кокетливо выглянули из-за моего плеча. Граф кивнул и протянул в нашу сторону мешок, в котором будто бы что-то шевелилось. Из-за меня тут же высунулась цепкая рука и схватила мешок. Три леди тут же отхлынули назад и с шорохом осели на пол. Тут же раздались звуки словно бы призадушенного ребенка, которые сменились резким вскриком. Я боялась оглянуться. Я знала абсолютно точно – звуки не давали мне обмануться – позади меня три монстра в девичьем обличье пили кровь ребенка, что в мешке принес им граф. Чувства покинули меня.

Очнулась я в своей постели. Поначалу мне показалось, что всё это было лишь сном. Но множество подозрительных деталей разубедило меня в этом. Мои вещи были сложены совершенно не так, как я имею обыкновение это делать.

Сегодня смерть чудом миновала меня. И хотя я всё ещё пленница этого замка, моя комната при свете утренних лучей показалась мне моим нерушимым убежищем и спасением.

18 мая.

Я наконец-то решилась вновь посетить ту ужасную комнату. Дверь оказалась захлопнута, причем с такой силой, что часть ее даже расщепилась.

19 мая.

Приговор мне подписан и ждет лишь скорейшего исполнению! Я узнала слишком много, а потому не останусь в живых.

Граф подошел ко мне с тем, чтобы я написала три письма. Со сладкой улыбкой он попросил меня солгать в этих письмах, прикрываясь, конечно, заботой обо мне и моем времени, якобы почта ходит здесь редко, и мои адресаты могут начать волноваться, не получив от меня вестей.

В первом письме я должна буду сообщить, что выезжаю из замка через пару дней, благо дела мои закончены, во втором – что выезжаю назавтра, а в третьем и вовсе – что уже покинула это проклятое место и прибыла в Быстриц. Как удобно это отведет все подозрения и запутает моих друзей.

Ясно как белый день, что граф прочтет письма, а также – что отказ написать их, что любые намеки на мои беды, вызовет гнев графа. А ссориться с ним – безумие. Потому я лишь мило улыбнулась и сказала, что польщена заботой графа. Думаю, он был удовлетворен моим ответом.

Датировать последнее письмо мне следовало 29 июня. Видимо, то день моей смерти.

28 мая

Я в сомнениях. К замку подошел цыганский табор. Сначала меня окатило радостью: ведь это мог бы быть способ передать весточку моим друзьям или даже сбежать с их помощью. Но по дальнейшему рассуждению я пришла к выводу, что вряд ли эти люди – мои союзники.

Все встреченные мною жители этих мест были прекрасно осведомлены, что в замке скрывается некое зло, и до ужаса боялись этих мест. В гостинице и в дилижансе меня осеняли крестными знамениями, и я готова поклясться, что никто из этих людей никогда и ни за какие блага не согласился бы последовать за мной в замок. И в отличие от меня – иностранки – табор, что путешествует по этим землям, не мог не слышать наполняющих их ужасных легенд.

И всё же я написала письма мистеру Хаукинсу и Мине. Моего патрона я попросила связаться с Миной. Письмо же, предназначенное для Мины, представляло собой трогательную записку, текст которая не несла никакого смысла, коий граф мог бы счесть опасным, и которую можно было при должно воображении посчитать как нежным прощанием, так и простым посланием скучающей подруги. Я раздумывала, не написать ли его стенографией, но передумала, излишний риск мне ни к чему. Письмо должно непременно быть отправленным.

Я бросила письма путникам вместе с золотой монетой. Один из них подобрал письма и положил в свою шляпу.

Я решила скоротать время, взяв из библиотеки старинную книгу. Пришел граф. Остановившись передо мной, он демонстративно вскрыл знакомые мне два письма. Но после того, как он пробежался взглядом по ним, его лицо смягчилось:

– Вам стоило сразу сказать мне, что вы хотите написать послания своим друзьям. Я, конечно же, отправлю их, ведь вы моя гостья, и ваши письма святы для меня. Прошу вас, простите, что я распечатал их. Когда цыган передал мне два неизвестных конверта, я почувствовал смятение. Сейчас же запечатайте их и будьте спокойны.

Я запечатала письма в новые конверты, и граф ушел. После я решила прогуляться по замку – дверь оказалась заперта. Мне не оставалось ничего больше, как погрузиться в чтение. Я не заметила, как уснула. На удивление, я прекрасно выспалась.

31 мая.

Обнаружила, что из моего чемодана исчезли листы бумаги и конверты, а также все мои заметки о путешествиях, а также официальные бумаги, что могли бы мне понадобиться, выберись я из замка. Конечно, это не случайность.

17 июня.

В замке снова гости. С утра я услышала шум и, выглянув в окно, увидела большие фургоны, рядом с которыми стояли люди в белых шляпах. Мне думается, то были словаки.

Я бросилась к ним в необъяснимой надежде. Конечно же, они также прибыли сюда в согласии с графом, но назначенный день моей смерти всё ближе! Моя дверь опять оказалась заперта. Видимо, граф заранее озаботился этим.

Тогда я окрикнула словаков, но те лишь равнодушно взглянули на меня, а потом даже рассмеялись. Мне оставалось только наблюдать. Фургоны привезли большие ящики с толстыми ручками, похоже, что пустые, – с такой легкостью их переносили. Закончив работу, словаки уехали.

25 июня.

Почти два месяца провела я в обществе графа, но видела ли я хоть раз его при дневном свете? Я знаю, что он не человек, а если и человек, то могущественный колдун. Так что вполне возможно, что он бодрствует по ночам, а спит днем, когда бодрствуют обычные люди.

С каждым днем установленная дата моей смерти всё ближе, думаю, потому мне стало присуще некоторое безрассудство. А потому я решила: мне следует попасть в комнату графа. Только так я смогу узнать всю правду. Там же я, возможно, сумею отыскать ключи от двери в мою комнату и входной двери замка.

Дверь в комнату графа тоже всегда заперта, но попасть туда можно. Стена сложена из грубо обтесанных камней, известка меж которых выветрилась и вымылась от времени. Раз граф попадает к себе по стене, то справлюсь и я!

Что терять той, кому не отмеряно и недели жизни! Да поможет мне Бог! Если я сорвусь, прощайте все, и последний привет Мине!

Позже.

Я жива. Я только вернулась в свою комнату после ужасного приключения.

Мне пришлось снять обувь и – после долгих раздумий – платье. Разве стоит переживать о приличиях, когда на кону стоит жизнь? Да и стоит ли кому смущаться взгляда зверя? А никем иным как диким зверем, жутким монстром в обличьи человека считать я графа не могу. В одной сорочке и панталонах я приникла к стене. Я отлично успела выучить, где окно в комнату графа, и уверенно спускалась к нему.

Мне показалось, что путь занял лишь мгновение, куда больше я напугалась, заглядывая в окно. Но, к моей радости, графа в комнате не оказалось. Более того, вся комната была покрыта пылью, будто бы граф и не бывал здесь. Я поискала ключи, но не нашла. Зато в углу я увидела дверь, что оказалась открытой и вела куда-то вниз. По темной лестнице я аккуратно спустилась и оказалась в мрачном туннеле, пропитанном тошнотворным запахом старой земли. И чем дальше я шла, тем сильнее становился этот запах. Так я оказалась в развалившейся часовне, фамильном склепе.

Несмотря на страх и отвращение, я внимательно осмотрела это место. В одном из углублений, куда я спустилась, я обнаружила несколько десятков ящиков, тех, что я могла наблюдать во дворе замка. И в одном из ящиков на куче свежей земли лежал граф! Его глаза были открыты, но был ли он мертв или спал таким ужасающим сном определить не было никакой возможности. Я не почувствовала ни пульса, ни дыхания, ни биения сердца, но также не заметила в его чертах смертного остекленения.