Цитаты из книги «Vita Nostra», страница 12

Сашке казалось, что она видит поезд со стороны. Видит его длинную спину с маленькими трубами, из которых где гуще, где реже поднимался дым. Она все это видела, понимая, что вокруг темнота; она ощущала воздушные потоки. Стелилась, перетекала в пространстве, а может, скользила, как скользит по земле тень летящего самолета.

Тень не знает препятствий. По воде, по земле, по снегу; тень легко падает в провалы и так же легко выбирается на поверхность. Облака лежали двумя ажурными слоями — один над другим. А ещё выше белым жемчужным слоем лежали звезды. А под ними темнел лес, полный жизни. Поезд, медленная змея, вырвался на открытое пространство, в поле, где темнели проталины. В глубоком рву стояла вода под нежной корочкой льда. Это была ещё зимняя, ещё глубоко спящая земля, уже беременная весной.

Сашка сидела над книгой, отрабатывая номер за номером, будто взбираясь по обледенелой, почти отвесной стенке. Прочитать упражнение девять, посидеть в отчаянии минуты две: такое человеку сотворить невозможно, такое просто представить нельзя...Протереть глаза, вернуться к упражнению восемь, повторить его через силу; снова перечитать номер девять. Попробовать. Сжать руками виски. Ещё и ещё раз повторить восьмое; снова взяться за девятое и понять, что контур есть, нащупывается, надо только осторожно... очень-очень сосредоточенно... Довести упражнение до половины и сорваться. И опять — сорваться сразу после начала. И опять — чуть-чуть не довести до конца. И опять: довести, но знать, что повторить не сможешь. Вернуться к восьмому, мысленно прокрутить его, повторить девятое, морщась от напряжения. И ещё повторить. И ещё. Перевести дыхание, вытереть слезящиеся глаза, позволить себе минутную передышку: хлебнуть остывший чай. Прочитать упражнение десять... И снова впасть в отчаяние.

Такова наша специальность: ничего нельзя объяснить. Можно только понять самому.

Она мигнула - и, потеряв человеческое тело, зависла посреди пустого темного пространства. Пустого и темного. И только две звезды смотрели сверху - белые глаза.

"Твоя воля. Созидай. Звучи".

Приказ был таким властным, что ей сразу стало легко.

Время похоже на бантик.

Жить- значить быть уязвимым. Любить - значить бояться. А кто не боится - тот спокоен, как удав, и не может любить.

Люблять не того, хто збуджує, а того, за кого страшно...

Еще немножко, и в море. Волны, соль на губах, глубокая вода цвета хаки — все забылось за долгую зиму. Пальцы в прозрачной волне цветом похожи на белую черешню. Плывешь в горизонт, чувствуешь, как море омывает живот и спину, потом ныряешь и видишь камни на дне, водоросли и зеленоватую пеструю рыбешку…

Группки парней и девчонок, вооруженных сигаретами, стояли у ларьков, у касс, вокруг старых чугунных скамеек и вели светскую жизнь, естественную для молодых млекопитающих.

В дверном проеме стоял высокий, баскетбольного роста парень с черной повязкой через правый глаз. Был он болезненно худ и как-то скособочен, будто одна половина тела у него была сведена постоянной судорогой. Его единственный глаз, голубой, поглядел на Костю и переметнулся на Сашку.Юлька сидела, скособочившись, и водила в тетрадке ручкой. Голова ее время от времени подергивалась.

Аня то и дело моргала, слишком часто и нервно.

Дима прикрывал лицо рукой, как будто его слепило солнце.

Группа «А» второго курса смотрела на преподавателя; кто-то сидел, скособочившись. Кому-то трудно было сфокусировать взгляд. Кто-то подергивался, кто-то хихикал. Сборище уродов.О чем поют воробышки в последний день зимы? Мы дожили, мы выжили, мы живы, живы мы!

Во время ночных полетов Стерх не столько учил ее, сколько – она понимала – позволял реализоваться. Надзирал и одергивал – очень тактично; она сорвалась только один раз – поднявшись особенно высоко над Торпой и своими глазами увидев, что город представляет собой фразу, длинное сложноподчиненное предложение, и запятую легко можно переставить.