Читать книгу: «Игра в идеалы. Том I», страница 3
Семья Тайлер – чистокровные англичане. Их отец умер от болезни. В те годы чума, оспа, чахотка убили много англичан. Миссис Тайлер всегда была очень строга; возможно, потому и сбежала Салли, с которой обручился Карл. Салли была непокорной и не слушалась матери. Тяжелее всего расставание переживал Сэмми. Они были самые близкие друг другу люди, потому он до сих пор несчастен. У миссис Тайлер очень хорошая работа, она получает достаточно для матери-одиночки. Могла бы платить за учебу детей – но не хочет зря тратиться, как сама говорит; могла бы учить их сама – но занята шесть дней в неделю, не хватает времени.
Семья Браунов – англичане, но не чистокровные. Их некоторые родители приехали из Америки. Но всю жизнь Брауны провели в Англии и гордятся этим. Эмма хочет завести второго ребенка, мечтает о мальчике.
Смиты приехали с юга Америки уже достаточно давно. Там ужасная обстановка: враждебное, почти на гране войны отношение северян. Рабство. Кейт и мистер Смит не хотели, чтобы их сын там рос. Раньше они были очень богаты, потом разорились. Работают оба, и муж и жена, и денег хватает на пропитание и на аренду квартирки у миссис Норрис. Постоянного заработка нет, и Смиты не могут себе позволить дать сыну полноценное образование.
Так прошел этот день – день знакомства и представления.
Все начали расходиться около десяти вечера. В гостиной стояла полная тишина. Я сидела одна в кресле, смотрела в темноту и прислушивалась. Кто-то идет, стучит каблуками – женщина. Какая женщина может не спать в этом доме так поздно? Конечно, миссис Норрис.
Открылась дверь. Я увидела ярко горящую свечу, а потом – и миссис Норрис.
– Ты еще тут? – спросила она. – Почему?
– Не знаю, – ответила я. – Просто сижу и думаю над тем, что сегодня было.
– Ты не ужинала. Хочешь, попьем чаю с круассанами?
Я поджала под себя ноги и сказала:
– Нет. Спасибо, почему-то не хочу.
– Ты еще тут будешь сидеть?
– Да, но недолго. Скоро пойду к себе.
– В темноте? Ну-ка подожди…
Миссис Норрис нашла свечу на столе, где рисовали дети, зажгла ее от своей и поставила на стол.
– Вот, теперь лучше. Ладно, спокойной ночи, Дамана-Элизабет.
– Спокойной ночи, миссис Норрис.
Она закрыла дверь и ушла.
Свеча горела ровно, а я смотрела на нее, не сводя глаз.
Что сейчас происходит в приюте? Как мне заработать денег? Что будет, когда обо мне напишут во всех газетах и напечатают мои портреты? Вчера эти вопросы приводили меня в ужас, сегодня я успокоилась. Все мои мысли сами собой возвращались к Карлу. Неужели я влюбилась в него? А может, так и есть. Но два дня – слишком малый срок, чтобы влюбиться. Хотя его обаяние – нет, красота – могла привлечь любую. Почему мне так легко, когда я его вижу, и так тяжело одной? Может, это не любовь, а простое влечение. Мне всего пятнадцать. А может, мне не хватает друга? Да, наверно, так и есть. А что тогда такое любовь? Я никогда ее не испытывала. Если это любовь, почему я отвергаю свои чувства? Говорят, любовь – прекрасна! Но и причиняет боль. Боль сильнее, чем пытки инквизиции! Но все же на любовь это не походит. В романах пишут совсем не о том. Ладно, время покажет. Он смотрит на меня так, будто раньше никогда не видел девушек; это что-нибудь значит? И почему меня так беспокоит то, что он был обручен?.. Неужели та девушка так и останется для него лучшей… Ведь сейчас мне хочется, чтобы Карл так говорил только обо мне!
С такими мыслями я пошла к себе. Взяв свечу, направилась к лестнице. Весь дом спал. Гробовая тишина заставляла идти тише. Вдруг я обернулась: мне показалось, что за мной кто-то идет. Но за моей спиной никого не было. И я продолжила подниматься на 3 этаж.
В комнате я зажгла другие свечи, переоделась и легла в кровать. Вдруг кто-то постучался. Неожиданно! Но меня это обрадовало: спать еще не хотелось. Слишком много впечатлений и мыслей в голове!
Я прямо в ночной рубашке ринулась открывать дверь. К великому удивлению, увидела… Карла. Стояла перед ним прямо в легкой ночнушке. Я никогда не смущаюсь, не смутилась и в этот раз. А Карл заметно растерялся и протянул:
– Э-э-э…
– Лень переодеваться, – пояснила я. – Не пойми неправильно. Я довольно скромна, но не умею смущаться.
– Спасибо, что разъяснила.
– Пожалуйста. Что же тебя привело сюда в столь поздний час?
– Это, – он протянул мне книгу, которую я недавно взяла в библиотеке. – Ты, видимо, ее забыла, когда мы обедали.
Карл старался на меня не смотреть, отворачивался или глядел вскользь.
– Спасибо, что принес. – Я взяла книгу. – Слушай, мне сейчас нечего делать, может, сядешь, расскажешь о себе?
– Ты будешь в подобном облике?
– А что, лучше совсем раздеться?
– Я совершенно другое имел в виду, – пробормотал растерянный Карл.
– Я шучу. Накроюсь одеялом.
Он улыбнулся и перешагнул порог. Я села на кровать и укрылась. Но мое сердце чуть замерло! Портрет моей семьи стоял на комоде, на самом видном месте. Карл пока его не заметил. Нужно убрать рисунок, пока не поздно. Я медленно подошла к комоду, открыла верхний ящик, где лежали мои бумаги, и переложила портрет туда. Последнее мое движение от Карла не скрылось – он спросил:
– Что это?
– Что – «что это?» – ответила я, вопросом на вопрос.
– Ну, ты положила в ящик. Это твоя семья?
– Нет, просто рисунок. Неважно. Где ты сегодня был?
– Были дела. Ну и по работе узнал, что послезавтра хозяин велел мне работать с шести утра до полуночи. Обычно я два дня работаю, потом два дня отдыхаю. Кстати, тебя бы познакомить с моим лучшим другом Томом Холлом.
– Почему?
– Он тоже любит литературу. Даже часто говорит стихами. Том мечтает стать писателем и актером.
– Стихами говорит – этим надо дорожить, – пошутила я, подобрав кривую рифму. – Могу поспорить, что в стихотворном турнире я выиграю.
– Он не так уж и плох. Впрочем, я не знаю, на что ты способна. Но если рифмовать будешь так же, как сейчас… То…
Карл помотал головой, улыбаясь.
– Шучу, Карл! Стихи – это не мое. А у тебя много друзей?
– Я знаю всех, и все знают меня. Такая работа. А вообще у нас есть своя компания, мы уже лет десять дружим. Это я, Том, Дэвид Профт, Дженни Рекс и Пэт Уэйс. Самый старший – Дэвид, ему двадцать один, а Дженни – младшая, ей семнадцать. Какое-то время мне очень нравилась Пэт, но потом я в ней очень разочаровался.
– Почему?
– Оказалась очень ветреной. А мне нужна верная девушка.
– Измена – это ужасно. И что, она тебе изменяла?
– Наша связь не успела стать достойной обручения. Так что невозможно назвать это изменой, я вовремя все узнал. К Дженни я отношусь совсем иначе. Она вечный ребенок, ее невозможно не любить! Дэвид – самый мыслящий и смелый, ничего не боится. Том… ну, я думаю, ты сама решишь, кто из нас чего стоит.
Настало молчание. Карл пристально смотрел мне в глаза.
– А ты… – начал он. – Ты точно не дочь графа Брустера-младшего?
Я немного испугалась, но не подала виду.
– Что? Ты шутишь?
– Наверно, показалось. Просто, когда ты изменила прическу… ты… ты стала на него похожа.
– Чем это, интересно?
– Да всем! Цветом волос, глаз! Даже лицо похоже. Моя мама тоже заметила. Имя и фамилия совпадают. Как это понимать?
– А как бы ты хотел?
– Неплохо, окажись ты его наследницей. Граф был хорошим человеком. Погиб – и народу стало плохо. Конечно, есть и другие борцы и лидеры, но сэр Брустер был любимцем многих! Его планы разделял даже король. Так думают все англичане. А не согласны одни лишь богачи и эгоисты. Так что было бы неплохо. Но – преклонять перед тобой колени, учтиво разговаривать… Это не укладывается в моей голове.
Меня очень порадовали слова Карла о моем отце, о том, что я на него похожа. Я чуть не прыгала от радости, но не подавала виду. Хотя я еле сдерживала улыбку, от нее избавиться не удалось. Я решила этим воспользоваться:
– Согласна, граф был великим человеком. И оказаться на месте его дочери было бы для меня огромной честью – но, увы, я не его дочь. Неужели ты думаешь, что в моих жилах течет благородная кровь? Как глупо!
– Нет. Это не глупо. Твоя осанка, манера держать себя и чрезмерная гордость позволяют подумать, что ты – аристократка.
– Ты просто не видел меня с другой стороны.
У Карла стали слипаться глаза.
– Меня клонит в сон.
– Да, уже довольно поздно.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Карл ушел. Я встала погасить свечи и легла обратно в постель. Уснула я довольно быстро, а снов опять не снилось.
Говорить с Норрисом очень легко и приятно. И я наверняка смогла убедить Карла, что я не дочь графа. И все же у меня оставалось много вопросов. Когда мой отец умер, я с матерью еще жила в усадьбе. Нас постоянно осаждали газетчики, а когда мы рассчитали прислугу – их стало еще больше. Потом мама продала дом, и мы переехали. А газетчики будто сквозь землю провалились. Почему? Не понимаю. Загадка. Тут что-то неладно. Мы жили очень замкнуто. Мама никогда не давала мне газеты, говорила, нельзя читать то, что там пишут; запрещала лишний раз выходить на улицу. Зачем? Чтобы мы не мелькали. Почему? Если бы о нас слышали, я уверена, король бы нам помог! Странно жить и не знать точно прошлого. Одни вопросы без ответов. А может, это и к лучшему? Нет. Нужно знать о прошлом, даже если оно не из лучших. Но думать об одном и том же нельзя. Жизнь продолжается, вопросов прибавляется, и надо отвечать на новые. Но при этом найти ответы и на старые…
30 марта 1770 года. Понедельник
Я проснулась около часу дня в хорошем настроении, даже не подозревая, что меня ждет. Умылась, оделась, причесалась и вышла из комнаты. Всюду тихо: все на работе. Спускаясь по лестнице, я услышала разговоры детей.
На первом этаже в коридоре никого не было. Я направилась в сторону комнаты миссис Норрис и ее сына. Но, проходя мимо стойки, заметила заголовок газеты: «Сбежавшая из приюта». Меня будто молнией пронзило. Я схватила газету, новую, еще не развернутую. Объявление обо мне было на первой полосе. Я открыла следующую – и ужаснулась! Мой портрет почти на всю страницу!
Я сложила газету и мигом побежала к себе в комнату. Прыгнув в кресло, я стала читать.
Сбежавшая из приюта
Сенсация! Сегодня стало известно, что некая Дамана Брустер сбежала из приюта. Она пропала примерно (точно установить не удалось) в ночь на 28 марта. И спустя два дня управляющие смогли сообщить об этом. Почему так поздно? Дамана Брустер оказалась умна: сбежав, она закрыла за собой ворота на ключ! А выйти оттуда другим путем невозможно. Пришлось ломать ворота.
Как же этой девочке удалось убежать? Каждый час охранник обходил территорию приюта, и она воспользовалась этим. Судя по всему, Дамана искала ключи в сторожке. Комната была перевернута. Но самое страшное – она стала убийцей! Девушка ударила охранника вазой по голове настолько сильно, что он тотчас же погиб.
Я остановилась, чтобы успокоиться. Не может быть! Да, признаюсь, я его ударила, но он… он… он не двигался, у него из головы пошла кровь… Выходит, я убийца. Я убила человека! Нет! Что же мне делать?!
Я заходила туда-сюда по комнате. Мне стало страшно, но не из-за приюта, появилась причина посерьезнее. Я убила человека, и дорога мне уже в тюрьму.
Что делать? Я ведь не нарочно, случайно. Я не хотела его убивать. Не хочу жить с клеймом убийцы! Как это стыдно! Вдруг мои новые соседи узнают?
Я внимательно осмотрела рисунок в газете. Может, и не узнают. Они не видели меня такой. Хорошо, прямо камень с души. А как же миссис Норрис, Карл и продавец в лавке, у которого я покупала мыло? Надо рассказать все миссис Норрис. Я ринулась к двери. Нет, я потом. Дочитаю статью.
…Просьба всем, кто видел ее, обратиться в органы власти. Дамана Брустер, год рождения – 1755, выглядит старше своего возраста. Рост: 5,5 фута. Худое телосложение. Невзрачное лицо. Серые глаза. Темные волосы.
Приносим извинения за неточность данных. Беглянка украла все бумаги о себе. Если эта малолетняя убийца смогла обокрасть родной приют, то искусство воровства ей известно целиком и полностью. Предупреждаем, Дамана Брустер может быть душевно неуравновешенной, будьте осторожны! Еще раз просим тех, кто ее видел, сообщить властям.
Я села на кровать и, грызя ногти, стала размышлять. Кто бы мог подумать, что эта «малолетняя убийца» и есть дочь графа Брустера! Если бы королевство позаботилась о нас с мамой, ничего этого не случилось бы. Как поступить? Рассказать правду миссис Норрис и попросить ее не выдавать меня? Или сбежать и отсюда? Я думала долго и выбрала первое.
Выйдя из комнаты, я стала медленно, очень медленно спускаться по лестнице с газетой в руках. Недалеко от первого этажа услышала чьи-то голоса.
– Мне нужна хозяйка этого заведения, – сухо говорил мужчина.
– Это я, – сказала миссис Норрис. – А что вам нужно?
– Я инспектор Олсоп. Вы читали утреннюю газету?
– Мам, кто там? – спросил Карл, выходя из комнаты. – Ой, простите. Что-то случилось?
– Да, – ответил полицейский. – Так вы знакомы с сегодняшними новостями?
– С какими новостями?
– Про некую Даману Брустер.
Тут мое сердце бешено заколотилось, дыхание сперло. Наступило молчание. Миссис Норрис и Карл явно не ожидали услышать мое имя от офицера. Все, конец свободе! Они выдадут меня.
– Нет, мы ничего не слышали, – ответил Карл.
– Мы пока не читали газет, – добавила миссис Норрис. – А кто это такая? Ее в чем-то обвиняют?
Офицер стал рассказывать о моем побеге. Я была поражена. Почему меня не выдали? Карл, наверно, испытывал ко мне какие-то чувства. От этого не легче! Что, если его «любовь» пропадет, когда офицер закончит свой рассказ?..
Тот закончил. Настало гнетущее молчание. Миссис Норрис и Карл наверняка так разочарованы.
– Нет, этого не может быть! – сказала миссис Норрис, почти рыдая. – Какой кошмар!
– Офицер, – спросил Карл, – вы уверены в этом?
– Полностью. Так вы видели ее? Продавец напротив рассказал, что она зашла к нему, а потом направилась к вам. Это правда?
Опять молчание.
– Ну-у-у, – протянула миссис Норрис. – Позавчера заходила девушка подходящее под описание. Просила приюта. Но была такая грязная и невзрачная, что я не рискнула ее брать. Я сдаю комнаты приличным людям, и у каждой семьи есть дети… Она ушла и больше не возвращалась.
От радости у меня стали наворачиваться слезы на глаза. Я не верила в то, что слышала. Никогда не забуду этой доброты и при первой возможности постараюсь отплатить той же монетой!
– Вы видели эту девочку? – спросил офицер у Карла.
– Нет, я работал. Я кебмен…
Голос Карла был отрешенным и расстроенным. Вот тогда мне стало не по себе. Я словно не оправдала их надежд.
– Понятно. Последний вопрос. Куда ушла Дамана?
– Как выходишь из парадной двери, сразу же налево. Пошла вдоль зданий.
– Благодарю за сотрудничество. Если что-нибудь о ней узнаете, сообщите нам. До свидания.
– До свидания.
Офицер захлопнул дверь, и стали слышны голоса миссис Норрис и Карла.
– Правильно ли мы поступили, что покрыли преступницу?
– Не знаю, – ответил Карл, – не верю, что Дамана – убийца. Надо поговорить с ней.
Я вытерла слезы и вышла им навстречу.
– Дамана! – воскликнула миссис Норрис. – Скажи, что это неправда!
Карл смотрел на меня взглядом, полным негодования. Я понимала, что они хотели бы услышать о клевете, но ничем успокоить их не могла! Кто бы меня успокоил…
– Идемте ко мне, я все вам расскажу, не скрою ни слова! Обещаю…
Комнату я закрыла на ключ. Карл сел в кресло, а миссис Норрис – на кровать. Я отдала им газету, а сама стала прямо перед ними, глубоко вздохнула, набралась духу и начала:
– Я графиня Дамана Брустер, дочь и наследница графа Брустера-младшего. Твоя вчерашняя догадка, Карл, была верной.
– Дамана, это не смешно! – чуть не крикнул он. – Ближе к делу. Зачем ты убила сторожа?
– Не кричи, Карл, – сказала я внушительно. – Мне сейчас гораздо тяжелее, чем тебе и миссис Норрис вместе взятым! Шутить я не собираюсь. Я действительно графиня.
– Докажи, – сказала миссис Норрис.
– Слишком много совпадений, – ответила я. – Фамилия, имя, дата рождения, образование, аристократические навыки, черты характера, внешность. Почему я солгала остальным насчет имени? Избавить их от мысли, что я – та Дамана Брустер. Сейчас, когда мое имя всплыло в газетах, они не подумают, что это я. Но если все равно сомневаетесь – вот вам последнее доказательство.
Я подошла к комоду, где вчера спрятала портрет своей семьи.
– Карл, помнишь, я вчера убрала сюда какую-то бумагу?
– Да.
– Это портрет семьи Брустеров. Моей семьи.
Я отдала Карлу портрет. Миссис Норрис подсела к нему. В их глазах я видела удивление, восхищение и недоумение.
– Я, правда, там совсем маленькая. Но все равно немного похожа. Мне здесь шесть лет. Через год умрет папа, и начнется самое страшное.
– Но как, – спросила миссис Норрис, – как это возможно? Графиня Милли Сьюзер и ее дочь пропали без вести?
– Без вести? Мы никуда не пропадали, – с недоумением ответила я. – Расскажите мне, что известно о семье Брустеров после смерти графа?
– Немного, – ответила миссис Норрис. – Милорд Брустер умер от болезни, скорее всего, от оспы.
– Именно от оспы?
– Никто не знает наверняка, – сердито проговорил Карл. Он был очень зол. Встал с кресла, подошел ко мне. – Тогда объясни, почему ты жива?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Я молчала.
– Отвечай!
– О чем ты говоришь? – медленно спросила я.
– Ты знаешь, о чем! Почему ты жива, раз ты графиня Брустер?
– Я не понимаю, о чем ты, Карл! Что ты имеешь в виду?
– То, что Милли Сьюзер и Дамана Брустер умерли! Они похоронены!
У меня сами собой опустились руки, дыхание перехватило. Видимо, я побледнела: Карл, увидев перемену в моем лице, вмиг стал более мягок.
Посмотрев в пол, я шагнула назад. Меня кто-то похоронил?.. Я не знала, что и сказать.
– Дамана! – вопросительно и обеспокоенно окликнул меня Карл.
Я взялась за голову. В ней зародилась такая тяжесть, которую я никогда не испытывала. Обрывисто выдохнув, я спросила:
– Даману Брустер и Милли Сьюзер похоронили?
– Об этом писали в газетах, – пояснила миссис Норрис.
В приюте мы в глаза не видели газет. Но у меня не было сил объяснять это миссис Норрис и Карлу.
– Но король знал моего отца как лучшего друга. Эгберт уважал мою мать… Как он позволил это сделать?
– Ты как никто другой должна знать, что король в Англии полной власти не имеет, – ответил Карл. – Есть еще парламент.
– Да, это правда, – сказала я. – Но уровень авантюры – сомнителен…
– И все же вернемся к тебе и твоей матери, – сказала миссис Норрис. – Я читала в газетах…
– Вот почему…
Я поняла, почему меня высмеивали в приюте, когда я говорила, что я графиня.
– Простите, миссис Норрис. Что вы хотели сказать?
– Я читала в газетах, что графиня Милли Сьюзер продала дом и переехала с дочкой в неизвестное место. Они жили тихо.
– Они просто пропали без вести, – добавил Карл.
– Умерли? Мы не умирали!
– Значит, ты жива, твоя мать жива! – радостно воскликнула миссис Норрис.
– Нет, – ответила я. – Она мертва.
– Я совсем запутался, – не понял Карл.
– Я тоже, – подхватила миссис Норрис.
– И мне не легче, – сказала я.
– Ладно, рассказывай, кто ты такая, – предложил Карл. – Только по порядку.
– Да, – подтвердила я. – Думаю, так будет лучше. Я родилась пятого декабря 1755 года. В 1762 году меня умер папа.
Я коротко пересказала, что со мной и мамой происходили после смерти отца. Мои слушатели внимали каждому слову, практически не дыша. Я продолжала:
– Когда мы жили в усадьбе, нам не давали покоя журналисты, но как только мы переехали, они исчезли. Через день, после смерти мамы, меня отправили в приют. И странно, мне не давали никакой поблажки, а когда я пару раз заявила, что я графиня, меня просто подняли на смех! Из-за этого надо мной издевались, ядовито шутили. И однажды мне это надоело, и 28 марта я сбежала. Газеты не врут: я прошла через центральные ворота и забежала в сторожку за ключами. Я услышала, что идет сторож, и ударила его вазой по голове. Я думала, он упал без сознания, но, как видите, я его убила. Взяла ключи с пояса охранника, вышла через ворота, заперла их и выкинула ключи в болото. Добралась до дороги, уходила прочь от этой тюрьмы. Там встретила тебя, Карл. И ты привез меня сюда.
Мой рассказ их удивил. Еще бы: кого не удивит подобная история! История про графиню, которая лишилась родителей, попала в приют и сбежала, случайно убив сторожа. Не верится, что можно убить случайно? Окажитесь на моем месте, и вы меня поймете.
К счастливому удивлению, лицо Карла было восхищенным. А миссис Норрис, похоже, до сих пор не могла поверить в волнующую истину.
– Подожди, – сказал Карл. – Ты сказала, что вы с матерью переехали в квартиру. В какую?
– В ту самую, про которую Лондон любит рассказывать истории, – ответила я загадкой, но они ее тут же разгадали.
– Ты шутишь! – воскликнула миссис Норрис.
– Нет. Этот портрет я взяла там. Там еще много вещей, дорогих мне. Хотите, поедем туда. Это будет отличным доказательством того, что я графиня… И что я жива.
– Нет, спасибо, – сказала миссис Норрис. – Я не горю желанием. И вам обоим тоже запрещаю.
– Ты нам запрещаешь? – спросил Карл. – Мама, перед нами стоит дочь всеми любимого графа!
Мать и сын переглянулись. Внимательно посмотрели на портрет и на меня. И сделали, то чего я больше всего боялась. Нет, не отдали меня властям; они замешкались, не зная, стоит ли поклониться мне. Я нахмурилась и в возмущении сказала:
– О нет, только не это! Я не полноправная графиня. И вы не обязаны ничего подобного делать.
– Как угодно, – сказала миссис Норрис.
– Да о чем вы! Я все та же Дамана! – воскликнула я. – Не надо со мной так говорить!
– Но как же, – возразил Карл, – ты ведь благородная графиня!
Немного скептическую шутку я встретила равнодушным парированием:
– Достопочтенная графиня…
– Что?
– «Благородный» это обращение к виконту…
Карл осекся. Я не хотела его обвинять в невежестве или в некомпетентности, просто преподнесла это, как информацию. Даже не подумав о том, что могу кого скомпрометировать этим.
– Графы в иерархии стоят выше, – пояснила я, далее стараясь смягчить обстановку. – Но это совсем не важно. Забудь! Что я графиня еще нужно доказать…
– Ты отвергаешь свое истинное лицо, – воскликнула миссис Норрис. – Это неправильно! Ты должна быть в парламенте! И закончить то, что начал твой отец, – борьбу за народ. Или… А, нет! По-моему, нет закона, который отвергает участие женщин в государственных делах.
– Есть, – подтвердила я. – Такой закон есть. И тем более, как я, «малолетняя убийца», могу бороться за что-то? Король не поверит, что я дочь его друга. Правда, я могу показать этот портрет…
– И не только этот, – добавил Карл. – Еще – многое из вещей, которые остались в твоей старой квартире.
– Допустим, докажу, что я графиня, а что делать с прозвищем «малолетняя убийца»? Меня посадят за это.
– Еще посмотрим, – сказала миссис Норрис. – Тебе сейчас пятнадцать, верно? Через несколько лет ты заявишь о себе. К тому времени все забудут о том происшествии. И народ будет так рад, что тебя никто не даст в обиду!
– Верно, – согласилась я. – Я ни разу не думала об этом.
– Графиня! – вздохнула миссис Норрис. – Кто бы мог подумать. Для меня честь принимать тебя здесь! За комнату можешь не платить.
– Нет. Я буду платить, хотите вы этого или нет.
– Благородно, – заметил Карл.
– Кровь водой не разбавишь, – откликнулась я, и впервые за долгое время мы дружно улыбнулись.
– Если ты желаешь платить за комнату, – продолжала миссис Норрис, – тогда позволь тебя хотя бы кормить.
– Мы настаиваем, – поддержал маму Карл.
– Вы великолепно готовите, – призналась я. – От этого отказаться невозможно.
– Отлично, – подытожила миссис Норрис. – Так ты на самом деле знакома с королем?
– Я его видела пару раз. Это нельзя назвать «знакома». Он нас навещал не раз. Как в первый год правления, так и в последующие. Отец и король были приятелями еще до коронации Эгберта. С королем я лишь здоровалась и прощалась. Правда, он постоянно говорил, как я выросла и что хорошею с каждым днем. Очень приятно услышать такое от короля.
– Еще бы! – согласился Карл. – Я думаю, тебе надо писать автобиографию. И опубликовать перед смертью.
– Уже думаешь о моей смерти? – шутливо сказала я. – Не к добру.
– Нет, ты неправильно поняла…
– Я поняла, я просто шучу.
Мы с Карлом опять стали смотреть друг другу в глаза. И забыли обо всем, даже о миссис Норрис, которая сидела совсем недалеко. И она напомнила о себе:
– Нас тут трое…
Я обернулась, но по-прежнему чувствовала взгляд Карла на себе.
– Ради бога, – сказала я. – Я не против…
Наступило молчание. Карл смотрел на меня, я смотрела на миссис Норрис, а миссис Норрис смотрела на нас. Меня опять стали терзать вопросы о прошлом и о родителях.
– Дамана, – обратилась ко мне миссис Норрис спустя некоторое время. – Карл. Пообещайте, что вы ни в коем случае не посмеете даже подумать о том, чтобы попасть в твою, Дамана, старую квартиру. Пообещайте!
Меня смутила ее просьба, ведь я только и думала о том, чтобы поехать туда. Возможно, там я найду ответы на свои вопросы. Я растерялась, украдкой глянула на Карла и поняла, что он хочет того же.
– О боже мой, – воскликнул Карл, – сколько времени? Мне пора идти.
– Куда? – спросила миссис Норрис. – Ты же сегодня отдыхаешь.
– Да, – ответил он, подходя к выходу. – Но я должен встретиться с Томом и остальными.
Я посмотрела на Карла с немой просьбой, чтобы он взял меня с собой.
– Да, Дамана идет со мной. Хочу ее познакомить с друзьями.
– Сначала дайте обеща… – начала миссис Норрис.
– Мы спешим, мам! – перебил ее Карл, и мы убежали.
– Интересно, как скоро они поедут в эту мрачную квартиру… – пробормотала миссис Норрис себе под нос.
Мы с Карлом со смехом вылетели на улицу и отчего-то свернули налево. Конечно, никакой встречи с друзьями не было. И мы шли куда глаза глядят.
Минут пятнадцать мы не разговаривали. Я дрожала, боясь, что меня кто-то узнает, и не поднимала лица, закрыв его волосами. Мрачной волной меня накрывали тяжелые мысли об охраннике. К горлу подступала тошнота, моя голова кружилась и бросало в пот… Я убийца! И в момент, когда я почти готова была потерять сознание, меня словно кто-то погладил по голове и я вспомнила, как тот охранник надругался над одной из воспитанницей приюта. Как он бил детей за малейшие проступки! Я была уверенна, что это меньшее из его прегрешений. Мне стало легче. И я посмотрела на Карла, который встревоженно смотрел на меня. Видимо я побледнела. Но вспомнив эти прегрешения охранника я смогла успокоиться и подойти к статусу убийцы, как к возмездию! Тягость во мне присутствовала, но я понимала, что просто должно пройти больше время и я не буду жалеть о содеянном. Как бы кошмарно это не звучало, дорогой читатель.
Я смогла коротко улыбнуться Карлу и мы продолжили прогулку. Навстречу и попутно шло много народу, но никто не обращал на меня внимания. И тогда я подняла глаза, но еще не смела ни на кого смотреть пристально. Но за мной не гнались, меня не узнавали. С каждой минутой я становилась все увереннее. А полную уверенность, как ни странно, мне принесли двое парней, которые смотрели на меня с вожделением, а не как на преступника, убийцу. Просто мы с Карлом случайно забрели в какой-то странный переулок. Но, минув его, попали в довольно приличный парк и присели на травку под деревом отдохнуть.
– Тебе на самом деле двадцать лет? – спросила я.
– Да, – ответил Карл. – А тебе пятнадцать?
Я кивнула.
– Ты выглядишь старше, – продолжил он, – лет на семнадцать-восемнадцать.
– Сейчас, для моего возраста, – это комплимент, но не смей мне так говорить лет в тридцать.
– Хорошо. Можно тебя спросить?
– Попробуй.
– Мы знакомы недолго, но этого времени мне хватило, чтобы поймать твой взгляд.
– Что?
Я не совсем поняла Карла и внимательнее вслушалась в его пояснение.
– Я имею в виду твой взгляд, когда ты одна или о чем-то думаешь. Очень сложно его описать. Он полон злобы. И главное даже не это. Главное то, что им ты способна внушать страх. Такой, что сердце сжимается, и хочешь рыдать. Но этим же взглядом ты умеешь подчинять людей. А вчера вечером, когда ты играла с детьми, в твоем взгляде была нежность, доброта. А иногда твое лицо говорит о мудрости и воспитанности. Ты одновременно пугаешь и вызываешь к себе доверие. Это невероятно странно. Как будто в тебе живут несколько разных людей. Ты словно бы не просто человек. Это меня и притягивает.
– О чем же ты хотел спросить? Нет, нет, конечно, я догадываюсь, но не знаю, что ответить. Ты видишь во мне то, что я не замечаю сама. И я не люблю говорить о себе. У меня появляется чувство, будто я открываю свои козыри раньше времени.
– В тебе столько чувств – а где же главное, любовь?
Я усмехнулась и сказала:
– Любовь мне неизвестна. Я прошла через все, кроме нее. Дамана никогда не любила, и ее никогда не любили. И дело не в том, что я не испытывала этого чувства. Я не позволяю себе влюбиться. Из-за любви совершают ошибки. После всего, что было в моем прошлом, я невероятно боюсь душевной боли. И я избегаю любви. Хотя в то же время я это понимаю, но это для меня сейчас настолько ничтожно…
– Сейчас?
– Да. У меня столько вопросов в голове, что я не могу их обдумать. Когда я задаю себе вопрос, появляется ответ, а на ответ возникают еще несколько вопросов, а на них – опять ответы… И так до бесконечности… Да и когда мне было влюбиться, Карл…
– Много вопросов? Значит, те истории о проклятом доме, которые все обсуждают, – полная чушь?
– Да, почти все.
– Расскажи про своего отца. Если ты не против.
– Ничуть. Конечно, больно вспоминать… Но это самые приятные воспоминания в моей жизни. Папа называл меня ангелом. И я действительно им была, делала все, чтобы угодить родителям, чтобы они мною гордились. С самого детства мне говорили: «Делать не для себя, а во благо другим людям. А воздадут они тебе любовью». Но не настаивали, давали мне выбрать самой, как жить и что делать. Хотя я не смела противостоять отцу, не только из-за принципов; я была уверена в этих словах и до сих пор верю им. Отец всегда напоминал, что в моих жилах течет кровь Брустеров и что когда-нибудь я займу его место. Кто бы мог подумать, что все так обернется! Однажды, точно не помню когда, началось народное выступление, народ бунтовал. Чтобы попасть к правительственной резиденции, нужно было пройти мимо нашего дома. Отец, конечно, знал, когда появятся люди. Он взял меня за руку и повел показать мне людей. Такого столпотворения я еще не видела. Народ разлился рекой. Отец гордо выпрямился и молча провожал их взглядом. Я смотрела на шествие и чувствовала, как горд сейчас мой отец. Почти под конец шествия он сказал: «Запомни, Дамана: сколько людей, столько и мнений. Если ты сможешь их хотя бы выслушать, то будешь уважаема. Если нет – то невиданная сила духа обрушится на тебя». Папа учил меня добродетельным поступкам, а мама – как вести себя и как следить за внешностью. Она всегда твердила, что женщина или девушка должна быть на треть негодяйкой. И опять же, я полностью согласна. Мама всегда, если хотела добиться цели, вела себя не то чтобы высокомерно, а как лиса. И вместе с этим она была невероятно красива!
