Читать книгу: «Люцифер», страница 3

Глава III

Со смерти тети прошло ровно полгода. Дея шла на ее могилу, а из большого пакета, который она несла в руках, торчала зеленая верхушка деревца. Это был саженец вишни, Анна Андреевна очень любила ее. Они часто с Деей гуляли в лесу, где у них было свое секретное место. Чтобы попасть туда, надо было идти не по протоптанной дорожке, а свернуть на маленькую, прикрытую лапой ели, тропинку и пройти по ней до березового бревна, перекинутого через ручеек, за которым росло прекрасное старое дерево.

Дикая вишня, случайно ли занесенная или намеренно кем-то посаженная, была для них местом совместных мечтаний. Весной, когда она распускалась маленькими белыми цветами, в ее ветвях пели птицы, которых Дея, как ни старалась, не могла разглядеть в пышной кроне, но всегда чувствовала взгляд маленьких, любопытных глазок. В начале прошлой осени, за несколько месяцев до смерти Анны Андреевны, кто-то срубил бедную вишню, вместо великолепного дерева остался кривой пенек. Тетя больше не приходила в этот лес, чтобы не видеть напоминания о бессмысленно загубленном прекрасном дереве.

Теперь она всегда сможет любоваться подрастающим деревцем, которое когда-нибудь станет таким же могучим и прекрасным как ее любимая вишня. Скоро прилетят и птички, чтобы полакомиться вкусными ягодами и составят ей компанию.

Когда Дея закончила, был уже вечер. Солнце, пытавшееся пробиться весь день сквозь тучи, устало падало за горизонт, заметно похолодало. Деревья над могилами зашебуршали длинными листьями, напоминая, что пора уходить.

– Прощай, я приду к тебе завтра, – пообещала Дея, но еще долго смотрела на темный крест с черно-белой фотографией. – Прощай, – наконец сказала она, когда охранник кладбища недовольно загремел ключами.

Дея прошла вдоль парка, которым кончалось кладбище, и очутилась в лабиринте узких улиц. Люди торопились домой, подняв воротники пальто и придерживая капюшоны, которые сдувал ветер. Она одна никуда не спешила. Ей было не к кому идти. Дея брела по улице, заглядывая в пыльные витрины закрытых магазинов. Из темноты одной из них на нее взирали старые вещи. Она знала эту лавочку. Ее держал неприятного вида старик. Почти все вещи здесь принадлежали умершим или разорившимся людям и продавались за бесценок.

Ей почему-то всегда было больно видеть, как за гроши продают чужие вещи, не зная их истинной цены. Эти вещи хранят следы своего хозяина, они помнят ласковые руки, они единственные знали его настоящего. А теперь хозяин мертв, и вещи, оживавшие в его руках, тоже мертвы. Новым хозяевам они не нужны, оттого они и пылятся в этой старой лавчонке. Людей теперь интересуют деньги, машины, но не музыка, не книги. Они, по-видимому, были целым миром для человека, а теперь стали ничем. Казалось, если бы они умели плакать, то древесина скрипки давно бы сочилась кристальными слезами, падающими на бесприютно сжавшиеся книги. Память приносит столько боли, но именно она делает человека человеком.

Дея провела ладонью по стеклу грязной витрины. На лакированной деке скрипки виднелись потертости и трещины, она была старой, но обращались с ней бережно. Старинные часы висели посередине композиции – сломанные, остановившиеся, никому не нужные, как и их прежний владелец. Кукушка испуганно выглядывала из-за успевшей приоткрыться только наполовину и заклинившей дверцы. Круглый маятник внизу украшало небольшое расписанное зеркальце, которое в погожий день при движении, должно быть, пускало бы резвых солнечных зайчиков по всей улице.

Дея замерла, когда в глубине зеркала загорелись две маленькие синие точки. Они приближались, и в каждой по центру появилась темная пустота. На секунду они скрылись и появились вновь. Дея спиной уловила чье-то присутствие. Она обернулась, но никого не увидела. Огоньки пропали, однако пробужденные в памяти воспоминания заиграли с прежней силой. Только что она поняла, что до боли хочет снова увидеть эти глаза. Это было какое-то странное ощущение, подобное тому, когда ты просыпаешься и помнишь только один образ из сна, который вызывает у тебя невероятно сильные эмоции, ты стремишься вспомнить, что же было там такого, что так глубоко запало в душу, но не можешь. Приятное чувство разливается по всему телу, но что стало его источником, остается загадкой, закрытой в тайных глубинах подсознания.

Занятая собственными мыслями, Дея не заметила, как ноги вынесли ее на набережную. Река, освободившись от оков, гнала серые льдины в сторону моря. Она остановилась на том месте, где он упал без сознания. Именно здесь она видела его в последний раз свободного, не скалящего зубы, а просто израненного и уставшего. Она смотрела туда, куда смотрел он: на темную, бурлящую под ногами воду. Что он увидел в ее глубине? И взгляд у нее был в точности как у него: он не выражал определенной эмоции, чтобы понять этот взгляд надо прожить жизнь за человека. Дее казалось, что она поняла какую-то часть его души. Поняла, что причина, сделавшая его таким, была более чем жестокой.

Дея всматривалась в чернеющие волны. Вода ее всегда пугала: она не умела плавать, поэтому вынуждена была всегда держаться от нее на почтительном расстоянии. Она обрадовалась, словно старому другу, ласточке, которая, сделав виток в вечернем небе, снизилась, чтобы попасть в свой домик, расположенный на противоположном берегу почти над самыми волнами. Дея ее не видела целую зиму. Храбрая птица с невыразимым изяществом коснулась тонким крылом водной глади, но черная лапа волны схватила ее и утащила за собой в реку. Белая грудка еще несколько раз мелькнула на поверхности, уносимая все дальше бурлящим потоком. Дея следила за ней, до последнего момента надеясь, что птица сможет вырваться, но нет, она даже перестала сопротивляться. При виде этого внутри у Деи словно что-то оборвалось. Больше не было ни боли, ни страха, ничего. И это «ничего» было гораздо хуже, чем то и другое вместе взятое.

Вопрос «зачем?» стал для нее неразрешимым и самым больным. Казалось, отыщи она на него ответ, ее жизнь сразу изменится, больше не будет этой тупой безысходности, мучительной апатии и болезненного безразличия ко всему. Но ответа не было. Как не было и того, кто мог бы показать ей выход.

Неужели все так и закончится? Жизнь удерживала ее на последней ниточке угасавшей надежды. Она ничего в своей жизни не успела, все эти годы прошли так жестоко и бестолково, словно ее историю писал кто-то психически больной, но что-то всегда удерживало ее. Теперь же она более не чувствовала этой связующей нити. Никто – страшное слово – никто не держал ее. Это была абсолютная свобода. Она могла делать что угодно. Убийственная свобода. Вдруг она поняла, что теперь может совершить то, о чем раньше никогда бы всерьез не подумала. Она обратила последнюю просьбу к тому, в кого больше не верила. Она просила помощи, просила поддержки, просила чуда. Но ничего не произошло. Никто не пришел.

Дея перекинула ногу через решетку, становясь по ту сторону ограды. В этой жизни у нее осталась только сама жизнь, и та была ей в тягость. У других людей есть хоть что-то, что держит их в этом мире, у нее же нет ничего. Она взялась руками за перила и слегка качнулась в сторону воды, нависая над темнеющими волнами. Холодный ветер обдувал влажные щеки. Никто не пришел. Никто не придет. У ее истории не будет счастливого конца. Сейчас она спрыгнет и от этого ничего не изменится в этом мире. Ни один человек не заплачет по ней, ни один не поинтересуется, что с нею сталось. Осталось только разжать пальцы и долгожданная тишина. Жизнь ей давно не приносила радости, но что-то внутри нее заставляло двигаться дальше, заставляло вставать каждое утро, заставляло поступать правильно.

Вот и теперь это чувство спокойно и адекватно интересовалось, что она, черт возьми, делает, но ее захватили другие ощущения. Она уже ощущала свободу полета и мягкую темноту, без боли и воспоминаний. Она наконец-то уйдет на дно. Так, наверное, и должно было быть, раз жизнь упорно этого добивалась. Там ее место. Дея устала бороться, она всегда знала, что когда-то проиграет. Быть может, сейчас тот самый момент покориться и просто отпустить руки? Она прикрыла глаза, подставляя лицо ночному ветру, вдохнула в себя эту частицу ночи и…

– Долго раскачиваешься.

– Чего? – она опешила, крепче сжав руками поручень.

– Я говорю, долго раскачиваешься, если уж решила прыгать, так прыгай, – будничным тоном ответил ей человек, встречи с которым она ждала полгода. Примерно с таким же недовольным лицом водитель автобуса прикрикивает на недопассажира, рассматривающего его через открытые двери и не решающегося войти.

У Деи даже дар речи пропал от такой наглости. Прыгать резко перехотелось. А вот желание врезать кое-кому по физиономии с каждой секундой становилось все сильнее. Она развернулась, чтобы перелезть обратно, но нога слетела со скользкого мрамора, и, ударившись головой об ограду, Дея полетела вниз, пытаясь зацепиться за ускользавшие перила. Мужчина схватил ее за руку и втащил обратно на набережную. Нестерпимо горячие ладони жгли ее даже через рукава пальто. От удара перед глазами плавали темные пятна. Земля подозрительно танцевала под ногами.

– Пусти, – сказала Дея. Как же она его ненавидела. Заявился, придурок. Ты был нужен полчаса назад, но не сейчас.

– Самоубийц не пускают в Рай, – заметил он, продолжая больно сжимать ее плечи.

– А убийц? – спросила Дея.

– Как ты узнала? – спросил он. Что это? Испуг? Растерянность? Он на мгновение ослабил хватку, и Дея успела вырваться.

– Что узнала? Я вообще-то сидела тем вечером рядом на скамейке, – ответила девушка, отходя на безопасное расстояние. Ей показалось, или он облегченно выдохнул? Земля опять начала вертеться без предупреждения и Дея оказалась лежащей на мостовой. Она прикрыла глаза, стараясь силой воли заставить мир, кружащийся вокруг нее остановиться.

Он поднял ее на руки и куда-то понес. Дея пыталась отпихиваться, но выходило как-то уж совсем беззащитно. Она ненадолго замерла и, собрав силы, попыталась вывернуться из его рук. От неожиданности мужчина чуть ее не выронил, но, прорычав что-то сквозь зубы, сумел удержать. Он ее усадил на переднее сидение машины и с хрустом всадил дверь обратно так, что машина едва не развалилась. Дея попыталась открыть дверь, но та не поддавалась, тем временем мужчина уже сел на водительское сидение и завел машину, а после разогнал ее до дикой скорости, чтобы у Деи даже мысли не возникло попробовать выйти.

Глава IV

Они ехали по извилистой дороге. Слева ее подпирали отвесные скалы, а справа она кончалась обрывом, за которым виднелось бушующее море. Свежий морской ветер врывался в окно, играя с прядями распущенных волос. Мужчина молча следил за дорогой, упорно не обращая внимания на ее взгляды, полные неприкрытой ненависти.

– Если бы можно было испепелять взглядом, то от меня давно осталась бы лишь горстка пепла, – заметил он.

– Куда ты меня везешь? Зачем я тебе? Кто ты вообще такой?

– Ах, точно. Мы же еще официально не знакомы. Хотя братишка, наверное, успел тебе что-то рассказать. Меня зовут Люцифер, – он демонстративно протянул ей руку для пожатия, которую она резко отпихнула. На несколько секунд машина, вышедшая из-под контроля, завиляла по неровной дороге.

– Если будешь вести себя подобным образом, я отвезу тебя обратно к реке и самолично утоплю, – пообещал он.

– Придурок, – не сдавалась Дея.

– Больше предупреждать не буду.

– Бе-бе-бе, – долетело до него. Дея отвернулась к окну, передразнивая его выражение лица. Люцифер закатил глаза.

– Я хочу показать тебе одно место, – примирительным тоном сообщил он, стараясь не обращать внимания на ее лицо, – и поговорить.

– Поговорить?! Возможно, ты в своей извращенной логике можешь допустить, что я добровольно хоть на секунду задержусь рядом с тобой, но знай, что твои планы коренным образом расходятся с моими. Я не намерена оставаться в твоем обществе, – отрезала Дея.

– Прошлой ночью мое общество казалось тебе единственным спасением, – заметил он.

Дея отвернулась. Он был прав, но она не собиралась сообщать ему об этом. Полгода она искала его везде, где только можно. А теперь он заявился, посмеялся над ее болью, как ни в чем ни бывало, упихал в свою машину и везет куда-то. Как будто так и надо.

– Пошел к черту. Ты человека убил.

Люцифер засмеялся.

– Это был далеко не первый, – ответил он. – И на твоем месте я бы вел себя повежливее, потому что твою шею я даже не почувствую под своей рукой.

– Я лучше умру, чем останусь с тобой по собственной воле, – заявила Дея, с вызовом смотря на его до чёрта правильные черты лица. Она невольно отшатнулась, когда увидела его глаза. Голубые, привычно холодные они совершенно посветлели, полыхая изнутри яростным светом. Где-то в глубине души она успела пожалеть о сказанном, но было уже поздно.

Машина, проломив железную ограду, летела прямиком в море, которое высокими пенистыми волнами давно пыталось до них добраться. Тяжелый удар об воду заставил ее забыться на несколько мгновений. Когда она опомнилась, крыша машины уже ушла под воду.

– Ты ненормальный псих, – закричала она. Дея попыталась дрожащими руками открыть дверь, но та не поддавалась.

– Ничего не выйдет, вода давит снаружи, – будничным тоном сообщил он, наблюдая за ее стараниями.

– Что ты ухмыляешься? Ты нас утопишь, придурок! – она дико озиралась по сторонам, в бессмысленной попытке найти выход.

– В чем дело? Ты же сказала, что лучше умрешь, чем разделишь мое общество. Так чем ты опять не довольна? – мрачно поинтересовался он.

– Пошел к черту! – бросила она, перелезая на заднее сидение и пытаясь открыть, а потом и выбить, задние двери.

– Я думаю, что тебе стоит перестать игнорировать меня, так как я – твой единственный путь к спасению, – заметил он.

– А я думаю. Что. Пошел бы. Ты. К черту, – огрызнулась она, пытаясь выбить ногой окно.

Дальнейшему развитию событий помешала вода, хлынувшая внутрь из нескольких окон, враз треснувших из-за большого давления. В потоке бившей отовсюду воды, Дея почувствовала, как кто-то схватил ее за рубашку и рывком выпихнул из машины. Проведя в свободном плавании и полном непонимании происходящего несколько секунд, она была снова поймана его рукой. Дея начала осознавать происходящее только когда поняла, что он твердо стоит в воде по грудь и держит ее на руках. Она, зажмурившись, вжалась в его шею, не в силах разнять руки.

– Отпусти меня, – пискнула она, прекрасно понимая, что сама в него вцепилась, как в спасательный круг. Люцифер закатил глаза и разжал руки. Дея плюхнулась в воду, а он устало поплелся к берегу. Не далеко, сама дойдет.

Волны били в спину, словно выпроваживая из своих владений незваных гостей. Люцифер уже ступил на влажный прибрежный песок, когда ветер донес до него испуганный вскрик, резко заглохший в шуме волн.

Он бросился туда, где только что мелькнула ее рука. Волны вставали стеной, не желая пропускать его обратно. Соленая вода била в лицо. Ему казалось, что он барахтается на одном месте. Люцифер нырнул, но в темной мутной воде не видел собственных рук. Он выплыл обратно, в надежде, что она снова окажется на поверхности. Он не знал, сколько времени прошло. Быть может, она уже погибла. По его вине. Сердце бешено билось, он пытался собраться и не поддаваться панике.

Внезапно в нескольких метрах от него, под водой, рядом с поверхностью мелькнуло что-то белое. Он нырнул следом. Проклиная все на свете, и себя в первую очередь, он рыскал в мутной воде. Его сердце каждый раз счастливо замирало, когда что-то мягкое касалось его руки, но это были всего лишь водоросли. По ощущениям он уже приплыл на то место, где в последний раз видел ее. Он уже отчаялся найти ее. Прошло слишком много времени, даже если он найдет ее, будет поздно. Его мысли прервало скользящее прикосновение к плечу. Сердце снова радостно вздрогнуло, но он сдержал его порыв.

– Снова водоросли, – в отчаянии подумал он и протянул руку, чтобы убедится в своей правоте, но коснувшись другой холодной руки, резко притянул ее к себе, выплывая на поверхность.

Упрямая, безрассудная девчонка! Он вынес ее на берег и уложил на песок. Руки дрожали и не слушались. Он перевернул ее лицом книзу, помогая легким избавиться от воды. Она не дышала. Он несколько раз надавил на грудь, пытаясь заставить злополучное сердце снова биться. Какие же люди хрупкие. Он наклонился к ее лицу, чтобы начать делать искусственное дыхание, но она очнулась и закашлялась.

– Убери от меня… свои руки, – прошептала она, пытаясь отдышаться и отпихнуть его от себя.

Радостное выражение его лица вмиг сменилось маской холодной отчужденности.

– Пожалуйста, – сипло бросил Люцифер и ушел на противоположный конец пляжа.

Дея приподнялась на локтях, всё еще жадно глотая воздух, и пытаясь отдышаться. Они оказались зажаты между отвесной скалой и бушующим морем. Дея понятия не имела, как будет выбираться. Высокая каменная стена образовывала маленькую бухту с небольшой песчаной полоской, служившей для них в этот вечер единственным пристанищем.

Над морем опускалась ночь. Последние отблески заката холодно прощались с побережьем. Мокрая одежда неприятно прилипала к телу, не позволяя согреться. От ночного холодного ветра некуда было спрятаться. Дея присела на песок между скалой и небольшим камнем, который хоть немного, но защищал от пронизывающего ветра. Она прикрыла уставшие глаза, пытаясь забыться сном, хотя бы на несколько часов. После большого напряжения тело казалось тяжелым и неподъемным. Дея вжалась в остывший песок, обхватив себя руками, но назойливый холод не позволял явиться долгожданному отдыху, нагло врываясь даже в беспокойные сновидения. Каждую секунду она чувствовала его, и даже забывшись тревожным сном, пыталась найти, чем укрыться. Ей снился камин, но огонь не грел ее, она закуталась в одеяло, но оно было таким же холодным, как камень. Пытаясь разобраться, отчего это происходит она вновь и вновь обращалась мыслями к тому, где она находится на самом деле. Потом, несколько минут послушав унылое завывание ветра и монотонный плеск волн, она проваливалась в новый сон, в котором снова не могла найти отдохновения. Однако некоторое время спустя беспокойный сон перешел в более размеренный и счастливый. Она даже, наконец, согрелась.

Дея проснулась около середины ночи. По спине разливалось приятное тепло. Неосознанно она перевернулась на другой бок, лицом к источнику тепла и машинально подтянула на плечо укрывавшую ее ткань. На несколько минут она в неге прикрыла глаза, досматривая хороший сон, но прорвавшаяся сквозь счастливое забытие мысль заставила ее резко проснуться. Дея открыла глаза. Рядом горел костер, а на плечах ее лежала темная рубашка.

Люцифер сидел напротив и отстраненно наблюдал за игрой языков пламени. Казалось, что мыслями он был далеко и совсем не заметил ее пробуждения. Его глаза в темноте ночи казались еще глубже и задумчивее, чем обычно, а теплые искры от костра, мерцали на них множеством бликов, словно россыпи далеких звезд. Он был бледен, несмотря на багряные всполохи, отбрасываемые пламенем на его лицо. Тени, залегшие под глазами, глубокая складка между бровей и плотно сомкнутые губы выдавали смертельную усталость и нерадостные мысли.

– Не отталкивай меня, – едва слышно прошептал он, – пожалуйста.

Дея вздрогнула и удивленно посмотрела на него. Если бы с ней заговорила мраморная статуя, она бы меньше удивилась. Он сейчас казался таким далеким, словно не принадлежал этому миру. Она чувствовала, что он роется в глубине себя, в своей душе. Он как будто что-то потерял и теперь не может найти. Он выглядел растерянным. От чего-то она почувствовала себя перед ним виноватой, словно сделала что-то такое, что глубоко ранило его. Дея подошла к нему и аккуратно обняла со спины.

Люцифер едва заметно вздрогнул и замер, но не отшатнулся. Его спина и грудь были холодными. Дее стало стыдно после всего сделанного, что она греется в его рубашке, а сам он мерзнет. Она сделала попытку снять ее со своих плеч, но он зажал ее руки в своих, прижимая к груди, не позволяя разомкнуть объятья.

– Не надо, оставь, – хрипло попросил он. Дея удивленно посмотрела на его лицо. Он тихо улыбался. Она невольно залюбовалась красивым изгибом губ. Она раньше не замечала, что он настолько красив. Раньше его красота была какой-то холодной, равнодушной, она не вызывала душевной привязанности, теперь же Дея увидела впервые ее живое проявление. Он сейчас кажется счастливым. Но от чего?

Дея прикрыла глаза и уперлась лбом в его спину, ощущая, как под ладонью часто бьется его сердце. Шум волн больше не внушал тревоги. Впервые за долгое время ее не терзали тяжелые мысли. Она сильнее прижалась к нему и совершенно ни о чем не думая, прислушивалась к тихому шелесту волн и потрескиванию костра. В расслабленное сознание начали проникать неясные образы. Вскоре они сложились в яркую реалистичную картинку. Это был сон, но как будто бы чужой, словно ей позволили лишь присутствовать при нем.

1.

Яркий свет заливал белый зал, окруженный полукруглой колоннадой. Невозможно было понять, откуда исходил этот слепящий свет, казалось, его излучало всё вокруг. Маленький мальчик сидел на белом песке и, набирая в ручонку небольшие горсти, наблюдал, как мелкие камушки медленно сочатся сквозь пальцы. Несмотря на небольшой возраст, льдисто-голубые глаза его были серьезны. Он задумчиво рассматривал этот мир, подмечая каждую деталь.

На распахнутой под белой рубашкой груди мерно покачивался кристалл, излучавший, как и глаза мальчика, холодное синее сияние. Светлые волосы ребенка своим цветом напоминали заснеженное пшеничное поле. Вскочив на ноги, малыш выбежал из зала, распахнув на бегу белые, как и все кругом, крылья.

2.

Большой продолговатый зал, некое подобие библиотеки. Мальчишки с блестящими глазами слушают спокойно летающего взад и вперед темноволосого ангела. Мелкие морщинки легко тронули его еще молодое лицо. Его глаза привыкли улыбаться, однако в светло-серой радужке запечатлелось не только счастье, но и грустная мудрость, тихий отпечаток которой могла оставить лишь долгая жизнь.

Только один мальчик, выделявшийся среди сверстников тихим серебряным сиянием волос, забыв о старшем ангеле, вселявшем каждому чувство благоговения, скучающим взором рассматривал лежащие перед ним свитки. Что-то привлекло его внимание, и он, забыв об окружающих, внимательно рассматривал выпавший из стопки свитков листок. Это был небольшой набросок, который явно выделялся среди прочего учебного материала своим свежим видом, и, по-видимому, попал в него совершенно случайно.

На первый взгляд на рисунке был изображен ангел, но почему-то ему забыли дорисовать крылья. Мальчик заметил, что и черты лица этого существа не обладали той неисправимой правильностью, присущей всем приближенным Бога. Интерес пропал, и, скомкав листок, мальчик откинул его в гору лежащих рядом свитков и наконец-таки удостоил учителя взглядом своих голубых глаз.

3.

Семь старших ангелов явились по первому зову Создателя и в жесте немого благоговения склонили свои головы. Ни один из них не решался поднять глаз. Источник Света, начало и конец сущего, Он был центром Вселенной, ее душой и содержанием. Тонкие, полупрозрачные стены Великого Храма с белоснежными прожилками, напоминавшими крылья бабочки, едва сдерживали исходящий от Него свет. Каждая грань издавала тихое радужное сияние, игравшее цветными бликами на прекрасных лицах архангелов. Здание каждой своей чертой стремилось ввысь и, казалось, вот-вот оторвется от земли и вспорхнет в небо.

– Сыны мои, – мягкий голос звучал внутри каждого ангела, сердце радостно трепетало, ощущая ни с чем несравнимое всеохватное счастье. – Я призвал вас для того, чтобы представить вам ваших братьев. Преклоните колени в знак готовности служить и оберегать этих существ, пока они не освоятся с новым миром, ведь им предстоит научиться жить в ладу и согласии с ним.

Обернувшись, ангелы увидели существ, похожих на себя, но вместе с тем и очень отличающихся. Лишенные изящества, они двигались шумно и неуклюже, по сравнению с невесомыми ангелами. В глазах их буйно метался огонь жизни и ради него они могли пойти на многое. Не было того тихого и гордого спокойствия, которое хранила каждая черта лица ангела. Сердце их легко поддавалось малейшему влиянию чувств и способно было утянуть их в самую глубокую бездну. Противоречивость и непостоянство были их сущностью. Восхищенная улыбка сползла с семи идеальных лиц, но, несмотря ни на что, четыре ангела опустились на колени перед еще неизвестными существами.

Одному из архангелов не давала покоя мысль, что нечто подобное он уже видел. Из недр памяти медленно всплывали неясные образы: запах старого пергамента, ровные ряды идеально выведенных букв, речи наставника и… выпавший листок! Точно. Вот где он их уже видел – на том рисунке, который посчитал чей-то неумелой работой. Невозможно. Нет.

Он чувствовал исходившую от них угрозу. По спине пробежал неприятный холодок плохого предчувствия. Ангел посмотрел на остальных, неужели они не видят того же? Два архангела все еще растерянно смотрели на новое творение.

– Отец одарит их своей любовью, равно как и нас, он будет всегда открыт для их сердца. Но Тьма давно ищет любую самую узкую лазейку, чтобы подавить несносное сияние Света. Нельзя допустить, чтобы из-за слабости этих несчастных созданий пострадало все сущее. Ходят легенды, что в прошлый раз мир был разрушен до основания и сам Он едва не погиб. Эти существа слабы и немощны, их чувства уже раздирают их изнутри! Да они не то что с миром, в ладу друг с другом жить не смогут!

Из задумчивости ангела вывел все тот же мягкий, но незнакомо холодный голос.

– Неужели ты, Люцифер, сын Зари, посмеешь меня ослушаться? Неужели ты думаешь, что знаешь будущее лучше меня? Склони голову, сын мой и я прощу твои неосторожные мысли.

Люцифер медлил. Он заметил, что на коленях стоят уже шесть архангелов. Гордый ангел взглянул на людей, не скрывая презрения. До этого момента он склонял свою голову только перед всемогущим Отцом. Почему он – Сын Зари, Хранитель Света, первый среди ангелов – должен кланяться этим существам, которые неизмеримо ниже его? Как мог Он такое допустить? Люцифер пытался найти подтверждение того, что перед ним столь же достойные существа, как и он сам, но не мог.

Люди стояли с блаженной улыбкой – не иначе, слышали обращенные к ним речи Создателя. Все взгляды обратились на Люцифера. Ему показалось, или они с легким оттенком превосходства ожидали как само собой разумеющееся, что он также преклонит колени и будет им служить? Откуда в них эта уверенность, что они хозяева всему?

Люцифер понял, что молчание затянулось. Так дальше продолжаться не может, надо что-то сделать. Он попытался собрать ворох мыслей в единую нить. Надо как-то объяснить Отцу, что это ошибка. К горлу неприятно подступила горечь, он почувствовал неизъяснимую боль потери, как будто он уже ничего не в силах изменить. Тряхнув головой, он попытался отогнать наваждение.

Почему вдруг они поставлены на один уровень с главными ангелами, наиболее близкими Богу существами? Почему Он хочет одарить своей любовью кого-то, кроме ангелов, которые всеми силами ему служат? За что? И главное, кого? Этих слабых, похотливых существ, которые сразу вызывают сильное презрение и неприязнь. Да неужели это не шутка?

– Отец мой, услышь меня! Ты ошибся в этих существах! Я чувствую их слабость. Они слабы и ненадежны, Отец! Ты ведь знаешь, что Зло использует малейшую щель, чтобы добраться до Тебя, чтобы разрушить наш мир! Посмотри на них, они не способны противостоять ему. Я клянусь, что докажу Тебе это. Если понадобится, я ослушаюсь Тебя, но, не допущу, чтобы они причинили Тебе вред. Они не достойны ни Твоей любви, ни нашей службы, – проговорил он.

– Как посмел ты, Люцифер, пойти против моей воли? Или ты решил, что мудрее меня и способен занять мое место?

– Почему он гневается на меня? – недоумевал Люцифер. – Еще и отчитывает как мальчишку перед архангелами! Я Хранитель Света, а не слуга.

– Может и способен, – с вызовом ответил Люцифер. Голубые глаза полыхали огнем гнева и обиды. – Раз я вижу то, чего не видишь ты.

Вмиг от великолепия резных стен дворца остались руины. Гнев Создателя был готов обрушиться на голову гордого ангела. Страх мелькнул в глазах Люцифера, но тут же был отринут как недостойное чувство. Он стоял прямо, стойко борясь с разрушительной волной, а сердце внутри в ужасе билось о стенки грудной клетки.

На миг Люцифер отважился поднять на Него глаза, за что сразу поплатился, рухнув на колени, зажимая дрожащими руками лицо. За этот миг он успел взглянуть лишь в такие же, как у него самого, глаза цвета чистого и холодного льда. Он не увидел в них гнева, только боль.

– Ты знаешь, что клятвы, произнесенные передо мной, необходимо исполнять, Люцифер, – все еще грозный голос внезапно потускнел, – но ты не сможешь вернуться домой, пока не получишь прощения от всех, кого заставил страдать. До тех же пор скитайся во мраке.

4.

– Михаил! – позвал грозный голос. Высокий широкоплечий ангел склонил голову в знак того, что слушает. Медленно кивнув прозвучавшему в голове приказу, он двинулся в сторону осевшего на пол Люцифера.

– Вставай, предатель, и отвечай за свои слова, – пророкотал Михаил.

Люцифер не знал, откуда у него нашлись силы встать, на миг ему показалась, что чья-то невидимая рука поддержала его. Продлись это еще секунду, и он вновь бы бессильно повалился на пол. Пелена плотно застилала глаза, он на слух повернул лицо в сторону чужого голоса, гремевшего тяжелым эхом в голове. Предатель? Михаил занес над ним широкий меч.

Лишь почуяв спиной легкий порыв ветра, встревоженного легендарным клинком, Люцифер инстинктивно сжался, но не двинулся с места. Откуда-то словно издали раздался ужасающий крик, который с каждой секундой становился все невыносимее. Казалось, в нем слилась вся боль души и тела, которую только может почувствовать живое существо. Люцифер был готов отдать что угодно, лишь бы не слышать его. Только когда тело коснулось холодного мрамора пола, он понял: это был его собственный крик.

И тогда он почувствовал. Каждым миллиметром тела почувствовал такую боль, что, казалось, душу разорвали на две части. Он закричал, но из груди вырывался лишь хрип. Поблекшие зрачки полностью закрыли собой радужку. Он не смог сделать ни единого вздоха. Сознание покинуло его.

5.

– Он точно жив? У него лицо совсем посерело.

– Жив. Но я не знаю, что лучше: это или смерть.