Читать книгу: «Счастье как способ путешествия», страница 2
Глава 5
Помните анекдот, в котором на улице случайно встречаются одноклассники и на вопрос «как дела?» один из них отвечает, что жизнь как зебра, в черно-белую полоску, и сейчас у него черная полоса. А потом они снова встречаются через некоторое время. И он на вопрос «как дела?» отвечает: «Помнишь, я тебе сказал что у меня была черная полоса? На самом деле она была белой, а черная – это сейчас». Вот так и в моей жизни. Сначала от меня отказывается мой любимый мужчина, а потом от меня отказывается моя работа. Тоже, в принципе, любимая. В отношения с которой я инвестировала способностей, времени и сил не меньше, чем в отношения с Антоном. Ну а если уж быть точной – то намного больше. Я, конечно, в курсе, что в стране кризис. И что у нас на работе идут сокращения. Но то, что сокращение коснется меня, я не могла себе представить и в самом страшном сне. Хотя, если посмотреть на это через призму любой экономической теории, то все логично. В условиях кризиса микроэкономическая единица – предприятие – для поддержания своей ликвидности обычно начинает оздоровительные процедуры с сокращения своих непроизводственных расходов, то есть расходов в областях, не участвующих напрямую в создании добавленной стоимости, в получении дохода. Типичный пример таких расходов – маркетинг. Наш генеральный нудно вещал о проявлении воздействия негативных тенденций мирового кризиса, об ухудшении финансово-экономического положения на предприятии, про оптимизацию структуры затрат и антикризисные управленческие воздействия на бизнес-процессы предприятия. Наш генеральный обладает классическим «производственным» менталитетом, поэтому доказывать ему, что гораздо большую экономию можно было бы получить, начав с оптимизации оборотного капитала, закупок и транспортных расходов, – напрасная трата нервных клеток и ораторского искусства. Потенциал маркетинговых инструментов в условиях кризиса для него такая же абстрактная тема, как и полеты на Марс. Он все давно решил. Сокращение отдельно взятой меня и некоторых других «счастливчиков» он решил провести не просто, а с подвывертом. Предлагается написать «по собственному желанию», а потом заявление о приеме на работу во что-то не то дочернее, не то входящее в концерн. За гораздо меньшую зарплату и большее количество рабочих часов. Пересмотр коммуникационных бюджетов и рациональное использование средств в переводе с генерального на русский язык означают, что объем заданий, ранее распределенный на трех человек, теперь будет переложен на мои хрупкие плечи. Мне, конечно, не привыкать работать от забора и до обеда…
Мне захотелось закрыть глаза и очутиться на необитаемом острове. Или где-нибудь еще дальше. Хьюман ресосес искусственно оптимистичным тоном хорошо поддатого Деда Мороза на школьном утреннике повествовала про конкурентоспособность компании, лояльность сотрудников и про использование кризиса в качестве точки роста для реализации новых возможностей. «Любой кризис – это новые возможности», – процитировала она в конце своего выступления Уинстона Черчилля.
В стране кризис, в голове полный кризис… Моя жизнь – это бег вперед по инерции… Просто так в жизни ничего не происходит. Судьба посылает сигналы. Заставляет сделать паузу и… нет, не скушать «Твикс», а задуматься о том, куда бежим.
– А что, если я не напишу по собственному желанию? – спросила я.
– Тогда нам все равно придется вас уволить, сократить. Согласно программе действий, утвержденной советом директоров…
– И выплатить мне выходное пособие и прочие компенсации в соответствии с трудовым договором?
Я остановилась. Задумалась. О многом. И о том, что китайский иероглиф, которым обозначается слово «кризис», на самом деле состоит из двух иероглифов. Один из них означает «опасность», а другой – «благоприятная возможность».
Так я выбрала свой вариант дауншифтинга.
Глава 6
Отдельного описания заслуживает помещение нашей школы. Она занимает несколько этажей в здании, примыкающем к кинотеатру São Jorge. Большие окна с видом на Avenida da Liberdade, стеклянные двери. Ощущение света и простора. Лифт тесный, старинный и резной. Будто к его созданию приложил руку сам Гауди. Стены коридоров и многих классов облицованы разноцветной кафельной плиткой азулежу.
На перемене мы пили отвратительный кофе из термоса с восхитительными маленькими pasties de nata и обменивались полезной информацией о лиссабонских кафе и ресторанах.
Я вставила свои пять копеек наблюдений о том, что сначала я оглядываю публику, и если подавляющее большинство – не португальцы, а туристы, то я и заходить не буду. Количество португальцев на квадратный метр для меня – это один из важных показателей добротности ресторана. Правда, о том, что в России мы с друзьями, наоборот, измеряем качественность заведения по количеству экспатов и иностранных туристов на квадратный метр, я решила умолчать.
Дэйв подтвердил мою теорию, добавив, что если он видит перед рестораном меню на пяти или больше языках, то туда ему точно не надо. Цены там, скорее всего, будут для туристов. И качество тоже. То есть без надежды на клиентскую лояльность, но с расчетом на то, что второй раз клиент туда все равно не придет. Самая добротная кухня в тех ресторанах и кафешках, где меню только на португальском и вообще не переведено на другие языки.
Николь сказала, что терпеть не может зазывал, которые стоят перед дверью ресторана с меню в руках и кидаются к каждому прохожему под ноги с навязчивыми приглашениями посетить их ресторан.
– А меню у них на пяти языках, – состроив смешную «подобострастную» гримасу, вставил Дэйв.
– В хороший ресторан не зазывают. В хороший ресторан нужно заранее, хорошо если не за несколько месяцев, столик заказывать, – продолжила Николь. – Конечно, если ты не какая-нибудь суперзвезда шоу-бизнеса. Или Карла Бруни.
Мнению Николь о ресторанах вполне можно доверять. Хотя бы потому, что она родилась и выросла в Париже. В шестом округе. Что упоминает Николь как бы промеждупрочим, но чувствуется, что своей «пропиской» она гордится. Шестой округ – это воспетый сладкоголосым Джо Дассеном Люксембургский сад и знаменитые кафе. Знаменитые не только своим настоящим, но и прошлым. В свое время там были завсегдатаями Дали, Пикассо, Сартр, Хемингуэй и другие творческие, ставшие со временем историческими, личности. В то время как я стояла в двухчасовой очереди, чтобы попасть в свежеоткрытый «Макдоналдс», маленькая Николь пила горячий шоколад на терассе «Лэ дё Маго». Если в этой жизни есть справедливость, то не подскажете, где она зарыта?
А еще Николь рассказала нам о тикет-ресторанах. Традиция обедать вне стен офиса в Португалии настолько сильна, что многие фирмы включают полную или частичную компенсацию таких обедов в социальный пакет. Чаще всего эта компенсация выдается книжечкой билетов, которыми можно расплатиться во многих кафе и ресторанах, опознавательный знак которых – наклейка на двери с надписью «Ticket restaurant». Эту наклейку вполне можно воспринимать как своеобразный «знак качества». Потому что еда в помеченном ею заведении наверняка будет традиционно португальской, простой, сытной, вкусной и недорогой. В обеденное время, начиная с часа дня, там скорее всего будет яблоку некуда упасть, поэтому есть смысл подходить туда чуть пораньше, начиная с двенадцати, или чуть позже – ближе к трем. Так что, если увидите такую наклейку – смело заходите внутрь! Там может быть скромно на вид, но невкусно и дорого там точно не будет. Да и свежесть блюд гарантирована большим «гостепотоком».
Подчистив тарелку с «наташами» (ударение на первую «а»), мы подвели под общий знаменатель, что лучшее «питательное» место – это там, где много португальцев. Постановили, что пить кофе из термоса в одной из самых кофейных стран мира – это глупость непростительная. Коллективно приняли решение переместить наши кофейные паузы в ближайшее кафе. Поскольку отказаться от халявной школьной выпечки мы в себе сил не нашли, то решили запивать их во время кофе-брейков чаем.
После уроков нас, в школьном мини-автобусе благородного голубого цвета, повезли в музей Гулбенкяна. Его водитель в кипенно-белой рубашке, с черным галстуком на шее и с форменной фуражкой на голове так галантно открыл передо мной дверь, что я на минуту ощутила себя школьником Гарри Поттером и троюродной сестрой принца Уэльского в одном флаконе.
Галуст Гулбенкян – выдающаяся личность! Родился в Стамбуле, в армянской семье. Свое состояние сделал на торговле нефтью. Его называли «Господин пять процентов». Именно столько он получал с каждой сделки между иракскими нефтяными магнатами и компанией «Бритиш Петролеум». Помимо бизнеса его увлекало и искусство. За свою жизнь он собрал бесценную коллекцию живописи, скульптуры, ювелирных изделий и антикварной мебели. К слову сказать, многое он успел купить за бесценок в Эрмитаже в смутном 1928 году. И знаете, я его не осуждаю. Потому что сохранилось все это в лучшем виде. Радует и взор и душу. А где все это лежит – не суть, правда ведь? Во время Второй мировой войны он обосновался в Португалии, которой впоследствии и завещал все свое состояние, включая и коллекцию предметов искусства.
– Картина называется «Лето в Шотландии», – глядя на работу какого-то голландского художника с изображением морского шторма, пошутил Дэйв. Я, так же как и он, очень ценю малодождливую солнечную португальскую погоду. Это моя витаминка хорошего настроения.
Глава 7
С утра небо было серым и дождь барабанил по клавишам черепичных крыш. Обычно я не люблю дождь, но здесь, в Португалии, он не воспринимается как стихийное бедствие. Скорее наоборот, как уютная пауза между жарко-солнечными днями. В такой день я могу провести в книжном магазине несколько часов, а потом неторопливо сидеть в кафе за столиком около большого окна.
Для кого как, а для меня книжный магазин – это как для ребенка магазин игрушек. Меня спокойно можно оставить в книжном на несколько часов, и этих нескольких часов мне будет мало. Даже в стране, чей язык мне совершенно незнаком. Я буду листать художественные альбомы, книги о дизайне, обязательно загляну в отдел иностранной литературы, где часто бывает неплохой выбор художественных и кулинарных книг на английском языке. А уж если в магазине есть еще и просторный отдел, в котором продают компакт-диски и фильмы… В общем, книжный – это мой «Детский мир». К сожалению, в России книжных магазинов такого формата откровенно мало. Что странно. Не мы ли самая читающая нация в мире? А с некоторых пор еще и самая пишущая? Лиссабонский FNAC на rua do Carmo полностью отвечает моим представлениям о прекрасном. Кафе, в котором нельзя курить, зато можно купить свежевыжатый апельсиновый сок; удобные диванчики, на которые можно присесть полистать книгу, и даже специальная аудитория для чтения; огромный видео-аудио-отдел, где я незаметно для себя могу потратить полчаса и больше, слушая на вертушках музыкальные новинки.
В какой-то статье по психологии я прочла, что покупкой мягких игрушек девушки компенсируют желание семейного уюта, домашнего очага. Я вместо игрушек покупаю кулинарные книги. У меня подобралась уже довольно приличная коллекция. Особенно если учесть, что я не готовлю. Не умею. Не в клиническом смысле этого слова, а просто потому, что мне как-то не до этого. Я прекрасно понимаю, что скупать кулинарные книги и не готовить – это так же странно, как регулярно покупать кроссовки и совсем не заниматься спортом. Но я ничего не могу с собой поделать. Это почти как мания. Но я очень надеюсь, что когда-нибудь у меня будет большая светлая кухня. Нет, не большая, а огромная. О кухне я мечтаю так, как некоторые девушки мечтают о собственной свадьбе. Мне совершенно плевать, какая у меня будет свадьба, но мне хочется верить, что у меня будет кухня моей мечты и будет для кого готовить.
В языковом отделе листала разговорники. Красочные, с фотографиями и смешными картинками. Только вот смысл разговорников мне всегда был малопонятен. С помощью разговорника можно задать вопрос, но как понять ответ, если ты не знаешь языка? Есть девушки, которые постоянно находятся в поисках идеальной диеты, уверенные в том, что, как только найдут ее – тут все их проблемы сразу и разрешатся сами собой. Я же уже вторую неделю нахожусь в поиске идеального учебника по португальскому языку. Несмотря на то, что школа предоставляет все необходимые материалы. Вот найду идеальный учебник – и сразу заговорю. Легко, плавно и свободно. Правда жизни заключается в том, что сколько учебников ни покупай – учить язык все равно надо.
Сегодня на уроке в ходе изучения личных местоимений выяснилось, что португальский язык очень «мачевый». Местоимение «они» в португальском бывает мужского и женского рода. Мужского – eles – употребляется, когда говорят о группе мужчин, женского – elas – когда, соответственно, говорят о группе женщин. Так вот, если в группу женщин затесался хотя бы один мужчина, то всю эту группу обозначат местоимением мужского рода.
У нашего коллектива эта информация почему-то вызвала гомерический смех. «Леди, простите, но мы в этом не виноваты!» – хором разулыбались Дэйв и Энтони.
Услышав наш галдеж, в класс заглянул сеньор Фернандыш, декан школы.
– На каком языке общаетесь, – спрашивает, – на английском, русском или польском?
– На японском! – хором ответили мы. Ами, как обычно, промолчала.
После «ФНАКа» я гуляла по rua Garrett. Зайдя в один из магазинчиков, я на автопилоте, по привычке, подошла к кронштейну с мужскими рубашками. От условных рефлексов, оказывается, избавляться не так-то просто. Стою, рубашки тереблю. Тут как тут мальчик-консультант материализовался со своим дежурным «posso ajudar?».
– Рубашку для мужа выбираю, – зачем-то брякнула я. Дура! Кто меня за язык тянул? Могла бы ведь ответить, что я «estou só a ver «. Хожу, гляжу, никого не трогаю.
– Размер знаете? – спросил меня мальчик-консультант.
– Ммм… не уверена.
– А какой у него рост?
– Метр восемьдесят девять.
Ну кто меня за язык тянет?! Какая разница, какой у Антона, который мужем мне никогда не был и уже точно не будет, рост. В самом-то деле!
– У меня тоже метр восемьдесят девять, – сказал мальчик-консультант.
– У вас рост не может быть сто восемьдесят девять, вы ниже.
Зачем, ну зачем я участвую в этом бредовом диалоге?
– Ну, по крайней мере так стоит в моем портфолио, – потупив взор, с явно напускной скромностью ответил мальчик-консультант.
– Да-да, конечно. Портфолио – это серьезный аргумент.
Мы, если уж на то пошло, оба хороши. Он врет про свой рост, а я – про наличие мужа. А вообще я уже успела заметить, что португальцы любят рисоваться, ненавязчиво дать понять, как они круты. Хозяин моей студии, передавая ключи, пожелал мне успехов в изучении португальского и как бы вскользь заметил, что бразильское произношение гораздо легче для освоения, чем португальское. По крайней мере, так считает его знакомый посол, с которым он играет по воскресеньям в гольф. Вот и продавец сразу попытался дать понять, что он тут не просто так стоит, полки украшает, а восходящая звезда модельного бизнеса.
Мальчик-консультант поболтался около меня еще пару минут и переключил свое внимание на других клиентов. В отличие от прибрежных туристических испанских городков, где мне не раз доводилось отдыхать, в Лиссабоне никто не спрашивает: «Where are you from?» Никому до этого нет дела. Что только радует – у меня нет никакого желания рассказывать свою биографию с трибуны. О чем рассказывать? О том, что меня бросил мужчина после пяти лет совместной жизни и что меня сократили с работы? Можно, конечно, сочинить какую-нибудь легенду. Например, что я широко известная в узких кругах писательница из России, приехала в Португалию в поисках вдохновения для своего очередного романа. Но на создание легенд у меня нет ни фантазии, ни душевных сил. Так что мне определенно нравится это ощущение – быть инкогнито. Я здесь никого не знаю, и меня здесь никто не знает. Плюс очки на пол-лица и соломенная шляпа, которую я купила в старинном шляпном магазине на площади Россиу.
Глава 8
Площадь Россиу – странное место, где рафинированный шик в лучших традициях давно минувших дней плавно переходит в почти маргинальный треш. Помахивая глянцевыми бумажными пакетами с дорогими названиями, мимо цокают своими каблучками стильные португалки; на ступеньках Национального театра имени Донны Марии II сидят бомжи; справа от театра тянется светло-бежевая вереница – ожидающие своего клиента такси; террасы исторических кафе Casa Suiça и Nicola заполнены туристами, которых цыганки атакуют своими пластиковыми стаканчиками в надежде получить евромелочь, а если не цыганки, то неизбежные уличные музыканты, уверенные, что туристы обязаны оказать материальную поддержку их фальшивому пению; накрахмаленный сеньор неторопливо выходит из бутика Rolex; около киоска Casa da sorte оживленно – через несколько дней национальный розыгрыш лотереи; на мраморных скамейках восседают пожилые джентльмены со своими газетами; несвежие личности, скользнув вежливо-шакальим взглядом, промямлят вам вслед «гашиш – гашиш»; тут же, в паре метров от них, скучает пара толстых (наверное, от ежедневного соседства с «Макдоналдсом») полицейских; американские школьники с гвалтом покидают двухэтажный туристический автобус; около индуса в чалме (должно быть, сикх) танцует на задних лапах его нехитрый товар – заводные игрушечные ослики; уличные чистильщики обуви меланхолично взирают на спешащих мимо людей; продавцы чего-то телефонно-интернетного прокричат вам вслед «сапа телекамуникасоиш»; около фонтанов (оба привезены из Парижа) хлопают крыльями голуби; группа японских туристов щелкает фотоаппаратами; галдящие выходцы разнообразных, судя по их живописным нарядам, африканских стран сидят прямо на парапете живым укором бурному колониальному прошлому Португалии; сухонькая старушка, тот самый классический тип – с ниткой жемчуга, укладкой и в перчатках, заходит в кафе, она привыкла пить кофе в Nicola, но сидеть на террасе снаружи не будет – брезгует.
За углом старинного шляпного магазина, где я несколько дней назад купила свою шляпу, живет в своем бурлящем ритме крохотный бар-магазин «Джинжинья Регистада». Здесь можно выпить на разлив джинжинью – один еврик за рюмочку. Джинжинья – это настоящая португальская классика, негустой вишневый ликер с целыми ягодами. В ста метрах от Ginjinha Registada, в самом начале rua das Portas São Antão находится конкурент с забавным названием «Джинжинья без конкурентов» – Ginjinha sem rival. Этот адрес такой же старинный и такой же популярный. Слева от Джинжиньи Регистрады стоит величавая Igreja de São Domingos, одна из самых старинных лиссабонских церквей. С левой стороны от нее поднимается вверх Calçada de Santana, начало района Mouraria, именно в нем прошло детство самой знаменитой португальской исполнительницы фаду Маризы. А если не начинать подъем, а просто пойти прямо, то через пять-десять пешеходных минут мы выйдем на площадь Martim Moniz. Но нам туда совсем не надо. От этой площади вдоль rua da Palma начинается район, гулять по которому и днем-то неприятно, а вечером – так и вообще опасно. Экзотики там хоть отбавляй, но это совершенно не та экзотика, которую следует обследовать туристам. Ну а лиссабонцы, за исключением тех, которые сами там живут, так и подавно не жалуют своим вниманием этот откровенно маргинальный район, заканчивающийся на avenida Almirante, чуть раньше станции метро Arroios, так же внезапно, как и начинается. Маргинальность и респектабельность отделяют какие-нибудь несколько сотен метров. Район вокруг станции метро Arroios – вполне респектабельное место, хоть и с туристической точки зрения откровенно скучное.
Площадь Россиу бурлит, но у меня не возникает желания остановиться, скорее наоборот – быстро пересечь эту странную площадь и заспешить по своим делам. Что я и сделала, свернув на пешеходную rua Augusta, а потом налево, на rua da Conceião, по которой шустрят друг за другом старинные желтые трамвайчики. Rua da Conceião интересна тем, что на ней уместилась целая куча магазинов, в которых можно купить все для рукоделия. Ткани, кружева ручной работы, витиеватая тесьма или нашивки-эмблемы для черных студенческих плащей. Нашивки-эмблемы – это своеобразная азбука Морзе для своих: по ним можно узнать вуз и факультет владельца плаща, год обучения, в каких студенческих обществах он состоит и даже имя любимой футбольной команды. Эти плащи – интересная студенческая португальская традиция: португальские студенты носят их не только по студенческим праздникам, но и по будням. Гордятся своей причастностью к храму науки.
День сегодня солнечный, но не жаркий, поэтому я решила прогуляться до Каштелу Сао Джорж – многовековому замку, что стоит на одном из семи лиссабонских холмов. Я шла вдоль трамвайной линии – мимо церкви São António, мимо кафедрального собора Sé – в Лиссабоне он самый древний, построен в 1150 году, дальше – вдоль rua de Augusto Rosa, вдоль rua do Limoeiro. У церкви Святой Лусии (около нее открывается панорамный вид на доки и на реку Тежу) я свернула налево, на rua de Santiago. Дальше вертикальная дорога пошла еще более круто вверх по лабиринту узких улочек Алфамы – одной из самых живописных частей старого центра города.
Вверх, вверх и еще немного вверх. А вот и Castelo São Jorge – смысловой центр Лиссабона и, на мой взгляд, его главный символ. Что бы ни говорили по этому поводу туристические справочники.
С высоты Каштелу открывается замечательный вид на центр города. Река Тежу, по которой деловито снуют с одного берега на другой паромы, чешуя черепичных крыш домов, элегантный фуникулер Санта-Джуста, живописно полуразрушенная стена монастыря Карму, впадающий в площадь Маркеша Пумбала ручеек Авениды да Либердада… Чтобы сделать фотографию с лучшего ракурса, я залезла на широкий выступ отвесной стены замка. Щелк, щелк, щелк, щелк. И тут моя нога поскользнулась об отполированный тысячелетиями камень. Чтобы не выронить камеру и удержать баланс, я наклонилась немного вперед.
Аааааааааааааааааааааааааааааааай! Моя сумка, соскользнув с локтя, полетела вниз. Бумс! Я отчетливо услышала, как она приземлилась где-то там, далеко-далеко внизу. Сумка?! Вся моя жизнь полетела вниз! Потому что в этой сумке лежат паспорт, страховка, кредитная карточка, ключи, серебряное кольцо, которое я купила сегодня для поддержания своего морального духа в Leitão&Irmão и которое упаковали так красиво, что мне было жалко его сразу распаковать и надеть на палец, флешка с кучей нужных файлов, мобильный с двумя симками. В мобильном – номер телефона хозяина моей студии, который в Лиссабоне бывает несколько раз в год по делам, а обычно живет в Испании. Не то на Коста-Брава, не то – Коста-Бланка, не то – Коста-дель-Соль…
