Читать книгу: «Жизни Анны. Мистический роман», страница 2

Глава 3. Чтец

Дни немецкой культуры проходили в новом творческом лофт-пространстве «Красный треугольник» на Обводном канале. В главном зале, где когда-то был большой цех по изготовлению обуви, камерный оркестр исполнял арии Баха, в коридорах висели фотографии немецких городов, а в книжной лавке шли презентации современных писателей.

Прогуливаясь по залам в надежде найти что-то стоящее ее внимания или встретить знакомых из универа, Анна оказалась на просмотре оскароносного фильма «Чтец» с Кейт Уинслет в главной роли. Одноименную книгу Бернхарда Шлинка она прочитала в шестнадцать лет, а фильм не произвел впечатления. Осмотрев импровизированный кинозал, Анна узнала доктора Франка Шольца на первом ряду и решила остаться ради дискуссии.

Дискуссия на тему вины немцев в преступлениях национал-социализма началась сразу, как пошли финальные титры. После войны прошло так много времени, но вопросы звучали актуально, по крайней мере, для немецкого народа: «как это случилось?», «знали ли простые люди о преступлениях?», «почему молчали?». Модерировал дискуссию доктор Шольц.

– Это виновато массовое безумие из-за пропаганды, когда обещали власть над всем миром и победу одного народа и одной культуры над другими. Никто не мог верить и предполагать о газовых камерах, концентрационных лагерях. Люди в Германии не знали об ужасах войны и страданиях людей на востоке, – Франк Шольц эмоционально, с ошибками в русской речи пытался объяснить в некогда блокадном Ленинграде, что обычные жители немецкой глубинки не знали о преступлениях нацистов и поэтому невиновны.

Когда уже почти все в зале с этим согласились, Анна решила встать и громко заявить, о чем долго думала еще после прочтения книги:

– Простите, но у меня иное мнение. Уверена, они все знали и все понимали. Просто это казалось обычным делом. Уничтожение евреев ими воспринималось как само собой разумеющееся, поскольку одобрялось руководством Германии. Когда власть узаконивает преступление, оно не ощущается как преступление. Уничтожение евреев, целых народов становится задачей, проектом.

Тишину в зале нарушил доктор Шольц. Он не стал спорить и опять возвращаться к своим увещеваниям о временном помешательстве немцев, а лишь поблагодарил Анну за комментарий и быстро резюмировал итоги дискуссии, сказал пару банальных фраз о необходимости мира во всем мире, следовании общемировым принципам гуманизма. Когда все стали расходиться, Шольц поспешил за Анной.

– Послушайте… Извините, я, кажется, вас помню, вы были у меня на лекции.

– Да, это я, вы меня пригласили сюда.

– Конечно, конечно. Вы очень хорошо говорили сейчас. Вы знаете… а можете сейчас ходить со мной ужинать?

Предложение доктора Шольца вызвало у Анны улыбку то ли из-за акцента, то ли из-за растерянной манеры поправлять сползающие с переносицы очки.

– Хорошо, пойдемте.

Анна впервые за время учебы, жизни в Питере согласилась пойти на ужин с мужчиной. Решение, на удивление, далось так легко, словно это привычная встреча двух давно знакомых людей. Анне и в голову не могла прийти мысль, что она на свидании: исключительно ужин с современным ученым, лектором, с которым интересно поговорить на общие культурологические темы, не более того.

Ужин перешел в свидание так же неожиданно, как и случился.

– Вы родились здесь?

– Нет, я в Петербурге всего второй год, сама родом из Великого Новгорода.

– О, как интересно. Я давно хотел посетить Великий Новгород.

– Это стоит того. У города богатая история. Вы знаете, что в средние века Новгород был одним из самых свободных и демократических городов Европы?

– Да, я читал об этом. Новгород-с-кое вече, кажется. Нужно туда пойти.

– Пойти?

– То есть ехать… ох, мой русский. Я всегда путаю ваши глаголы, – с досадой сказал Франк Шольц.

По выражению его лица было видно – дело безнадежно.

– Правильно будет «поехать», вернее даже «съездить». Можно сказать: «нужно туда поехать», но лучше: «нужно туда съездить», – Анна объяснила, как настоящий педагог.

– О, как же это сложно! «Ехать», «поехать» и «съездить», в чем разница, я не понимаю ничего совершенно?!

– Тут все просто. Разницы никакой нет, это один глагол «ехать» в разных формах. Например, в поезде, в машине можно ехать, «ехать по дороге в Москву», а вот «поехать» означает направленное движение, например, «я поеду домой». Так понятнее стало?

– Точно, я чувствую разницу. Спасибо вам.

– Да не за что…

– А что значить «съездить»? Чем отличается от «поехать». Как будет правильно: «поехать в Новгород» или «съездить в Новгород»? – Франк решил разобраться основательно.

Победа в городской олимпиаде по русскому среди школьников 11 класса и, как она думала, отличное знание родного языка не позволяли Анне быстро найти нужный ответ на столь простой вопрос.

– Разница незначительна. Все дело в совершенном и несовершенном виде. Можно говорить и так, и так, но «съездить» означает неминуемое завершенное действие, подразумевает, что будет скорое возвращение. Понимаете?

– Да, кажется, понял. А давайте чаще встречаться? Я буду вам помогать с немецким и в исследовании готского, а вы мне объяснять особенности русского языка? Хорошо?

Вот так незаметно, по причине гуманитарных соображений оказания помощи иностранному ученому, началась история отношений Анны Соколовой и Франка Шольца.

Через три дня они перешли на «ты», когда встретились на лестнице общежития. Анна поднималась на свой третий этаж, а доктор Шольц спускался с четвертого. Университет предоставил ему комнату на верхнем этаже, где обычно жили молодые преподаватели или приглашенные лекторы. Соседство по общежитию позволило чаще встречаться. Анна купила два учебных пособия по изучению русского как иностранного, чтобы правильно объяснять Франку особенности наших глаголов, Франк, в свою очередь, подарил Анне книгу по истории немецкого, написанную в соавторстве с профессором Грассом.

 
                                       * * *
 

Маша первая заметила перемены в Анне. На смену серым однотонным бадлонам² с высоким воротником до подбородка пришли яркие блузки, обнажающие шею и локти. Глаза подчеркнул темный обводной карандаш, а губы впервые после школьного выпускного стали вновь цвета алой помады.

– У вас уже все было? – Маша в своей непринужденной манере закинула вопрос в сторону Анны, собирающейся на встречу с Франком в кафе.

– Что ты говоришь такое? Мы с доктором Шольцом друзья!

– На встречу с друзьями не собираются полчаса. Ну, расскажи, как он тебе?

Назойливость Маши была на пределе терпения Анны.

– Мне с ним очень нравится бывать.

– Да ты уже и говорить стала как он. Жесть.

– Мне пора. Не люблю опаздывать.

– Беги, беги. Только не забудь в аптеку по пути зайти!

Маша рассмеялась то ли от своих слов, то ли от грозного взгляда Анны в дверях комнаты.

Обычно середина октября в Санкт-Петербурге – это серая тоскливая осень, но в этот субботний день небесная канцелярия решила сделать подарок. Солнце вывело на улицы всех горожан: молодые люди катались на скейтах или велосипедах, парочки, держась за руки, неспешно прогуливались по паркам, туристические группы кружили вокруг достопримечательностей, подобно рою пчел у цветка.

В переполненном кафе было невыносимо шумно, и Анна с Франком решили прогуляться по улицам города. Проходя Дворцовый мост, Франк предложил подняться на купол Исаакиевского собора, чтобы оттуда рассмотреть весь город. Анна вспомнила, как в прошлый раз это для нее едва не закончилось трагедией, но мечта подняться на купол взяла верх, и, полагаясь на Франка, она пошла за ним.

На этот раз подъем прошел успешно. Головокружение началось уже наверху, и чтобы обрести большую опору, Анна схватилась за руку Франка и тут же испугалась своей дерзости. Франк не растерялся, проявил инициативу: обнял Анну вначале за плечи, а потом обхватил большой рукой за талию, словно защищая и оберегая ее от окружающего мира.

Прогулка вдоль канала Грибоедова и по прилегающим улочкам длилась до вечера. Уже немного устав, они вышли к острову Новая Голландия в Адмиралтейском районе, где забрели в первое попавшееся кафе в необычном круглом здании, носящем название «Бутылка». В девятнадцатом веке оно служило местом заключения провинившихся моряков, а в наши дни стало модной культурной площадкой, где размещаются творческие студии, магазины дизайнеров, а на первом этаже – уютные ресторанчики и бары. Именно в одном из таких мест за бокалом яблочного сидра Анна услышала от Франка слова, что раньше ей никто не говорил:

– Аня, ты очень красивая и настоящая… Ты нравишься мне.

– Я? Правда? – Анна покраснела.

– Да, точно так, – речь Франка была по-немецки точна.

– Спасибо… Ты тоже мне очень нравишься, Франк.

«Кажется, я влюбилась, – подумала про себя Анна и засмущалась от своих чувств. – Вот бы уверенности и смелости, как у Маши».

Дальнейший ход мыслей нарушил поцелуй Франка, перевернувший все с ног на голову. Уже не нужно было спешить в общагу готовиться к завтрашнему семинару. Уже не нужно бояться быть естественной, собой.

Глава 4. Вознесенский проспект

Отношения развивались стремительно, и уже через две недели Анна собирала вещи для переезда к Франку в съемную квартиру на Вознесенском проспекте. СПбГУ и DAAD пришли к соглашению, и доктор Шольц оставался на год в университете читать лекции по готскому, а также по истории немецкого. Жить в общежитии целый год Франк не хотел, поэтому решил переехать.

Анна не думала переезжать, но Франк настоял на совместном проживании, к тому же Анне это ничего не стоило, все затраты на оплату квартиры взяло на себя DAAD. Мама особенно радовалась новостям от дочери.

– Аня, а он не женат?

– Нет, мама, не женат.

– Не сильно старый?

– Ему тридцать один. Почти двенадцать лет разница, но меня это не смущает.

– Не страшно, соседи побухтят, правда.

– Какие соседи, при чем тут они?

– Ну, Аня, все уже спрашивают, когда ты замуж выйдешь.

– Мама, я не собираюсь за Франка замуж!

– А вот нужно. Жизнь в Германии куда лучше, чем у нас. Кузнецовы уехали все в Берлин и счастливо живут, дети работают, создают семьи. Потом и нас с папой заберешь к себе.

В семье Соколовых за прагматизм, определенно, отвечала Наталья Ивановна.

– Мама, ты, как обычно, думаешь за всех. Ладно, давай, мне пора…

Анна не услышала, как Франк вошел в комнату и незаметно подошел к ней со спины.

– Как мама?

Подпрыгнув от испуга из-за неожиданно раздававшегося голоса Франка, Анна вскрикнула и уронила телефон.

– Это ты… ты меня напугал…

– Моя мышка, я не хотел. Это просто так получилось.

В тот момент Анна испытала нечто большее, чем девичий испуг. Это был страх, исходящий из глубин бессознательного. На мгновение ощущение времени и происходящего покинуло ее, Анна стояла напротив высокого мужчины и смотрела в его голубые глаза, словно в них появился зашифрованный текст, правда, пока еще непонятный ей самой.

– C тобой все хорошо?

Громкий по своей природе голос Франка не сразу вернул девушку в настоящее.

– Да, прости… Не делай так больше, пожалуйста!

– Моя маленькая мышка, – Франк обнял Анну и поглотил девушку своими длинными руками.

– Мама просит, чтобы мы приехали. Хочет познакомиться с тобой.

– Это очень хорошо. Я буду рад знакомству с твоими родителями. А ты мне покажешь Великий Новгород?

– Конечно, и мама тоже будет рада, она работает в новгородском музее и может провести большую экскурсию.

– Замечательно! Тогда нужно запланировать поездку. Я думаю, что в феврале можно поехать или в начале марта, да, лучше так, как раз на праздник.

У немцев есть уникальная особенность – они всегда все планируют и составляют список дел на месяцы вперед. Франк держал специальную тетрадь с глянцевой обложкой в мелкую клетку, куда ежедневно записывал расходы и предстоящие траты. После магазина, ресторана или уличного кафе по приходе домой Франк фиксировал в ней все совершенные покупки. Там же отмечались траты на подарки, интернет, сотовую связь, одежду и на все остальное вплоть до покупки презервативов.

Еще до знакомства с Анной Франк планировал полететь на Рождество домой к родным в Мюнхен. Теперь он решил пригласить Анну с собой, торжественно объявив, что оплатит ей билеты и все сопутствующие расходы, в том числе визу. Естественно, все суммы нашли свои строчки в тетради. Нельзя было назвать Франка экономным или скупым человеком, но его педантичность в финансовых вопросах казалась Анне чрезмерной и старомодной. Что ему мешает подключить онлайн-банк и совершать мониторинг движения денежных средств через личный кабинет по телефону, без ведения тетради, спрашивала она себя.

Но Анна ни в этом случае, ни в других никогда не вмешивалась в особый мир и быт любимого человека. Она спокойно воспринимала, когда Франк закрывался в комнате и работал сутки в одиночестве, изредка показываясь на кухне, чтобы добавить в стакан воды немного апельсинового или, как он выражался, «апельсинского» сока. Анна в это время обычно сидела одиноко за кухонным столом, читая очередную книжку по учебе, или общалась с Машей по Вотсапу.

 
                                       * * *
 

Так и прошел месяц совместной жизни. Каждый день стал походить на шаблонный сценарий: объятия после пробуждения, совместный завтрак с поцелуями, теплые слова с пожеланиями хорошего дня, ужин в ресторане или дома, кровать, секс.

Первая интимная близость между ними случилась еще до переезда, в комнате Франка, когда беседа о глаголах русского языка затянулась до полуночи. Анна, словно околдованная, повиновалась Франку, ничего не чувствуя. И только на следующее утро осознала произошедшее, как случившийся факт, без каких-либо положительных или отрицательных эмоций. Франк, скорее неосознанно, чем умышленно, подавил ее волю, будучи опытным в вопросах обольщения, подчинил не только чувства девушки, но и ее физическое состояние, что в итоге у Анны не осталось ничего, что можно запомнить о первой ночи.

Они заключили между собой договор, что в России будут общаться по-русски, тогда как в Германии – по-немецки. В кафе люди за соседними столиками всегда с удовольствием слушали эмоциональные разговоры двух филологов о спряжении русских глаголов или об особенностях немецкого словообразования.

Напротив дома на Вознесенском проспекте работала типичная питерская пирожковая, где можно было всегда отведать вкусный и свежий рыбный пирог, а на десерт – черный чай с творожной ватрушкой.

Официантка через месяц могла уже немного изъясняться на немецком, поскольку не слышать громкий, объясняющий Анне сложности языка голос Франка было невозможно.

– Der nahrungsmittelzusatzstoff, der nahrungsmittelzusatzstoff, – Франк дважды повторил слово, но Анна не могла произнести его, не сбившись.

– Господи, это просто космос, я не смогу выучить немецкий никогда, – Анна решила произнести по частям чудо-слово, что переводится как «пищевая добавка», – nahrungs-mittel-zusatzstoff.

– Вот, уже лучше. Но есть еще более длинное слово, 33 буквы.

– Ох, нет, я буду капут.

– Я его очень хорошо знаю, – Франк сделал вдох и на выдохе пропел, – bundesausbildungsförderungsgesetz.

– Что это? Я понимаю частями bundes… förderungs…

– Федеральный закон по поддержанию профессионального образования, – с трудом, но с большим старанием Франк произнес это по-русски.

– Удивительно!

– Именно благодаря этому закону я сейчас здесь работаю в России, понимаешь.

– Без запинки не произнесешь.

– Немецкий язык очень музыкален, представляй, что не говоришь, а поешь, и тогда станет легче быстро произносить сложные слова, – Франк и здесь был прекрасным преподавателем.

– Добрались до Ленинграда, фашисты, – голос пожилой женщины за соседним столиком прервал милую беседу.

Улыбка ушла с лиц молодых людей в одно мгновение. Анна уже собралась что-то возразить старушке, но Франк остановил ее, положив свою огромную ладонь поверх хрупкой кисти девушки.

– Анна, не нужно. Давай пойдем, пожалуйста.

Пожилая женщина в старом бордовом пальто радовалась, что прогнала «фашистов», и, не постеснявшись, взяла с их столика полный заварник чая себе на стол. «Не пропадать ведь добру», – прозвучало в пустом зале тесной пирожковой, куда Франк и Анна больше не заходили.

Почему-то Анна чувствовала вину из-за случившегося в кафе, словно это произошло из-за нее: незнакомая женщина пришла, сказала не очень приятные слова и расстроила Франка. «Может, не стоило приходить в эту пирожковую, где так дешево и куда приходят всякие?», «Может надо было идти в булочную на соседней улице?» – бродячие мысли выносили ей мозг.

Все, что расстраивало Франка, будь это косые взгляды незнакомых людей в кафе или скисшее молоко из магазина, задевало Анну и вызывало у нее сожаление. Она хотела избавиться от неприятных людей в общественных местах, что пялились на них, обратиться в администрацию, чтобы чистили тротуары шампунем, как в Германии.

Постепенно у Анны выработался комплекс неполноценности и чувство вины за свою страну, не соответствующую ожиданиям Франка и его представлениям о комфорте и качестве жизни. По-иному и быть не могло, когда каждый день слышишь: «а в Германии это так» или «в Германии сделали бы лучше» – самым убийственным стал риторический вопрос: «Почему у вас не могут сделать правильно?!».

Анна старалась поступать и делать все правильно. Написала длинную жалобу в Роспотребнадзор на придомовой магазин за продажу скисшего молока и просроченный сыр, который однажды купил Франк, чем испортил им двоим вечернее настроение. Позвонила в полицию, чтобы приехали за бомжом, который шатался около подъезда.

Незаметно Франк стал для Анны всем, заполнив собой окружающий мир. Более ни для кого не осталось места: ни для родителей, ни для друзей, ни для однокурсников или кого-то еще. Франк не просто стал любовником, другом, преподавателем, он стал объектом постижения. «Мне до него расти и расти», – призналась Анна как-то Маше, за что получила от нее в ответ иронические шуточки.

Больше Анна никогда и ни с кем не говорила о жизни с Франком.

Глава 5. Кирилл

В середине декабря, когда первый снег уже растаял, а второй выпал в виде дождя, петербуржцы, выходя из дома, берут с собой зонт и губку для обуви. Без этих двух вещей самый успешный день может напрочь испортиться.

В пятницу 13 декабря Кирилл отмечал свой день рождения, устроив в общаге нечто вроде творческой посиделки. В программе значились песни под гитару, алкогольный глинтвейн с добавлением рома и приятные беседы. Отличный вечер для пятницы тринадцатого в слякотном Питере.

Поскольку Франк готовился к субботней лекции и не мог уделить ей вечер, Анна решила принять приглашение. Не сидеть ведь одной дома.

Первым делом Анна навестила Машу и сразу была огорошена новостью об отношениях подруги с Кириллом.

– Почему ты мне раньше не рассказала?

– Ну, испытательный месяц прошел – можно всем говорить.

– Всем? Я, вообще-то, твоя близкая подруга.

– А почему ты так распереживалась? У тебя Франк есть.

– Маша, ты о чем?

– Я о том, что раньше Кирилл за тобой бегал, а сейчас за мной, понятно?

– Да пожалуйста, я ведь только рада. Для меня Кирилл всегда был другом, ты же знаешь!

– Вот и клево. Ну что, побежали? Уже пора…

Анна, недоумевая, последовала за Машей в комнату Кирилла. Впервые между подругами пробежала неприятная эмоция, подобно электрическому заряду, запустив постепенный процесс отторжения друг от друга. Но об этом обе еще не догадывались.

 
                                       * * *
 

Когда Кирилл исполнил четыре песни о любви, смысле жизни и потерянном рае и все сказали свои тосты, Кирилл завел разговор на тему, глубоко ему интересную, но о которой он предпочитал не рассуждать вслух с людьми, далекими от этого вопроса.

– Слушайте, я тут на днях решил прогуляться до Финского залива вдоль Университетской набережной и по пути зашел в музей семьи Рерихов. В Новосибирске – большой дом-музей Рерихов, и я там часто бывал, поэтому не мог не зайти здесь. К тому же как раз начиналась лекция одного доктора про околосмертный опыт и прошлые воплощения.

– Ну ты даешь, и не рассказывал! Тебя там еще в секту не записали? – Машин сарказм пришелся Кириллу не по душе, и он, отстранившись от нее, продолжил:

– Учение Рерихов – это универсальная философия, там сектой близко не пахнет.

– И что было в этой лекции интересного? – поинтересовалась Анна.

– Доктор рассказывал о своей терапевтической технике. Он много лет наблюдает пациентов, которые приходят к нему на консультации по различным психологическим и физическим болезням. Для выявления причины той или иной проблемы он применяет гипноз. С опытом доктор обнаружил, что можно погрузить человека, своего пациента, в прошлую жизнь – и там найти корень настоящих бед. Я был просто ошеломлен. Представляете, есть такой гипноз, позволяющий узнать свои прошлые жизни!

– Жесть просто! – протянули двое товарищей Кирилла в один голос.

– Серьезно, что ли? – Маша тоже заинтересовалась.

Одна Анна молча сидела, слушая, как Кирилл делится впечатлениями, словно это большая прелюдия к его очередной песне про смысл жизни.

– В зале присутствовала женщина, что, кажется, была у него много раз, он про нее едва ли не целую книгу написал. Так вот, при помощи сеансов они исследовали более десяти ее прошлых воплощений на Земле.

– И кем она была? Крысой небось все жизни?! – Маше удалось рассмешить всех, включая Анну и Кирилла.

– К счастью, или к сожалению, но нет, она всегда воплощалась человеком: когда мужчиной, когда женщиной. Ее самое раннее воплощение проходило в древней Индии. Кстати! Она работает у нас в институте, я ее видел несколько раз в коридорах.

– Все вы, гуманитарии, немного с приветом, – ехидно подметил товарищ Кирилла с инженерного факультета.

– Интересно, а кем были мы в прошлой жизни? – вопрос Маши оживил собравшихся еще больше.

– Это невозможно угадать, – ответил Кирилл.

– Так ты же сказал, что есть методика, техника или как там… гипноз.

– Регрессивный гипноз. Подождите, я взял парочку брошюр и визитку доктора.

Кирилл достал из рюкзака цветные проспекты, показывая друзьям.

– Ань, а давай сходим? Узнаем, кем мы с тобой были, – Маша уже не шутила.

– Я в это не верю. Думаю, что если и есть прошлые жизни, перевоплощения и все такое, то это невозможно узнать, – рационализм Анна явно переняла у Франка.

– Вот и узнаем. Пойдем, пойдем…

Анна знала, что если Маша вбила себе что-то в голову, то это надолго, и не стала сопротивляться: «себе дороже ведь будет».

Кирилл предостерег девушек от легкомысленного подхода к таким вещам, ссылаясь на разные истории доктора-гипнотерапевта, но Маша уже не слушала Кирилла. Анне же было все равно.

Когда вечеринка закончилась, Кирилл по-дружески обнял Анну и тихо сказал на ухо:

– Не ходи, не стоит.

Анна не сразу поняла, к чему относились его слова. Ей нужно давно было быть дома: шел второй час ночи, Франк уже дважды звонил и спрашивал, когда она вернется.

 
                                       * * *
 

На следующее утро Анна проснулась раньше Франка из-за сильной головной боли. Снился кошмар: некто в черном душил ее за горло, а потом едва живую тащил по темному коридору. Поскольку сон был туманным и спутанным, ничего разобрать и понять не получалось, однако удушение ощущалось реально. Но что действительно казалось странным и даже пугающим – подобный сон мучал ее в детстве. Среди многих кошмаров маленькой Анне снился и этот: взрослый мужчина в черном держал ее так крепко за горло, что кричать не представлялось возможным.

Анна, машинально потирая под подбородком, словно облегчая дыхание после удушья, встала и пошла на кухню, выпила стакан воды, затем второй. Головная боль усиливалась с каждой минутой. Левый висок бил пульсирующими ударами, спазм отдавал глубоко в голову. «Две таблетки цитрамона должны помочь… это все бредовый сон», – подумала она.

– Ты здесь.

– А-а-а-а-а! – Анна уронила стакан с водой.

Голос Франка напугал Анну еще сильнее ночного кошмара. Схватившись за сердце, она смотрела на полусонного Франка со страхом и злостью одновременно и ничего не могла сказать.

– Ох, прости, я не хотел пугать тебя.

– Вот черт, – Анна попятилась назад от осколков стекла на полу. – Не ходи, я сейчас замету.

– Ты уже давно встала?

– Недавно.

– Уже нужно завтракать.

– Да, можно, – сухо ответила Анна, убирая в совок стекло.

– У-у-у, ты чувствуешь опять этот запах на кухне? – Франк подошел к плите.

– Это газ, похоже, где-то неисправность.

– Уже неделю этот запах есть по утрам. Это не есть хорошо. Почему у вас в России так плохо следят за коммуникациями?! У нас в Германии есть специальные службы, что проверяют трубы газа постоянно. Почему у вас не так?

– Франк, не волнуйся так, пожалуйста, я позвоню в управляющую компанию, вызову мастера сегодня. Не переживай.

Анна снова взяла на себя привычную функцию исправлять весь окружающий мир, лишь бы Франку было комфортно, как дома, в родной Германии.

– Уже через две недели буду дома на Рождество. Ох, скорее бы. Нужно нам будет поехать в Нойшванштайн, тебе там понравится. И еще наш баварский сыр. Мама делает очень вкусно, тебе тоже понравится.

С приближением Рождества и даты вылета Франк сильнее скучал по родине и все больше говорил о красотах Баварии, традициях своей семьи, любимой крестной и всех соседях родителей, где каждый славился своими причудами и занятиями.

Анне не терпелось побывать у всех в гостях. Для этого случая весь субботний день она посвятила покупкам весьма милых новогодних безделушек в русском традиционном стиле на рождественской ярмарке в уже привычной для покупок и отдыха Новой Голландии. Родителям Франка Анна взяла набор елочных игрушек с видами Питера, соседям – елочные матрешки и сахарные пряники, а родственникам и друзьям Франка – вязаных снеговиков ручной работы. Сложнее всего было с выбором подарка Франку, ничего из представленного ему не подходило, ничто не цепляло внимание.

Увлекшись покупками, Анна не сразу услышала, как зазвонил сотовый. Это была Маша. «Зачем же звонить, можно в Вотсап писать», – подумала про себя, явно не расположенная к разговору с подругой после вчерашней вечеринки.

– Маша, я перезвоню.

– Слушай, – начала подруга, не обратив внимания на ее слова, – я позвонила доктору, и у него есть время нас принять завтра, в воскресенье.

– Какой еще доктор? – Анна продолжала изучать витрину с шерстяными свитерами.

– Ну, тот доктор по гипнозу, чтобы узнать свои прошлые жизни, забыла? Мы ведь вчера решили к нему пойти.

– Маша, я не уверена, что стоит… гипноз, вообще-то, опасная вещь.

– Да не бойся ты. Я на Ютюбе посмотрела видео и прочитала, как это выглядит, вообще безопасно. Значит так, у него есть время только завтра. Потом он улетает в отпуск на месяц. Пойдем… я прошу тебя… пошли. Я одна боюсь, вдруг меня этот доктор изнасилует под гипнозом, а я и не вспомню потом.

– О господи, ну хорошо, хорошо, пойдем. Только я не буду проходить этот гипноз, понятно?

– Ну, как хочешь, побудешь рядом со мной во время сеанса.

Анна согласилась пойти с подругой в ту секунду, когда на глаза попался тот самый свитер и шарф с елочками, снежинками и северными оленями, который она подарит Франку на Рождество.

 
                                       * * *
 

Вечером Анна тоже решила порыться в интернете, чтобы побольше узнать о методиках гипноза и прошлых жизнях. Google сразу выдал книги Майкла Ньютона и несколько весьма занимательных сайтов.

«Благо, что это не из серии про экстрасенсов и гадалок, – успокоила она себя, нарезая капусту для борща, который так обожал Франк. – Посижу, послушаю, что у Маши получится… Может, самой попробовать тоже? Вдруг я была королевой Англии или датской принцессой, которую взял в жены красивый принц… ха… размечталась… ой, черт!»

Порезанный палец, кровь на белых листах капусты. Продолжать готовку борща пришлось с пластырем на руке. Главное, чтобы получилось вкусно, иначе Франк опять начнет ругаться на грязные улицы, запыленные фасады домов и отсутствие замка на почтовом ящике в подъезде.

 
                                       * * *
 

Ночью опять снился сон. В этот раз было осеннее поле после дождя: мокрая трава по колено, грязь, лошади, много лошадей. Затем вокруг начинается битва, мечи и копья летят в разные стороны, трупы, много трупов. Кто-то бежит с мечом, потом… раз, и его нет… второй, третий… все убиты ударами меча. Рядом деревня, там женщины, дети… они плачут, что-то говорят, о чем-то просят… Сон начался с середины и так же закончился без какого-либо финала, словно отрезанный фрагмент киноленты.

Когда Анна проснулась, часы показывали восемь утра. Нужно собираться на прием к гипнотерапевту. В вагоне метро сцены из сна вернулись, прокрутились в памяти вновь. Стало наконец-то ясно, что во сне она видела саму себя в момент какой-то военной битвы.