Читать книгу: «Петербург – город маленький. Серия «Трианон-мозаика»», страница 3

Марьяна судорожно перевела дыхание, и словно опомнилась, смущенно прервала сама себя:

– Вот проняло старушку… Всю жизнь я лелеяла надежды, что когда-нибудь смогу заняться любимым временем вплотную. Но всегда что-нибудь да мешало. Семья, работа, да мало ли… А теперь решила – всё. Больше возможности у меня не будет.

Я смотрела на знакомое с детства лицо подруги моей мамы и словно видела его впервые. У нее, оказывается, решительный подбородок и широкие упрямые скулы, особенно сейчас, когда она замерла, стиснув зубы. Но как же она сдала за последние месяцы!

– Так это роман о Павле первом? – мне пришлось слегка откашляться, чтобы голос звучал натуральнее, и отвела глаза в сторону.

Марьяна отозвалась не сразу, она тоже разглядывала меня, словно увидела во мне нечто новое.

– Видишь ли… Все так складывается… Как я жалею, что не выслушала внимательно твоего отца! – она покачала головой и опередила мой вопрос. – Нет, это случилось уже давненько… Кажется, незадолго до того, как он ушел… Уехал… Не суть важно. У твоей мамы был день рождения, мы собрались небольшой компанией. Когда разъезжались, твой отец вызвался проводить гостей до метро. Ну, а мне, естественно, метро ни к чему – здесь идти-то всего ничего. Валерий меня вызвался проводить, я отказываться не стала, подумала, он многовато выпил, пусть проветрится… Да! – Марьяна виновато взглянула на меня. – Я всегда имела предубеждение против него. И оттого слушала его вполуха. А он тогда начал рассказывать о своей семье, но перескакивал без конца, так что я и при желании не смогла бы разобраться, что к чему. Поняла только, что дед его родом из Петербурга, и его предки как-то связаны… Нет, что-то очень важное произошло в их семье в правление Павла. Я тогда отмахнулась от него, а вот теперь страшно об этом жалею. Потому что ведь он не просто так обратился ко мне, он, похоже, сам пытался разобраться в чем-то, а никого, кто был бы в курсе событий двухсотлетней давности, среди его знакомых не наблюдалось… О таких вещах вряд ли говорят при посреднических сделках или в ресторанах… Прости… Я знаю, ты отца всегда любила и до сих пор, пожалуй… Тебе он рассказывал что-нибудь про свою семью?

Пришло время смутиться мне.

– Н-не помню… Кажется… Нет, только дедушка иногда вспоминал, что его отец вывез семью из Петербурга… нет, Петрограда сразу после революции. Но я редко бывала у них с бабушкой, а когда отец ушел от нас, и вовсе… Да они и умерли вскоре, один за другим, как-то так. Я ведь ненамного старше Илонки тогда была, что я могу помнить… Хотя нет, день, когда отец уходил, я помню хорошо. Но тогда о родных он ничего не говорил. Повесил на стену этот портрет, над моим диваном, и пообещал все объяснить, когда я вырасту и смогу понять… Я тогда так растерялась, и вообще не могла поверить, что можно вот так взять и уйти.

– Подожди, Риммочка, чей портрет? Кого-нибудь из семьи или…

– Да нет, точно не из семьи. Вообще не пойму, при чем тут Козимо Медичи. Ну, герцог такой, он Тосканой правил, в начале XVII века.

Марьяна удивилась:

– Медичи? Вот не думала… Какая тут может быть связь? И эпоха совсем другая… И ценный портрет?

– Не думаю! Копия, выписана очень старательно, все детали совпадают, я не раз сравнивала с оригиналом из интернета.

– Дореволюционная? Копия?

– Нет, едва ли… Точно нет! Написана на куске фанеры, на обратной стороне еле можно прочесть: «Чаеразвесочная фабрика, 1944». Хорошо помню, сколько раз я туда заглядывала.

– Только одно и можно заключить, что не пытались выдать подделку за оригинал… Что ж, и на этом… Медичи? После того, как времена Ренессанса закончились, Медичи как-то измельчали, я даже сразу и не вспомню никого, кто как-то себя проявил… А где сам подлинник, ты не интересовалась? В Эрмитаже не встречала?

– Нет, он не в Эрмитаже, я его долго в интернете разыскивала. Писал голландский художник, Сюстерманс, кажется.

– Хм, странно, не ожидала… Ты с отцом давно общалась?

– Сто лет не виделись. На новый год перезванивались, а больше… Он приезжал в Петербург года три назад, а может… Не помню! Но я постараюсь увидеться и расспросить обо всем, мне самой интересно.

– Уж постарайся! Вот не ожидала… Я-то про Павла собиралась услышать…

Марьяна замолчала, словно устав от разговора. Плечи ее поникли, она замерла, как будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. Кажется, я ее утомила. Всего пару месяцев мы не виделись, а как стал сказываться ее возраст, раньше я этого не замечала. Надо поскорее уходить, но не молчать же при этом!

– А… почему эта история с девушкой, как ее… Ираида? – осторожно спросила я, развернув колени в сторону прихожей.

Марьяна ответила не сразу, и, когда она заговорила, глаза ее словно блуждали, но начав, разговорилась, взгляд постепенно прояснился и лицо порозовело:

– Делать Павла главным героем повествования я и не собиралась… Не по чину, так сказать, влезать мне, пусть и задним числом, в жизнь коронованных особ… Хотелось написать про Кутайсова, ближайшего друга и поверенного в тайнах. Екатерина II как-то подарила сыну пленного турчонка – по нашим временам дикость, а тогда… Но в общем все обошлось хорошо. Мальчишки вместе выросли, вместе учились – Марьяна заметно приободрилась, заговорила живее – турчонок, окрестили его Иваном Павловичем, учился даже лучше своего друга – хозяина. Кстати, отчество «Павлович» он получил оттого, что его крестным записан сам Павел. Павел, между прочим, имел недурные способности к точным наукам, об этом многие вспоминают. Кстати, ты как Кутайсова представляешь? Внешне?

Я замялась, силясь припомнить, как его описывает Марьяна, но на мое счастье она сама продолжила:

– Помнишь фильм «Крепостная актриса»? Старый, музыкальный. Экранизация какой-то оперетты. И там Леонов играет графа Кутайсова. Замечательно играет! Такой он у него весь мерзкий, сластолюбивый, недалекий: «Я брадобрей царский! Я самого государя брил!» – за точность не ручаюсь, но реальный Кутайсов выглядел совершенно иначе, уж хотя бы потому, что был восточных кровей.

– Так это он? Кутайсов? А почему брадобрей?..

– Было и такое – Марьяна степенно кивнула. – Когда Павел подозревал всех и вся, что его хотят лишить жизни, то подпускал с бритвой к себе только самого доверенного друга. До сих пор живут предания о том, что Павел был умалишенным, параноиком, но в конце концов он оказался прав – его предали все, и убили зверски, и после смерти оболгали… А самое неожиданное, с чем я столкнулась, это то, что повествование стало выходить из-под моего контроля. Кутайсов как-то отодвинулся на второй план, и произошло это после того, как я начала описывать эпизод с семейством Потуриных. В плане повести у меня это было задумано для бытовых подробностей. Моя однокурсница посоветовала заглянуть в одну папку – обнаружилась при переезде архива в другое здание.

Так вот, в этой ветхой папке с расползающимися тесемками нашлись отрывки из воспоминаний Степана Тимофеевича Потурина – припоминаешь? Это старший из братьев Потуриных, тот полковник, в доме которого останавливался под Москвой Сергей Тимофеевич с женой и дочерьми после коронации императора Павла. Кроме черновых записок об осаде Очакова в папке оказались еще письма от Дарьи Петровны, матери Ираиды и Зинаиды. Сначала я приняла их за копии, слишком хорошим почерком написаны, потом предположила, что она не обязательно должна была сама писать, скорее всего, диктовала кому-то. Но меня эти письма заинтересовали, оттуда я брала эпизоды переезда в Петербург, описание дома, где они поселились, о бытовых хлопотах, о приеме гостей. Как я жалела, что рядом нет твоей мамы, вот кто мне помог бы! Филологи легче разбираются в старинном письме. Там, конечно, не старославянский, не церковный язык, но от современного сильно отличается. И вот что еще…

Марьяна замолчала, непроизвольно перебирая кольца на сухих пальцах.

– История семьи Потуриных показалась мне чересчур знакомой. Сначала я подумала, что читала об этом в каком-то романе, но… Нет, книга такая действительно есть, «Коронованный рыцарь», вышла в конце XIX века, написал ее Гейнце, был такой весьма популярный автор, претендовал на звание русского Дюма. Готова поспорить на что угодно, но папка с семейным архивом Потуриных непременно побывала у него в руках! Гейнце как раз известен тем, что частенько брал в качестве сюжетов нашумевшие полицейские расследования. Фамилия героини у него в книге другая, но имена все те же самые, только перетасованы, и обстоятельства исчезновения старшей дочери совпадают в деталях… – Марьяна незаметно перешла на шепот: – Вот только не так все это было!.. Не смотри на меня так!..

Она расцепила пальцы и вздохнула, дотрагиваясь до моей руки

– Знаешь, я просто теряюсь в последнее время, и вовсе не от того, что не знаю, как продолжить и о чем писать. Напротив, слишком хорошо знаю. Именно об этом и пытался мне рассказать твой отец, это и есть ваша семейная история. Подожди, не перебивай! – она умоляюще стиснула пальцы на моем запястье. – Дай я все проговорю вслух, а то у меня уже распирает от всех сведений, голова пухнет… Так вот, кроме писем Дарьи Петровны в папке еще оказались любопытные документы. Письмо от Авдея Гредякина, земляка и сослуживца братьев Потуриных, затем что-то вроде отрывка из полицейского отчета и черновик прошения на высочайшее имя «О признании младенца, вне брака рожденного, и дарования ему части семейной фамилии»

– А о ком это?

– Видишь ли, из писем Дарьи Петровны становится ясно, что семью постигло большое несчастье, можно сказать, гибельное: старшая дочь, Ираида, пропала. Отец вскоре скончался, мать также писала о том, что тяжело хворает. А о младшей дочери она пишет глухо, обиняками, может быть, оттого, что не своя рука пером по бумаге водила.

– А что за ребенок, чей он, откуда взялся?

– Вот тут и простор для писательской фантазии, а она у меня разлетелась без всякой меры. Иван Павлович Кутайсов отошел на задний план, вообще весь план повести пошел насмарку. В том, что девица Ираида исчезла бесследно, нет уверенности – шло полицейское расследование «О разыскании пропавшей дворянской девицы Ираиды Сергеевой дочери Потуриной», как-то так. Нашлась свидетельница, которая видела девушку, подходящую под описание, в ту ночь, когда старшая из дочерей исчезла. Повивальная бабка Матрена Бушмакина, вызванная к роженице, видела карету с лошадьми в Лесном. Обратила внимание на молодую даму или барышню в шелковой дорожной накидке поверх богатого платья, и, что самое примечательное, заметила на шее у нее «перлы самоцветные», так в документе сказано.

Дальше полиции ничего не удалось узнать. В последнем письме Дарьи Петровны она подробно говорит о том, как прошли сороковины Сергея Тимофеевича, немного о том, что здоровье Зинаиды, младшей дочери, стало поправляться: «Было уж совсем не чаяли ее на этом свете видеть, да не попустил Господь», и совсем бегло, как бы вскользь: «Не оставь, батюшка, Степан Тимофеевич, малютку нашего, сиротинку горькую, без твоего родственного попечения».

И еще очень интересное письмо от Гредякина. Он, после домашних новостей и приветов от старых друзей, пишет о том, что никаких сведений о Вацлаве Нежегольском найти не удалось, и никто его в местах, которые он называл своими владениями, не видел и не знает… Да, а в последнем письме почтенная старушка (ей, по всему, было чуть за сорок), скорее всего, отвечая на вопрос, пишет о том, что драгоценные уборы, государевы дары, так и не нашлись. И даже жалуется на самоуправство каких-то людей, которые перевернули весь дом, что-то разыскивая. И после смерти Сергея Тимофеевича ее не оставляли в покое, устраивали форменные допросы по поводу какого-то непонятного предмета. Я поначалу ухватилась за эту версию и много чего интересного нарыла, но потом отказалась от этой сюжетной линии. Она уводила не то в мистику, не то в конспирологию, а я человек реальный, приземленный. Когда у сына в Штатах гостила, набрала часть текста с таким развитием сюжета, но не рискнула продолжать. Мне бы с обычной семейной историей справиться.

– А что было дальше с ребенком?

– Тоже никакой ясности. Прошение подавалось на имя Александра I, это как минимум спустя три-четыре года после описываемых событий. Говорят, Александр был достаточно милостив к просителям. Дворянских детей вне брака рождалось довольно много. Приходилось прикладывать немало усилий, чтобы волокиту в учреждениях преодолеть, но в общем – было бы желание и средства на воспитание таких детей.…

Марьяна откинулась на спинку дивана, лицо ее как бы поплыло, мгновенно постарело на глазах. Она на несколько секунд прикрыла глаза.

Я вскочила, наклонилась над ней:

– Вам плохо?! Что нужно, лекарства, воды?

– Ничего не надо, просто белые ночи стоят, скверно сплю. Уже больше сорока лет в Петербурге живу, а всё организм не адаптируется. Голова закружилась.

– Марьяна Георгиевна, может быть, я в другой раз приду? А вы полежите, попытайтесь уснуть. Давайте я посуду уберу.

– Не нужно, девочка, я сама. Ты мне твердо пообещай, что завтра придешь, ведь тебе надо к маме съездить, а я сейчас надолго вперед не загадываю. Хоть бы писание свое поскорее закончить… Не хватает какого-то стержня, на который все прочно нанизывается… Вот в героине я уверена, я ее с тебя писала.

– Вы думаете, что это не совпадение? Фамилии разные. Те Потурины, а мы Туриновы.

– Корень один – серьезно ответила Марьяна.

– Зато суффиксы с приставками разные! – попробовала я отшутиться.

Глава третья Animato poi misteriozo (одушевляясь, затем таинственно)

Что уж там скрывать – от Марьяны я выпорхнула, не чуя под собой ног. Но, пройдя каких-то пару кварталов до салона сотовой связи, где наконец оплатила интернет, несколько поостыла. Не о том думаешь, наследница семейных преданий! Все это, конечно, о-очень интересно, но что изменилось в моей жизни? Предки мои (если они и в самом деле предки, тут еще посомневаться нужно) хоть и занимали видное положение, так утратили его тогда же. Сокровищ у нас в семье тоже отродясь не наблюдалось и никаких разговоров на эту тему не заводилось. Конечно, можно прямо сейчас позвонить своему непоседливому папе и спросить, к примеру, о сокровищах. Или преданиях об оных. Но звонить в Таллинн, то бишь за границу, процесс недешевый, к тому же отец частенько бывает в разъездах, и роуминг может обойтись еще дороже. Если уж говорить о чем-то важном, лучше всего сделать это с глазу на глаз. Как раз это несложно будет устроить – после Риги прямиком отправиться в Таллинн, всего-то четыре часа на рейсовом автобусе. Надеюсь, денег мне на эти переезды хватит.

Что имеем в сухом остатке? Оставляем романические повороты судьбы на потом, и впрямую занимаемся насущными проблемами. А именно: поисками подработки, и первое, что стоит сделать, это связаться с лучшей подругой Филькой. Она всегда поможет, если не делом, то хотя бы советом.

Фелиция ответила на звонок сразу, и на вопрос, когда к ней можно подъехать, бодро ответила, что хоть сейчас. И добавила:

– Помнишь, где мы зимой встречались? Вот туда и подъезжай, на Ваську. Зайдешь с центрального входа.

Как не помнить! Именно оттуда мы отправились на знаменательную распродажу, где я обзавелась парой замечательных штанов, что подпортили мне настроение сегодня утром. Ладно, Филька здесь не при чем.

Родители дали ей старинное имя Фелицата. Встретились мы впервые чуть ли не двадцать лет назад, будучи первоклашками. Она с родителями жила в ветхом здании на повороте Малого проспекта. Дом этот несколько лет назад расселили, но плотно общаться мы с Фелицией не перестали, тем более что она поступила на психологический факультет университета, а он рядом, через Тучков мост и налево. Она частенько забегала ко мне после занятий или в свободные окна между лекционными парами.

Фелицией она стала еще в классе пятом, сама начала подписывать так свои тетрадки. Имя ей нравилось, значение – тоже, и тот, и другой вариант можно перевести как «счастливая». После университета бралась за любую работу, в том числе волонтерскую, в надежде найти хорошее постоянное место психолога. Вот уже несколько месяцев Фелиция работает в какой-то клинике на Васильевском острове и очень этим гордится.

Я вошла в маршрутный автобус и села впереди у прохода – мне скоро выходить. Раскрыла сумку, собираясь достать оттуда наушники, чтобы послушать музыку, и вдруг на меня сверху что-то посыпалось. Я огляделась – на коленях и на полу рядом со мной валялись мелкие монетки. А, это уронил тот мужчина, что вслед за мной заходил на остановке, а сейчас прошел платить за проезд. В офисном костюме, но с дорожной сумкой, похож на кавказца. Я собрала с колен мелочь и, когда он возвращался, протянула ему: «Возьмите, вы уронили». Он что-то неразборчиво пробормотал, и, наклонившись, стал шарить у моих ног рукой. Я инстинктивно отпрянула, и тут увидела такое, от чего раскрыла рот от удивления: поверх моей торбы лежит его дорожная сумка, но у нее нет дна! И рука его чуть не по локоть пробралась в «Аскольдову могилу»!

Я ахнула, успела только пролепетать: «Молодой человек, что вы…», как двери маршрутки открылись, он пулей вылетел наружу и скрылся куда-то в сторону.

Откинувшись на спинку сиденья, я несколько секунд хлопала глазами. Потом до меня дошло – он пытался меня ограбить! Спохватившись, принялась рыться в своей сумке – мобильник я, оказывается, так и держала в руке, кошелек вот он, загранпаспорт, ключи – да все на месте! Ай да «Аскольдова могила», лучшая защита от грабителей! Нет, но каков жук! Еще на остановке у меня мелькнула мысль – приехал или уезжает, между тем, ни здесь, ни на Ваське нет никаких вокзалов. Да и не сумка у него вовсе, а муляж, как оказалось…

Уже выйдя на нужной остановке, я никак не могла успокоиться. Что-то еще было странное во всем этом происшествии, какое-то несоответствие… Импозантного вида кавказский мужчина шарит по пыльному полу в поисках несчастной мелочи?! Перед девушкой? Даже если она ему сто лет не нужна? Быть такого не может!

Вот это меня и кольнуло подсознательно, иначе я бы наклонилась собирать эти копеечки, будь передо мной старушка или мужичок несчастного вида. И вытащил бы у меня этот господин все, что его душе было угодно.

А что ему, собственно, угодно? Почему он на меня нацелился? Он один зашел за мной в маршрутку, все происшествие заняло две-три минуты, не больше, ведь он, получается, к водителю шел не только за проезд платить, по дороге меня денежным дождем осыпав, но и попросить открыть дверь, иначе как бы он успел мгновенно выскочить? Ловко! И такая явно профессиональная схема против меня? Да еще и сумка эта бутафорская? Что-то тут не клеится. Не такой уж у меня вид, чтобы можно было подумать, будто я в сумке колье с бриллиантами таскаю. Быстро шагая в направлении станции метро «Василеостровская», я непроизвольно прижимала к себе сумку, пока, опомнившись, не приказала себе идти помедленнее. Что такого произошло? В огромном городе любые случаи нередки, надо радоваться, что обошлось без потерь.

Клиника, старинный особнячок, выделялся из общего ряда старых зданий свежей реставрацией и нарядностью. Полукруглые ступеньки, ажурные перильца, разноцветные петуньи в больших вазонах и в подвесных кашпо под вывеской «Медикал-бьюти», на английском и на русском.

О, солидное место! В прошлый раз я внутрь не заходила, мы с Филей встретились у входа. Большой холл с рядами колонн, с черным полом, сверкающим, как будто на нем разлита вода, показался мне в первые мгновения совершенно безлюдным. Похоже на подводный дворец, а множество длинных, переливающихся огнями светильников, спускающихся сверху, дополняли это ощущение. Навстречу мне разлетелась тоненькая девушка с бейджиком, приколотым к белоснежной блузке.

– Что бы вы хотели? Чем я могу вам помочь?

Оказывается, тут полным-полно народу: и стойка администрации есть, и дверей по сторонам зала множество, и посетителей не один десяток.

– Мне… К Фелиции…

Девушка, красивая, как морская царевна, ничему не удивляясь, кивнула головой, показала рукой направо и пошла рядом, сопровождая. Как она умудрялась стремительно перемещаться на таких невероятных каблуках – загадка. Я в своих тапочках едва поспевала за ней, невольно скашивая глаза на пол, где в сверкающей черноте двигался за нами отраженный свет люстр. Царевна-поводырь взлетела на несколько ступенек вверх и еще раз взмахнула изящной ручкой:

– Пожалуйста, вот приемная психолога! Всего наилучшего!

И ускользнула дальше управлять своим царством. В нише, образованной колоннами, обнаружилась дверь с табличкой, опять-таки на двух языках, где было написано «Фелиция Ланцова, психолог», а рядом с дверью, друг напротив друга, два мягких диванчика, обитых светлой кожей. Я присела, и тут только заметила, что соседний диван не пустует. Этот блестящий, полупрозрачный пол так отвлекал внимание, что я сначала разглядела чьи-то ноги в стильно-рваных джинсах, а уже потом, подняв глаза, увидела, что напротив меня сидит какой-то молодой человек и, что самое странное, смотрит не отрываясь и не мигая. От неожиданности я тоже уставилась на него. Первое, что бросилось мне в глаза, были его брови – они поднимались вверх, как у Мефистофеля в опере «Фауст». Глаза то ли темные, то ли зрачки расширены, лицо узкое, удлиненное, нос крупный, тяжелый, губы словно накачаны. Опомнившись, я опустила глаза, но мысленно продолжала его видеть, как бы вдогонку рассматривая остальные детали – вьющиеся волосы, загорелая кожа на лице; нет, наверное, весь загорелый, шея тоже смуглая и в дыре на колене просвечивает загар. Отчего-то мне стало жарко, щеки мои предательски запылали. Минуты текли мучительно медленно, я не решалась шевельнуться, боясь, если я двинусь, может произойти что-то уж совсем из ряда вон. Я испытала огромное облегчение, когда из кабинета выплыла пышная дама, и послышался веселый голос Фелиции:

– Девушка, заходите!

Я вскинула глаза и снова встретилась взглядом с парнем напротив.

– А… как же… – промямлила я.

– Пожалуйста, входите! Извините, молодой человек! – Филя стояла в дверях, держа их нараспашку.

Проскользнув в дверь, я рухнула в кресло перед письменным столом, вокруг которого не спеша обходила моя подруга. Она уселась напротив меня, и с хитрым видом прищурила глаза:

– Ну, как тебе наша контора? Правда, круто!

– Нет слов, просто дворец морского царя.

– А что, похоже. Мы тут как русалки, а наши клиенты – утопленники!

Мы посмеялись, Филя заливисто, она всегда так смеялась, а я с облегчением, чувствуя, как спадает непонятное напряжение. Потом я спохватилась:

– Там молодой человек, он раньше меня пришел.

Фелиция махнула рукой:

– Не беспокойся, все продумано. Моя работа в том и состоит, чтобы отсеивать сомневающихся клиентов. Тут целая система разработана! С одной стороны клинике, как коммерческому предприятию, важно, чтобы наши дамочки подсаживались на дорогостоящие процедуры или операции, но с другой, согласись, это чревато последствиями.

Я потрясла головой:

– Не очень понимаю, как это…

– Видишь ли, все эти современные методы омоложения – штука реальная, мы тут не ерундой занимаемся, не воздухом торгуем в роскошных интерьерах, а серьезные манипуляции над организмом производим. По большому счету, тут надо бы прямо на входе повесить огромный плакат, или лучше растяжку: «Что толку реставрировать фасад, если канализация старая»!

Моя подружка от смеха сначала повалилась на спинку офисного вращающегося кресла, а потом, резко нырнув вперед, едва не стукнулась лбом о поверхность дорогого письменного стола. Я на всякий случай спросила:

– Снаружи нас никто не услышит?

Филька беззаботно махнула рукой:

– Не беспокойся, звукоизоляция на совесть, проверено. Иначе нельзя, психолог как исповедник!

Снова фыркнув, но удержавшись, Фелиция продолжила:

– У нас народ ленивый, во всяком случае, те, что побогаче. Можно просто похудеть, если хоть немного фитнесом заниматься, да поменьше, простите, жрать, особенно деликатесов. Так нет, не круто стало, липосакцию подавай. А это значительное вмешательство в организм не только в плане хирургической операции как таковой, но и на обменном уровне, и на гормональном. А уж морщины всякие да прочие возрастные изменения и вовсе палка о двух концах, в большинстве случаев гораздо лучше заняться своим здоровьем, парочка курсов в хорошем санатории на внешность влияет не хуже, а совсем напротив.

Но! Такие разговоры для меня, сама понимаешь, табу! Реклама делает свое дело, мода тоже. Теперь стало просто неприличным в определенных кругах появиться без тюнинга. Такая же демонстрация жизненного успеха, как машины, тряпки, брюлики и прочее. Это перед тобой я так разоткровенничалась, а вообще это с моей стороны непрофессионально. Я тут почти год уже выкладываюсь! Почти с нуля методику разрабатывала, целую систему отбора и классификации подобрала. Первые месяцы чуть не на общественных началах, но когда стали появляться результаты в виде уменьшения рекламаций и жалоб и немного, но стабильно увеличился доход, взяли в штат.

– Мне показалось, или вы действительно своих клиентов недолюбливаете?

– Да нет, большинство совершенно нормальные люди, хоть и с деньгами. Думаешь, в районной поликлинике работать легче? А знаешь, какой скандал в наших кругах произошел? Ну, не совсем в наших… В одной бывшей парикмахерской, наскоро переделанной в пафосный салон, открыли процедуру по обертыванию черной икрой. Рекламу запустили невероятную! Цена запредельная! И что ты думаешь – оказывается, мазали теток искусственной желатиновой, да еще и крашеной! А раскусила их одна клиентка, попалась-таки осведомленная или, как я догадываюсь, голодная тетка. Лизнула разок-другой – что такое?! Икринки лопаются не так, как им в природе положено!

На этот раз Фелиция не удержалась, и упала на стол, закрыв ладонями лицо. Я, улыбаясь, ждала, когда она просмеется, по опыту зная, что такой взрыв ничем унять нельзя.

– Знаешь, чем они оправдывались? Своей законопослушностью! Якобы, зная о том, что вылов осетра в Каспийском море запрещен, таким образом охраняли природу и боролись… ой, не могу… боролись с коррупцией и контрабандой!

Пока Филька доставала из своей сумки носовой платок и вытирала слезы, я потихоньку достала мобильник и посмотрела на время. Ого, как бежит!

Заметив мои манипуляции, подруга сказала, обмахиваясь платком, чтобы остудить разгоряченное лицо:

– Ты не думай, это я с тобой так расслабилась. Сто лет так не смеялась, спасибо тебе, рассмешила. Прости, я тебе место работы обещала подкинуть. У нас открылась вакансия – без перехода сказала она.

– Да как же… У меня ведь нет специального образования!

– Это не обязательно, если на ресепшене, лишь бы высшее было. Ой, – осеклась она, – я и забыла, что ты у нас без диплома… Наверное, можно что-нибудь сделать в порядке исключения, потом поступишь куда-нибудь, ты же всегда хорошо училась. Послезавтра приходи с документами.

– Я к маме должна съездить, и у Илонки день рождения, она будет меня ждать.

– Да… Но ты все равно подумай, хватит тебе уже за копейки по клавишам барабанить. Обещай мне, как только вернешься, мы займемся твоей судьбой вплотную.

Неожиданно где-то рядом раздался металлический скрежет. Филька выглянула в окно, поднялась со своего места и я. Прямо под окном ярко-красная машина впечаталась в автомобиль с тонированными стеклами.

– Ну, наконец! – воскликнула Фелиция. – Сколько раз мы тут прикалывались, как она паркуется, чуть не пари заключали, когда врежется в кого-нибудь. Это наша клиентка, поразительно безалаберно ездит. У нее новая машина каждые полгода, наверное, никогда их не ремонтирует. Проще новую купить.

С улицы донеслись раздраженные голоса, мужской и женский с повизгиваниями.

– В кого это она въехала? – продолжила Филя – не знаю, не из наших. Крыло она ему хорошо помяла… Машинка старая, а все же!

– А куда твое окно выходит? Мне на десятую маршрутку надо.

– О, так давай я тебя в эту дверь выпущу! У меня тут отдельный выход имеется! – с гордостью сказала моя подруга. – Вот тут через коридор и в боковой ход в переулок, и можно маршрутки ловить.

Выйдя наружу, я замедлила шаги, разглядывая место происшествия. Я не большой знаток правил, но даже мне было ясно, что красная машинка просто въехала в бок темной потрепанной иномарки. Дама неопределимого возраста, вереща что-то угрожающее, перемещалась на огромных каблуках перед ворчащим мужчиной, описывая почти точный полукруг. Если я правильно могла оценить маневр дамы, она попросту собиралась смыться с места преступления. Ее оппонент, глухо рыча, как дальний гром, пытался ей помешать. Ему почти удалась эта манипуляция, когда он повернулся ко мне лицом. Более неприятного человека я, пожалуй, никогда не видела. Грубое, длинное, слишком большое, с темноватой кожей, с ощеренными зубами непомерно широкого рта, оно исказилось, как мне показалось, от выражения злости до неподдельного удивления. Я непроизвольно дернулась, сумка попыталась съехать с моего плеча, я вытянула руку, чтобы она не свалилась, и перед моим носом остановилась маршрутка. Взлетев по ступенькам, я вцепилась в поручень и дверцы за мной закрылись.

Уф-ф, что же это было? Отчего у него глаза на лоб полезли? Как будто я через стену прошла! И до чего же страшный! Придя в себя, я, повертев головой, определилась, куда еду. Не в сторону дома, это точно. Зато… Правильно, почти подъедем к автовокзалу номер два, а то собираюсь отправиться к маме, а билеты не беру.

Я купила билет до Риги на ночной рейс, в одну сторону, на месте определюсь, сколько там пробуду. По дороге домой зашла в супермаркет, где обычно делала покупки. Вначале я прошла в отдел игрушек, где загодя присмотрела подарок для Илоны – куклу из сказки о Спящей красавице, а к ней целый набор костюмов и декораций. Цена этого великолепия немного меня смущала, но я сурово напомнила себе о решении питаться только простой и здоровой пищей. Заодно можно сэкономить.

Начав расставлять продукты на широкой резиновой ленте, я увидела, как рядом с моими нехитрыми покупками кто-то поставил бутылку коньяка «Мартель» и положил коробку дорогих конфет прямо поверх моих пакетов с овощами. Не оборачиваясь, я подгребла свое добро в кучу, отгородившись от нетерпеливого покупателя бруском с логотипом торговой сети. Расплатившись и подхватив свои приобретения, направилась к выходу.

Сразу за дверью рядом со мной пристроился стройный мужчина в дорогом костюме, черной рубашке и светлом стильном галстуке. Загорелая голова у него была гладко обрита, в руке пакет, через который просвечивались те самые конфеты и бутылка коньяка. Пару минут он шел рядом, потом без всякого вступления, как старой знакомой, спокойно предложил: